Литература

Тексты:

1. Данте Алигъери. Новая жизнь. Божественная комедия. - М., 1967. (БВЛ) (пер. М. Л. Лозинского). 2. Данте. Малые произведения. - М., 1968. 3. Данте. Божественная комедия. - М., 1968. (ЛП) 4. Данте Алигьери. Божественная комедия. (пер. А. Илюшина). – М., 2000. (ШБ).

Учебная литература

Основная:

1. Андреев М. Л. Данте. //История литераутры Италии. В 3 т. Т. 1. «Средние века». – М., 2000. С. 307-367. 2. Ауэрбах Э. Фарината и Кавальканти.// Ауэрбах Э. Мимесис. –М., 1976. С. 182-211. 3. Баткин А. Данте и его время. Поэт и политика. - М., 1965. 4. Голенищев-Кутузов И. Н. Творчество Данте и мировая культура. - М., 1971. 5. Дживелегов А. К. Начало итальянского Возрождения // Работа размещена на сайте: http://svr-lit.niv.ru/. 6. Доброхотов А. Л. Данте Алигьери. – М., 1990. 7. Мандельштам О. Разговор о Данте // Мандельштам О. Собр. соч.: В 2 т. - М., 1990. -Т. 2. - С. 214-256.

Дополнительная:

1. Асоян А. А. Данте и русская литература. – Свердловск, 1989. 2. Елина Н. Г. Данте. Критико-биографический очерк. - М., 1965. 3. Илюшин А. Данте. - М., 1990. 4. Лотман Ю. М. Структура художественного текста. - М., 1970. 5. Штайн К. Э. Язык. Поэзия. Гармония. - Ставрополь, 1989. 6. Шубников А. Б., Копщик В. А. Симметрия в науке и искусстве. - М., 1972.

Вопросы и задания:

1. Прочитайте фрагмент из статьи А. К. Дживелегова «Данте» из книги «Начало итальянского Возрождения» и ответьте на вопросы:

1. Что ценили современники Данте в «Божественной Комедии»? 2. Что связывает Данте и его величайшее творение со Средневековьем? 3. Почему нельзя целиком отнести творение Данте к средневековой культуре?

Однажды на улице Вероны, как передает старая легенда, две женщины очень внимательно вглядывались в проходившего мимо них высокого, худого человека. Он был весь в красном; верхняя часть его лица была закрыта красным капюшоном. «Смотри-ка, - воскликнула одна, - ведь это тот самый, который спускается в ад и выходит оттуда, когда захочет, и здесь, на земле, рассказывает про тех, кого там видел!» - «Должно быть, ты говоришь правду, - ответила другая. - Как закурчавились у него волосы, как он загорел от адского жара и почернел от копоти!» Тот, про кого разговаривали веронские дамы, был Данте Алигьери, творец величественной поэмы, которую он назвал «Комедией» и которую потомство нарекло «Божественной». В Вероне он жил довольно долго, пользуясь гостеприимством местного тирана Кана Гранде делла Скала.

Уже при жизни Данте народ создавал легенды о нем, и это показывает, какое глубокое впечатление производила на современников его поэма. Но современники восторгались в ней совсем не тем, чем восторгаемся мы. Они ценили в ней две вещи. Для одних «Божественная Комедия» была действительно божественной книгой, и они находили в ней то живое личное отношение к Божеству, которого искали в мистических учениях ересей и во францисканской религии любви. Для других, более образованных, Данте, как показывает заметка в хронике Дж. Виллани, был прежде всего ученый, вместивший в себе огромное количество всевозможных «моральных, естественно-научных, астрологических, философских и богословских» знаний.

Когда в истории литературы приходится наблюдать такое могучее влияние писателя на общество, то это всегда имеет одно значение: писатель сумел уловить и выразить настроение и мировоззрение общества с такой полнотой, что каждый - от поденщика до ученого - найдет у него волнующую его думу, осаждающую его сознание идею. Относительно Данте это более верно, чем относительно кого-нибудь другого. И вот почему. До Данте у итальянского общества не было ни одного поэта, который в своих творениях давал бы ему нечто целостное, формулировал бы ему целую систему миропонимания. «Божественная Комедия» была первым синтезом средневекового мировоззрения; в ней, как прекрасно сказано, заговорили в первый раз десять немых столетий. И все, что было создано положительного и прочного в сфере идей за эти столетия, все это есть у Данте, выраженное в величественных образах и - что гораздо важнее - переведенное на народный язык. Его религия - католичество, его философия - богословие, его наука - схоластика, орудие его поэзии - аллегория; все - средневековая мудрость.

Но, чтобы иметь такой успех у итальянцев начала Треченто, одних средневековых элементов было мало. Нужны были и другие элементы, не средневековые, новые. И в творениях Данте появляются эти новые элементы.

Поэт, несомненно, видел свой загробный мир так же отчетливо, как мы видим мир, окружающий нас. Ад, созданный его фантазией, приводит его в ужас, рай - доводит до мистического экстаза. Читая поэму, веришь, что он мучился за Франческу, трепетал перед воротами Диса, железного города еретиков, холодел от ужаса, когда чуть было не попал к чертям на вилы или был заслонен Вергилием от превращающего в камень взгляда Медузы. Все это описано до такой степени реально и живо, что становится понятным отношение к поэме современников. Когда поэт верит сам и обладает таким чудесным пластическим даром, ему трудно не верить.

Это развитое чувство действительности, которое снабжает палитру художника таким неисчерпаемым разнообразием красок - как различны, например, два описания леса в первой песне «Ада» и в 28-й «Чистилища»: там мрачный и страшный, тут мягкий и полный тихой поэзии, - это чувство действительности есть несомненная черта нового человека, который отрешился уже от пренебрежительного отношения к природе и ее красотам. Эта черта дополняется другой - интересом к человеку, как таковому, интересом к личности. У Данте впервые появляется такое множество фигур с резко очерченными индивидуальными особенностями. Беатриче, Франческа, Фарината, Кавальканти, Пьеро делла Винья, Брунетто Латини, Гвидо ди Монтефельтро, папа Николай III, граф Уголино, Сорделло, Казелла, Форезе Донати, Каччагвида и множество других - все это образы, которые не изгладятся из памяти никогда. Из населения загробного мира Данте больше всего интересуется итальянцами, и итальянцы, особенно флорентийцы, изображаются им особенно охотно; он их знает лично или понаслышке - ведь многие еще не умерли, когда неумолимый поэт изрек им приговор; его фантазии нетрудно было представить ту перемену, которую в них произвели муки или очищение. Фарината, гордо стоящий выпрямившись во весь рост в своей раскаленной могиле, или Брунетто с лицом, высушенным адским жаром, и не имеющий права остановиться под угрозою страшной казни, или Форезе, превратившийся в скелет от голода, - это такие перлы, которые немного имеют себе равных в литературе.

Интерес к действительности, к природе и человеку - это тот элемент, который всего больше отделяет Данте от средних веков и делает его предтечею нового миропонимания. Но, как и во всем остальном, рядом с этим в поэте уживается такой архистаринный прием, как аллегоризм. Он проходит насквозь, через все его произведения, и особенно большое место занимает в «Божественной Комедии». На полпути земного бытия поэт заблудился в дремучем лесу, где на него нападают три зверя - пантера, лев и волчица. От них его спасает Вергилий, которого послала к Данте Беатриче. Вдвоем они выходят из лесу, Вергилий ведет Данте через ад в чистилище и на пороге рая сдает его Беатриче. С нею вместе поэт возносится все выше и выше и наконец удостаивается лицезрению Божества. Дремучий лес - это жизненные осложнения человека, звери - его страсти: пантера - чувственность, лев - властолюбие, волчица - жадность; Вергилий, спасающий от зверей, - разум, Беатриче - богословие. Смысл поэмы - нравственная жизнь человека, которого разум спасает от страстей и которому знание божественной науки доставляет вечное блаженство. На пути к нравственному перерождению человек проходит через сознание своей греховности (ад), очищение (чистилище) и вознесение к блаженству (рай).

Так, «небо и земля» поочередно «прикладывали руку» к великой поэме. Одиноким гигантом, подобно Горе Очищения в безбрежном океане, стоит Данте на рубеже двух эпох. Он объединяет в своем могучем синтезе культуру всей предшествующей эпохи. У своего времени, незримо чреватого буйными дерзновениями, он вырвал тайны грядущего. И бросил их оплодотворенные гениальной мыслью человечеству. Оттого и для позднейших поколений имя Данте светило, как раскаленная адским пламенем железная вершина Диса во мраке подземного болота, оттого оно было знаменем, обладание которым оспаривали друг у друга наиболее культурные силы XIV и отчасти XV веков.

А. К. Дживелегов Данте// А. К. Дживелегов. Начало итальянского Возрождения // Сайт «Средние века и Возрождение»: http://svr-lit.niv.ru/

2. Прочитайте фрагмент из статьи Э. Ауэрбаха «Фарината и Кавальканти» из книги «Мимесис» и ответьте на вопросы:

1. В чем особенности обращения Фаринаты к Данте? 2. Почему Фарината не изменился после смерти? Почему земные дела продолжают его тревожить? 3. Почему суть Фаринаты как человека только в Аду проявилась во всей полноте? 4. Каковы особенности восприятия времени у грешных душ в «Аду»?

В этой сцене перед нами вырастает – подобно телу, стремительно и резко поднимающемуся из гроба – превышающая нормальные человеческие размеры (и в духовном смысле) фигура Фаринаты, - смерть и адские муки не коснулись его; Фарината - тот же, что при жизни. Тосканское наречие в устах Данте заставило его подняться и остановить проходивших мимо учтивыми словами, в которых выражена гордость и независимость. Когда Данте приближается к нему, Фарината спрашивает его, какого он рода, чтобы удостовериться, с кем имеет дело – с представителем ли знатного семейства, с другом или недругом; услышав, что Данте – потомок гфельфов, с суровым удовлетоврением заявляет, что он дважды изгонял из города эту враждебную ему партию; еще и теперь судьба Флоренции и судьба гибеллинов – единственное, что заботит его…Фарината дает ответ на последние, обращенные к нему слова Данте, и этот ответ прекрасно характеризует его сущность: если, как ты говоришь, изганным гибеллинам не удалось вернуться в город, это для меня худшая мука, чем лежать на этом одре.

…Фарината перебивает занятых разговором путников словами: «O Tosco che per la citta del foco vivo ten vai…(«Тосканец, ты, что городом огня идешь, живой…») Это - обращение, звательный падеж с предшествующим междометием и последующим определительным предложением, наделено необычайно весомым и насыщенным смыслом. И затем тоже весомое и несущее бремя сдержанной учтивости предложение, выражающее просьбу, Фарината не говорит: «Тосканец, остановись…», а он говорит (буквально): «О, тосканец, ты, что ты... прошу, остановись на этом месте». Оборот речи «о ты, что ты…» (out che tu) звучит торжественно, он ведет происхождение от высокого стиля античного эпоса; Данте живо слышит его – многое из Вергилия, Лукана, Стация навсегда осталось в его памяти; не думаю, чтобы этот обоброт был применен до Данте в поэзии на каком-либо средневековом языке. Но Данте пользуется им своеобразно, словно заклинанием, как, может быть пользовались им лишь в античных молитвах. А что касается придаточного предложения, Данте достигает здесь предельной сжатости, на какую способен; чувства Фаринаты, его отношение к проходящим мимо запечатлены тремя оборотами: per la citta del foco vivo ten vai – «городом огня идешь», vivo – «живой», cosi parlando onesto – «говоря столь скромно», и в этой сжатости столько динамизма, что сам Вергилий, учитель, доведись ему действительно услышать подобные слова, наверное, испугался бы не менее, чем Данте в поэме…. Неужто не пройти и мимо того, что антитеза «городом огня» - «живой» выражена лишь местом слова «живой» (vivo) во фразе, но тем более она впечатляет.

Земная жизнь Фаринты и Кавальванте закончилась; изменчивости их земных судеб тоже положен конец; они находятся в окончательном и неизменном состоянии, в котором в будущем произойдет лишь одна-единственная перемена, а именно: их души обретут свои тела в день воскресения, в день Страшного суда. Пока же перед нами души, отделенные от тела; но душам этим Данте придает нечто вроде тени тела, так что их можно узнавать. Эти души могут произносить слова и физически страдать. О земной жизни они теперь только вспоминают; помимо этого, как объясняет Данте именно в этой песне «Ада», им присуще известное, выходящее за пределы земного, ведение прошлого и будущего; словно дальнозоркие, они с отчетливостью видят совершавшиеся или грядущие события, - следовательно те, что несколько отстоят по времени от настоящего и сдвинуты в прошлое или будущее; поэтому они могут предсказывать грядущее, но не видят настоящего – происходящего на земле сейчас, вот почему так озадачен Данте, когда Кавальканте спрашивает у него, жив ли его сын, - он тем более поражен неведением Кавальканте, что другие души пророчествовали ему о грядущем. Значит, своим земным прошлым эти души обладают во всей полноте – в воспоминании, хотя жизнь их и кончилась; и хотя они находятся в таком положении, которое не только практически – они лежат в горящих гробах, - но и принципиально – беспеременностью его во времени и пространстве – отличается от всякой мыслимой земной ситуации, они не кажутся мертвыми, мертвецы, они воспринимаются как живые.

…Бог не только распределил души по категориям, не только разделил их между областями трех царств, но Он всякому приуготовил особенное вечное положение, не разрушив индивидуальную форму всякого, но, напротив, утвердив ее своим вечным приговором, - приговор как раз и состотит в завершении внутренней сущности всякого, лишь теперь эта внутренняя сущность открыта, лишь теперь она стала зримой. Фарината в самом пекле более велик, могуч и благороден, чем когда-либо в жизни, ибо не было в его жизни такого случая – показать всю силу своего сердца, а если мысли его и желания, не претерпев ни малейшего изменения, все еще вращаются вокруг Флоренции и гибеллинов, достоинств и пороков своей былой земной деятельности, то и это – продолжение его земного существа, и в нем, во всем величии и во всей безнадежности и напрасности этой былой и еще длящейся сущности, тоже, несомненно, - приговор, произнесенный над ним Богом.

Э. Ауэрбах. Фарината и Кавальканти. Э. Ауэрбах Мимесис. –М., 1976. С. 182-211. Более полное представление о концепции Э. Ауэрбаха можно получить, обратившись к переводу его исследования, выпоненного в 1929 г.: См.: Ауэрбах Э. Данте – поэт земного мира. – М., 2004.

3. Прочитайте статью А. Л. Доброхотова о трактате Данте «Монархия» и ответьте на вопросы:

1. Сравните концепцию происхождения государства у Данте и Августина Блаженного («О граде Божием»). Почему концепция Данте может быть признана светской? 2. Что, согласно Данте, ограничивает власть монарха? 3. В чем, по мнению Данте, состоит ошибка первого христианского императора Константина? 4. Нет ли противоречия в утверждении Данте, что живущий под властью императора человек более свободен, чем живущий без оной? 5. Почему советником императора, по мысли Данте, должен непременно быть философ?

Следы замысла «Монархии» комментаторы находят в 1307–1308 гг., а закончен был труд около 1313 г. В своем сочинении Данте ставит вопрос, который для современников был далеко не теоретической задачей: что необходимо для обретения социального мира и благоденствия? Недостаток этих божьих даров особенно остро чувствовала измученная междоусобицами Италия. Данте стремится доказать три главных положения: для земного счастья человечества необходима империя; власть императора дается ему непосредственно богом; римский народ по праву взял на себя роль имперской власти. Как ни далеки на первый взгляд эти положения от наших политических реалий, в них мы сможем, пожалуй, увидеть сквозь оболочку средневековой лексики общечеловеческие, а значит, и сегодняшние проблемы.

Данте полагает, что происхождение государства было обусловлено грехопадением Адама. Человечество оказалось во власти чувственных страстей, из которых самая опасная – алчность, и потому должно было создать общественное устройство, оберегающее людей от самих себя, от их разрушительной корысти. Однако это общее место средневекового мировоззрения у Данте существенно корректируется. Человек даже в своей не испорченной грехом природе есть политическое, общественное существо, которое всегда стремится к общению и совместной жизни. Так же как Аристотель и Фома Аквинский, Данте считает образование государства естественным процессом. Государство, следовательно, не несет на себе печати древнего проклятия и может быть формой счастливой жизни. Грех Адама дает себя знать в том, что алчность людей заражает и само государство, теряющее от этого функции справедливости и вступающее в корыстную борьбу с другими государствами и со своими гражданами. Поэтому, полагает мыслитель, нужна третья сила, которая объединила бы превратившиеся в тезис и антитезис (если перевести Данте на гегелевский язык) общество и государство. Самого различения государства и общества у Данте еще нет, но оно намечается в этой диалектике. Что же может претендовать на роль примиряющей третьей силы? По Данте – только монархия. Мы допустили бы большую ошибку, если бы при чтении Данте отождествили наши представления о монархии с понятиями трактата. В нем речь идет об идеальном образе правителя, имеющем мало общего с абсолютным монархом национального государства XVII-XVIII вв. Безграничная власть дантовского императора основана на праве, морали, божественной санкции, на природе мирового устройства. По сути, она ограничена сильнее, чем какая бы то ни было другая власть. Император стоит выше страстей, у него нет частной заинтересованности, ему принадлежит все и, значит, ничего в отдельности, к чему он мог бы питать пристрастие. С некоторыми оговорками можно сравнивать этот образ с аристотелевским монархом, с платоновскими философами и стражами, с подеста (правителем итальянской коммуны), но не с монархом Нового времени. Данте утверждает, что империя как правовое установление предшествует тому, кто осуществляет власть, т. е. императору, который в силу этого не может делить империю на части, ограничивать свою власть и передавать ее по наследству. Константин – первый христианский император – совершил, таким образом, неправовое деяние, когда подарил церкви власть над большой областью в Италии. Данте полагал, что эта ошибка Константина (подложность “дара” еще не известна Данте) сыграла свою роковую роль в проникновении мирских интересов в церковную жизнь. Данте подчеркивает зависимость императора от идеальных принципов, утверждая, что «не граждане существуют ради консулов и не народ ради царя, а наоборот, консулы ради граждан и царь ради народа» (стр. 44). Как высший судья и законодатель император обязан вмешиваться в те споры, которые нельзя разрешить из-за равенства прав спорящих (таковы споры между суверенными государствами), и его дело – забота обо всех и о государстве в целом. Если же законы и власть употребляются не для общей пользы, то они теряют свой правовой характер, ибо извращается сама природа закона (стр. 66). Не только справедливость и порядок, но и свобода есть предмет заботы императора. Свобода – «величайший дар, заложенный Богом в человеческую природу, ибо посредством него мы здесь обретаем блаженство как люди и посредством него же мы там обретаем блаженство как боги» (стр. 42). Данте делает отсюда вывод, что живущий под властью монарха наиболее свободен– Ведь свобода – это существование людей ради самих себя, а не для чего-то другого; но это состояние может обеспечить лишь монарх, у которого нет других интересов, кроме выполнения долга. Только он может защитить людей от извращенных государственных систем, которые подчиняют себе народ. С точки зрения Данте, не только демократия, олигархия и тирания, но и монархия, если она не есть всемирная империя, является узурпацией власти. Данте прекрасно знал, что такое неправая политическая власть. Флорентийская республика показала ему все негативные возможности демократии. Перед глазами были и другие примеры: тирания, олигархия и прочие формы больной государственности. Здоровая форма власти для Данте – это совпадение всеобщего и индивидуального в лице императора. Примечательная деталь: рядом с монархом, по замыслу Данте должен находиться философ (кн. 3, XVI. Ср. “Пир”, IV, 4). Поскольку перед человечеством стоят две цели – блаженство небесное и блаженство земное, и руководство людьми должно осуществляться двоякое: верховный первосвященник, сообразуясь с откровением, ведет людей к небесному блаженству, а император ведет их к земной цели. С чем же должен сообразовываться монарх? Видимо, с тем уровнем мудрости, который соответствует земной природе, – с философией. Вот почему духовной опорой монарха должен быть философ; ведь иначе слишком велика была бы опасность произвола и тирании. Чувство долга заставляло Данте-философа стремиться к участию в политических делах, давать советы Генриху VII, ввязываться в дипломатию, но действительность не могла ему предложить монарха, достойного своего великого советчика.

Библиография:

Данте. «О монархии».

Доброхотов А. Л. Данте. Монархия //Данте. «О монархии». - М., 1999. С. 5-18.