Рецептивная эстетика

Направление, развивавшееся параллельно со структурализмом. Не какое-то единое направление, но объединяющее название для некоторых различных, но схожих подходов.

Общее: интерес к роли читателя в литературе. Для XX века это было действительно нечто новое. В XIX веке все интересовались писателем, его литературным портретом. XX век – в основном век формализма, внимания к тексту. С середины же XX века внимание переключается на читателя, который до того был «изгнан» из научных исследований. А ведь литература невозможна без читателя. Тексты существуют именно в головах читателей. Эта реабилитация имеет долгую историю.

Вильям Уинсет, Монро Бёрнсли (1949), «Affective fallacy» (Аффективное заблуждение). Всякий, кто передает свои впечатления от текста, впадает в некий импрессионизм, это впечатление сугубо субъективно. Эта психология не помогает раскрытию смысла литературы.

Рецептивная эстетика выступает с другим тезисом: нет, как раз в рамках впечатления читателя текст и живет и обрастает смыслами. Литература оказывает именно психологическое воздействие, не только интеллектуальное. Есть поведение людей по определенным литературным моделям.

Помимо замысла автора, всегда есть то, что у него в действительности получилось. Плюс есть расчет на определенную аудиторию, расчет на определенный эффект.

Есть еще такая вещь как герменевтика и феноменология в рамках литературы. Как мы понимаем текст(г.)? Как мы его воспринимаем (ф.)?

Существовала установка, что нужно исходить из текста, т.к. текст объективен. Рецептивная эстетика от этого отходит: текст внутри нас, объективного текста не существует, текст, это то, что существует в нашем сознании в процессе чтения. Подрывается понятие объективности текста. Ролан Барт вообще стирает различие между читателем и автором.

Большинство формалистов стояли на резко-антипсихологических позициях, и у нас, и на Западе. Однако, новые критики на Западе постоянно сталкиваются с читательскими реакциями, практикуя в университетах технику «медленного чтения».

“Mock duck” – понятие «мнимого читателя». Некая аналогия повествователю, заключенная в самом тексте. Та роль, которую предлагается реальному читателю сыграть в процессе чтения текста. Между читателем и автором заключается некий договор – каждый должен играть свою роль. Между ними начинается диалог, который критик может понять и оценить. У писателя всегда есть определенная система ценностей, которую он навязывает, предлагает своему читателю.

Возьмем Солженицына. У него очень продуманная и четкая система, он чувствует себя проповедником. Архипелаг ГУЛАГ: развитие системы взглядов, предлагаемых в произведении, от взглядов «шестидесятников (восстановим ленинские идеалы), до понимания, что с 1918 года ничего не менялось, все было одинаково.

Гибсон: плохая литература – это такая, в мнимом читателе которой мы бы себя узнавать не хотели.

На этом этапе степень активности читателя еще мала: текст еще объективен, читателю предлагается в нем определенная роль, которую он принимает или отвергает.

Классификаций читателей довольно много. Принс называет следующие:

• реальный читатель (бесконечная совокупность отдельных людей)

• виртуальный читатель (=мнимый) (подразумевается в тексте)

• идеальный читатель (аналитик)

от них все нужно отделять

• читатель в тексте – naratee (в пару к narrator – по-русски можно передать именно словами «читатель в тексте»)

Принс предлагает «нулевую степень адресата». Читатель, обладающий минимальными характеристиками, необходимыми для восприятия текста. Он знает, в первую очередь, язык. Но знает только словарные значения слов – а не дополнительные смыслы, правила грамматики – но не параграмматические приемы. Но такой читатель отмечает все эти отклонения про себя, хотя понять их он не очень может. Знает основы нарративной техники – что, например, если в начале благополучная ситуация, то скорее всего произойдет что-то, что ее разрушит, и т.п. При этом этот человек находится в некоем культурном вакууме, не знающий разных вторичных систем данного общества – религии, мифа, и т.п. Плюс он не имеет этической оценки. Такому «нулевому» читателю писатель должен все объяснять.

Такой читатель есть теоретический конструкт. Реально он встречается в очень немногих книгах, произведения очень узкой сферы (плохая детская лит-ра, например). Обычно в тексте подразумевается другой читатель – начитанный человек, понимающий параграмматические смыслы, обладающий общекультурными знаниями.

В тексте появляются разные сигналы, рассчитанные на читателя определенного типа. Они бывают явные и скрытые. Группируя такие сигналы, рассыпанные по всему тексту, утв. Принс, мы получим образом «читателя в тексте». Чем ближе литература к массовой, тем стереотипнее читатель.

Т.о. читатели в тексте классифицируются на по темпераменту, убеждениям, социальному статусу, но по их месту в тексте, по отношению к нарратору, сюжету, герою.

Повествователи характеризуются:

• речевые, этические характеристики

• участие нарратора в сюжете и, следовательно, ограниченность знания-всезнание

• рассказ от первого лица, от лица персонажа

Так же и с naratee. Мнимый читатель включается в naratee. Читателя можно даже включить как персонаж. Итак, читатель в тексте выстраивает по тем же принципам, что и рассказчик-повествователь. В отличие от «мнимого читателя», в данном случае никакого выбора не происходит.

Обратимся к «идеальному читателю». Майкл Риффатер, происхождения французское, работал в Америке. Критика Якобсона-Леви-Стросса. Текст не может быть адекватно проанализирован, если оставляется в стороне читательская реакция. Когда человек читает текст, его внимание концентрируется не на тех вещах, которые анализируются в разных научных статьях. Как можно изучить, на чем же именно? Эксперимент. Критические отзывы, статьи. Оценки могут быть разными, но скольжение взгляда приостанавливается на одних и тех же строчках. Риффатер вводит «сверхчитателя» - переводчики, поэты, студенты, ученые. Если суммировать их реакции, мы получим значение текста. Он анализирует тот же текст, что Якобсон-Леви-Стросс, «Кошек» Бодлера, учитывая и психологическую, и интеллектуальную реакцию. Вводит термин «ungrammaticality», аграмматичность. Наиболее резкие грамматические сломы, даже просто сближение далеких понятий. Риффатер предложил, как определить, действительно ли есть в поэтическом тексте скрытая цитата или она вчитана – именно по присутствию аграмматичности. Скрытые цитаты и реминисценции, которые восстанавливают смысл. Плюс важна реакция современников достаточной читательской квалификации – они особенно остро воспринимают текст.

Риффатер – классик анализа отдельных текстов.

Были теории, исходившие при анализе тексте не ил литературоведения, а из философии – герменевтики и феноменологии.

18.11.2011

Теории, опирающиеся на более общие философские принципы, будут более декларативными, меньше связанными с практическим аспектом, материей языка.