*Феноменологический подход (ниже будет продолжиться рецептивная эстетика)

Важная Женевская школа: Жан Пьер Решар, Старобиньски, Жорж Пуле, Марсель Раймон. В работах Пуле намечено довольно определенное отношение к читателю. Если структуралисты и формалисты исходят из линвистических данных текста – то здесь принципиально противоположный подход, Пуле не опирается на лингвистику. Для него конечной целью чтения является как раз отвлечение от всей этой «лингвистики», вообще от реальности – погружение в реальность, созданную автором. Т.е. литературность определяется через особое психологическое состояние читателя.

Пуле пишет, что тексты ждут, чтобы пришли читатели и оживил их. Читатель – пленник авторского сознания. Чтение – непосредственное проникновение в авторское сознание. Исчезает осознание текста как текста, мы забываем о том, что это вымысел.

Задача критики в такой ситуации: помочь этому процессу. Забыть об объективных составляющих текста и подняться до субъективного взгляда автора и читателя на этот текст. Подавить свою собственную субъективность. Сознание, скрытое в тексте, сильно и мощно. Роль исследователя, критика – зафиксировать свои ощущения при чтении. Не требуется верифицируемость – запись субъективных ощущений. Конечно, это не путь к науке – это ее разрушение в сторону релятивизма и импресиионизма.

Путь отождествления значения текста с тем, что вложил туда автор, что достигается путем отказа от своей собственной субъективности и слияния с субъективностью автора. «Вложил в текст» здесь значит не «то, что хотел сказать», а «то, что сказалось».

Хирш. Как и Пуле, пишет в рамках гуссерлианской феноменологии. Американец. В отличие от Женевской школы, не настаивает на том, что у текста есть только ожно значение. Различает два вида смысла в тексте:

• meaning – авторское значение (всегда возвышается над любой интепретацией)

• significance – трактовки, которые допускает текст (интерпретация – масса разных ее вариантов). М.б. и насилие над текстом, вчитывании значений в текст – однако проблема в том, что это сложно верифицировать, доказать. Почти нет четких критериев.

Хирш считает, что конечной целью исследователя является извлечение авторского значения. Сложно достижимо. Проникнуть в авторское сознание.

Авторское значение – ментальный акт, не словесный, значение принадлежит сознанию, а не заключено в словах. До- или вне-лингвистическая теория. Внесловесный ментальный акт, который можно попробовать так или иначе описать. «Означить для себя написанное без слов».

Все это, в конечном счете, попытка поняь, что происходит в голове у другого еловека, что очень сложно. Чтобы преодолеть эту трудность, Хирш пытается дать типологию meanings. У него получается некая типология жанров.

Т.о., литературоведение должно реконструировать, по возможности, замысел автора. Для этого важен принцип историзма. При таком подходе читатель оказывается довольно пассивной фигурой – просто пытается приблизиться к авторскому видению.

(Здесь кончается часть о феноменологическом подходе)

Этому взгляду прямо противоположен взгляд немецких рецепционистов – Rezeptionaesthetik. Вольфганг Изер и Ханц Роберт Яусс. Изер был специалист преимущественно по английской литературе Он много писал по-английски и на английском материале, что способствовало его популярности. “Act of reading”, “Implied reader” (анализ разных текстов разных эпох).

Представления Изера о феноменологии чтения: как человек читает? Что происходит в голове читателя, который хочет понять этот текст? Возьмем роман Саши Соколова «Между собакой и волком» (один из самых сложных авторов, писавших по-русски).

В первом предложении упоминается день, месяц, год. Напоминает дату – как в письме или документе. В каждом из определений дается странный каламбур: «месяц ясен» - то ли ясная луна, то ли адресат и так знает, что за месяц. Человек пишущий не хочет или не может назвать месяца. Он немного философ «за числами не уследишь». «Заитильщина» - Итиль, древнее название реки Волги, что-то за Волгою. Роман написан в форме заявления в милицию. Постепенно мы понимаем: пишет инвалид, нищий, у которого украли костыли. Подробности обстоятельства дела делают текст заявления таким объемистым, что он превращается в роман.

Интенсивный пример того, как читательское сознание пытается связать для себя отдельные элементы, предложения в тексте.

Итак, мы постоянно сталкиваемся с вопросами, ответы на которые можно дать только предположительно. Большинство худ. текстов начинаются ex obructa - как бы с середины, нам в начале не дают подробной справки о каждом героев. Есть утаенные факты, недоговоренная нам информация. Некторые жанры, как детектив, вообще не могут быть иначе построены. Попытка восстановить недостающую информацию. Если пытаться вербализировать этот процесс (на деле же он происходит в основном бессознательно, невербально), то он оказывается очень трудоемким. Заполнение пробелов – любой текст есть пунктир с большими промежутками между черточками. Понятие пресуппозиции – того, что предполагается как известное читателю (очень важный момент в тексте). Процесс построения догадок, гипотез, которые будут затем проверяться по развитию текста. В детективе (классическом) читатель, в сущности, следователь. Из улик нужно составить целостную картину преступления – так и читатель. Читатель конкретизирует литературный текст.

Термин конкретизация был введен Энгарденом, польским ученым, в 1931 году (предшественник рецептивистов). Читатель должен «раскрасить» текст. Понимаесть текста зависит от того, насколько читателю доступна его когерентность, связность.

Изер развивает эти идеи. Читатель как соучастник автора, без читателя художественный текст невозможен. Элементы, зависящие от интерпретации. Банальный текст – тот, при чтении которого работы по «заполнению пропусков» проводить не нужно.

«Кондитер жарит хворост на каменной печи» - зона неопределённости. Семантические согласования становятся гипотетическими, не до конца обоснованными.

Читатель входит в текст со своими верованиями, привычками, представлениями – в зависимости от них, разная интерпретация.

Герментевтический круг – мы не можем понять часть без целого и целое без частей. Как разрешается этот круг? Поняв часть текста, мы делаем предположение о значении. Затем, прочтя целое, мы совершаем челночное движение – узнав целое, возвращаемся к частному, проверяя и уточняя свои предположения и трактовки. Чтение, на самом деле, не линейное движение – в нашем сознании происходит возвращение к уже прочитанному, даже если физически мы не перечитываем. Корректировка, уточнение.

Понятие горизонта ожидания. В терминологии Изера каждое предложение открывает некое представление о целом, постоянно меняющееся, некую гипотеза, постоянно развивающуюся. Главные процессы – предсказывание и припоминание, происходящее на самых разных уровнях (рифма, размер, персонажи, сюжет и т.д.)

Наше сознание обогащается двойным образом: а) новая информация; б) придуманная нами самими информация – нереализованные автором возможности, что есть уже собственное авторство читателя, со-творчество.

Насколько специфично то, что говорит Изер? Ведь он совершает попытку полностью переосмыслить то, что есть «литературность». Подумаем: скажем, научный текст, явно построен по совершенно иным принципам. Требование к научному тексту (в идеале) – полная ясность, связность, отсутствие лакун. Читатель должен не связывать, а понимать. Однако если мы обратимся в работам философов, структуралистов и т.п. – различие между двумя видами дискурсами стирается. Кстати, структуралисты это и провозглашали – они считали, между философскими и литературными текстами по сути нет различия.

Важно, что «заполнение лакун» - процесс, требуемый не только при чтении литературы, но и при чтении любых текстов – скажем, таблички «Не курить» (что это всерьез, а не в шутку, что не курить именно здесь, а не в ста метрах отсюда, и т.д.)

Концепция Изера предполагает совсем другую степень активности, нежели у феноменологов. Читатель может выбирать разные способы связи смыслов. Чтение любого сложного текста есть самопознание и самосозидание.

Ханс Роберт Яусс (как и Изер, член Констанской школы, по названию горада Констанса). Специалист по франц. лит-ре, по Прусту. «История литературы как провокация». Начало 60х годов – Яусс выдвигает тезис о кризисе литературоведения. Столкновение формализма и социологизма, марксизма, их противоречие друг другу – а следовало бы дополнить одно другим, формальный анализ историзмом. Сделать это можно через фигуру читателя. Читатель как конкретно-историческая фигура. При этом читателем является и критик, и литературовед. Он гораздо больше похож на «наивного читателя», чем он сам может о себе мнить – ведь он тоже является продуктом своей эпохи. Позитивистская объективность есть утопия, потому что любое суждения все-таки включает в себя оценочность, а любая оценочность идет от современной системы ценностей. Что же мы должны делать? Нужно обратиться к свидетельствам, современным времени написания произведения. Это очень важный материал. Система ожиданий читателей-современников должна всячески восстанавливаться. Отсюда – реконструкция предполагаемой публики, имплицитного читателя. Только тогда мы можем считать, был ли рассчитан текст на изменение горизонта ожидания (иное значение термина, нежели у Изера - у того в рамках текста, у этого в рамках всей литературы): как в случае с Пушкиным, жанром поэмы и «Русланом и Людмилой». Разница между существующим горизонтом ожидания и новым текстом – эстетическая дистанция по Яуссу. Проявляется в спектре реакции критики и публики – скандал, запоздалое понимание, игнорирование (последнее значит, что смена горизонта ожидания не была запланирована и не произошла).

Все, о чем говорит Изер – это всегда первое чтение текста. А что же дальше? Яусс строит несколько этапов. Подготовительный этап – кто был автор, что за эпоха, что писали критики. Потом идет само чтение текста. Затем вторичное обращение – ретроспективное чтение. От частей к целому, от целого к части. Плюс требуется прочтение в историческом контексте.

Все это излагается в форме манифеста, требования. Еще требуется: реконструкция всей истории рецепции, история восприятия текста, помимо традиционных подходов историков литературы (общий исторический фон, статьи по отдельным авторам). Срезы проводить по эпохам сдвигов, революций в литературе. Еще одно требование: контекстуализация в рамках общей истории. Это требование до сих пор актуально. Каждый факультет, филологии и истории, живет отдельно. Средний литературовед на вопрос, какие движения, тенденции, системы, господствовали с исторической точки зрения в изучаемую им эпоху, он ничего не ответит, чаще всего.

* * *

Все это было написано в эпоху, когда стремление сделать литературоведение наукой было безусловным. 70е-80е годы – эпоха постструктурализма, исходящая из противоположных установок. На место структуры, системы, встает игра – и в самой литературе, и в литературоведении. Доводится до максимума идея Пуле – литературовед должен записывать свои ощущения. Становится распространенным жанр эссе. Особенно ярко у Ролана Барта. Бурная его научная биография. Разочаровался в структурализме. Любил заниматься постмодернистскими текстами. Говорит, что не нужно сводить их к цельному значению – нужна не герменевтика, а эротика. Скольжение по тексту, отдельные вспышки смыслов и словесная текстура, которые приносят наслаждение. Разрывы – не повод связать, а повод для удовольствия. Не позиция самопознания, а позиция гедонизма.

Американская рецептивная эстетика – Reader Response Criticism. Stanley Fish. Концепция Фиша во многом похожа на Изеровскую. Читатель у него тоже активен. Разрешает противоречия, связывает смыслы. Главными для него оказываются моменты, когда читатель должен принимать решения (прагматический подход, свойственный американской школе). Разрешения сложных, противоречивых случаев. Есть предложение – оно имеет два буквальных значения. Почему может быть неправильно понято, какой из смыслов должен быть актуализирован? Каждое из пониманий связано с принадлежностью к определенной среде, институциональной структуре – мы понимаем интенцию высказывания, исходя из принадлежности к определенной группе (пример со студенткой, которая спросила “Is there a text in this class?”: она имела в виду, придерживается ли преподаватель определенных литературоведческих взглядов, а преподаватель сначала подумал, что она, намекая на имеющуюся в америк. университетах традицию, спрашивает о текстах, которые нужно прочитать к курсу. Каждое понимание связано с принадлежностью к определенной институции – амер. университета или сообщества филологов). Идея извлекается интерпретативным сообществом.

В рамках пост-структуралистских рецептивных работ следующий подход (сложно называть исследованиями многое из того, что делалось):

• личность читателя и есть текст. Набор рецептивных установок, заложенных в голову читателя. Он несвободен в своей воле навязывать текстам свои смыслы. Кто же кого читает?

25.11.2011