613_EHtnichnost'._Islam._Integratsija_

В дальнейшем при неблагоприятном развитии интеграционных процессов структурирование общества может проходить на новых для него основаниях – объединении не на профессиональной, ста- тусной, классовой позиции, рациональных экономических интере- сах, а на базе этнического и религиозного факторов – культурных символов и этнокультурной, этноконфессиональной идентичности. Результат выстраивания такого типа отношений – образование ком- пактных, локальных зон проживания, процесс взаимного обособле- ния и отчуждения. Данный процесс нежелателен, так как нарушает социокультурную целостность общества, усложняет формирование объединяющей, солидаризирующей общегражданской российской идентичности. Более того, развитие подобных процессов содейству- ет последующей социокультурной и социальной поляризации ми- грантов и принимающего общества, ведет к социальной и социо- культурной раздробленности и политической дезорганизации.

Стоит отметить, что этноконфессиональный признак дает только толчок. В последующем он просто озвучивается и использу- ется в соответствии с его уместностью и результативностью в вы- полнении конкретных инструментальных целей. В реальной основе могут лежать социально-экономические и управленческие пробле- мы, а не априорная социокультурная несовместимость мигрантов и местного населения.

Отношение к дружбе и браку своих детей с людьми других национальностей

Проявлением открытости и готовности к межэтническим кон-

тактам является одобрение родителями дружбы своих детей

сдетьми других национальностей. У наших мигрантов, в отличие от принимающего общества, выявлена несомненно позитивная (87–90 %) установка на расширение межкультурных взаимодейст- вий молодого поколения. Негативное восприятие носит скорее ха- рактер исключения (табл. 7). Большая настороженность и непри-

ятие проявляются в случае гипотетического брака сына или дочери

счеловеком другой национальности. В этом случае пределы допус- тимого сближения существенно ссужаются и у приезжих, и у мест- ного населения. Положительное отношение к межэтническому по-

роднению – «если по любви поженятся, то хорошо» – проявилось

у40–30 % опрошенных мигрантов (динамика нисходящая) и всего

у9 % местного населения.

Таблица 7

Распределение ответов на вопрос о возможности дружбы и брака детей с представителями других национальностей, %

Практика интервьюирования и опроса показала, что нередко для мигрантов определяющим был не национальный, этнический признак (в данном контексте понятие национальности рассматри- вается как совпадающее с понятием этноса), а конфессиональный – исповедование ислама. Как родители уже или потенциально взрос- лых детей, они согласны на брак сына или дочери с человеком дру- гой национальности, если тот является мусульманином – «да, если мусульманин», «если ислам, то не против» или если примет ис- лам – «если примет веру». Наоборот, «если не мусульман – про- тив». Вероисповедание приобретает в этом случае дифференци- рующий и определяющий характер.

Любопытными являются высказывания молодых мигрантов, ко- торые говорят, что сами они не против строить свою жить с челове- ком другой национальности и религии, но «даже если родители не будут против, то что скажут многочисленные родственники». Мне-

ние родственного окружения, живущего в этнических республиках, является существенным фактором при выборе брачного партнера.

Характеризуя отношение принимающего общества, приведем такое соображение: «если полюбит, то я переживу» – так проком-

ментировала отношение к браку своего ребенка с представителем коренных народов Средней Азии одна из респонденток.

Готовность к вступлению в брак с человеком другой национальности

В исламе отсутствует институт монашества и безбрачие отри- цается как таковое. Вступление в брак является религиозной обя- занностью мусульманина. Согласно исламу мужчина-мусульманин может жениться на христианке или иудейке. В ином положении находится женщина-мусульманка, ей запрещено выходить замуж за христиан и иудеев, хотя те и другие обладают особыми привиле- гиями и относятся к «покровительствуемым», «людям Писания».

Приезжая на временные заработки, волею обстоятельств ми- гранты остаются на длительное время. Ничего удивительного, что на новом месте создаются семейные союзы. Иногда параллельно с оставшимися дома, иногда впервые. Не всегда юридически оформленные, тем не менее они остаются реальностью. «Первая жена умерла. Вторая русская, живем в гражданском браке. Она приняла ислам, когда ездили в гости в Узбекистан. Жене там по- нравилось, и она захотела остаться, но я был против, хочу жить здесь». Не вникая в тонкости столь деликатной темы, отметим, что среди мотивов вступления в брак с местными российскими женщи- нами («ищу русскую»), помимо романтических, присутствуют и вполне прагматические резоны, что не является чем-то новым.

Нами рассматривались реальное состояние и принципиальная готовность к вступлению в брак с человеком другой национально- сти. Среди опрошенных доля межнациональных браков ограничи- лась менее чем семью процентами (табл. 8). Потенциально не про- тив межэтнического (межнационального) союза треть опрошен- ных – «уже женат, но мог бы жениться на женщине другой нацио- нальности»; «могу, если родители разрешат», «да могу, если харак- тер хороший». Выявилась некоторая корреляция (статистически не

проверялась) между приемлемостью межэтнического брака и на- циональной однородностью родительской семьи. Сразу отметим, что в этом случае речь шла преимущественно о народах, традици- онно живущих рядом. «Да могу, моя мама узбечка, а папа таджик».

Наряду с этим, заметно выросла доля мигрантов-мусульман,

однозначно не приемлющих для себя вариант межнационального брака – почти 40 % в 2009 г. и более 60 % мигрантов в 2013 г. Из интервью: «состою в браке с женщиной своей национальности, же- нился на ней сознательно, так как так делают все»; «только на уз- бечке, потому, что так принято»; в браке с узбечкой, «потому что ее выбрали родители, но с ней ужился хорошо».

Таблица 8

Распределение ответов на вопрос «Готовы ли Вы вступить (или уже вступили) в брак

с человеком другой национальности?», %

Зафиксирована высокая значимость мнения родителей, в част- ности матерей. При ответе на этот и на другие вопросы довольно непривычно было слышать, так как перед нами взрослые и само- стоятельные люди, частые ссылки на мать, родителей в целом. Так, в качестве аргумента против женитьбы на женщине другой нацио- нальности, в частности узбечке, мигрант из Таджикистана ответил: «Моя семья не знает другого языка, мама не знает узбекский». По- добные высказывания и комментарии по-настоящему позволили ощутить разность культур и традиций. В российском обществе к этому возрасту непосредственное воздействие родительской се- мьи, во всяком случае в выборе брачного партнера, обычно слабее.

В процессе бесед среди мужчин зачастую высказывалось предпочтение в пользу конфессионально однородных браков – «ес- ли мусульманка», «могу жениться и на русской, если она примет веру и традиции», «главное, чтобы была общая вера». Среди жен-

щин-мигрантов такое условие практически не проговаривалось. Выезд на заработки в другую страну уже сам по себе не согласует- ся с требованиями шариата. На этом фоне готовность женщины- мусульманки выйти замуж за иноверца или человека другой на- циональности не выглядит чем-то неожиданным и нелогичным.

Одним из показателей социальной дистанции по отношению к мигрантам стала готовность местных жителей прийти на помощь. При опросе новосибирцев был задан вопрос, случалось ли им быть в ситуации, когда приезжему, по всей видимости, из Средней Азии нужна была элементарная бытовая помощь, поддержка: «Случа- лось ли, что Вы не помогли человеку – например, человек упал и не может встать – только потому, что он по внешнему виду другой национальности?» По счастью, большинству опрошенных (88 %) не приходилось оказываться в подобной ситуации. Среди тех, кто попадал в такие обстоятельства и не помог, основной причиной стала потенциальная возможность межкультурного непонимания, неправильной интерпретации поступка – «побоялся, что человек меня неправильно поймет» (табл. 9). Следующим основанием пас- сивного поведения стало представление о том, что каждый человек должен справляться с ситуацией сам (27 %). Как вызывающие об-

щественное беспокойство можно рассматривать следующие две причины – «не помогаю людям других национальностей» и «страх, что меня осудят окружающие». Полагаем, что они могут свиде-

тельствовать о наличии негативного отношения и ксенофобии по отношению к представителям других этнических групп.

126 Глава 3. Интеграционный потенциал

Этническая самоидентификация

Самоидентификация является процессом приобретения иден- тичности, результатом ответа индивида на вопрос: «Кто я?» У это- го вопроса существует множество аспектов. Социальная, простран- ственная составляющая – самоотнесение индивида к стране, куль- туре. В данном случае интересен его этнический аспект. Причина такого выбора – значимость этнической идентификации индивида при определении им спектра поведенческих стратегий и практик, личностных смыслов, баз для солидарности.

Формирование идентичности, самоидентификация индивида протекают через «обобщенного другого» как совокупности общих ожиданий, посредством реакций, суждений других. «Окольный путь через других» – человек осознает собственную идентичность, свое существование в системе, только когда он применяет чужие точки зрения к самому себе, смотрит на себя с позиции других6. Общепринятые мнения, стереотипы ведут к разной степени осоз-

и включенность в разного рода социокультурный контекст и инфор- мацию. Происходит своеобразная интернализация, объединение ми- рового пространства. Человек имеет возможность наблюдать за тер- риториально рассеянными событиями, в определенной степени со- участвовать в них. Можно предположить, что, используя подобные возможности, индивид перестанет определять себя только как члена привычной ему этнической группы, как жителя определенной терри- тории, к которой он непосредственно привязан фактом происхожде- ния и проживания. Однако практика показывает, что индивиды склонны идентифицировать, самоопределять себя в соответствии с исходными этнической и территориальной общностями, в которых протекала их социализация. Идентификационное пространство ус- тойчиво тяготеет к пространству исходных, базовых связей.

6 Абельс Х. Интеракция, идентификация, презентация. Введение в интер- претативную социологию. СПб.: Алетейя, 1999. С. 35.

Этническая самоидентификация является своеобразным индика- тором социокультурной интегрированности мигрантов. Потребность в самоидентификации относится к антропологически базовым. Она позволяет индивиду почувствовать причастность, принадлежность, чувство общности, солидарности, поддержки, создает некий кумуля- тивный эффект. Самоидентификация есть некий способ поиска соб- ственного положения в системе социальных координат. Без подоб- ного самоосознания, самоопределения человек не сможет действо- вать адекватно внешней среде. Одним из апробированных и тради- ционных способов идентификации является подчеркивание принад- лежности к группе, в том числе к этнической. Развитие форм этно- культурной идентичности исторически шло от привязки к роду, не- посредственной примордиальной группе, далее к нации как полити- ческому сообществу и согражданству.

С точки зрения теорий идентичности современные общества представляют собой совокупность постоянно взаимодействующих,

в большей или меньшей степени устойчивых индивидуальных и коллективных идентичностей. К факторам формирования базо- вых идентичностей традиционно относят семью, систему образова- ния, масс-медиа, культурную среду. Однако будем исходить из по- ложения, что, в конечном счете, отправной точкой в процессе са-

моидентификации и развитии собственной идентичности является сам индивид. Самоидентификация человека в определенной мере является пластичной конструкцией, подверженной изменениям, корректировкам в зависимости от коммуникативной среды. Соци- альные интеракции могут сосредоточиваться как внутри достаточ- но однородной социокультурной и этноконфессиональной среды, так и вне ее пределов, т. е. носить более разнородный характер.

Можно говорить о разной степени благоприятности условий для формирования цельной и непротиворечивой идентичности. Даже исходно предписанные, примордиональные идентичности могут приобретать изменчивость, трансформироваться. Иными словами, самоидентификация – это результат предыдущих, настоящих и бу- дущих взаимодействий. В то же время присутствует и обратный процесс, когда этническая самоидентификация выступает в качест- ве матрицы и детерминирует структуру взаимодействий. Можно предположить, что в случае межкультурного взаимодействия,

в том числе мигрантов и принимающего общества, базовая имма- нентная структура идентичностей будет препятствовать полноцен- ному взаимному переходу на более глубокий, внутренний уровень коммуникаций. Социальная дистанция будет сохраняться, а пози- тивная эмоциональная вовлеченность может оставаться низкой.

Обращаясь к материалам проведенного нами исследования, отметим, что мигранты, как никакая иная группа, наиболее часто стоят перед реальными ситуациями выбора идентичности. Профес- сиональная, публичная, семейная сферы активизируют разные ви- ды социокультурного багажа. В различных обстоятельствах может

доминировать то или иное сообразное ситуации этнокультурное самоопределение. Выбор идентичности в подобных случаях может основываться как на осознанном, рациональном, так и на эмоцио- нальном решении.

Преобладающей, как и следовало ожидать, стала приморди- альная самоидентификация. Закономерно, что большинство опро- шенных (45 % в 2009 г. и 64 % в 2013 г.) определяют себя в соот- ветствии с предписанным статусом, т. е. узбеками, таджиками, кир- гизами – «узбек, хотя сам из Таджикистана, там мой дом». С людь- ми своей национальности они ощущают и наибольшую близость. Зафиксировано проявление четкой установки на сохранение исход- ной этнической идентичности – «есть и буду настоящей…».

Представителем сразу двух народов, этнически базового и рус- ского, считают себя менее 20 % опрошенных мигрантов (16 % в 2009 г. и 18 % в 2013 г.): «русский и узбек», «киргиз и русский», «русский и таджик», «россиянин и узбек». При этом в одних случа- ях «русский» стояло на первом месте, в других – на втором. Любо- пытной оказалась такая самоидентификация: «чувствую себя каза- хом (немного обрусевшим)». Полагаем, что такой тип самовос- приятия в реальности более распространен. Другое дело, что не у всех респондентов хватает знаний для подобной оценочной форму- лировки своего места на пересечении культур, народов, стран. Ос- нования для двойной самоидентификации могут быть разные: сме- шанная в этническом плане родительская или собственная семья, стремление к инкорпорации или определенная комплиментарность, присущая представителям восточных этносов. Двойная самоиден-

тификация показывает связанность мигранта с обеими этническими группами и культурами.

По результатам исследования 2013 г. считают, чувствуют себя русскими 13 % опрошенных нами мигрантов. Для сравнения в 2009 г. – 18 %. Иными словами, динамика нисходящая. Параллель- но – идентификация по принципу отличия – считаю, чувствую себя «нерусским». Если перечисленные виды самоидентификации, рас- крывая этнокультурное разнообразие, могут провоцировать дезин- тегрированность, то ощущение себя «просто человеком, разницы нет» носит примиряющий характер. Некоторые из опрошенных го- ворили, что «деление на национальности к хорошему не приводит». Однако это не являлось преобладающим взглядом. В странах, откуда приезжают мигранты, в паспортах сохраняется графа с указанием национальности (Таджикистан, Узбекистан). Более того, на вопрос о необходимости введения такой графы в паспорта половина опро- шенных (49 %) ответила «да, обязательно». Треть мигрантов считает, что «нет, этого делать не нужно». При относительной религиозной целостности этническая дифференциация между мигрантами-му- сульманами сохраняется. Сохранение деления мусульманских наро- дов в соответствии с национальным признаком подтверждает и ор- ганизация национально-культурных общностей уже здесь, в России на этнической, а не на конфессиональной основе.

Стоит отметить нечасто, но показательно встречающиеся дру- гие вариации самоидентификации. Среди них основанные на рели- гиозном критерии «мусульманин», «только мусульманка». В соот- ветствии с положениями ислама, также как с христианским (право- славным) видением, определяющим является не этнический, а кон- фессиональный признак. Деление мусульман по национальному признаку вторично. Религия, объединяет людей в одну общую на- циональность. Все мусульмане являются одним единым народом. Такая точка зрения проявилась и в процессе опросов: «в исламе нет наций, главное – вероисповедание, мы мусульмане». Иначе говоря, господствующей, более важной, чем этнический признак, оказалась конфессиональная принадлежность, ощущение своей причастности к исламу.

Материалы интервью показывают, что к воздействию новой для мигрантов культуры, новых более свободных норм и, как след-

ствие, к смене прежней идентичности в большей степени склонны молодые люди. Это логично, так как данная возрастная группа на- ходится в процессе поиска и достижения своего места в прини- мающем обществе. Принятие российской идентичности упрощает процесс их инкорпорирования, предоставляет больше возможно- стей для социального продвижения.

Рассматривая роль планируемой продолжительности приезда, отметим, что маятниковый тип миграции изначально дает большие

возможности для сохранения в принимающем обществе базовой этнокультурной идентичности. Контакты с оставшимися на родине родственниками оказываются более интенсивными, чем в случае переезда в другую страну на постоянное место жительства. При- сутствует понимание временности территориального отдаления. Духовная и коммуникативная связь остается устойчивой, ее ослаб- ления и разрыва, как правило, не происходит. Соответственно,

с позиции социокультурной интеграции в принимающее общество сезонный вид миграции оказывается менее благоприятным. Взаи-

модействие происходит преимущественно внутри своей этнической группы – таких же трудовых мигрантов, как следствие, снижена установка на изучение русского языка, аккультурация весьма огра- ничена. Подобная постоянная ротация работающих мигрантов спо- собствует скорее взаимному культурному знакомству, чем расши- рению и изменению идентичности. Это подтверждают и получен- ные нами результаты. Так, среди приехавших «только на время се- зонной работы» самоидентификация как носителя базового этноса существенно выше по сравнению с теми, кто предполагает остаться или уже остался на постоянное проживание в России – 71 и 52 % соответственно (табл. 10). Помимо этого, среди приехавших на по- стоянное место жительства восприятие себя как представителя сра- зу двух народов распространено в два раза чаще, чем среди ми- грантов, работающих сезонно.

Значительная доля мигрантов из Средней Азии до приезда в Россию жила в сельской местности (49 %). Это подразумевает наличие стабильного и гомогенного социокультурного контекста, благоприятного для формирования базовых ценностей и представ- лений. В подобных условиях говорить о возможной этноконфес- сиональной вариативности формирующейся идентичности не при-