Батай Ж. Проклятая часть Сакральная социология

Что будет представлять собой, в случае победы России, разрушенный мир, где Соединенные Штаты не только не смогут оказывать помощь другим странам, но и сами будут находиться в большей разрухе, чем сегодня Германия? В результате этой войны и Советский Союз подвергнется опустошению, а марксистский режим, установленный на планете, уже ничего общего не будет иметь с революцией, которой требовало развитие производительных сил. Что такое уничтожение капитализма, которое одновременно станет и уничтожением всего созданного капитализмом? Несомненно, то будет самым грубым опровержением марксистской теории. Человечество, которое разрушит творения промышленной революции, станет самым бедным за

____________217____________

V. СОВРЕМЕННАЯ ДАННОСТЬ

всю историю цивилизации; воспоминание о недавнем богатстве окончательно сделает его нежизнеспособным. Ленин определял социализм как «Советскую власть плюс электрификацию»37. Действительно, социализм требует не только власти народа, но и богатства. Не найдется ни одного здравомыслящего человека, который бы вообразил себе социализм в виде мира, где цивилизация, символизируемая именами Нью-Йорка и Лондона, сменилась бы жалкими хижинами. Эту цивилизацию можно ненавидеть, порой она кажется кошмарным сном, она конечно же порождает уныние и раздражение, благоприятствующие сползанию к катастроф^. Однако ни один трезвомыслящий человек не выберет то, что привлекательно лишь красотой абсурда.

Разумеется, можно еще представить себе, что Соединенные Штаты одержат победу над Россией и мир не подвергнется полному разрушению. Однако «раскол» при этом тем меньше сократится, чем меньшую цену заплатит победитель. Внешне, конечно, мировое господство достанется единственному обладателю решающего оружия, но точно так же, как осужденный принадлежит палачу. Это бремя палача столь малозавидно, сознание того, что столь кровавое решение решительным образом отравит общественную жизнь столь сильно, что в Америке нет ни одной серьезной партии, которая выступала бы за молниеносную войну. В то же время ясно, по крайней мере вероятно, что время играет на руку России.

2. Возможность невоенного соперничества между разными способами производства

Если рассматривать, с одной стороны, безмолвие общества при коммунизме, повсеместно утверждаемое концлагерями, а с другой — свободу, истребляющую коммунистов, — то не остается сомнения: вряд ли бывает более благоприятная обст-'нлвка для пробуждения сознания.

Несмотря на то, что бодрствующее сознание — это результат угрозы и в какой-то момент связано с чувством бесполезности усилий и неизбежности поражения, оно ни в коем случае не должно поддаваться страху; главное в нем — уверенность мгновенного знания (смешная мысль, что ответом на пытливый взгляд может стать лишь ночь). Однако до последнего мига ему не дано отказаться от спокойного поиска удачи. Отказ возможен лишь при счастливом смертельном исходе.

В условиях полного разброда одно лишь мешает считать войну неизбежной — это мысль., что в современных условиях, переиначивая формулу Клаузевица38, «экономика» может «продолжать войну другими средствами».

__________218__________

ПРОКЛЯТАЯ ЧАСТЬ ОПЫТ ОБЩЕЙ ЭКОНОМИКИ

Вконфликте на почве экономики сталкиваются мир индустриального развития — зарождающегося накопления — и мир развитой индустрии.

Воснове своей угроза войны исходит оттуда, где есть перепроизводство: если экспортные возможности ограничены, а другого выхода нет, то потребителем избыточной экономики может стать только война. Американская экономика как раз и представляет собой сильнейшую взрывоопасную массу, которая когда-либо существовала на свете. Конечно, ее взрывоопасному давлению не способствует, как в Германии, извне — наличие густонаселенных и милитаризированных государств, а изнутри — диспропорции в развитии различных производительных сил. С другой стороны, идея того, что эта огромная махина, охваченная неизбежным процессом роста, способна к жизни — рациональна и уравновешенна, — несет в себе все опасности бессознательности. Тот факт, что она уже излила свою мощь в двух войнах, недостаточно обнадеживает. В любом случае тягостно видеть динамичное общество, которое безропотно и недальновидно дает себя увлечь течению. Тягостно осознавать, что оно не ведает скрытых пружин своего развития и продолжает производить, не соизмеряя последствий производства. Этой экономике оказались по плечу две войны; если ее рост продолжится, то каким волшебным образом ей может оказаться по плечу мир? Те, кто движут ею, наивно полагают, что они не преследуют иных целей. Но позволительно ли задать им вопрос: а не преследуют ли они бессознательно иные цели, чем признает их разум? У американцев есть привычка видеть, как войну развязывают другие, и опыт доказал им выгоды выжидательной позиции.

Впротивовес подобному пессимистическому взгляду необходимо представить четкую идею, основанную на понимании обширного проекта, реализация которого уже началась. Если трудно представить себе длительное процветание США без массового истребления богатств в форме

самолетов, бомб и прочих вооружений, то можно представить себе равноценную гекатомбу и в бескровной форме. Другими словами, если война необходима американской экономике, то это вовсе не значит, что она должна иметь традиционную форму. Легко представить себе пришедший из-за Атлантики нестандартный процесс: конфликт не обязательно должен быть военным, можно взять курс и на масштабное экономическое соревнование, которое будет стоить его инициатору таких же жертв, что и война, которое заставит закладывать в бюджет, сопоставимый с бюджетом военного времени, такие затраты, каких не сможет компенсировать ни одна ожидаемая капиталистическая прибыль. То, что я сказал об инерции западного мира, требует, по крайней мере, одной оговорки: в этом мире не существует ни политического тече-

__________219__________

V. СОВРЕМЕННАЯ ДАННОСТЬ

ния (в смысле пропаганды), ни умственного движения, которые бы реагировали. Тем не менее на советское давление отвечают решительно и определенно. План Маршалла39 является, конечно, изолированной реакцией, но это единственное начинание, которое дает систематический ответ на стремление Кремля к мировому господству. План Маршалла придает законченность конфликту наших дней; в его основе не борьба за гегемонию двух военных держав, а противоборство двух экономических методов. План Маршалла противопоставляет организацию избыточного богатства накоплению богатств по планам Сталина; это не обязательно предполагает вооруженную схватку, которая не может дать окончательного решения. Если противоборствующие силы имеют различную экономическую природу, то они должны начать между собой соревнование в экономической области. План Маршалла — это, пожалуй, единственная реакция Запада на мировую экспансию Советов. Одно из двух: или плохо еще оснащенные в материальном отношении страны будут индустриализованы по советским планам, или же их промышленное перевооружение обеспечат избытки американской промышленности. (Но, вне всякого сомнения, успех, то есть воплощение в жизнь второго варианта, — настоящая надежда для нас.)

3. План Маршалла

Один из самых оригинальных французских экономистов Франсуа Перру*" видит в плане Маршалла историческое событие исключительной важности*. Для Франсуа Перру план Маршалла «знаменует собой начало величайшего экономического эксперимента, который когда-либо предпринимался в международном масштабе» (с. 82). Соответственно и его последствия <в мировом масштабе» «намного превосходят самые смелые и удачные структурные реформы, предлагаемые различными рабочими партиями в национальном масштабе» (с. 84). Вообще, то будет настоящая революция, даже «главная Революция в современной истории» (с. 38). В самом деле, вводимые им «революционные преобразования» изменяют «привычные отношения между народами» (с. 184). Между тем «гораздо больше революционности в том, чтобы предотвращать межгосударственные столкновения, чем в том, чтобы готовить их под лозунгом классовой борьбы» {с. 34). В тот день, когда начинание генерала Маршалла «станет приносить первые плоды, оно своими благодеяниями затмит наиболее глубокие и наименее неудачные социальные революции» (с. 38).

* См.: Perroux F. Le Plan Marshall ou 1'Europe necessaire au monde. P.: Medicis, 1948.

__________222__________

ПРОКЛЯТАЯ ЧАСТЬ ОПЫТ ОБЩЕЙ ЭКОНОМИКИ

ативе» (с. 155). Безусловно, «сам факт существования Международного банка представляет собой первый опыт, предпринятый с целью осуществлять если и не группировку потребностей, то по крайней мере группировку участников, договаривающихся между собой о заключении заемных соглашений» (с. 156). Однако одна из статей его устава «вменяет ему в обязантсть изучать каждую просьбу одну за другой, учитывая лишь ее собственную экономическую выгоду и без корреляции с общим целым, образуемым массой потребностей или даже массой уже сформулированных просьб о займах» (с. 155). Итак, можно сказать, что Бреттон-вудские соглашения как раз и обозначили собой тупик, в который зашла международная экономика. Замкнутая в пределах капиталистического мира, основанная на принципе отдельной выгоды — без которой ни одна операция немыслима*, — она должна была отказаться от этих основных принципов или же, чтобы соблюдать их, отказаться от условий, без которых она не могла бы выжить. Недостатки, свойственные Международному банку и Международному валютному фонду, стали негативным отражением позитивных решений, даваемых планом Маршалла.

Парадоксом капиталистической экономики является игнорирование общих целей, которые придают ей смысл и значение, и невозможность переступить за границы отдельной цели. Далее я покажу, что это приводит к ошибке в определении элементарной перспективы: общие цели рассматриваются нами наподобие отдельных целей. Но, не предвосхищая оценку последствий, интересно пронаблюдать этот резкий переход от одного мира к другому, от примата отдельного интереса к примату интереса общего. Франсуа Перру дал очень четкое определение плану Маршалла, исходя из этого основного противопоставления: это, пишет он, «инвестиция в мировых интересах» (с. 160).

В данной операции «размах и характер рисков, величина ставки и исход игры должны сделать иллюзорными расчеты чистых прибылей». Она «была подготовлена, одобрена и будет осуществляться на основе политических решений и макроскопических расчетов, для понимания которых классический анализ мало применим» (с. 172—173). Отныне «просьбы о предоставлении кредитов и их распределение основываются на коллективных расчетах, не имеющих ничего общего с отдельными единичными расчетами, опираться на которые предпочитал либерализм» (с. 99—100). «Коллективному спросу отвечает коллективное предложение». Разумеется,

Результатом операции может быть отсутствие прибыли, даже убыток, но это значит, что операция не имела того эффекта, на который она была рассчитана в своем замысле. Общий принцип остается все равно незыблемым.

____________223____________

V. СОВРЕМЕННАЯ ДАННОСТЬ

«такая группировка предложений и просьб о кредите находится в явном противоречии с классической теорией и практикой инвестирования» (с. 167).

Экономические группы, государства, вовлеченные в эту операцию глобального масштаба, призваны перейти от примата своих отдельных интересов к интересам региональных соглашений. На смену промышленному протекционизму, осуществляемому при игнорировании или отрицании интересов соседа, приходит необходимость систематических соглашений с целью перераспределения труда.

Однако региональное соглашение само является лишь ступенькой в мировой интеграции. Существуют не отдельные группы, знающие лишь себя и весь мир, — или же государство, экономически доминирующее в мире, — отдельность и изоляция всюду оспариваются. Сам процесс, обеспечивающий развитие экономики «путем опоры на соседей», включает каждую национальную экономику в мировое целое (с. ПО).

В этих условиях «распределение кредитов перестало быть профессией и стало функцией» (с. 157). Точнее, можно сказать, что человечество, взятое как целое, начинает использовать кредиты для своих целей, не обслуживая ничей интерес и не придерживаясь границ, определяемых интересами кредитора. Человечество, воплощенное в виде менеджера — администратора EGA (Economic Cooperation Administration)*, будет распределять инвестиции пугем постоянных переговоров, основываясь на фундаментальном законе, отрицающем закон прибыли. Формула этого нового закона давно известна. Операция в мировых интересах неизбежно следует этому неоспоримому принципу: «От каждого по средствам, каждому по потребностям».

5. «Общий» интерес Франсуа Перру с точки зрения «общей эконолшки»

Какой бы странной и неуместной (во всех смыслах) ни была в данном случае эта простейшая формула коммунизма, никакая другая не подходит к плану Маршалла — этой логичной «инвестиции в мировых интересах», даже если это лишь неудачная попытка идеальной операции. Разумеется, намеченная цель еще не достигнута, однако, сознательно или нет, план стремится именно к этой цели.

Конечно, это вносит многочисленные трудности, о которых Франсуа Перру, безусловно, знает, но не рассматривает их, по крайней мере на страницах своей небольшой книги.

Администрация экономического сотрудничества (англ.).

___________224___________

ПРОКЛЯТАЯ ЧАСТЬ ОПЫТ ОБЩЕЙ ЭКОНОМИКИ

Он сознательно пренебрегает случайным характером плана и тем, что мы не знаем, как он отзовется на политике в целом.

Далее, он пренебрегает тем, что план предусматривает денежные вложения. Попросту говоря, кто-то должен его финансировать. В зависимости от характера этих вложений и мобилизации капиталов его эффективность может оказаться ограниченной, а его смысл — измениться.

Чтобы выяснить качественный характер этих вложений, здесь полезно будет ввести ряд теоретических соображений, продолжающих работу Франсуа Перру. Прежде всего план предполагает мобилизацию определенного капитала, изымаемого из общего закона прибыли. По выражению Франсуа Перру, этот капитал берет свое происхождение из резервов «доминирующей в мире экономики». Фактически для этого нужна столь развитая экономика, чтобы нужды ее роста с трудом поглощали избыточные ресурсы. Для этого также нужен такой национальный доход, чтобы величина его была несопоставима с доходами других стран и изъятие относительно небольшой части этого дохода означало бы относительно большую помощь для их слабых экономик. В самом деле, для Европы дополнительное вливание нескольких миллиардов долларов жизненно важно, однако эта сумма ниже, чем объем потребления алкоголя в США в 1947 году. Цифра, о которой идет речь, примерно равна трехнедельным военным затратам. Она составляет около 2% валового национального продукта.

Если бы не было плана Маршалла, то эти 2% привели бы к частичному росту непроизводительного потребления, но поскольку в основном это производственное оборудование, то они в принципе послужили бы росту американских производительных сил, то есть увеличению богатства Соединенных Штатов. Это не обязательно должно шокировать, и даже если это шокирует, то лишь с моральной точки зрения. Попробуем разобраться, что это означает с точки зрения общей экономики. Подобное увеличение национального богатства отвечало бы требованиям многочисленных отдельных интересов. Если через общие операции,

проанализированные Франсуа Перру, вернуться к точке зрения «общей экономики», то отдельный интерес конкретно означает, что каждая отдельная единица на земле, во всей живой природе, стремится к росту и теоретически способна его осуществлять. В самом деле, любая отдельная живая частица может использовать избыток ресурсов, которыми она располагает в средних условиях, либо для роста путем воспроизводства, либо для индивидуального роста. Но такая потребность в росте, в доведении роста до пределов возможного свойственна отдельным существам, характеризует отдельные интересы. Мы привыкли рассматривать общий интерес по образцу отдельного ин-

225

V. СОВРЕМЕННАЯ ДАННОСТЬ

тереса, однако мир не так прост, чтобы это можно было делать постоянно, не впадая в перспективную ошибку.

Не представляет труда показать эту ошибку: рост живых организмов, рассматриваемый в совокупности, не может быть бесконечным. Существует точка насыщения жизненного пространства. Конечно, масштабы жизненного пространства для роста активных сил способны меняться в зависимости от природы живых форм. Крылья птиц открыли для роста новое, более обширное пространство. Так же обстоит дело и с человеческими технологиями, которые сделали возможными ряд скачков в развитии жизненных систем, потребляющих и производящих энергию. Каждая новая техника сама по себе способствует новому развитию производительных сил. Однако этот процесс роста на всех этапах жизни упирается в границы. Он непрестанно тормозится и для своего возобновления должен дожидаться изменения жизненных условий. Остановка в развитии не уничтожает ресурсов, которые могли бы увеличить объем жизненных сил. Но при этом энергия, которая могла бы произвести их рост, расходуется понапрасну. В плане человеческой деятельности те ресурсы, которые могли бы быть накоплены (капитализированы) в виде новых сил производства, как бы испаряются. Вообще, следует признать, что жизнь или богатство не могут быть бесконечно плодовиты и что то и дело наступает момент, когда им приходится отказаться от роста ради траты. Интенсивное размножение бессмертных простейших существ сменяется роскошью смерти и полового размножения, которые поддерживают в эндемическом состоянии грандиозную расточительность. Пожирание животными друг друга само по себе является тормозом глобального роста. Так же и люди, едва обеспечив свсе господство над отвоеванным у животных жизненным пространством, начинают вести войны и практиковать тысячи других способов бесполезного потребления. Благодаря промышленности, использующей энергию на развитие производительных сил, человечество одновременно раскрывает перед собой новые и новые возможности для роста и бесконечно облегчает возможности бесплодного истребления ресурсов.

Однако рост в принципе может рассматриваться и как забота отдельного индивида, не полагающего ему никаких границ, обеспечивающего его в тяжкой борьбе и никогда не задумывающегося о последствиях. Формула роста — это принцип отдельного заимодавца: каждый «преследует свой личный интерес, без учета того, как это скажется на соседях», а тем более без учета общих последствий. С Другой стороны, существует (кроме выгоды всех людей, которая, как я уже говорил, ошибочно понимается как умножение их отдельных интересов) и общая точка зрения, с которой жизнь предстает в новом свете. Конечно, такая точка зрения не означает отрицания интересов

15. Заказ № К-6713

___________226___________

ПРОКЛЯТАЯ ЧАСТЬ ОПЫТ ОБЩЕЙ ЭКОНОМИКИ

роста, но противопоставляет индивидуальному ослеплению — и отчаянию — чувство странного богатства, льющегося через край, благоприятного и губительного одновременно. Этот интерес исходит из опыта, противоположного тому, где доминирует эгоизм. Это не опыт индивида, озабоченного тем, чтобы утвердить себя через развитие своих собственных сил. Это сознание, противоположное пустым заботам. Уточнить природу этого интереса помогают экономические понятия. Если рассмотреть отдельные интересы держателей капитала в их общей массе, то быстро обнаружится противоречивость этих интересов. Каждый, кто обладает капиталом, требует, чтобы капитал приносил прибыль; это предполагает неограниченный рост инвестиций, то есть неограниченный рост производительных сил. Самим принципом таких в основном производительных операций отрицается, что некоторая не безграничная, но значительная сумма продуктов производства потребляется впустую. К сожалению, при расчетах забывается, что баснословные богатства приходилось превращать в ничто в ходе войн. Сказанное можно выразить четче парадоксальной формулировкой: экономические проблемы, в которых, как в «классической» экономике, вопрос ограничен стремлением к прибыли, — это отдельные, или ограниченные, проблемы; при общей же постановке проблемы всякий раз проявляется сущность живой массы, вынужденной непрестанно разрушать (истреблять) избыток энергии.

Возвращаясь к плану Маршалла, легко теперь сделать уточнения. Он противостоит отделънъил, операциям «классического» типа, но не только благодаря группировке коллективного предложения и спроса: он предлагает общее действие, поскольку в некотором пункте предполагает отказ от роста производительных сил. Он стремится решить общую проблему в том отношении, что представляет собой безвозвратную растрату инвестиций. Вместе с тем, и несмотря на это, предполагается, что в конечном счете он будет использоваться в целях роста (понятно, что общая точка зрения предполагает

одновременно и то и другое), но относит возможность роста туда, где открытое пространство для него оставили разрушения — а также технологическое отставание. Другими словами, предусматриваемые им вложения — это богатства, обреченные на гибель.

В мире, взятом как целое, существуют излишки материальных ресурсов, которые не могут обеспечить рост там, где не хватает «пространства» (лучше сказать, возможности). Какой частью необходимо пожертвовать, в какой момент принести эту жертву, никогда с точностью не известно. Однако общая точка зрения требует в какой-то трудно определимый момент, в каком-то месте отказываться от роста, отрицать богатство, не принимать во внимание его возможное самовозрастание или возможность выгодных вложений.

__________227__________

V. СОВРЕМЕННАЯ ДАННОСТЬ

6, Советское давление и план Маршалла

Однако же одно фундаментальное затруднение остается неустраненным. Как мобилизовать необходимые средства? Каким образом вырвать пять миллиардов из власти частной выгоды? Как устроить всесожжение? Здесь сказывается включенность плана в реальную политическую игру — я уже говорил, что это не нашло своего отражения в работе Перру, — и, по-видимому, все необходимо пересмотреть исходя из этого. Франсуа Перру описывает план так, как будто изъятие денег из обыкновенного оборота является данностью, выражением обыкновенного интереса всех. В этом пункте я не могу безоговорочно согласиться с ним. План может быть «инвестицией в мировых интересах». Но он может также быть инвестицией «в американских интересах». Я не говорю, что он таковой является, но вопрос об этом напрашивается сам собой. Может случиться и так, что, являясь в принципе выражением «мировых интересов», он отклонится в сторону интересов американских.

Теоретически это глубокое отрицание капитализма; в таком узком смысле в противопоставлении, выявленном в результате анализа Франсуа Перру, ни к чему не придерешься. Ну, а на деле? Практически ничего еще не сделано. Ограничимся таким вопросом: а вдруг, стремясь к самоотрицанию, капитализм одновременно показывает, что не может его избежать, но и не в силах его осуществить? А ведь для американского общества это вопрос жизни и смерти.

Данный аспект современного мира ускользает от внимания большинства тех, кто стремится его понягъ: парадоксальным образом ситуация складывается так, что без спасительного сграха перед Советами (или какой-нибудь другой аналогичной угрозой) плана Маршалла не было бы. На самом деле ключ сг американских сейфов — в руках у дипломатии Кремля. Парадоксальным образо\: от напряжения, которое Кремль поддерживает в мире, зависят происходящие в нем движения. С такими утверждениями легко скатиться до абсурда, но можно утверждать, что без СССР, без политики напряженности, которую он проводит, капиталистический мир наверняка не смог бы избежать паралича. Эта истина определяет нынешнюю эволюцию.

Сомнительно, чтобы в настоящее время советский режим отвечал общим экономическим потребностям мира. Во всяком случае, ясно, что полнокровная экономика не обязательно требует диктаторских методов в организации промышленности. Но политическое действие Союза и Коминформа45 необходимо для мировой экономики. Здесь действие — это следствие не только разницы в надстройке (юридической системе производства), но и в уровне экономического

__________228__________

ПРОКЛЯТАЯ ЧАСТЬ ОПЫТ ОБЩЕЙ ЭКОНОМИКИ

развития. Иными словами, русский режим в каком-то смысле выражает неравенство ресурсов (движения энергии) в виде агрессивного волнения, в крайне напряженной классовой борьбе. Понятно, что эта напряженность благоприятствует менее неравномерному перераспределению ресурсов, циркуляции богатств, которую парализовывало нарастающее неравенство в уровне развития. План Маршалла — это следствие рабочего движения, остроту которого он пытается сгладить повышением уровня жизни в странах Запада.

Оппозиция коммунистов плану Маршалла сама продолжает собой изначальный ход процесса. Они стремятся к тому, чтобы помешать исполнению плана, но, вопреки тому, что кажется, они усиливают то самое движение, с которым борются. Они усиливают и контролируют его; в принципе, помощь Европе делает возможным, даже необходимым американское вмешательство, но противостояние с Советским Союзом предотвращает беспорядки и эксцессы, которые могли бы превратить его в завоевание американцами Европы. Конечно, саботаж мог бы уменьшить результаты этой помощи; зато от него обостряется чувство необходимости, даже отчаяния, обеспечивающее более уверенное воплощение плана в жизнь.

Нельзя переоценить значение этих отраженных воздействий. Они ведут к глубокому преобразованию экономики. Неизвестно, достаточно ли окажется их результатов, но эти парадоксальные обмены доказывают, что мировые противоречия не обязательно должны решаться военным путем. В самом деле, рабочее движение, будь оно социалистическим или коммунистическим, в общем и целом стремится к мирному, безреволюционному развитию экономических институтов. Прямой ошибкой было бы считать, что это

развитие могло бы обеспечить одно лишь умеренно-реформистское движение. Если бы в силу революционно-коммунистического импульса рабочее движение не принимало угрожающего оборота, то никакого развития не было бы. Но ошибкой было бы и считать, что единственным удачным исходом для коммунизма был бы захват власти. Даже сидя в тюрьме, коммунисты продолжали бы «изменять мир»46. Сам по себе план Маршалла имеет большое значение, только не следует видеть в нем конечную цель. Экономическое соревнование, являющееся результатом подрывной деятельности, легко может, помимо изменений в перераспределении богатств, привести и к более глубокому изменению структур,

7. В каком отношении угроза войны остается единственно способной «изменить мир»

Изначальной целью плана Маршалла является повышение уровня жизни во всем мире. (Он даже может косвенным образом приве-

____________229____________

V. СОВРЕМЕННАЯ ДАННОСТЬ

сти к повышению уровня жизни в СССР в ущерб росту производительных сил.) Однако в условиях капиталистического общества повышение уровня жизни не является достаточным отвлекающим средством, компенсирующим постоянный рост производительных сил. План Маршалла изначально является еще и внекапиталисти-ческим средством повышения уровня жизни. (В этом плане не важно, скажутся ли последствия его реализации вне Соединенных Штатов.) Так начинается скользящее движение к структуре менее отличной от советской, к относительно государственной экономике, единственно возможной на таком этапе, где приостанавливается рост производительных сил и не остается необходимого пространства для капиталистического накопления, а следовательно, и получения прибыли. Кроме того, форма, в которой Европе оказывается помощь, — не единственный показатель эволюции, которой в общем и целом благоприятствует рабочее движение. Соединенные Штаты бьются в неразрешимых противоречиях. Они защищают свободное предпринимательство, но, делая это, усиливают роль государства. Они просто как можно более медленно плетутся к той точке, куда рывком устремился Советский Союз.

Отныне решение социальных проблем зависит не от уличных выступлений, и мы далеко ушли от тех времен, когда расширяющиеся народы, лишенные экономических ресурсов, были вынуждены вторгаться в более богатые регионы. (Вообще, в отличие от прошлого военные условия в наши дни складываются в пользу богатых.) Таким образом, приобретают первостепенный интерес последствия политики, проводимой вне всяких войн. Мы не можем быть уверены, что это спасет нас от катастрофы, но это для нас единственный шанс. Мы не можем отрицать, что зачастую война ускоряла эволюцию общества: не говоря о Советском Союзе, мы ведь и сами, со своей свободой духа, менее жесткими социальными отношениями, государственным сектором в промышленности и социальном обеспечении, являемся результатом двух войн, потрясших Европу. Верно даже то, что из последней войны мы вышли с возросшим населением; уровни жизни всех классов испытывают тенденцию к улучшению. Тем не менее трудно представить, что нам принесет третья мировая война, кроме того, что вся планета будет опустошена так, как Германия в 45-м году. Отныне мы должны считаться с фактором мирного развития, без которого уничтожение капитализма будет означать в то же время уничтожение всего созданного капитализмом, остановку промышленного развития и гибель социалистической мечты. Отныне мы должны ждать от угрозы войны того, чего еще вчера было бы бесчеловечно, но оправданно ждать от войны. Это не очень-то ободряет, но выбора не дано.

___________230___________

ПРОКЛЯТАЯ ЧАСТЬ ОПЫТ ОБЩЕЙ ЭКОНОМИКИ

8. «Динамичный мир»

В основе своих политических суждений нам лишь следует руководствоваться четким принципом. Если угроза войны заставит Соединенные Штаты вкладывать львиную часть избыточного продукта в военное производство, то напрасно будет вести речь о мирном развитии: практически это означает, что

война неминуемо разразится. Только в том случае, если эта угроза заставит их хладнокровно, безвозвратно направлять значительную часть продукта на повышение уровня жизни во всем мире, если экономические процессы позволят придать избытку энергии иной, не военный выход, — только тогда человечество мирно пойдет к общему разрешению своих проблем. Речь не о том, чтобы заявлять: если не разоружение, то война; просто американские политики колеблются в выборе одного из двух путей: то ли заняться перевооружением Европы с помощью еще одного ленд-лиза, то ли использовать, по крайней мере частично, для ее оснащения боевой техникой план Маршалла. В современных условиях разоружение — это пропагандистский лозунг, оно ни в коей мере не может быть выходом. Но если американцы откажутся от специфического содержания плана Маршалла, от использования значительной части избыточного продукта для невоенных нужд, то этот самый избыток взорвется там, где они посчитают нужным, чтобы он взорвался. В момент взрыва можно будет сказать: эту катастрофу сделала неизбежной политика Советов. Такое утешение будет не только нелепым, но и лживым. Уже сегодня следует утверждать совершенно противоположное: давать избыточным силам производства единственный выход в виде войны — значит брать на себя ответственность за нее. Конечно, СССР ставит Америку перед суровым испытанием. Но что было бы с миром, не будь в нем СССР, который пробуждает его, заставляет проходить через испытания и понуждает к «изменениям»?

Я показал неизбежные последствия ускоренного вооружения, но это вовсе не означает, что надо разоружаться; сама мысль об этом нереальна. Разоружение настолько невозможно, что даже немыслимо представить себе его результаты. Трудно вообразить, до какой степени напрасно предлагать нынешнему

миру покой. Строго говоря, покой и дремота на самом деле являются лишь предвестниками войны. Один лишь динамичный мир* отвечает насущным потребностям перемен. Это единственная формула, которую можно противопоставить революционной воле Советов. А динамичный мир

* Формулировка принадлежит Жан-Жаку Серван-Шрейберу47. См. его серию замечательных статей «Запад перед лицом мирной жизни», опубликованную в газете «Монд» 15, 1&-17 и 18 января 1949 г.

___________231___________

V. СОВРЕМЕННАЯ ДАННОСТЬ

означает, что их непреклонная воля поддерживает военную угрозу и противостояние вооруженных лагерей.

9. Триумф человечества, связанный с триумфом американской экономики

Из всего сказанного выше вытекает, что успех американских методов сам по себе означает мирное развитие. Большой заслугой Аль-бера Камю является то, что он четко показал невозможность революции без войны48

— по крайней мере классической революции. Однако нет необходимости видеть в СССР воплощение нечеловеческой воли, а в политике Кремля — дьявольское порождение. Жестоко мечтать о распространении режима, опирающегося на тайную полицию, удушение свободы мысли и многочисленные концлагеря. Однако в мире не было бы советских лагерей, если бы мощное движение народных масс не стало ответом на насущную необходимость. Одним словом, напрасно претендовать на самосознание, не замечая при этом смысл, истину и ключевое значение напряженности, которую поддерживает в мире СССР. (Если бы этой напряженности не стало, все равно не Следовало бы успокаиваться, наоборот, именно тогда прежде всего и пришлось бы испытывать страх.) Тот, кто ослеплен чувствами и видит в СССР лишь уродство, сам страдает уродством — по крайней мере, уродством слепоты: он сам лишает себя ясной мысли, благодаря которой человек имеет возможность в итоге стать самосознанием. Разумеется, в советском обществе самосознание вовсе исключено. Однако оно вообще не может связываться ни с чем уже данным. Под угрозой нависшей опасности оно требует быстрого изменения* и успеха тех стран, которые доминируют в мире. А с другой стороны, сегодня оно само зависит от выбора, который совершит американская демократия, и поэтому оно не может не желать ей успеха без воины. Национальная точка зрения здесь ни при чем**.

10. Сознание конца всех богатств и «самосознание»

Парадоксально, конечно, связывать со столь внешними факторами такую сокровенную истину, как самосознание (возвращение чело-

*Как указывает Ж.-Ж. Серван-Шрейбер и как склонны считать передовые американские интеллектуалы, можно ожидать значительного и быстрого изменения внутреннего положения в Соединенных Штатах в результате подъема новой политической силы — профсоюзов.

**К чему отрицать тот факт, что, помимо СССР или США, инициатива независимости в глубоком смысле этого слова не может исходить ни из каких других стран? Сдержанность хороша и уместна лишь в каждодневной полемике.

___________232___________

ПРОКЛЯТАЯ ЧАСТЬ ОПЫТ ОБЩЕЙ ЭКОНОМИКИ

века к полной и непреложной суверенности)*. Тем не менее глубокий смысл этих факторов — а равно и всей настоящей книги — легко разглядеть, если, не мешкая, вернуться к главному.

Прежде всего, парадокс доводится до предела тем, что политика, исходящая из «доминирующей международной экономики», имеет целью единственно повышение уровня жизни во всем мире**. В какомто смысле это разочаровывает и угнетает. Однако это отправная точка и основа, а вовсе не завершение самосознания. Это необходимо достаточно ясно и четко показать.

Если самосознание означает прежде всего полное обладание сокровенностью, то необходимо вспомнить о том, что любое обладание сокровенностью есть самообман***. Жертвоприношением полагается только сакральная вещь. Сакральная вещь — это экстериоризация сокровенности; она позволяет увидеть вовне то, что на самом деле внутри. Поэтому самосознание в конечном счете требует, чтобы в порядке сокровенности не происходило больше ничего. Речь вовсе не идет о стремлении устранить то, что уже есть: кто стал бы говорить об уничтожении художественного творчества или поэзии? Но должен быть полностью обнажен один пункт, где трезвая ясность мысли совпадает с чувством сакрального. Это предполагает сведение сакрального мира к тому, что прямо противоположно вещи, к чистой сокровенности. Фактически это ведет, как в мистическом опыте, к интеллектуальному созерцанию, «без формы и без образа», в отличие от соблазнительной внешности «видений», божественных существ и мифов. Под тем углом зрения, который принят в настоящей книге, это как раз и значит разрешение основополагающего спора. Существа, которыми мы являемся, не даны раз и навсегда, они появляются на свет, предназначенные к росту своих энергетических ресурсов. Этот рост, не зависящий от нужд простого выживания, они по большей части делают целью и оправданием своего бытия. Однако при таком подчинении потребностям роста данное существо теряет свою самостоятельность, оно подчиняется тому, чем станет в будущем, благодаря расширению своих ресурсов. На деле же рост должен

*Это немедленная свобода, не зависящая ни от каких задач, которые надо выполнить.

**Я говорю именно «во всем мире»: с этой точки зрения новейшая ориентация американской политики, указанная в «плане Трумэна»4!>, содержит в себе больше смысла, чем сам план Маршалла. Напрасно, конечно, пытаться увидеть решение военной проблемы в экономических мерах такого рода. По сути, такие меры, сколь бы последовательными они ни были, устраняют лишь необходимость, а не возможность войны; между тем при ужасающей мощи нынешних вооружений может оказаться достаточно одной лишь возможности... Но как бы там ни было, сделать большего нельзя. *** См. ч. IV, гл. 2 «Буржуазный мир», с. 188.

____________233____________

V. СОВРЕМЕННАЯ ДАННОСТЬ

соотноситься с мигом, когда он разрешается в чистой трате. Но это как раз самое трудное. В самом деле, сознание противится этому, стремясь уловить какой-нибудь предмет обладания, что-то вещественное, а не ничто чистой траты. Должен наступить такой момент, когда сознание перестанет быть сознанием чего-то. Другими словами, осознать решающий смысл того мига, когда рост (приобретение чего-то вещественного] разрешается в чистой трате, — это и есть самосознание, то есть сознание, не имеющее больше никакого предмета*.

Это завершение, связанное (там, где у ясной мысли есть шансы на успех) с выравниванием уровней жизни на более высокой ступени, равнозначно установлению социальной жизни. Это установление в некотором смысле сравнимо с переходом от животного к человеку (а точнее сказать, и является его последним актом). С подобной точки зрения конечная цель оказывается как бы уже достигнутой. В конце концов все устанавливается на свои места и отвечает тому, для чего предназначено. Получается, что сегодня подготовку к этому окончательному — и сокровенному — апофеозу неосознанно ведет Трумэн**.

Но это конечно же иллюзия. Достигнув еще большей открытости, разум вместо устаревшей телеологии видит ту истину, которую не исказит одно лишь безмолвие.

*Кроме чисто внутренней жизни, которая не есть вещь.

**Быть может, наступит время, когда страсть уже не будет фактором бессознательности. Скажут, что только безумец может разглядеть все это в планах Маршалла и Трумэна. Я и есть такой безумец. Точнее, в том смысле, что одно из двух: или эта операция закончится неудачей, и безумец, которым я являюсь, затеряется в таком мире, который по безумию не уступает ему; или же операция состоится, и тогда только безумец достигнет самосознания, о котором я веду речь, так как рассудок, который и является сознанием, полностью сознателен лишь в том случае, когда его предметом служит нетто несводимое к нему. Позвольте уж сослаться в этих соображениях на один конкретный факт — а именно что автор сей книги по экономике вообщето (частью своего творчества) следует в направлении мистиков всех времен (хотя при этом чужд предположениям любых мистических систем, противопоставляя им одну лишь ясность самосознания).

ГРАНИЦЫ ПОЛЕЗНОГО

[Отрывки из неоконченного варианта «Проклятой части»]

LA LIMITE DE UUTILE

ГЛАВА I ГАЛАКТИКА, СОЛНЦЕ И ЧЕЛОВЕК

Безумие человека, ежеминутно сознающего, что Земля вращается.

Кьеркегор1

1. ПРЕДПОСЫЛКИ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ЖИЗНИ,

ОТДЕЛЬНОЙ ОТ ЖИЗНИ ВСЕЛЕННОЙ

Часто говорят, что научные данные абстрактны и бессмысленны. Однако столь поверхностные истины ничего в себе не содержат. Представим себе ум, склонный к внутреннему созерцанию, но не приемлющий ничего, кроме обоснованного наукой (хотя и воспринимающий ее с надлежащим хладнокровием). Наука, вероятно, показалась бы ему ловушкой; ученым он сказал бы, что ужасается их пустотой, бестревожностью. Но узнаваемое о мире из книг не могло бы показаться ему пустым. В ходе своего образования он и прочел бы нижеследующие строки.

1. Галактика и ее движение

В точке, затерянной среди невообразимого пространства, мы перемещаемся по поверхности стремительно летящего шара, который вместе с нами населяют растения и животные. Этот шар, говорят нам книги, движется с головокружительной быстротой: снаряд летит в тысячу раз медленнее Земли, вращающейся вокруг галактической оси.

Этот шар, на котором мы живем, не может быть отделен от своего бега: само его существование определяется увлекающим его движением (равно как и массой материи, из которой он состоит). Солнце, уносящее Землю вместе с целым роем планет, имеет орбиту столь протяженную, что совершает полный оборот лишь за двести пятьдесят миллионов лет, хотя каждую секунду перемещается на триста километров.

Но этот увлекающий нас полет отличается не только огромной продолжительностью и скоростью. Если бы Солнце и звезды неизменно вращались вокруг единого центра, Вселенная, где мы живем, ничем не отличалась бы от круговорота планет (изменился бы лишь порядок величин); между тем это, кажется, совсем не так:

238

ГРАНИЦЫ ПОЛЕЗНОГО

звездный вихрь подобен распускающемуся цветку. Когда где-то за небесными пределами мы открываем еще один огромный мир, упорядоченный подобно нашему, он оказывается непохожим на замкнутую структуру Сатурна, опоясанного кольцами: он имеет вид раскручивающегося взрыва. Наука говорит нам, что Галактика*, внутри которой вращается Земля, состоит из бесчисленного множества звезд. Свет (с его скоростью триста тысяч километров в секунду) пересекает ее за сто тысяч лет. Мы не знали бы даже, какой формы этот рой звезд, частицу которого мы составляем, если бы не

открыли другие миры той же природы. Удаленные от нас куда больше самых далеких звезд, эти вихри, зафиксированные медленной фотосъемкой, имеют вид дисков, утолщающихся к центру. Некоторые из них видны нам в профиль и напоминают Сатурн с его кольцами (только центральное ядро выглядит сплющенным и относительно маленьким). Те же, что видны анфас, подобно голове Медузы протягивают от ядра свитые в кольца светящиеся руки (за что получили название «спиралей» или «спиральных туманностей»). Центральное ядро и кольца образованы сгустками материи, созданной скоплениями множества звезд, столь же отдаленных друг от друга, что и звезды на нашем небосводе. Эти туманности напоминают кружащиеся шутихи на наших ночных праздниках; они выглядят как взрыв, охваченный стремительным вращением. Возможно, что сходство с взрывом и обманчиво, но, по мнению Эддингтона^, такие гп.'ман-ности не могут быть стабильны: огромная продолжительность «взрыва» соответствует его гигантской протяженности; получается, что мир представляет собой вихрь взрывающейся материи**.

2. Неподвижность Земли — глубочайшее заблуждение

Спору нет, в силу своего научного происхождения эти образы весьма поверхностны. Более того, надо признать, что эти данные ненадежны, и непрерывно обновляющаяся наука в один прекрасный день заменит их другими. Однако эта картина отнюдь не теряет своего значения, если сопоставить ее с расхожим убеждением, полагающим Землю основой реальности; ее красота заставляет посмеяться над тем, как видится нам наш удел. Посреди движуще-

*Это название относится в первую очередь к звездному вихрю, в который входит Солнечная система. Мы можем наблюдать его

пространственную развертку в виде Млечного Пути.

**См.: Eddington A.S. The Rotation of the Galaxy. Oxford: Clarendon Press, 1930.

____________239_____________

ГЛАВА I ГАЛАКТИКА, СОЛНЦЕ И ЧЕЛОВЕК

гося великолепия Вселенной наш неподвижный мир выглядит жалко. Независимость, которую приписывает себе человечество, оказывается призрачной, как независимость вассала под властью сюзерена. Крохотный клочок посреди неба провозгласил свою автономию. Кажущаяся неподвижность и реальная тяжесть нашей Земли оказались отделены от движения, в котором теряется целое. Сейчас, когда я пишу, я признаю истинность уносящего меня мира, но мое тяжеловесное бытие не может отрешиться от своих законов: эта истинность — всего лишь внешнее представление! В самом деле, как бы смог я разделить небесное упоение? Я смотрю', чтобы я мог смотреть, я должен оцепенело присутствовать в данной точке мироздания. Каждую из постигнутых мной чувственных истин мой удел — удел человека — соотносит с ошибочным представлением о неподвижной Земле, о незыблемом основании.

3. Дары Солнца и разделение земной поверхности на жадные частицы

Идя дальше вслед за наукой, я вижу, как эти галактики увлекают за собой бесчисленные звезды (или звездные системы, объединенные «совместным движением»). В Солнечной системе вращение центральной звезды сопровождается круговоротом планет: сами планеты обращаются вокруг своей оси, иногда вместе с кольцами или спутниками. Каждое из небесных тел, входящих в эту систему, помимо движения, объединяющего его с остальными, охвачено «внутренним движением», соответствующим его массе.

Звезда-ядро — Солнце — лучится светом; солнечное излучение представляет собой непрерывный выброс в пространство части его вещества в виде тепла и света (расточаемая ТЭХР-М ооразом энергия возникает, очевидно, вследствие внутреннего разрушения его вещества). Каждая из звезд, подобно Солнцу, предается этим колоссальным утратам; напротив, излучение планет пренебрежимо мало...

Небесные тела состоят из атомов, но в составе излучающих тел — по крайней мере, горячих звезд — атом находится непосредственно во власти массы и «внутреннего движения» звезды; не существует никакой отдельной структуры, которой он мог бы принадлежать. Напротив, атом Земли освобожден от центральной власти: он входит в состав очень маленьких и в известной мере автономных образований. Поверхность Земли состоит из молекул; каждая молекула содержит определенное число атомов; молекулы также часто объединяются, образуя соединения коллоидальной или кристаллической природы. Именно коллоиды, объединяясь, формируют

240

ГРАНИЦЫ ПОЛЕЗНОГО

автономную индивидуальность живого существа: таким способом растение, животное или человек избегают всеобщего мирового движения, творя каждый для себя свои маленькие обособленные миры. Впрочем, животные могут и собираться вместе. Люди объединяются в небольшие группы, эти небольшие группы — в более крупные, потом в государства. На вершине таких составных образований человек дальше всего от «природы». Можно сказать в этой связи, что «внутреннее движение» Земли противоположно «внутреннему движению» звезд. Звезды излучают энергию, а наша Земля холодна. Звезды расточают свои силы; наша Земля делится на частицы, жаждущие силы. Жадность частиц не имеет пределов. Некоторые из <...>. «Внутреннее движение» Земли противоположно «внутреннему движению» Солнца. Солнце излучает

энергию, а наша Земля холодна. Солнце как бы обладает пламенным единством, оно безоглядно расточает силы; наша Земля делится на частицы, жаждущие силы. Жадность частиц не имеет пределов: они поглощают солнечную энергию и свободную энергию Земли. Более сильные завладевают энергией, накопленной более слабыми. Люди собирают отовсюду свободные силы: они поглощают, используют, накапливают ресурсы любого происхождения — солнечные, минеральные, животные, растительные. Наконец, более сильные завладевают трудом более слабых.

2. ОБРЕТЕНИЕ ВСЕЛЕННОЙ НЕИСКУШЕННЫМ ЧЕЛОВЕКОМ

7. Наивное сознание

Не будь науки, я не мог бы написать всего вышеизложенного, и она же дает мне возможность сделать отступление. Продолжение этой книги вытекает из этих предпосылок: речь пойдет о том, как в человеческой жизни одновременно присутствует и экономная жадность, свойственная разделенным земным частицам, и тоска по славе, по-настоящему присущей лишь небесам. На самом деле к этому конфликту ведут все пути. Но то, что и путь наук, свободный от догматики, избранным мной окольным маршрутом ведет к духовной драме, не может не иметь последствий для человечества.

Вообще говоря, предмет спора задает религия, неизменно сохраняющая авторитет. Этот авторитет апеллирует к наивным чувствам, которыми в избытке наделен даже самый ученый человек.

___________241___________

ГЛАВА I ГАЛАКТИКА, СОЛНЦЕ И ЧЕЛОВЕК

В этом отношении правилом является жесткое разделение: в сознании человека ученая часть игнорирует наивную, даже если эта неосведомленность науки делает человека чужим самому себе. Я же, напротив, хотел бы показать, что наивные чувства согласуются с методическими знаниями. На определенном этапе своего развития наука вновь обретает естественность, не противореча ей; за счет этого человек не отворачивается от самого себя.

Для обыкновенного, непросвещенного сознания Солнце — средоточие славы. Солнце сияет; слава представляется такой же светлой и сияющей, как оно. Для неискушенного человека свет — символ божественного присутствия. Он наделен великолепием и блеском, бесполезными, но дарящими чувство освобождения. Даже сейчас, пытаясь разобраться в жизни, вспоминая оказанные услуги и измеряя пользу, мы в глубине души заворожены тем, что блестит. Самый ничтожный буржуа мечтает сравниться с Солнцем (но никогда в этом не признается).

Туманности, хоть и оставались вплоть до наших дней неизвестными, намного превосходят Солнце своим великолепием. Привычные клише описывают их похожими на гигантских пауков..состоящих из света, но они раскрываются и исчезают — тогда когда паук прячется в тень, поджидая добычу (глубины пространства полны иронии, неизменно превосходящей наши унылые ожидания). Нежность звездной ночи, разодранное величие туманностей полны очищающей красоты жертвоприношения. Млечный Путь завораживает меня своей уродливой громадой, своей кажущейся неподвижностью в глубинах неба; я смотрю на него, как вошь на шевелюру, размеры и смысл которой она не в силах постичь. Если бы я мог покинуть землю и отправиться вдаль по оси того колеса, ободом которого служит Млечный Путь, я увидел бы его во всей славе

— как он длинными кольцами развертывает СБОИ чудовищные световые руки; Млечный Путь — это всего лишь видимый нам облик галактической туманности, подобной тем, которые, как мы теперь знаем, протягивают свои непомерные руки в невообразимой дали от нас.

2. Чувство падения

На мгновение я забываю обо всем, ослепленный великолепием неба, но вскоре моя мысль продолжает свой бег. Сами фразы, которые я пишу, продолжение работы быстро возвращают меня в орбиту обычных дел. Я должен включить этот кусок жизни, свалившийся на меня с неба, в цепочку совершенно приземленных разis. Заказ № К-6713

242

ГРАНИЦЫ ПОЛЕЗНОГО

мышлений. [Зачеркнуто: Мечтая затеряться в просторах ночи, я среди бела дня тружусь, подобно кроту. Порой это чувство падения подавляет меня.

Стало банальностью говорить, что человек — это «падший бог, вспоминающий о небесах»;3 тем не менее это наименее внешнее из всех его определений.] Моя жизнь течет посреди огромной Вселенной. Это наполняет меня чувством тревожного величия; но стоит мне осознать свое величие, как чувство комизма напоминает мне о моем ничтожестве. Нет ничего более недоступного для зримой божественности ночи, чем этот мир — учетчик труда, который нетрудящегося обрекает на голод и холод. Мириады звезд, сияющих на небе, не трудятся, не делают ничего, что бы принуждало их служить', земля же требует от каждого человека тяжких усилий, заставляет его мучиться в бесконечных трудах.

Чувство падения характерно для всех эпох и на все лады излагается в мифах о разочаровании. Книга Бытия выразила его со всей резкостью, поведав, что после первородного греха наша земля была проклята. Бог разгневался на свое творение. «В поте лица твоего, — рек он, — будешь есть хлеб, доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят»4. Тяготы человеческого существования скорее унизительны, чем жестоки: что может быть оскорбительнее, чем наша усталая жадность,