Kramer_S_-_Shumery_Pervaya_tsivilizatsia_na_Zemle

ШУМЕРСКАЯ ШКОЛА

С этого момента сам автор берет слово, описывая события, как если бы был очевидцем:

«То, что сказал школьник, отец учел. Учителя привели из школы, проводили в дом и усадили на «большой стул». Школьник ухаживал за ним и прислуживал ему, и о том, что узнал об искусстве письма, он поведал отцу. Тогда отец, возрадовавшись сердцем, весело сказал школьному учителю: «Мой маленький сын (широко) открыл свою руку, (и) вы вложили в нее мудрость; вы показали ему все преимущества искусства письма; вы научили его решать математические и арифметические (задачи), вы обучили его глубокой (?) клинописи».

Затем автор заставляет отца обратиться к домашней прислуге:

«Налейте ему масла ирда, поставьте на стол для него. Пусть ароматное масло как вода стекает в его желудок; я хочу одеть его в одежды, дать денег к жалованью, надеть кольцо на его руку».

Слуги поступают, как им приказано, и тогда учитель говорит школьнику:

«Молодой человек, (так как) вы испытывали ненависть не к моим словам, не пренебрегали ими, вы сможете овладеть искусством письма от начала до конца. Поскольку вы дали мне все, не жалея, заплатили мне жалованье большее, чем стоят мои усилия, (и) оказали мне почет, пусть Нидаба, царица ангелов-хранителей, станет вашим ангелом-хранителем; пусть ваше острое стило пишет для вас хорошо; пусть в ваших упражнениях не будет ошибок. Среди ваших братьев пусть вы станете лидером; среди друзей пусть вы станете вождем; пусть ваш чин будет самым высоким среди школьных выпускников, радует всех, кто входит (?) и выходит (?) из дворцов. Маленький друг, ты «знаешь» своего отца, я второй после него; быть тебе почету, которым ты благословен, пусть бог твоего отца даст

265

С. КРАМЕР. ШУМЕРЫ

его тебе твердой рукой; он вознесет молитву и почитание Нидабе, твоей царице, как твоему богу. Поэтому, когда ты возложишь добрую руку на .... учителя и на лоб «большого брата», твои юные товарищи одобрят тебя. Ты хорошо выполнял школьные обязанности, ты человек учения. Ты превознес Нидабу, царицу учения; о Нидаба, хвала тебе!»

Из этого эссе непросто понять, был ли штат факультета шумерской школы укомплектован садистами или же корпус студентов состоял из скандалистов и разгильдяев. То, что второе отчасти верно, подтверждается вторым эссе, «Спор (диспут) Энкиманси и Гирнисхага». Согласно этому документу, древние педагоги трудились не покладая рук, пытаясь сдержать учеников, которым доставляло удовольствие толкаться, шуметь, ссориться и ругаться.

Это шумерское эссе объемом сто шестьдесят строк только недавно собрали из семи табличек и фрагментов Сирил Дж. Гэдд, профессор Школы стран Востока и Африки Лондонского университета, и автор этой книги. Две таблички были найдены в Уре около двадцати пяти лет назад сэром Леонардом Вулли; в 1956 г. профессор Гэдд опубликовал их под названием «Учителя и ученики старейших школ» в качестве вводной лекции в Школе стран Востока и Африки. Но на этих двух табличках было лишь начало и коней эссе. Более полный текст его стал доступен в результате идентификации пяти экспонатов, найденных в Ниппуре, и один из них, большая табличка с восьмью колонками полного собрания шумерских эссе, представлял особую важность для реставрации текста нашего эссе. Найденная примерно шестьдесят лет назад, она теперь хранится в собрании Хилпрехта Университета Ф. Шиллера в Йене, и о ее содержании стало известно лишь недавно. Следует отметить тем не менее, что, несмотря на доступный теперь более полный вариант текста, многое в эссе до сих пор неясно, так как некоторые его отрывки сохранились только частично. Поэтому представленный здесь вариант следует считать предварительным и пробным, и будущие открытия могут значительно изменить толкование текста.

266

ШУМЕРСКАЯ ШКОЛА

Одна довольно неожиданная и интересная деталь нашего эссе из области сравнительной культурологии касается буквального значения и уничижительного применения слова «софомор», впервые зафиксированного в составе английского словаря в Кембридже в 1688 г. Есть основания полагать, что это слово является английской формой греческого сложного слова «5орЬо5-шого5», что буквально означает «умный дурак». В нашем шумерском эссе, как впервые заметил профессор Гэдд, есть точный эквивалент греческого «БорЬоз-тогоБ». В процессе резкого и оскорбительного спора между двумя школьникамисоперниками, составляющего большую часть эссе, один из них унижает другого, назвав «галам-хуру»9 шумерским сложным словом, буквально означающим «умный дурак», т. е. «софомор» (совр. англ. зорЪотоге — второкурсник). В целом произведение — грубое словесное состязание двух школьников, Энкиманси и Гирнисхага, уже весьма преуспевших в науке. Гирнисхаг, возможно, находится уже в должности «старшего брата», т. е. ассистента преподавателя школы. В ходе диспута каждый из спорщиков в самых пылких выражениях превозносит собственные достоинства и таланты и хулит своего оппонента язвительными замечаниями и бранными оскорблениями. Так, в самом начале документа одно из этих достойных обращений звучит так:

«Ты, болван, олух, школьный вредитель, неграмотный, невежда в шумерском языке, твоя рука ужасна; она даже не может правильно держать стиль; она непригодна для письма и не может писать под диктовку. (А еще утверждаешь, что) ты пишешь, как я».

На что другой не менее достойно отвечает:

«Что значит «пишешь, как я»? Когда ты составляешь документ, в нем нет смысла. Когда ты пишешь письмо, его невозможно прочесть (?). Ты собираешься делить надел, но ты не способен разделить его. Потому что, когда ты идешь в поле, ты не умеешь держать мерную линейку. Ты

267

С. КРАМЕР. ШУМЕРЫ

не умеешь держать гвоздь в руке; у тебя не хватает ума. Ты не знаешь, как рассудить спорщиков; ты только отягчаешь ссору двух братьев. Ты самый бестолковый из составителей табличек. На что ты годен, кто-нибудь может сказать?»

На это его соперник возражает:

«Почему же? Я сведущ во всем. Когда я иду делить надел, я его делю. Когда я иду в поле, я знаю, как держать мерную линейку. Я знаю, как судить спорщиков. Я знаю, как примирить двух братьев и унять их эмоции. А ты — ленивейший (?) из писарей, самый беспечный (?) из людей. Когда ты выполняешь умножение, там полно ошибок

(?)... При расчетах ты путаешь (?) длину с шириной. Квадраты, треугольники, окружности (?), сектора — ты ничего не понимаешь в них, словно Ты пустобрех, негодяй, глумливый тип, забияка, и ты еще смеешь называть себя «сердцем» студенческого корпуса!»

Придравшись к последней фразе, оппонент начинает с вопроса: «Что значит я не «сердце» студенческого корпуса?» Далее он переходит к описанию своих талантов учетчика и завершает такими словами:

«Да я, я взращен на шумерском (языке), я сын писаря. А ты халтурщик, пустое место. Когда ты изготавливаешь табличку, ты не можешь даже разгладить (?) глину (?). Когда ты пытаешься провести линию, твоя рука не может справиться с табличкой... Ты, глупый умник, накрой уши! Накрой уши! И ты еще претендуешь на знание шумерского языка, подобное моему!»

Далее следует длинный фрагмент, настолько плохо сохранившийся, что трудно даже проследить переход от одной реплики спорщиков к другой. Наконец, некто (возможно, угула, что-то вроде старосты) так рассердился на одного из студентов, Энкиманси, что готов запереть его и посадить на цепь, о чем можно судить по заключительному абзацу, который в пробном переводе звучит так:

268

ШУМЕРСКАЯ ШКОЛА

«Почему вы так ведете себя! Почему вы толкаетесь, ругаетесь и оскорбляете друг друга? Зачем затевать ссору в школе?... (далее четыре неразборчивых строки). Он сыт вашей ссорой! Почему ты такой наглый (?), невнимательный (?), зачем ты хулишь, оскорбляешь того, кто был тебе «большим братом», кто научил тебя искусству письма тебе же во благо (?)! Даже уммия, который все знает, замотал головой (?), (говоря): «Делай с ним что хочешь». Если я (и вправду) сделал бы с тобой, что захотел, с мальчишкой, что ведет себя, как ты, и столь неблагодарен по отношению к «большому брату», я бы (для начала) отлупил тебя доской,

апотом, заковав тебе ноги медной цепью, запер бы в доме

имесяца два не выпускал бы из школы».

Далее идут еще четыре непонятных строки, и композиция завершается такими словами: «В споре Гирнисхага и Энкиманси уммия вынес вердикт».

Насколько можно судить по первым двум эссе, шумерская школа была довольно враждебна и неприветлива: «жесткая» программа, слабые методы обучения, жестокая дисциплина. Неудивительно поэтому, что, по крайней мере, некоторые ученики так и норовили увильнуть и становились «трудными детьми» для учителей и родителей. Здесь мы подходим к нашему третьему эссе, «Писарь и его непутевый сын», собранному из множества табличек и осколков. Это эссе замечательно еще и тем, что стало одним из первых в истории человечества документом, в котором шумерское слово намлулу означает не только «человеческий» род, но и «человеческое», т. е. достойное человека, поведение.

Композиция примерно из ста восьмидесяти строк начинается введением в форме довольно дружелюбного диалога отца с сыном, в котором последнего призывают ходить в школу, усердно работать и возвращаться домой, не слоняясь по улицам. Чтобы убедиться в том, что сын с должным вниманием отнесся к его наставлениям, отец заставляет его повторить сказанное.

Остальная часть эссе — монолог отца. Поначалу дан ряд практических советов, как сделать из сына челове-

269

С. КРАМЕР. ШУМЕРЫ

ка: ему не следует шататься по улицам и садам, следует слушаться наставника, ходить в школу и изучать опыт людей прошлого. Затем идут упреки в адрес своенравного сына, который, по словам отца, до смерти изводит его постоянными страхами и бесчеловечным отношением. Отец глубоко разочарован неблагодарностью сына; он никогда не заставлял его ходить за плугом и быком, не просил даже принести вязанку хвороста или помочь ему, как многие отцы заставляют поступать сыновей. И все же его сын оказался куда хуже других.

Как и многих разочарованных родителей нашего времени, шумерского отца особенно обижает нежелание сына следовать его профессии — стать писарем. Он призывает его не подражать приятелям, братьям и друзьям, а следовать своему делу, искусству письма, несмотря на то что это самая сложная из всех профессий, какие бог искусств и ремесел когда-либо выдумал и воплотил. Самое главное, утверждает отец, это поэтический рассказ о человеческом опыте. Да и к тому же, добавляет он, сам Энлиль, отец богов, велел сыну следовать по стопам отца.

После последнего упрека сыну за то, что он более преследует материальные цели, нежели стремится к духовному совершенству, уловить содержание текста становится крайне сложно. Это, возможно, отдельные краткие изречения, направленные на то, чтобы дать сыну представление об истинной мудрости. Во всяком случае, эссе завершается на счастливой ноте: отец благословляет сына и молится о том, чтобы тот снискал благосклонность своего личного бога, Нанны, бога Луны и его жены, богини Нингаль.

Мы приводим достаточно литературный, хотя и предварительный, перевод доступных к прочтению фрагментов эссе, пропуская иногда неясные фразы и поврежденные строки. Отец задает сыну вопрос:

«Куда ты ходил?» «Я никуда не ходил».

«Если ты никуда не ходил, почему ты слоняешься без дела? Иди в школу, к учителю, своему «школьному отцу»

270

ШУМЕРСКАЯ ШКОЛА

(профессору), прочти наизусть задание, открой школьную сумку, напиши табличку, пусть твой «большой брат» составит для тебя новую табличку. А когда ты выполнишь задание и доложишь об этом наставнику, приходи ко мне, да не болтайся по улицам. Ну же, ты слышал, что я сказал?»

«Я знаю, я скажу тебе». «Повтори же мне это». «Я повторю тебе это».

«Говори же». «Я скажу тебе».

«Так говори же, наконец».

«Ты велел мне идти в школу, прочесть наизусть задание, открыть сумку, написать табличку, пока «большой брат» готовит мне новую. Когда я выполню задание, мне следует приступить к следующему и возвращаться к тебе, отчитавшись перед наставником. Вот что ты мне сказал».

«Что ж, будь человеком. Не стой в толпе на площади, не шатайся по улицам. Идя по улице, не глазей по сторонам. Будь скромен, показывай робость к наставнику. Проявив страх, ты понравишься наставнику».

(Около пятнадцати строк разрушено.)

«Ты, который слоняется по площади, преуспеешь ли в чем? Стремись познать первые поколения. Ходи в школу, это пойдет тебе на пользу. Сын мой, познавай первые поколения, справляйся о них.

Непутевый, за кем я должен смотреть — и не был бы я мужем, если бы не смотрел за сыном своим, — я говорил с родней, сравнивал их мужчин, но не нашел среди них таких, как ты.

То, в чем я наставляю тебя, превращает глупца в мудреца, словно заклинание, завораживает змею и не позволит тебе поддаться лживым речам.

Поскольку сердце мое пропитано усталостью сгг тебя,

ядержался в стороне от тебя и не внимал страхам твоим

иворчанию. Нет, я не внимал страхам твоим и ворчанию. Из-за ворчания твоего, да, ворчания твоего был я

271

С. КРАМЕР. ШУМЕРЫ

суров с тобой, да, был я суров с тобой. Потому что тебя не заботило человеческое, сердце мое стыло, как на злом ветру. Твое ворчание убило меня, ты поставил меня на грань смерти.

Ни разу в жизни я тебя не заставил принести и сухой ветки в вязанку хвороста. Хворост и дети малые носят, ты же в жизни не носил его. Ни разу не сказал я тебе: «Ступай с караваном моим». Никогда не посылал я тебя на работу, пахать поле, никогда не посылал я тебя на работу, вскапывать поле. Не посылал на работу трудиться. «Пойди поработай и помоги мне» — не сказал я тебе ни разу в жизни.

Другие, такие же, как ты, помогают родителям в работе. Если бы поговорил ты со своими родными и был бы им благодарен, ты бы следовал их примеру. Каждый из них приносит по 10 гур ячменя, даже дети приносят отцам 10 гур ячменя. Они умножают ячмень для отца, помогают ему с ячменем, маслом и шерстью. Ты же только тогда человек, когда дело идет о распутстве, но в сравнении с ними ты вовсе не человек. Ты не трудишься, как они. Они сыновья отцов, что велят сыновьям трудиться, я же не принуждал тебя работать, как они.

День и ночь я не сплю, мучим тобой. День и ночь тратишь ты в развлеченьях. Накопил ты большое богатство — разросся вширь и вкось, стал толст, велик, широк, силен и пыхтишь. Но родные твои ждут не дождутся несчастий твоих и порадуются им, потому что тебе безразлична гуманность».

(Далее следует неясный отрывок в сорок одну строку, содержащий, по-видимому, пословицы и старые мудрости; завершается эссе поэтическим благословением отца.)

От того, что ссорится с тобой, пусть Нанна, твой бог, тебя оградит.

От того, кто враждебен тебе, пусть Нанна, твой бог, тебя оградит,

Да будет твой бог благосклонен к тебе, Да проникнешься ты человечностью, шея и грудь,

Да станешь ты главой святых города своего,

272

ШУМЕРСКАЯ ШКОЛА

Да восславит город имя твое в почетных местах,

Да зовет тебя твой бог добрым именем, Да будет твой бог Нанна благосклонен к тебе,

Да будет богиня Нингаль благосклонна к тебе.

Если же, несмотря на тяжелый и отнюдь не вызывающий восторг порядок, суровые наказания со стороны учителей и ярое соперничество со стороны своих агрессивных сокурсников, честолюбивый и непутевый студент все же ухитрялся окончить школу, перед ним открывалось несколько возможностей. Он мог, например, поступить на службу во дворец или в храм, он мог стать управляющим писарем и счетоводом одного из крупных поместий страны. В четвертом эссе о школе, «Разговор угулы и писаря», мы встречаем выпускника эдуббы, уже полноправного писаря одного из таких поместий, который поспорил с угулой (вероятно, начальником), тоже бывшим выпускникам школы. Композиция, содержащая семьдесят восемь строк, восстановленных по дюжине табличек и осколков, начинается с обращения угулы:

«Старина, иди ко мне и позволь тебе рассказать, что мой уммия (профессор, возглавляющий эдуббу) говорил мне.

Я, как и ты, был когда-то маленьким мальчиком, и у меня был «большой брат».

Уммия дал мне задание (сложное даже) для (взрослого) мужа.

(Но) я вошел в него, как острая стрела, погрузился в работу, не отверг слова уммищ не пошел у себя на поводу, и в результате «большой брат» остался доволен моим исполнением.

Ему было приятно, что я перед ним смиренен, и отчитался (?) в мою пользу (?).

Все, что он задавал мне, я выполнял, я все клал на свои места — (даже) дурак мог с легкостью (?) следовать

(?) его указаниям.

Он ставил мне руку на глине, показывал, как себя нужно вести, «вкладывал» в рот мой слова, давал мне

273

С. КРАМЕР. ШУМЕРЫ

хороший совет, обращал (?) мой взор на те правила, что ведут к успеху: усердие — залог успеха, времени трата пустая — табу; тот, кто зевает и время теряет во время работы, терпит неудачу.

Он («большой брат») не кичился своим знанием, был сдержан в словах. Если бы он хвалился, глаза бы полезли на лоб.

Навести его до восхода (и) до наступления прохладных сумерек; не пренебрегай удовольствием быть бок о бок с «большим братом»; рядом с «высокими лбами» ты научаешься достойным словам.

Он («большой брат» ?) не отвел во второй раз свой пристальный взор..., он повязал тебе на шею ленту (?) человеческой любезности и уважения.

Утешив сердце обиженного (?), он свободен от чувства вины.

Тот, кто приносит в жертву (?) молоко (?), сделал правильный дар; богатый человек прижал к груди свое коленопреклоненное дитя — так (?) должен и ты почитать мужа, наставника и хозяина, радовать их сердца».

Довольно с нас пространных велеречивых поучений угулы. Далее после фразы «Ученый писарь смиренно отвечает угуле» текст возобновляется весьма далеким от смирения ответом:

«Ты обратился ко мне..., как ..., а теперь ты послу- шай-ка, что я скажу; своим ревом, подобным бычьему, тебе меня не удастся представить невеждой с недостатком разумения — я отвечу тебе сполна (?) (буквально «шестьдесят раз»).

Как у щенка, глаза твои широко расставлены, (даже если) ты изображаешь разумное существо.

Что это ты поучаешь меня правилам, словно бездельника?

Всякий, услышав тебя, только руками всплеснет (?) от отчаянья (?).

Дай-ка тебе объясню (буквально «вложу тебе в руку») искусство быть писарем, коль (?) ты о том заговорил.

274