Выпуск 12

нец, пройдя провинции Исэ, Мино и другие, он направился в Осю. Там он рассчитывал на власть управителя Муцу [Фудзивара-но] Хидэхира, вступившего на путь Будды. Говорят, что его сопровождали жена и дети, и все они были в облаченье ямабуси [Адзума кагами..., web].

Это одна из последних записей, посвященных Ёсицунэ и, как мы видим, в ней нет упоминания какого-либо сопровождения Ёсицунэ, кроме собственной семьи. Однако мы обнаруживаем несколько других записей, в которых говорится о некоторых сподвижниках Ёсицунэ, например:

10-й день добавочной 7-й луны [1186]. <...> схвачен и допрошен служка бывшего управителя провинции Иё [Ёсицунэ]. Он передал, что тот скрывался в горах приблизительно до двадцатого дня шестой луны. И если это правда, значит, свирепые монахи с горы Хиэй— Сюнсё, Сёи и Тюкё, — сочувствовали ему и помогали.

17-й день 10-й луны [1188]. Был один человек с горы Хиэй по имени Сюнсё. Несколько лет назад он встал на сторону Ёсицунэ и стал его сподвижником. <...> Говорят, что по возвращении в столицу они решили затеять измену [Там же].

Интересно, что довольно часто в записях встречаются имена монахов Сюнсё, Сёи и Тюкё, но чаще — именно Сюнсё, в то время как имя знаменитого вассала Бэнкэй— буквально в нескольких записях. Исследователи полагают, что монах Сюнсё мог реально существовать и как раз повлиять на формирование образа Бэнкэй. В настоящей статье мы не будем поднимать вопросы, касающиеся формирования этого сложного образа6, обратим лишь внимание на следующую деталь: в записи, где представлен сюжет об усмирении стихии, было упомянуто имя Бэнкэй, тогда как в записях о более поздних годах жизни Ёсицунэ этого имени не встречается. Эта деталь может нам говорить отом, что подобные записи с упоминанием имени Бэнкэй были сделаны с уже бытовавших, популяризировавшихся сюжетов о нем, тогда как записи о более поздних годах могут быть более исторически достоверными, поскольку там этого имени мы не встречаем. Разумеется, это всего лишь гипотеза, однако, в ее пользу также говорит упоминание имени возлюбленной Ёсицунэ Сидзука, которая, если и была современницей Ёсицунэ, то к XIV–XV вв. также «обросла» некоторым количеством самостоятельных легенд.

Теперь посмотрим, как могли взаимодействовать более детальные варианты сюжета. В «Сказании» побег на север представлен в самом развернутом виде. Сперва герои проходят мимо Атакского брода7, однако, никаких столкновенийздесьнепроисходит, иониидутдальшекпереправеНёи8, однакоБэнкэй решаетзаглянутьвусадьбууправителяместностиТогаси9, гдепроисходитважная сцена, о которой мы поговорим ниже. Когда же герои пытаются переправиться в Нёи, они сталкиваются с подозрениями паромщика, и Бэнкэй решает

6Этой проблеме посвящена отдельная статья [Ковалевская, 2019].

7Располагается в западной части современной префектуры Исикава.

8Располагается в северо-западной части современной префектуры Тояма.

9Также располагается в западной части современной префектуры Исикава, примерно в 20 км от Атака.

спасти ситуацию, ударив Ёсицунэ веером. Далее происходит еще несколько эпизодов, пока герои не добираются до заставы Нэдзу10: «Охрана заставы Нэдзусурова, ичтожеделать, еслионинесмогутеепреодолеть?» [Гикэйки..., 1964, с. 349]. Темнеменеездесьниктонеспешитостанавливатьгероев, но, вероятно, именно по причине строгости, Бэнкэй сразу же подгоняет Ёсицунэ посохом, и они спокойно входят в северную провинцию Осю11.

В пьесе театра Но, как явствует из ее названия, действие происходит на заставе Атака, в то время, как в «Сказании» герои беспрепятственно проходят этуместность. Однакодалеепередчитателемилизрителемпредстаетгеройпо имени Тогаси — ответственный за переход заставы, — который и задерживает героев, тогда как в «Сказании» этот герой представлен как управитель местности Тогаси, находящейся в отдалении от заставы. И этот эпизод «Сказания» заслуживает отдельного внимания.

Итак, маршрут героев не предполагает посещения усадьбы в Тогаси, тем не менее Бэнкэй это не останавливает, и он буквально врывается к управителю в самый разгар праздника. Далее между Бэнкэй и вассалами происходит столкновение, оченьпохожее, какивесьэпизодвцелом, наоднуизсценсмонахом Монгаку, который мы обнаруживаем в «Повести о доме Тайра»:

10РасполагаетсянатерриториисовременнойпрефектурыНиигата, награницеспрефектурой Ямагата.

11Провинция занимала территорию современных префектур Фукусима, Мияги, Иватэ и Аомори.

Мы видим, что многие элементы эпизода «Повести о доме Тайра» схожи с деталями «Сказания», вплоть дотого, что оба монаха прерывают проходящее в усадьбах торжество. Пожалуй, единственное существенное отличие — это разрешение конфликта, который для Бэнкэй заканчивается более удачно, нежели для Монгаку. Нам кажется, что так же, как образ Монгаку мог повлиять на формирование образа Бэнкэй, и легенда отребовании пожертвований в целом могла повлиять на развитие (или даже появление) такого важного эпизода в сюжете о переходе заставы.

Обратим, однако, внимание нато, что в «Сказании» нет самого известного элемента сюжета— зачитывания списка пожертвований, который формируется позднее и, видимо, не без влияния эпизода с Монгаку, вто же время, когда и усадьба управителя местности Тогаси «сближается» с заставой Атака, а название местности становится именем собственным начальника заставы.

Собственно, Ковака «Тогаси» сосредотачивается именно на этом эпизоде: у героев возникают проблемы на заставе, и Бэнкэй отправляется в усадьбу к Тогаси, где зачитывает пустой свиток. При этом, видимо, данный эпизод был призван проиллюстрировать взаимодействие между верным вассалом и сочувствующим Ёсицунэ Тогаси, поскольку дальнейшего развития не происходит, и Ковака заканчивается словами о том, что простому человеку подобное не под силу. Создается ощущение, что лирическая драма в данном случае выступала переходным вариантом между «Сказанием» и пьесой «Застава Атака»; так, Симадзу Хисамото считает, что она даже могла служить неким наброском кпьесе[Симадзу, 1935, с. 449–450]. Естьтакжемнение, чтовариантпьесыочень

близок по содержанию и фразеологии к варианту Ковака, и если последняя уже существовала на момент написания пьесы, то наверняка оказала на нее влияние [McCullough, 1966, р. 57]. Наконец, Сиранэ Харуо и вовсе считает, что пьеса «Застава Атака» непосредственно опирается на «Сказание» — датировка пьесы, как и авторство точно не известны, но предполагается, что она была написана примерно во второй половине XV в. [Shirane, 2007, р. 1017–1018].

Но вернемся к сюжету. В соответствии с вариантом пьесы «Застава Атака» после того, как свиток прочитан, Тогаси просит у группы прощения за дерзкие слова(онхотелубитьихбезразбирательства) ипропускаетгероев, нотутодиниз воиновзамечает, чтослужкаоченьпохожнаЁсицунэ. ТогдаБэнкэйвсердцахударяет своего господина, приговаривая, какойтот никчемный и сколько из-за него хлопот у паломников. В этом эпизоде в полной мере передается настроение хо:- ган-биики ( ) — «сопереживание, расположение к Судье» (т.е. Ёсицунэ), — котороеснаибольшейсилойпроявляетсяименновдраматическихжанрах.

В «Сказании» наиболее близок по драматическому накалу эпизод с переправой в Нёи: паромщик, также как Тогаси из пьесы, проникается жалостью к Ёсицунэ, когда на него набрасывается Бэнкэй. Интересно также, что в своем исследовании Симадзу Хисамото приводит одну китайскую легенду о некоем местном князьке, подвергшемся преследованию управителя более крупного княжества; преследуемыйпереоделсявпростуюодежду, акогдапопыталсяпереправиться через реку, его заподозрил паромщик и отказался это делать; тогданеожиданнопоявилсявассалэтогокнязькаиударилегохлыстом, послечего паромщик сочувственно переправил обоих на другую сторону реки [Симадзу, 1935, с. 456]12. Мы видим, что китайская легенда идеально вписывается в структуру легенды о Ёсицунэ, которыйтакже подвергся преследованиям со стороны более влиятельного правителя Камакура. И наличие подобной легенды говорит отом, что, во-первых, она в принципе могла повлиять на появление и формирование сюжета о переходе заставы, а во-вторых, что именно в «Сказании» мог сохраниться один из первых вариантов этого сюжета, поскольку обнаруживается большое количество параллелей именно с китайской легендой.

Наконец, впользутого, чтопьеса«ЗаставаАтака» можетиметьболеепозднее происхождение, говорит еще итот факт, что в «Восточном зерцале», несмотря на всю спорность этого источника, отсутствует упоминание этой заставы в связи с именемЁсицунэилиеговассалов, тогдакакестьупоминаниезаставыНэдзу.

Обыск дорожных алтарей в Наоэ-но цу

Проанализировав два сюжета об усмирении стихии и о переходе заставы, мы уже можем найти несколько «внешних» точек пересечения, например, влияние сюжетов о монахе Монгаку или развитие сюжетов исключительно в драматических жанрах, но кактаковых общих сюжетныхточек пересечения мы не

12Помимо этого, мы можем обнаружить немало подобных мотивов в других традициях: так,

вуказателе[Thompson, web] представленагруппамотивовК527: обменмеждуслугойигосподином во спасение; мотив К1969.3: слуга притворяется господином.

обнаруживаем. Однако в нашем распоряжении есть еще один сюжет, который представлен в «Сказании» и в Ковака, — «Обыск алтарей».

В основном сюжете, как явствует из названия, героев вновь заподазривают, нонасейразмонахиводномизхрамов, заставляяихпоказатьсодержимое дорожных алтарей, в которых на самом деле они переносят оружие и доспехи. Отчасти этот сюжет пересекается с сюжетом о переходе заставы — героям мешают пройти, заставляя доказать, что они паломники, а не воины во главе с Ёсицунэ13, — однако в большей степени нас интересует продолжение этого сюжета. Героям удается избежать подозрений монахов, они вновь садятся на корабль и собираются отплыть из гавани Наоэ-но цу14 на север, — в этот момент на корабль вновь обрушивается буря— и в варианте «Сказания» она предстает в образе царя-дракона:

Тут с вершины горы Хакусан налетел ветер и погнал судно обратно к мысу Судзу, что в провинции Ното. И неожиданно настроение воинов переменилось. <...> А Ёсицунэ извлек из своего дорожного ящика меч в ножнах с серебряной отделкой и погрузил его в море со словами: «Подношу Вам, восьми великим царям-драко- нам!» Потом обернул в алые хакама китайское зеркало и погрузил его с северной стороны со словами: «Преподношу царям-драконам!». После чего ветер прекра-

тился [Гикэйки..., 1964, с. 348].

На наш взгляд, в этом эпизоде «Сказания» можно увидеть влияние сюжета об усмирении бури монахом Монгаку: помимо того, что Ёсицунэ по какой-то причине решил, что виновником бури стал именно царь-дракон, также интересно, что в целом инициатором усмирения становится Ёсицунэ, а не Бэнкэй. Здесь же вспомним о том, что Монгаку также является почитателем божества Фудо, которого нередко изображают в образе дракона, а в пьесе «Бэнкэй в лодке» вассал Ёсицунэ также обращается с молитвой к Фудо.

Что же касается варианта Ковака «Обыск алтарей», то, когда герои после обыска поклажи выходят из гавани Наоэ-но цу, на них нападают духи Тайра, которых молитвой усмиряет Бэнкэй. Таким образом, мы в полной мере можем говорить о контаминации двух различных сюжетов в одном варианте — собственно об обыске дорожных алтарей и об усмирении стихии, — и в появлении этого варианта, например, Симадзу Хисамото видит продолжение и развитие легенды «Бэнкэй в лодке».

Опять же, судя по контаминации таких далеких друг от друга — и по происхождению, и по географическому расположению мест действия — сюжетов, можно предположить, что это вариант более позднего происхождения. В данном случае не вполне понятно, повлияло ли наличие в «Сказании» эпизода об усмирении бури после эпизода с обыском дорожных ящиков на формирование более сложного варианта Ковака с усмирением духов Тайра, либо наоборот, составитель «Сказания» использовал уже имеющийся вариант Ковака и «подогнал» его под общую сюжетную линию. Однако, как нам кажется, наличие в

13Кстати, Симадзу Хисамото также считает, что на формирование этого сюжета повлиял сюжет о переходе заставы.

14Располагается в южной части современной префектуры Ниигата.

«Сказании» целых трех эпизодов об усмирении стихии разными способами и разными героями как раз говорит о том, что на момент создания произведения уже существовало множество вариантов сюжета, которые имели схожую природу происхождения. На их же основе в дальнейшем сформировались популярныйвариантпьесыивариантКовака, т.е. происходилопараллельноеразвитие, тогда как в «Сказание» попали сразу несколько вариантов.

***

Итак, рассмотрев варианты всех представленных сюжетов мы, во-первых, можем выделить общие свойственные им черты. Это собственно драматизация, которая, к слову, характерна и для других сюжетов о периоде преследования Ёсицунэ и его вассалов: основные варианты представлены в пьесах театра Но (а позднее и Кабуки) и лирических драмах Ковака-маи, но мы не найдем сюжетов, посвященных этому периоду, например, в малой средневековой прозе отоги-дзоси. Во-вторых, это— возникновение сложного образа вассала Бэнкэй, которыйтакжевыходитнапервыйпланвэтихсюжетах. Некоторыеисследователи (например, Симадзу Хисамото, Х. Маккалоу) считают, что именно в этих легендах образ Бэнкэй в принципе впервые появился и начал формироваться. В настоящей статье мы не будем углубляться в подробные детали этого процесса, однако отметим, что, вероятно, одним из прообразов стал монах Сюнсё, часто упоминающийся в хронике «Восточное зерцало», а другим — монах Монгаку, сюжеты о котором встречаются, например, в «Повести о доме Тайра». ИвслучаеспоследнимнаминтереснонетольковлияниеегообразанаформированиеобразаБэнкэй, ноивлияниесюжетовсегоучастиемнаформирование сюжетов о Ёсицунэ в целом.

Преждевсего, этоэпизод«чтениясвитка» (хотяименночтенияв«Сказании» нет): мы рассмотрели, что в вариантах, в особенности в «Сказании», можно обнаружитьпохожиеэлементывплотьдотого, чтоиМонгаку, иБэнкэйврываются на празднество, тем самым нарушая его порядок. Далее, это сходство эпизодов усмирения бури в «Повести о доме Тайра» и в «Сказании». И дело даже не втом, чтоводномизэпизодовЁсицунэделаетподношениецарям-драконам, акакраз в сходстве некоторых деталей в основном сюжете об усмирении стихии: то, как ведет себя команда и как ведет себя укротитель бури (Монгаку или Бэнкэй), какими он пользуется средствами (призыв, молитва), — все это указывает нам на то, что сюжет с Монгаку мог повлиять на сюжет с Бэнкэй. И в пользу этого также говорит запись из хроники «Восточное зерцало»; хотя здесь и не содержится сверхъестественного объяснения появления бури, тем не менее упоминаются герои, уже вошедшие в легенду о Ёсицунэ и сами обросшие пластом легенд, — этособственновассалБэнкэйивозлюбленнаяСидзука, причемвдругихзаписях хроники, посвященных Ёсицунэ, эти имена не встречаются.

Однако, если обратиться непосредственно к рассматриваемым вариантам, неразрешенными остаются вопросы: как происходила их циркуляция и какой из вариантов появился раньше?

У исследователей расходятся мнения по этому вопросу: Симадзу Хисамото считает, что скорее варианты, представленные в «Сказании» (или близкие к ним, но не дошедшие до наших дней), более раннего происхождения, при

и всего лишь попытался объединить в некоем хронологическом порядке, не особо заботясь о повторах и несостыковках в тексте. Это мог быть один источник и для него, и для авторов пьес, что мы обсуждали выше, но так или иначе, нанашвзгляд, этовочереднойразподтверждаетфольклорноепроисхождение «Сказания» и опровергаеттеорию специального отбора и формирования цельного «авторского» произведения сравни средневековому роману, с которым «Сказание» зачастую сравнивают.

Источники и переводы

Адзума кагами [Восточное зерцало]. URL: http://www5a.biglobe.ne.jp/~micro-8/ toshio/azuma.html.

Гикэйки[СказаниеоЁсицунэ]. Токио: Иванами, 1964. (Серия«Нихонкотэнбунгаку тайкэй» [Cобрание произведений японской классической литературы]. Т. 37).

Ночная песня погонщика Ёсаку из Тамба: Японская классическая драма XIV– XV в. и XVIII в. / пер. со старояп. М.: Художественная литература, 1989.

Повесть о доме Тайра: Эпос (XIII в.) / пер. со старояп. И. Львовой; предисл. и коммент. И. Львовой; стихи в пер. А. Долина. М.: Художественная литература, 1982.

Collection of Noh plays. URL: http://www.the-noh.com.

Литература

Ковалевская А.И. Герой, наделенный легендарными родителями: формирование образа Мусасибо Бэнкэй в «Сказании о Ёсицунэ» // Сибирский филологический журнал. 2019 (в печати).

Конрад Н.И. Избранные труды. Литература и театр. М.: Наука, 1978.

ПинусЕ.М. Послесловие// СказаниеоЁсицунэ. М.: Художественнаялитература, 1984. С. 259–267.

Симадзу Хисамото. Ёсицунэ дэнсэцу то бунгаку [Фольклор и литература о Ёсицунэ]. Токио: Мэйдзи сёин, 1935.

Araki J.T. The Ballad-drama of Medieval Japan. Los Angeles: University of California Press, 1964.

Feng Zuo zhe, Wang Xiao qiu. Azuma kagami and Wuqijingbu: Historical Evidence of Sino-Japanese Cultural Interaction // Sino-Japanese Studies Newsletter I. 1989. No. 2. Р. 28–40.

McCullough H.C. Yoshitsune: A Fifteenth-century Japanese Chronicle. Berkeley: Stanford University Press, 1966.

Shirane Haruo (ed.). Traditional Japanese Literature: An Anthology, Beginnings to 1600. New York: Columbia University Press, 2007.

Thompson S. Motif-index of folk-literature: A classification of narrative elements in folktales, ballads, myths, fables, medieval romances, exempla, fabliaux, jest-books, and local legends. Bloomington: Indiana University Press, 1955–1958. URL: http:// www.ruthenia.ru/folklore/thompson/.

Дзиппэнся Икку и Сикитэй Самба — эклектика личности творца в контексте литературы гэсаку

А.Ю. Борькина

Встатье рассматриваются биографии двух выдающихся авторов «забавных книг» коккэйбон, Дзиппэнся Икку и Сикитэй Самба. Прославленные литераторы своего времени, они интересны также своими необычными судьбами и эксцентричным поведением, нашедшим яркое отражение как в ихличныхвоспоминаниях, так и в работахсовременников. Однуиз наиболее полных характеристик личности и творчества Дзиппэнся Икку и Сикитэй Самба дал их знаменитый коллега, писатель Кёкутэй Бакин, в сочинении «Каталог современных столичных писателей».

Вработе Кёкутэй Бакин писатели-гэсакуся предстают перед читателем во всем многообразии их личностей — как успешные прозаики и поэты, талантливые рассказчики, художники, каллиграфы и даже бизнесмены. Дзиппэнся Икку, автор одного из крупнейших и популярнейших произведений гэсаку «На своих двоих по тракту То:кайдо:», начинал как городской чиновник в Осака, однако довольно быстро переквалифицировался в литератора, при этом параллельно занимался также созданием гравюр, каллиграфией и выступал как профессиональный рассказчик. Сикитэй Самба сперва довольно долго был занят в сфере книготорговли, затем начал собственную литературную карьеру, а параллельно с этим открыл аптеку, дела в которой также шли весьма успешно. Таким образом, оба писателя воплощали в себе типичный образ литера- тора-гэсакуся, создателя произведений популярной литературы, одновременно занимающегося разными областями деятельности и ведущего богемный образ жизни. Такая жизненная позиция нашла отражение и в знаковых произведениях Дзиппэнся Икку и Сикитэй Самба, представляющих собой эклектичный сплав из многочисленных юмористических, театральных и поэтических компонентов.

КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: гэсаку, коккэйбон, юмористическая проза, Дзиппэнся Икку, Сикитэй Самба.

Произведения гэсаку , развлекательной литературы эпохи Токугава (1603–1867), невероятно популярной в тогдашней городской среде, характеризуются прежде всего большим разнообразием представленных жанров, их тесными взаимосвязями друг с другом, а также с прочими культурными феноменами того времени, и наконец, внутренней эклектичностью самих литературных работ. Влияниетеатра и «веселых кварталов», огромная роль изобразительного искусства (особенно это касается иллюстраций), движение мотивов, сюжетовилитературныхтехникотодногопроизведениякдругомусоставляют