Червонюк В.И. Антология конституционных учений. Ч. 2

21

Формы других государств для них неприменимы. Чтобы связать такое великое целое, как Россия, необходим один муж, и этот муж является в полном смысле этого слова по телу и духу в особе царствующего императора. В нем соединены все великие государственные способности, повелительная и в то же время привлекательная наружность, удивительная деятельность, дивная сила воли и непреодолимое мужество. Конституция Императора Николая такова, что я готов взять акцию скорее на нее, нежели на жизненность других бумажных конституций».

Итак, вот где наше истинное достоинство, истинная гордость! Пусть другие европейские народы, дряхлые, изможденные, стараются утешать себя в преждевременной старости безрассудными возгласами: «Зато мы пожили, зато мы сделали». Русский великий народ находит свою гордость в другом, более высоком, более утешительном чувстве: «Я ничего себе не приписываю, за меня действует моя глава; я только слушаюсь ее, повинуюсь ей с доверенностью и любовью; и зато я так свеж и могуч, прекрасен и величествен!» В этом чувстве нет никакого унижения: напротив, оно гораздо согласнее с истинным достоинством человеческой разумно-нравственной природы, чем хвастовство буйного своевольства. Прибегнем к собственному нашему здравому смыслу. Какие минералы, какие растения, каких животных считаем.

9. Спенсер Г. Политические опыты.

Политические сочинения: в 5 т. Т. IV:

[Представительное правление и к чему оно пригодно]

[…]В нашей статье «Представительное правление и к чему оно пригодно» мы поставили себе задачей показать, что, если представительное правительство, по самой природе своей, более всякого другого пригодно к отправлению правосудия и обеспечению справедливости в отношениях граждан между собою, – оно, в силу той же природы своей, менее всякого другого пригодно к выполнению различных добавочных функций, которые обыкновенно берет на себя правительство. На вопрос: «К чему пригодно представительное правление?» – мы ответили: «Оно пригодно, чрезвычайно пригодно, более всех других пригодно именно к тому, что является настоящей задачей всякого правительства; и непригодно, совершенно непригодно, особенно непригодно для делания того, чего правительство вообще не должно делать».

[…]К этой истине можно присоединить еще одну. По мере того как власть становится представительной и более приспособленной к охранению прав граждан, она становится не только непригодной для других целей, но прямо-таки опасной. Приспособляясь к своей главной и самой существенной функции, правительство утрачивает способность выполнять другие функции не только потому, что сложность его состава служит помехой его административной деятельности, но и потому еще, что при выполнении других функций оно поддается пагубному влиянию классовых интересов.

Пока оно ограничивается предупреждением всяких насилий и нападений одного индивидуума на другого и защитой нации в целом от внешних врагов, чем шире его базис, тем лучше; ибо все люди одинаково заинтересованы в обеспечении жизни, собственности и свободы пользоваться своими способностями. Но как только оно берется доставлять гражданам положительные выгоды или вмешивается в специальные отношения между классами, тотчас же, по необходимости, возникает повод к несправедливости. Ибо в таких случаях непосредственные интересы классов не могут быть одинаковы.

А потому мы повторяем, что, по мере расширения представительства, сфера правительственных начинаний должна быть ограничиваема […].

22

10. Шалланд Л.А. Юридическая природа территориального верховенства. Ис-

торико-догматическое исследование.Том I.

§138. Порядок преемства государственной власти вообще определяется коренными ее признаками и началами публичного права, в противоположность его праву частному.

1) Один из существенных признаков государственной власти есть ее единство и нераздельность. Этому коренному признаку власти, являющемуся вместе с тем и требованием государственной пользы, должен соответствовать порядок преемства престола. Государственная власть не может быть делима между преемниками данного ее представителя, подобно частному имуществу между наследниками частного лица. Условия государственного единства не должны быть нарушаемы порядком престолонаследия.

2) Законы, определяющие преемство государственной власти, должны иметь в виду большую или меньшую способность лица к государственному управлению. Законы о преемстве власти могут иметь в виду субъективные способности и условия каждого данного лица, претендующего сделаться представителем власти. Провозглашая этот принцип во всей строгости, мы логически придем к необходимости выборного начала, потому что оно больше всего обеспечивает возможность оценки политических способностей каждого лица, имеющего взять в свои руки государственную власть. Среднею мерою представляется наследование по завещанию, когда царствующему монарху предоставляется право избрать наиболее достойного себе преемника. Но подобный способ оценки неприменим ко всякой форме правления, особенно неудобен он в монархиях. Поэтому закон может остановиться на общих условиях политической правоспособности, определить, какие лица вообще способны или неспособны к управлению государством. На этом общем предположении основано исключение женщин от наследования престола, или предпочтение мужского поколения женскому.

3) Преемство государственной власти должно иметь в виду и религиозные требования там, где с исповеданием данной религии связаны существенные интересы государства. Так, некоторые европейские конституции прямо постановляют, что глава государства должен принадлежать к известному вероисповеданию и защищать его интересы всеми зависящими от него мерами.

4) Преемство власти должно быть согласно, как мы видели, с началом государственного единства. Во имя этого же принципа необходимо ограничить возможность соединения, путем наследства, нескольких престолов в одном и том же лице. Правильный ход государственного управления предполагает полное единство интересов страны с интересами правящего лица. При соединении двух или трех государств под личным главенством одного лица может произойти раздвоение государственных интересов и политики. Монарх, как государь страны а, может действовать в ущерб стране и наоборот. Эти неудобства устраняются или а) слиянием двух стран, соединенных наследством, в одно государство, что, конечно, не всегда возможно, или б) ограничением наследственного права […].

§139. Порядок преемства власти в монархиях определяется не только вышеизложенными общими условиями государственного блага, но и специальными условиями, присущими монархической форме правления.

Монархия, по идее своей, предполагает сосредоточение всей государственной власти или известных ее функций в руках одного лица, действующего самостоятельно,

всилу собственного права, ни от кого не заимствованного. Монархическая власть не есть совокупность прав, делегированных монарху народом; она не основана на поручении народном, данном тому или другому представителю монархической власти.

23

[…] C идеею монархической власти не согласно преемство по избранию народному. Избрание главы государства есть отличительная черта республиканского образа правления. И действительно, избирательные монархии были монархиями только по имени [...].

Монархия, по внутренним своим условиям, предполагает наследственность власти; возражая против наследственного преемства власти, мы возражаем против того, что составляет логическое последствие этой формы правления. Требуя избирательного преемства, мы требуем в сущности республиканского правления, и, с точки зрения государственной пользы, всегда лучше применить республиканский принцип во всей его чистоте, чем прибегать к компромиссам, искажающим начала отдельных форм правления. Опыт избирательных монархий показывает, что они по удобству своему стояли ниже республик. В республиках глава государства избирается не на всю жизнь, а на известный срок, более или менее непродолжительный; он не обставлен блеском и священным характером монархической власти, он просто первое должностное лицо республики […].

11. Романович-Славатинский А. В. Система русского государственного права

[Основание самодержавной власти – прошлое русского народа]

Власть русского царя есть самодержавная, то есть самородная, не полученная извне, не дарованная другой властью. […] Основанием этой власти служит не какойнибудь юридической акт, а все историческое прошлое русского народа. […] Подобно тому, как самоцветный камень имеет свой собственный, ему присущий, а не извне полученный блеск и цвет, так и самодержавная власть имеет свои собственные, ей присущие, а не извне полученные права. […] Самодержавие воплощает самость и державные права русской нации, которые она получила не извне, но выработала потом и кровью исторического процесса.

12. Вебер М. Политика как призвание и профессия [О конституционной легетимности]

«Всякое государство основано на насилии», говорил в свое время Троцкий в Брест-Литовске. И это действительно так. Только если бы существовали социальные образования, которым было бы неизвестно насилие как средство, тогда отпало бы понятие «государства», тогда наступило бы то, что в особом смысле слова можно было бы назвать «анархией». Конечно, насилие отнюдь не является нормальным или единственным средством государства – об этом нет и речи, – но оно, пожалуй, специфическое для него средство. Именно в наше время отношение гос ударства к насилию особенно интимно. В прошлом различным союзам – начиная с рода – физическое насилие было известно как совершенно нормальное средство. В против о- положность этому сегодня мы должны будем сказать: государство есть то человеческое сообщество, которое внутри определенной области – «область» включается в признак – претендует (с успехом) на монополию легитимного физического насилия. Ибо для нашей эпохи характерно, что право на физическое насилие приписывается всем другим союзам или отдельным лицам лишь настолько, насколько государство со своей стороны допускает это насилие: единственным источником «права» на насилие считается государство […].

Государство, равно как и политические союзы, исторически ему предшествующие, есть отношение господства людей над людьми, опирающееся на легитимное (то есть считающееся легитимным) насилие как средство. Таким образом, что-

24

бы оно существовало, люди, находящиеся под господством, должны подчиняться авторитету, на который претендуют те, кто теперь господствует. Когда и почему они так поступают? Какие внутренние основания для оправдания господства и какие внешние средства служат ему опорой?

В принципе, имеется три вида внутренних оправданий, то есть оснований легитимности (начнем с них). Во-первых, это авторитет «вечно вчерашнего»: авторитет нравов, освященных исконной значимостью и привычной ориентацией на их соблюдение, – «традиционное» господство, как его осуществляли патриарх и патримониальный князь старого типа. Далее, авторитет внеобыденного личного дара (харизма), полная преданность и личное доверие, вызываемое наличием качеств вождя у какогото человека: откровений, героизма и других, – харизматическое господство, как его осуществляют пророк, или – в области политического – избранный князьвоеначальник, или плебисцитарный властитель, выдающийся демагог и политический партийный вождь. Наконец, господство в силу «легальности», в силу веры в обязательность легального установления и деловой «компетентности», обоснованной рационально созданными правилами, то есть ориентации на подчинение при выполнении установленных правил – господство в том виде, в каком его осуществляют современный «государственный служащий» и все те носители власти, которые похожи на него в этом отношении. Понятно, что в действительности подчинение обусловливают чрезвычайно грубые мотивы страха и надежды – страха перед местью магических сил или властителя, надежды на потустороннее или посюстороннее вознаграждение – и вместе с тем самые разнообразные интересы.

13. Коркунов Н. М. Лекции по общей теории права.

Государственная власть

[…]Со времен схоластики установилось, и до сих пор остается господствующим понимание власти, как воли, единой, надо всем в государстве господствующей воли. При этом одни отождествляют государственную власть с волей конкретных правителей; другие же считают государственную власть какою-то высшею волею, a конкретных правителей только органами проявления этой высшей воли, отличающейся от их личной воли.

На первый взгляд может показаться более согласным с фактами действительности, более реалистическим, отождествление государственной власти с волею конкретных правителей. Существование у них воли –бесспорный факт, и гражданам на каждом шагу приходится сталкиваться с проявлениями этой воли. Напротив, существование какой-то особой, высшей воли есть только предположение и притом довольно туманное. Эта предполагаемая высшая воля практически проявляется все-таки только в велениях и действиях тех же правителей государства.

[…]Понятие власти ни в каком отношении не совпадает с понятием властвующей воли. Бывает, что властвует воля, но далеко не всякое властвование предполагает направленную на то волю. Властвуют воображаемые божества, не только не имеющие действительной воли, но вовсе и не существующие. Точно также властвуют над людьми представления о многом таком, что вовсе и не может быть причастным воле, например, представление о грозящей беде, болезни, суеверия и т. п. Все это заставляет признать, что власть не предполагает непременно направленной на властвование воли. Властвование предполагает сознание не с активной стороны, не со стороны властвующего, a с пассивной стороны, со стороны подвластного. Все, от чего человек сознает себя зависимым, властвует над ним, все равно, имеет ли оно и даже может ли иметь волю. Для властвования нет надобности, что бы это сознание зависимости было реально. Не требуется даже, чтобы существовало то, идея о чем властвует над человеком. Для властвования требуется только сознание зависимости, a не реальность ее.

25

Другими словами, власть есть сила, обусловленная не волею властвующего, a сознанием зависимости подвластного. Если так, то и для объяснения государственной власти нет надобности наделять государство волей, олицетворять его. Так как власть есть сила, обусловленная сознанием зависимости подвластного, то и государство может властвовать, не обладая ни волею, ни сознанием, только бы составляющие его люди сознавали себя зависимыми от государства. Государственная власть не чья-либо воля, a сила, вытекающая из сознания гражданами их зависимости от государства.

14. Ивановский В. В. Государственное право

Понятие о верховной власти и ее субъекте

[…]Государствами называются общественные союзы, имеющие независимую от власти других союзов власть, которая и называется в силу этого властью верховной. Как далеко простирается самая эта власть в отношении подчиненных ей членов государства, каковы ее пределы, это вопрос особый и пока не подлежащий здесь рассмотрению; нам было важно лишь указать на независимость власти, как на существенный момент в понятии государства. Независимость, о которой здесь говорится, есть именно независимость от власти какого-либо общественного союза, так как и верховная власть может находиться в зависимости от различных влияний, от господствующих в обществе нравственных воззрений, от учений церкви, науки, от разного рода фактически слагающихся условий жизни. Таким образом, верховная власть характеризуется внутренним и внешним суверенитетом, полной юридической независимостью.

[…]Для того, чтобы определить в точности, является ли данный общественный союз государством, надо смотреть, что скрывается за этими внешними формами, соответствуют ли эти формы содержанию, является ли так называемая верховная власть действительно верховной властью, т.е. властью независимой. Суверенитет власти является, таким образом, существенным моментом в понятии государственной власти. Отрицая этот признак, мы потеряли бы возможность установить различие между государством и другими общественными союзами.

Из этого существенного признака вытекает признак единства власти, или ее неделимости. Если государственная власть суверенна, то она и едина; допустить возможность нескольких суверенных властей значило бы отрицать начало самого суверенитета. Действительная жизнь и не дает нам таких примеров; или же, если иногда и замечаются явления, сходные по внешнему виду с таким порядком вещей, то в сущности верховная власть все же остается единой, прочие власти стоят в ряду властей второстепенных, т.е. зависимых. Это объясняется тем, что в случае появления двух или нескольких органов государственной власти, между ними необходимо должна начаться борьба, в которой одерживает верх представитель наиболее сильной власти – эта наиболее сильная власть и будет власть верховная. Если подобного рода борьба, при возможном равновесии сил, затягивается надолго, то общественный союз распадается, перестает быть государством; это внегосударственное состояние общества характеризуется борьбой противоположных общественных интересов, где победителями выходят опять-таки наиболее сильные. Однако такое анархическое состояние общества не может продолжаться вечно; в тех случаях, когда общество жило уже ранее государственной жизнью, оно продолжается обыкновенно очень не долго. Таковы именно периоды революций.

Во время революций наблюдается одновременное существование как бы нескольких верховных властей, между которыми и ведется борьба. Революционное состояние общества в тот момент, когда борьба между не признающими друг друга властями еще ведется, когда шансы не склонились еще ни в ту, ни в другую сторону, есть состояние внегосударственное.

26

[…] Признак единства власти неразрывно связанный с признаком суверенитета, совершенно достаточен для обоснования понятия верховной власти, и вместе с тем и понятия государства. Многие, однако, говорят еще о единстве воли в государстве. Это справедливо, но требует объяснения. Воля есть свойство хотеть; она поэтому не тождественна со своим содержанием или с тем, на что она направлена; последнее может обусловливаться разнообразными факторами, не имеющими ничего общего с волей; т. е. содержание воли не только не есть сама воля, но даже в не вытекает из воли. Сопоставляя понятие власти и воли, мы находим, что эти понятия также не тождественные. Способность осуществлять волю есть сила; способность (включая и возможность) осуществлять волю в отношении подчинения себе посторонних сил есть власть; воля, как таковая, не может быть предметом власти; таким предметом является содержание воли, состоящее в данном случае в подчинении себе посторонних сил, т. е. посторонней способности осуществлять волю.

В конце концов власть есть способность одной силы подчинять себе другую. Таким образом, верховная власть есть способность одной силы в общественном союзе господствовать над всеми другими общественными силами. Это и есть суверенитет власти, о котором говорилось выше. Хотя власть и воля не одно и то же, но первая предполагает последнюю. Поэтому государственная или верховная власть предполагает определенную волю; содержанием этой воли является господство над другими волями или подчинение себе других воль при помощи власти. Если верховную власть мы признали единой и если она есть вместе с тем орудие и средство господства, а господство есть содержание или объект воли, то очевидно характером единства должна отличаться и сама воля как предположение власти. Если верховная власть есть способность подчинения всех воль в отношении их осуществления, то очевидно, что она соответствует одной воле высшей, противопоставляемой в данном случае всей совокупности других воль. Таким образом, единству верховной власти соответствует и единство обусловливающей ее воли; но это единство воли есть только единство ее содержания, т. е. единство стремления к господству. В этом именно смысле можно говорить о единстве воли в государстве.

Единство воли в данном случае находит свое подкрепление в единстве власти. Верховная власть имеет один центр по своей организации, но для своего осуществления она нуждается во множестве проводников. Все эти проводники осуществляют идею господства не сами по себе, но по давлению из центра. Единство воли и власти в государстве, однако, будет для нас понятнее, когда мы возьмем то и другое не как отвлечение, но в тех внешних формах, в которых они обнаруживаются в действительной жизни. Верховная власть, чтобы функционировать, должна воплотиться во внешние формы, должен существовать субъект верховной власти; но так как власть не мыслима без воли, то очевидно должен существовать и субъект воли. Следует ли отсюда, что мы будем иметь дело с двумя субъектами – субъектом единой в государстве воли и субъектом единой в государстве власти? Конечно нет. Воля без силы, а в данном случае без власти, не может быть осуществлена: власть без воли вообще не мыслима, поэтому та и другая должны воплотиться в одной и той же внешней оболочке, должен существовать один субъект воли и власти. Итак, единая воля в государстве есть хотение господства, стремление подчинить этой воле все другие воли в государстве: власть есть способность осуществить эту волю; воплощение того и другого во внешних формах есть субъект воли и власти в государстве.

15. Кистяковский Б. А.

О сущности государственной власти

Власть является основным признаком государства. Только государство обладает всей полнотой власти и располагает всеми ее формами. Все остальные социальные ор-

27

ганизации обладают лишь частичной властью или какой-нибудь одной из ее форм. Притом власть всех остальных социальных организаций нуждается для своего осуществления в санкции со стороны государственной власти.

[…] Однако есть известные публично-правовые организации, которые не являются государствами и в то же время обладают некоторой сходной с ними властью. Известная доля власти присвоена так называемым автономным организациям, например, самоуправляющимся городским и земским обществам, церквям и другим религиозным общинам, поскольку они организованы в публично-правовые корпорации; присуща она также и автономным университетам. Отличительная черта этих организаций заключается в том, что к ним обязательно принадлежат все лица известной категории; так, например, земства и городские общества включают в себя всех лиц, живущих на их территории; в известную религиозную общину, организованную в публичноправовую корпорацию, входят обязательно все ее единоверцы. Эти организации имеют право принудительно облагать всех своих членов установленными ими налогами. Они могут также, не прибегая к содействию судов, чисто экзекуционным путем, заставлять принадлежащих к ним лиц выполнять свои постановления. Такие постановления часто имеют даже характер законов, и только в видах терминологического удобства они называются не законами, а обязательными постановлениями. Все это – черты, по преимуществу свойственные государственной власти. Однако все эти пуб- лично-правовые организации применяют не свою власть, а власть государства; они обладают властью лишь постольку, поскольку государство наделяет их ею; помимо государства они никакой властью не располагают.

Государство отличается от этих публично-правовых союзов тем, что оно ни от кого не заимствует своей власти; оно обладает своей собственной властью, которая не только возникает в нем самом, но и поддерживается и ограничивается его собственными средствами.

Итак, государство есть правовая организация народа, обладающая во всей полноте своею собственной, самостоятельной и ни от кого не заимствованной властью. Значение власти для государства громадно. Вот почему известный немецкий юрист, основатель юридической школы государственного права, Гербер, мог утверждать, что «государственное право есть учение о государственной власти». Признак властвования или элемент власти свойствен не только какой-нибудь определенной форме государственного устройства, не какому-нибудь одному типу государства; он присущ всем типам государства. Относительно того, что признак властвования присущ абюсолют- но-монархическому и деспотическому государству, не может возникать никакого сомнения. Абсолютно-монархическое государство страдает не от отсутствия элемента властвования, а от излишка его. В нем все сводится к властвованию, повиновению и требованию беспрекословного подчинения. Сплошь и рядом в нем преследуются только интересы власти и совершенно игнорируются интересы подданных. Получается уродливая гипертрофия властвования. Самую власть в абсолютно-монархическом государстве часто смешивают с органом власти; таким образом, понятие власти заменяется в абсолютной монархии понятием начальства. На этой почве уродливой гипертрофии власти и создаются все особенности, которые придают обыкновенно абсолютной монархии характер полицейского государства. В противоположность абсолютномонархическому государству в конституционном государстве власть приобретает правовой характер. Давая общую характеристику правового государства, мы уже указали на то, что основной признак этого государства заключается в том, что в нем власти положены известные границы, что она ограничена и подзаконна. Кроме того, в правовом государстве как органы власти, так и сам правовой порядок организуется при помощи самого народа. Таким образом, правовому государству тоже необходимо при-

28

суща государственная власть, но эта власть введена в известные рамки и носит строго правовой характер.

[…]Там, где между людьми возникают длительные отношения господства и влияния, с одной стороны, и подчинения и зависимости, с другой, там в этих отн о- шениях рождается нечто новое. Личные отношения влияния и зависимости как бы превращаются в нечто независимо существующее от данных лиц, они как бы объективируются. Получается отношение господства и подчинения во имя каких - нибудь высших начал. Господство и подчинение освящается или социальноэкономическим строем, или религией, или правом. Они перестают зависеть от индивидуальных свойств господствующих и подчиненных. Традиция и привычка з а- меняют личные достоинства и преимущества лиц, приобретших господствующее положение. Создаются, наконец, такие условия, при которых известное лицо приобретает господствующее влияние в зависимости от того места или социального положения, которое оно занимает в жизни.

[…]Исследователи государственной власти должны иметь в виду не вообще господство и зависимость, а частный случай его – государственное господство. Но государственное господство существует только в конкретных государствах, а все конкретные государства прошли известное историческое развитие и обладают определенной социальной структурой.

[…]Властвовать в государственном смысле значит повелевать безусловно и быть

всостоянии принуждать к исполнению. Деятельность государственной власти мы можем с формально-юридической точки зрения разложить на ряд велений и исполнение этих велений. Но веления могут исходить только от воли и могут быть обращены только к сознательной воле, так как только ею они могут пополняться.

Следовательно, с формально-юридической стороны власть заключается в отношении между волей, выражающейся в велениях государственной власти, и волями исполнителей этой власти, т.е. подданных и агентов, состоящих на службе у государства (чиновников). Тем не менее мы не имеем никакого основания приписывать государству личную волю, и в этом отношении критика представителей реалистического направления в науке государственного права, настаивающих на том, что коллективное существо – государство не может иметь воли, совершенно правильна. Но государство имеет безличную волю, так как деятельность его выражается в установлении общих безличных правовых норм и в применении этих норм к конкретным случаям в правительственных распоряжениях, административных актах и судебных решениях.

Безличность воли государства ведет к тому, что и власть его безлична, а в этом, как мы отметили выше, характерный признак власти в правовом или конституционном государстве. Более подробно на этом свойстве государственной власти мы остановимся в связи с вопросом о государстве как юридическом лице.

16. Чичерин Б. А. Курс государственной науки.

Верховенство власти

Власть, вообще, есть воля, имеющая право повелевать. С юридической властью неразлучно соединена и сила приводить свое решение в исполнение, ибо юридический закон есть закон принудительный. Поэтому юридическая власть содержит в себе двоякую силу – юридическую и физическую – силу обязывать и силу принуждать (vis obligandi и vis coercendi seu agendi). Впрочем, обе стороны могут быть разделены, так, что одна власть произносит решение, а другая его исполняет.

Власть всегда присваивается известному лицу. Без лица она немыслима, ибо только единичное лицо может решать и действовать. Она может принадлежать и нескольким лицам вместе; тогда необходимо установление способов совокупного решения, так чтобы воля была одна. Таким образом, всякая власть заключает в себе два

29

элемента: юридический элемент, право, составляющее существо власти, и лицо или лица, облеченные правом; они определяют форму власти.

[…] Признаки верховной власти вытекают из самого существа государства и из отношения верховной власти к другим элементам политического союза.

1)Из понятия о государстве, как едином целом, следует, что верховная власть должна быть единая. Верховное право повелевать может принадлежать только целому или представителю целого, а не какой-либо части; но целое едино. Это единство выражается в единстве владычествующей воли. Если будут две воли, независимые друг от друга, то каждая из них будет принадлежать не целому государству, а известной его части; следовательно, каждая часть будет составлять отдельное государство. Это и бывает в сложных государствах, при распределении верховной власти между союзом

иотдельными штатами. Если же различные воли состоят в такой зависимости друг от друга, что верховная, обязательная для всех воля, устанавливается их соглашением, то последняя и будет единая верховная воля; тогда верховная власть присваивается совокупности органов.

Из этого ясно, что единство верховной власти должно быть понимаемо не в смысле единства лица, облеченного властью, а лишь в смысле единства юридического начала, или существа верховной власти, выражающегося в единстве владычествующей воли. Только в чистой монархии верховная власть сосредоточивается в едином физическом лице; в аристократии она присваивается нескольким, в демократии – всем. Как увидим ниже, верховная власть имеет различные отрасли, которые могут распределяться между различными органами, так чтобы совокупная их деятельность образовала общую систему, управляемую общей волей. В этом смысле говорится, что верховная власть может быть разделена.

2)Из понятия о государстве, как союзе, образующем юридическое лицо, связанное постоянным законом, следует, что верховная власть, как неотъемлемая принадлежность государства, постоянна и непрерывна. Физические лица, ею облеченные, могут меняться, но существо власти, как учреждения, сохраняется непрерывно. В этом смысле в старинном французском праве было изречение: король не умирает (le roi ne meurt pas). Вследствие этого, все права и обязанности предшественника непосредственно переходят на преемника. Последний связан действиями предшественника, как будто это были собственные его действия. Оттого законные правительства признают обязательства даже правительств революционных, которые временно держали в руках верховную власть. В средние века, при господстве частного права, это начало не всегда признавалось. Долги предшественников не считались обязательными для преемников. Слабое развитие государственного сознания можно видеть и в подтверждении жалованных грамот и привилегий вступающими на престол государями.

3)Так как государство есть союз самостоятельный, то и верховная власть независима от какой-либо другой: это – власть державная. Мы видели, однако, что не всякое государство в действительности пользуется полной независимостью. В полусамостоятельных государствах верховная власть не вполне державная; но так как здесь подчинение неполное и в некоторых отношениях власть остается независимой, то она сохраняет государственный характер. Степень подчинения может быть разная. Иногда подчиненная власть лишается права войны и мира, а также дипломатического представительства. Иногда же самое установление власти требует утверждения покровительствующей державы. Таковы были отношения Сербии и Дунайских княжеств к Оттоманской Порте до последней войны. Таково и ныне положение Болгарии.

4)Так как в государственном союзе с юридическим началом соединяется нравственное, то и верховная власть, как представительница высшего нравственного порядка, освящается нравственным законом. В том смысле она считается священной. На этом основана связь ее с религией и церковью.

30

5)Будучи источником всякого положительного закона, определяющего права и обязанности граждан, она в отношении к последним является ненарушимой. Ей должно быть оказано полное повиновение.

6)Верховная власть существует для общего блага и действует во имя общего блага. Но окончательным судьей в этом деле является только она сама. Поэтому она безответственна. Всякий ответственный орган перестает быть носителем верховной власти; он становится подчиненным.

7)Так как территория во всем составе, со всем, что в ней обретается, составляет принадлежность государства, то верховная власть простирается на все, что находится

вэтих пределах. В этом смысле она признается везде присущей. На этом основании, по английскому праву, корона, в случае тяжбы, если не явится от нее поверенный, не может быть осуждена за неявку; она признается всегда присутствующей. То же значение имеет зерцало в наших присутственных местах. Распространяясь на все, она исключает всякую другую, независимую от нее власть. Оттого чужестранная власть не может иметь прав внутри территории. Мы видели исключения, проистекающие из начала экстерриториальности. На том же основании не признается и существовавшее прежде право убежища.

8)Наконец, так как верховная власть представляет волю государства, как единого целого, и распространяется на все, то всякая частная власть, установленная для государственных целей, является только органом верховной власти и от нее заимствует свою силу. Поэтому верховная власть есть источник всякой государственной власти. Подчиненные власти от нее получают право повелевать и действуют от ее имени. Так, судья от имени верховной власти произносит свой приговор. Но, представляя союз государственный, верховная власть не есть источник тех частных властей, которые принадлежат к другим союзам, находящимся в пределах государства. Так, религиозные власти основаны на добровольном подчинении верующих; существо их определяется церковными постановлениями, а не государственными законами. Последние определяют только юридическую их сторону, которая через это становится обязательной для граждан. Верховная государственная власть не есть источник и семейной власти; она установляет лишь общие нормы семейного права; для приобретения действительной власти нужен частный гражданский акт, исходящий от свободной воли лиц или от частных их действий. Смешанный характер имеют корпоративные и местные власти. С одной стороны, они являются представителями частных союзов и местных потребностей; с другой стороны, они не только получают власть свою от государства, но сами становятся в некоторых отношениях органами государственной власти. Этот двойственный характер выражается в различном устройстве местного управления.

Таковы признаки верховной власти, вытекающие из самого существа государственного союза, которого она является представителем, независимо от той или другой ее формы. Совокупность принадлежащих ей прав есть полновластие (Machtvollkommenheit), как внутреннее, так и внешнее. Юридически она ничем не ограничена; она может делать все, что считает нужным для общего блага. В этом отношении она не подчиняется ни чьему суду, ибо если бы был высший судья, то ему принадлежала бы верховная власть. Она – источник всякого положительного закона, который она может устанавливать, изменять и отменять по усмотрению. Она – верховный судья всякого права, ибо право определяется законом, а закон устанавливается верховной властью. Наконец, она – источник всякой государственной власти и верховный судья всех других властей. Одним словом, это власть

вюридической области, полная и безусловная. Эта полнота власти называется иногда абсолютизмом государства, в отличие от абсолютизма князя. В самодержавных правлениях монарх потому имеет неограниченную власть, что он единственный представитель государства, как целого союза. Но и во всяком другом образе правления верховная власть точно так же неограниченна. Англичане называют парла-