2. Гайдамацкое движение. Колиивщина 1768 г. Движение повстанцев.

Крестьянский вопрос, о котором уже упоминалось во вступлении в этот параграф, в ХVІІІ в. не было проблемой сугубо польской. В России спонтанные выступления простонародья переросли в кровопролитную крестьянскую войну 1773-1775 гг. под предводительством Емельяна Пугачова. На Левобережной Украине середина - вторая половина этого же столетия обозначена заметными крестьянскими волнениями в Стародубском, Миргородском и Лубенском полках, на Новгород - Сиверщины, Слобожанщине. Один за одним вспыхивали крестьянские бунты в соседней Венгрии (1735, 1753, 1755, 1764, 1765), становясь (как и в России, казацкой Украине или Польши) ответом на усиление феодального принуждения. Последний оказался логическим следствием переориентации господского хозяйства из внутренних потребностей на рынок, на получение средств для показного образа жизни - в ХVІІІ в. уже обязательного атрибута высших состояний, для строительства дорогих, по тем временам неведомых дворцов, для закупки предметов бытовой роскоши. Эта, вообще типичная для стран экстенсивного хозяйствования, ситуация в украинских регионах Речи Посполитой дополнительно отягчалась, как уже отмечалось, враждебностью к чужому господину - ляха и католика, возникали вспышки злой ненависти, замешанной на памяти о не таких давних казацких временах.

Характерной для Украины деталью было и то, что вследствие исполинских размеров здешних владений (для примера, Потоцким в одном лишь Брацлавском воеводстве принадлежало 18 тыс. км2 земли) они использовались не прямо, а через аренды и субаренды, т.е. должны были удовлетворять аппетиты целой пирамиды владельцев, которая высилась над крестьянином. Относительно объема и характера повинностей, то разные регионы Украины находились в неодинаковом положении. Наиболее плохим положением крестьян считалось там, где господский гнет не был в свое время расшатанный казацкой революцией - в Галиции, на Волыни, Западном Подолье. Так, волынская барщина от крестьянского двора с начала до конца ХVІІІ в. выросшая со 194 до 240 дней на год, а в Галиции на конец столетия могла доходить до 300 дней. Кроме этого, крестьянин был обязан выполнять много дополнительных работ по ремонту мельниц, дорог и прудов, перевозке грузов на нужды господского двора, прядение шерсти и др. Увеличение объема повинностей чаще всего инициировалось временными пользователями - арендаторами и субарендаторами. Это выразительно иллюстрируют тогдашние крестьянские жалобы, адресованные высшему собственнику. Например, в одной из них (1758) жители сел Тершова и Завадки Самборской королевской экономии описывают увеличение барщины, внедренное арендатором, так: раньше за день пахоты или перевозка снопов или сена считали по два дня барщины, ныне - один; за доставку одной телеги дров писали день барщины, а теперь за то самое требуют две телеги; за то, что на протяжении полудня раскидывался гной на поле, считали день барщины, а теперь за то самое надо делать полный день и т.д. Конфликты с арендаторами становятся чуть ли не основной чертой крестьянской жизни.

Вот на таком неоднородном фоне в двух пограничьях Украины (киевско - запорожском - на границе со степью, а также галическом - в лесах и горных долинах Карпат, где сходились границы Речи Посполитой, Валахии и Венгрии) приобретает огромный размах социальный бандитизм, который в тогдашних судебных источниках носит название опришковством и гайдаматчиной. Слово повстанец (наивероятнее, заимствованное с румынской, где оно обозначало разбойника) фиксируется в официальных актах по 1550 г., а слово гайдамака (от турецкого гаидамак - разбойник) - с 1717 г. Избегая бранного содержания правительственной терминологии, фольклорная традиция часто называет повстанцев черными ребятами, а гайдамаков - бурлаками (с татарского - подзаборник, бездомный человек).

Опришковство как форма социального бандитизма продержалось в Карпатах с середины ХVІ к 30-х годах ХІХ в., испытав наибольшего подъема во времена, о которых идет речь в этом параграфе. За три столетия своего бытования оно выработало собственные ритуалы и символику, которые могут быть объяснены лишь тогда, когда исследователи наконец откажутся смотреть на этот феномен как на самую лишь криминальность или «основную форму классовой борьбы крестьян западноукраинских земель против крепостничества и гнета поработителей». Через расшифровку глубинных мотиваций поведения повстанцев пролегает, путь к пониманию внутренней структуры и неписаных законов опришкоских отрядов. Следует добавить, что это облегчается наличием параллельно-сравнительного материала аналогичных групп «благородных розбойников» из румынских, венгерских, словацких и балканских горных регионов.

Пограничный фактор был определяющим и в феномене гайдаматчины. Через пограничную полосу между Россией и Речью Посполитой запорожские ватаги из территории сечевых владений переходили на Киевщину, базируясь, как правило, в Черном лесе. Отсюда, обрастая соучастниками-крестьянами, они осуществляли рейды на усадьбы шляхты и евреев-арендаторов, костелы и т.п. Тактика этих нападений опиралась на произведенные возрастами татарско-казацкие приемы степного добычничества. За опорную базу грабительских отрядов служил заложенный в безопасном месте кош (с тюркськ. ko? - стойбище, лагерь), а уже из него отдельные конные разъезды, участники которых брали с собой по двое коней для быстрого перемещения, отправлялись на опасный промысел. Возвратившись с награбленным, а дальше врассыпную или отрядом – как повезет - отступали назад через границу на территорию сечевых владений, а иногда еще дальше - в пограничные местности ханской Степи.

Основной добычей гайдамаков были не столько захваченные в шляхетских усадьбах и костелах ценности, как традиционно принято считать, сколько скот - его перегоняли стадами, отарами, табунами, нередко – до тысячи голов. Краденный скот широко перепродавался и сразу на местах - в пограничных селах и городках, и в Сечи. Походы запорожских ватаг, которые самые гайдамаки на допросах называли хождением в Полскую область на добычу, часто инспирировались самым начальством Бугогардовской паланки, поскольку давали и ему определенные выгоды.

В конце 1765-1766 гг. к гайдамацкой проблеме приобщился церковный конфликт. Как уже упоминалось, в Приднепровье приход был униатским, но несколько монастырей - православными. На призыв игумена расположенного близ Чигирина Мотронинского монастыря Мельхиседека Значко-Яворського, который выполнял функции наместника Переяславского епархиального правления на Правобережье, попы 150 приходов объявили о своем навертывании к православию с переподчинением о. Мельхиседеку. Ответом униатских церковных властей стали репрессии над новосхизматиками, когда, в частности, в июле 1766 г. за подозрением в шпионаже был арестованный и Значко-Яворський. Обиженный православный клир сразу взял под свою защиту жаботинский сотник Харко, заявив, как пишет один из представителей местного униатского духовенства, который смог бы совершить еще большее восстание чем покойный Хмельницкий. Харко был схваченный и казненный как бунтовщик (по другим данным - убитый в Жаботине), и, как говорится в упомянутой записке, ужас [horror] охватил все здешние края. Очевидно, ужас - не наиболее точное слово, которым можно было бы определить глухую враждебность люда, который давно привык видеть виселицы, от чего не уменьшалось ерническое своеволие. Короткая предгрозовая тишина, которой судилось взорваться весной 1768 г., запала от Черкасс до Смели.

В центре гайдаматчины, которая в течение июня - начала июля 1768 г. вынесла на поверхность около 30 меньших повстанческих отрядов, один из них, загнавшись аж за турецкую границу, сжег пограничный городок Балту ·нине Одеськой обл.‚. Запахло международным скандалом и даже войной, та й сили конфедератов, против которых российские власти собственно и спровоцировали гайдамацкий взрыв, в тоже время были рассеяны. Таким образом, в начале июля 1768 р. царские войска окружили под Уманем лагерь уже ненужных гайдамак.

Суд над русской группой узников (свыше 220 лиц) состоялся в Киеве, и приговор им выпал более мягкий. Всех принадлежало бить кнутами, а дальше на щеках и на лбе каждого раскаленным железом проставить клеймо с трех литер - ВОР. После этого осужденным вырывали ноздри и в кандалах отправляли к Нерчинским каторжанским приискам. Узников поделили на четыре группы, выполнив приговор в форме поучительного спектакля: для успокоения турецких властей- в пограничной Балте, польских владениях - на Васильковском приграничном форпосте под Киевом, для страха сечевиков - на местности запорожских владений под Черным лесом и в г. Самаре. В завершение следует вспомнить, что Максим Железняк по дороге в ссылку пробовал убегать, но был пойманный; его дальнейшая судьба неизвестная.

Во второй половине ХVІІІ в. одиночные гайдамацкие ватаги еще выныривают то на Правобережье, то на Левобережье, то на Слобожанщине, тем не менее ни за численностью, ни за дерзостью операций ни одна из них уже не приравнялась гайдаматчине 30-60 х гг.