9550

41

которую она представляет имитационным образом. Отражая это единство эксплицитного и имплицитного содержания, философия выступает самосознанием эпохи, ее духовной «квинтэссенцией» (Г. Гегель, К. Маркс). В философии наличная культура как бы рефлексирует саму себя и свои основания.

Несмотря на диаметральную противоположность внутри редукционизма, т.е. между подчеркиванием приоритета философии за счет частных наук, либо, как в версиях позитивизма и постмодернизма, приоритета научного знания за счет знания философского, для них характерно нечто общее – стремление противопоставить один вид знания другому, но не выходить к антинтеракционизму, а свести один тип знания к другому, проведя его через сито своей специфики. Это – фундаментальная ограниченность во взаимоотношениях философии и науки, ведущая к соответствующей ошибке, связанной с непониманием, не восприятием специфики и самоценности как философского, так и конкретно–научного знания, их относительной самостоятельности и вместе с тем внутренней взаимосвязи между собой как разных типов и уровней рационального знания, остающихся в границах онтогносеологической полярности истины и заблуждения, следовательно, отсекающих возможность симулирования как вырождение, деградацию мышления, познающего бытие. И для философии, сориентированной на союз с наукой, и для науки, сориентированной на союз с философией как теоретическим мировоззрением, характерно следование данному идеалу рациональности с целью достижения определенного, системно– организованного, обоснованного, объективно–истинного, но открытого к изменению знания, остающегося в пределах противоположности истины и заблуждения, но отсекающего вырождение мышления, т.е. его симулирование. Видимо, характер реализации такого идеала рациональности в конкретных науках иной, чем в философии. Это различие обусловлено предметами, ибо по своим задачам философия и предназначена обосновывать онтогносеологический идеал противоположности истины и заблуждения в целях отсечения возможности симулирования мышления для познания бытия, поскольку противоположность мышления и его симулирования принципиально неустранима. Вместе с тем философское знание всеобщего и конкретно– научное знание есть не только два различных типа рациональности, но одновременно и два различных уровня рационального, отсекающего симулирование мышления знания.

Поэтому, подчеркивая «земное», апостериорное происхождение философских принципов в связи с конкретно–научным знанием, необходимо в то же время видеть специфику их генезиса по сравнению с принципами конкретных наук. Различие здесь заключается, во–первых, в широте объективного базиса абстрагирования и, соответственно, в степени общности и существенности принципов. Во–вторых, в самом характере базисов. И наконец, в–третьих, в способе отражения и предъявляемых к процессу и результатам этого отражения требований рациональности. В то время как эмпирический

42

базис любой конкретно–научной теории носит достаточно определенный и относительно гомогенный характер, «фактуальный» базис философии является

ввысшей степени гетерогенным и неоднозначным по содержанию. Он и не может быть другим, так как включает в себя результаты теоретического и практического, научного и обыденного, художественного и религиозного и других способов освоения человеком действительности. Ясно поэтому, что философское знание удовлетворять критериям рациональности иначе, чем конкретно–научное знание благодаря предельной общности и ценностно– мировоззренческой ориентации устранения симулирования. Поэтому философское познание является более умозрительным и рефлексивным, чем конкретно–научное познание.

Чем же диктуется необходимость обращения ученых к философии? Демаркацией познающего бытие мышления и его симулирования, значит, во– первых, объективной взаимосвязью предметов исследования, во–вторых, характером самого процесса конкретно–научного познания, непосредственно работающего уже в зоне гносеологической противоположности истины и заблуждения. Дело в том, что научное познание совершается отнюдь не робинзоноподобными субъектами, имеющими якобы дело с «чистыми фактами» и обладающими логическим методом открытия и обоснования научных законов, а реальными учеными–индивидами, живущими в определенную эпоху и испытывающими на себе в той или иной степени влияние культуры своего времени. Процесс научного познания имеет ярко выраженный творческий и социально обусловленный характер. Такой вещи, как чистое, беспредпосылочное знание в науке просто не существует. Открытие новых научных законов и теорий всегда происходит в форме конструктивной умственной деятельности по выдвижению, обоснованию и принятию определенных гипотез. Этот мыслительный процесс обусловлен не только имеющимися в распоряжении ученого эмпирическими данными, но и опосредован целым спектром составляющих социокультурный фон данной науки представлений и принципов научного и вненаучного порядка. Важнейшим элементом этого фона является философия с ее задачей дифференциации мышления и его симулирования. Как показывает реальная история науки, именно на основе определенных онтологических, гносеологических, логических, методологических и аксиологических оснований строятся различного рода конкретно–научные модели изучаемых явлений, дается интерпретация теоретических построений, оцениваются возможности и перспективы использования определенных методов и подходов

висследовании объективной реальности.

Как видно, ученые понимают, что за пределами области противоположности истины и заблуждения существует сфера противостояния мышления, познающего бытие, и симулирования, вырождения, деградации и стремятся остаться в границах онтогносеологической противоположности истинного и ложного, чтобы двигаться, наращивая истинное знание действительности. И в этом отношении они считают важным союз с

43

философским мировоззрением, снабжающим их соответствующим аппаратом принципов и категорий, а философы имеют возможность в свою очередь учесть опыт конкретнонаучного познания в преодолении любых попыток симулирования в пользу мышления человека, познающего бытие все полнее и точнее. Поэтому для философии и науки так важна проблема «оснований» науки. Философские основания науки являются тем посредствующим звеном, которое связывает философское и конкретно–научное знание. Эти основания не являются «личной собственностью» ни науки, ни философии. Они представляют собой граничное знание и могут быть с равным правом отнесены к ведомству как философии, так и науки.

Каково же специфика различных типов философских оснований науки и их основное содержание? Онтологические основания науки представляют собой принятые в той или иной науке общие взгляды о картине мира, типах материальных систем, характере их детерминации, формах движения материи, общих законах функционирования и развития материальных объектов и т. д. Так, например, одним из онтологических оснований механики И. Ньютона являлось представление о субстанциональном характере пространства и времени, их независимости друг от друга и от скорости движения объекта.

Гносеологические основания науки суть принимаемые в рамках определенной науки положения о характере процесса научного познания, соотношении чувственного и рационального, теории и опыта, статусе теоретических понятий и т.д. Например, именно на основе определенного истолкования статуса теоретических понятий Э. Мах в свое время отверг научную значимость молекулярно–кинетической теории газов Л. Больцмана. Как известно, Э. Мах придерживался взгляда, что все значимые теоретические понятия должны быть редуцируемы к эмпирическому опыту. Понятие же «атом», на котором была основана молекулярно–кинетическая теория, не удовлетворяло этому условию, так как в то время атомы были ненаблюдаемы. На этом же гносеологическом основании Э. Мах отверг абсолютное пространство и время И. Ньютона. Логические основания науки есть принятые в ней правила абстрагирования, образования исходных и производных понятий

иутверждений, правила вывода и т. д. Например, в конструктивной математике запрещается использовать понятие актуальной бесконечности, закон исключенного третьего в рассуждениях о бесконечных множествах и т. д. Методологические основания науки представляют собой принимаемые в рамках той или иной науки положения о методах открытия и получения истинного знания, способах доказательства и обоснования отдельных компонентов теории

итеорий в целом и т. д. Очевидно, что методологические основания науки могут не совпадать, быть различными не только в разных науках (например, в естественных, математических, технических и гуманитарных), но и в одной и той же науке на разных стадиях ее развития. Так, например, имелось существенное различие в методологических основаниях древнегреческой и древнеегипетской геометрии. Столь же существенным было различие в методологических основаниях физики Аристотеля и физики Г. Галилея – И.

44

Ньютона. Аксиологические основания науки представляют собой принятые утверждения о практической и теоретической значимости науки в целом или отдельных наук в системе духовной и материальной культуры, о целях науки, о научном прогрессе, его связи с общественным прогрессом, об этических и гуманистических аспектах науки и т. д.

Как видно, на уровне «оснований» происходит демаркация мышления и его симулирования. Причем механизм влияния философии на науку имеет существенные различия в характере, способах и силе этого влияния в зависимости от уровня научного познания (теоретическое или эмпирическое), этапа развития науки (нормально–эволюционный или кризисно– революционный), степени ее зрелости (ранняя или имеющая развитый концептуальный аппарат). Такой дифференцированный подход позволяет выработать более конкретное представление о механизме влияния философии на развитие и функционирование конкретно–научного познания. Так, имеется существенное различие в характере влияния философии на теоретический и эмпирический уровни познания в науке. Содержание эмпирического познания определяется в основном непосредственными данными наблюдения и эксперимента, а также частично – его теоретической интерпретацией с позиции определенной частнонаучной теории. Содержание же теоретического уровня научного познания существенно определяется его связью не только с эмпирическим знанием, но и с философией. Связь с философией необходима для научной теории как на этапе ее возникновения, так и на этапе ее обоснования. Именно теоретики науки чаще всего обращаются к философии и ее проблематике. На эмпирическом же уровне познания непосредственное влияние философии если и имеется, то только в качестве критико– рефлексивной деятельности, но не в плане обоснования знания.

Различной является также сила влияния философии на эволюционной стадии науки и в период научных революций. Эволюционный период в развитии науки представляет собой период реализации тех возможностей, тех потенций, которые были заложены в принятой данной наукой системе ее исходных абстракций и идеализации. Эти концептуальные образования играют в структуре науки роль ее фундаментальных внутринаучных или собственных оснований. Они выполняют не только функции интегративного и организующего начала познавательной деятельности в конкретной науке определенного периода, но и охранительные, защитные функции, отторгая проникновение в нее чуждых, дезорганизующих элементов, разрушающих достигнутую в ней целостность и гармонию. В эволюционный период развития науки ее собственные теоретические основания выполняют роль своеобразного экрана и одновременно фильтра. С одной стороны, они отторгают иррелевантные данной науке внешние факторы, а с другой – пропускают через себя те воздействия и, в частности, те философические концепции, которые имманентны имеющимся собственным теоретическим основаниям. Таким образом, в эволюционные периоды развития науки влияние на нее философии и других социокультурных факторов во многом является внешним,

45

несущественным и уж во всяком случае контролируемым со стороны науки, которая не допускает проникновения в нее идей, противоречащих ее собственным основаниям. Вот почему в структуре стандартной науки трудно выделить и сформулировать явным и однозначным образом ее философские основания. Последние оказываются как бы снятыми в ее собственных теоретических основаниях.

Периоды научных революций, когда происходит отказ от ранее принятой парадигмальной научной теории, выработка данной наукой новых собственных теоретических оснований и их обоснование. Здесь наука становится открытой к философии, которая оказывает на нее существенное влияние, как правило, в связи с необходимостью пересмотра (в целях снятия «границ завершенности» для дальнейшего поступательного развития познания к принципиально новым идеям) той или иной конкретной теории, «парадигмы» при сохранении преданности научной традиции познания как не переходящей от познающего бытие и его эволюции мышления в симулирование, уводящего от познания бытия и его движения.

Например, признание, утверждение «Бога» в качестве основания для мира

ипознавательного процесса принципиально исключает возможность каких– либо логических построений. В таком случае все продуцируемые высказывания о действительности получаются сразу и автоматически, исчерпываясь лишь одним «так захотел Творец». Религиозные противники эволюционной биологии, отстаивая библейскую версию единовременного творения всех видов живых организмов, цитируют Библию и неутомимо используют эту универсальную формулу для «разрешения» любой проблемы. Ничем иным, кроме симулирования она не является. На самом деле при таком подходе сущность дискуссии заключается не в обсуждении научной состоятельности теории Дарвина, а в несовместимости «научного познания», ограниченного требованиями однозначной логичности и проверяемости выдвигаемых гипотез,

ирелигиозного симулирования его как постулирующего абсолютное обоснование всех уже открытых и еще неизвестных нам явлений отсылкой к этой «воле» Творца. Значит, тут спор идет не в плоскости онтогносеологической противоположности истины и заблуждения, но выводится в плоскость «противоположности противоположностей», противоположности мышления и его симулирования. Они не поддаются оценочному сравнению. Невозможно утверждать истинность одной и ложность другой. Признав в качестве научной гипотезу творения, «ученый», автоматически выводит себя за пределы противоположности истины и заблуждения, по крайней мере, в биологии. Точно так же и иной науке. Например, невозможно представить, что физик, предложивший какой–либо новый закон, на вопрос о его доказательстве ответит «такова воля творца», а в подтверждение своей правоты стал бы рьяно убеждать всех в ошибочности формулы своего конкурента и цитировать Библию. Ученый может отрицать конкретную научную теорию, и это не есть отрицание научности, т.е. «однозначности и проверяемости», но «всего лишь» отрицание достаточности

46

достигнутого предела познания. Предел научного познания всегда относителен

иможет быть отодвинут, но это не может делаться за пределами научности, служить основанием для выхода в пределы симулирования. Ведь после упоминания воли творца ход познания останавливается или тут же и мгновенно продвигается в бесконечность, что равно его остановке. За прошедшие века развития научного познания подобную «остановку» ученые могли предложить сколько угодно раз, но всякий раз столь радикальный ход наука отвергала, чтобы остаться в границах онтогносеологичекой противоположности истины и заблуждения в интересах все более полного и точного познания. Это относится

ик физике, и к биологии, трудности в которых не стали основанием для отказа от поиска логичных, разумных решений в пределах научной рациональности.

Особенно это относится к так называемым глобальным научным революциям, когда происходит смена господствовавшей научной картины мира или смена идеалов и норм научного исследования, а глобальность на поверку оказывается именно возвратом в плоскость обсуждения вопроса соотношения мышления и симулирования в виду принципиальных трудностей и острых споров по поводу истинности–ложности действующей конкретной парадигмы, которой руководствуются ученые. Яркими примерами подобных глобальных научных революций являются: коперниканско–галилеевско–ньютонианская революция в естествознании XVIII в., революции в физике и математике в конце XIX – начале XX в., современная научно–технологическая революция. Возникающие в ходе таких революций собственные теоретические основания наук во многом несовместимы со старыми и требуют для своего обоснования выхода в область более общих, философских принципов и представлений. Попытки ряда авторов (например, Т. Куна) ограничиться в объяснении научных революций только представлением их в качестве своеобразных внутринаучных мутаций выглядят уходом от раскрытия их действительного механизма сохранения верности научным традициям, игнорированием того, что здесь мы сталкиваемся как раз с «противоположностью противоположностей».

Таким образом, анализ природы философского и конкретно–научного знания, механизма их функционирования и развития показывает, что несмотря на качественное отличие между ними, а во многом и благодаря ему философия

иконкретные науки вынуждены обращаться друг к другу. Реальное отношение между ними не может быть понято ни с позиций редукционизма, ни с точки зрения абсолютной автономии. Взаимосвязь между философским и конкретно– научным знанием носит характер диалектического единства качественно различных уровней в рамках общего рационального способа познания как целого. Как и всякое диалектическое единство, единство философского и конкретно–научного знания является опосредованным. Прежде всего, таким специфическим концептуальным образованием как «философские основания науки». В силу качественного различия конкретно–научного и философского знания они не могут быть соотнесены друг с другом непосредственно. Конкретно–научное знание может выступить как подтверждение или опровержение некоторой философской концепции не само по себе, а лишь

47

после его философской интерпретации в целях решения вопроса о противостоянии «мышление–симулирование». С другой стороны, и философия может оказать влияние на конкретную науку не непосредственно, а только в результате либо ее философской интерпретации, либо соответствующей научной конкретизации философской теории. Важнейшим следствием опосредствованного характера взаимосвязи философского и конкретно– научного знания является отсутствие между ними однозначной связи, коль скоро мы имеем дело с выходом к обсуждению «противоположности противоположностей».

Философские проблемы науки являются другим важнейшим когнитивным посредствующим звеном между философским и частнонаучным знанием являются. В чем отличие последних от философских оснований науки? Они отличаются, во–первых, по логико–синтаксической форме. Тогда как философские основания науки суть некоторые утверждения, философские проблемы науки – вопросительные предложения. Например, какова структура физической реальности? (Онтологическая философская проблема физики.) Какова логика квантовой механики? (Логическая проблема физики). Отражает ли что–нибудь математическое знание в объективной реальности и если да, то что именно? (Гносеологическая проблема математики). Во–вторых, имеется различие в концептуальной структуре философских оснований и философских проблем науки. Тогда как первые непосредственно связаны только с фундаментальными понятиями научных теорий, философские проблемы науки могут включать в свой состав также и производные понятия науки, ее так сказать «теоремную часть». Многообразие философских проблем конкретных наук ставит проблему их классификации, упорядочения по типам. Среди главных форм классификации принято выделять следующие: 1) на основе различения содержания философской части проблемы (онтологические, гносеологические, логические, методологические, аксиологические); 2) на основе различия содержания конкретно–научной части проблемы (философские проблемы физики, биологии, химии, психологии, истории и т. д.); 3) в зависимости от направленности возникновения и целей исследования (от философии к науке или от науки к философии).

Все эти классификации не исключают друг друга и могут быть совмещены в рамках более сложной и полной классификации. Существование различных типов философских проблем науки требует для их решения привлечения в каждом случае специфического философского и конкретно– научного инструментария. Вместе с тем необходимо учитывать при постановке и решении любой философской проблемы науки ряд общих методологических положений независимо от ее конкретного содержания. Главное из них состоит в том, что любая философская проблема науки представляет собой специфическую познавательную реальность: органический, диалектически– противоречивый синтез философского и конкретно–научного знания.

Входящие в состав единой философской проблемы науки философские и конкретно–научные понятия имеют с семантической точки зрения существенно

48

различные характеристики. В отличие от конкретно–научного знания, особенно от строгих математических и естественно–научных теорий, многие философские категории по своим семантическим характеристикам весьма близки к понятиям обыденного (естественного) языка с его открытостью, отсутствием жестких значений терминов, существенной описательностью и содержательностью рассуждений и др. Эту семантическую гетерогенность философских проблем науки важно четко осознавать, чтобы не впадать в иллюзию логических позитивистских или аналитических философов, что философскую проблему можно решить с помощью только логического или лингвистического анализа языка.

Третьим важным когнитивным звеном, опосредующим отношение между философией и наукой, выступает «философия науки». Основными задачами этой комплексной дисциплины являются: систематическая философская рефлексия над наукой, вписывание достижений науки в наличный социокультурный контекст мышления эпохи, осуществление синтеза философского и частнонаучного знания. Философия науки как особая область философского знания выполняет важнейшую интегративную функцию обеспечения единства человеческой культуры. Она является необходимым посредствующим звеном между философией и наукой, способствуя взаимообмену их когнитивными ресурсами. В ее развитии в равной степени заинтересованы как философия, так и частные науки. Предметом философии науки является философская рефлексия над наукой, философская интерпретация структуры, развития и содержания как науки в целом, так и отдельных научных дисциплин. В философии науки необходимо выделять три основных ее уровня: общую философию науки как целого, философию отдельных областей и видов научного знания (естествознания, математики, гуманитарных наук, технико–технологического знания), философию отдельных наук и дисциплин (механики, астрономии, истории, социологии и т. д. и т. п.). К числу важнейших проблем общей философии науки принято относить: 1) взаимосвязь философии и науки, механизм и формы этой взаимосвязи; 2) понятие науки, отличие науки от вненаучных форм знания, критерии научности знания; 3) общая структура науки; 4) уровни научного знания; 5) методы научного познания; 6) общие закономерности развития научного знания; 7) философские основания науки и их виды; 8) философские проблемы науки, способы их постановки и решения. Онтология науки, гносеология науки, логика и методология науки, аксиология науки, общая социология науки, философские вопросы экономического и правового регулирования научной деятельности, философские проблемы научно–технической политики и управления наукой являются основными разделами философии науки.

4. ИСТИНА, ИМИТАЦИЯ И ПРИРОДА ФИЛОСОФИИ

Проведенный анализ позволяет раскрыть природу философии в контексте понятий истины и имитации, помня то, что ранее говорилось о симулировании.

49

Начну с известного. Знание как субъективный образ объективного мира принято рассматривать в динамике отношения истины и лжи/заблуждения: мы движемся дорогой наращивания истины и преодоления лжи и заблуждения, оставаясь в пределах взаимоотношения абсолютной и относительной истины, не выпадая за эти границы в область соотношения мышления, познающего реальный мир, и имитации, симулирования мышления. Это можно сделать, учитывая положения отечественных и западных мыслителей, интерпретируя их в контексте противоположности истины и имитации.

Стремление к имитации, моделированию реальности обнаруживается на границах обыденного и научного знания. В философии к имитации прибегал Зенон, в мире которого Черепаха, вопреки отрицающей ее «фактуальности», оказывается впереди Ахиллеса. Такой «мир» стал прологом к мирам субъективистов, софистов, скептиков, к религиозному миру Средневековья, ныне к миру симулякров постмодернистов, к «игровым мирам», отвязанным от действительности «мирам возможного», всевозможным новым «моделям реальности», прорывам к трансцендентному и т.п.

Уже в античности Платон указал на симулякр как на «копию копии…», которая не имеет оригинала, принципиальной отнесенности к прообразу в объективной реальности, характеризовал симулякр как крайнюю форму субъективизма. Постмодернисты пишут о симулякре как об онтологической проекции, фиксирующей способ осуществления событийности, реализуемый в акте семиозиса, который не имеет иной формы бытия, помимо перцептивносимволической20. А.А. Зиновьев привязывает феномен имитации к «тенденции к упадку» или даже к «нисходящей ветви социальной эволюции». Именно они порождают имитации, которые в свою очередь пролонгируют их существование, тогда как истина порождается процессами восходящего развития и обслуживает их. Восходящая и нисходящая ветви бытийной эволюции, будучи противопоставлены друг другу, оказываются связанными между собой «законом зеркальности»21. При симулировании мышления и творчества социальные законы продолжают свое действие, но оказываются зеркальными к законам «традиционного» развития с доминированием восхождения над нисхождением. При симулировании «действуют те же общие социальные законы, что и на восходящей ветви, но действуют» они «как зеркальное отражение их действия на восходящей ветви, то есть одновременно похоже, но и наоборот». В результате люди стремятся мыслить и творить «так, как положено действовать для успеха, но их усилия, которые могли бы принести успех в восходящей ветви эволюции, теперь, в ситуации эволюционного упадка, дают результаты противоположные. Получается лишь имитация подъема, успеха»22. Зоной иллюстрации своих теоретических положений А.А. Зиновьев рассматривает постсоветскую Россию.

Имитация несет в себе опасность вывести познающего субъекта за границы действительности и ее познания в вымышленный мир, создаваемый человеческим сознанием. Как противодействие ей возникает потребность в отграничении мышления, познающего действительное бытие, и имитации

50

мышления, устремляющегося за пределы объективной реальности, что привело к постановке и решению основного вопроса философии (ОВФ)23. Как известно, ОВФ имеет две стороны – онтологическую и гносеологическую, взаимно предполагающие друг друга в составе «онтогносеологии»24. Давно было замечено, что структура основного вопроса философии «образует содержательно-логический каркас философии как особой формы знания»25. Она образует «динамическую круговую структуру, которая прерывается и вновь восстанавливается в том или ином звене, в зависимости от цели и задач исследования»26. В ней резюмируется «все содержание философского знания»27.

В ее сути мыслители пытались разобраться на протяжении всей истории философии, фиксируя различие истины и ее имитации. Так, Б. Рассел, анализируя учение Дж. Беркли, утверждает, что «основания, с точки зрения которых защищается идеализм, обычно берутся из теории познания». И он ставит фундаментальный, онтологический вопрос «о различении в нашем восприятии вещей акта и предмета», «так как вся наша способность познавать другие вещи связана с ним»28. Беркли, согласно Б. Расселу, допускает такую ошибку смешения онтологии и гносеологии, в силу которой термин «идея» приобретает двусмысленное значение. Чтобы преодолеть двусмысленность, нужно «строго расчленить два совершенно различных вопроса, возникающих при рассмотрении чувственных данных и физических предметов». «С одной стороны, существует вещь, о которой мы знаем что-то», «с другой – имеет место реальное сознание, ментальный акт постижения вещи. Несомненно, что ментальный акт духовен, но есть ли основание предполагать, что и сама воспринимаемая вещь духовна?». Б. Рассел утверждает, что Беркли должен был доказать «в самой общей форме, что познание вскрывает идеальность (mental) вещей», что «все, что может быть непосредственно познано, должно быть в сознании». Но такого доказательства он не дал: «Для доказательства этого положения частные аргументы (Беркли – М.П.), касающиеся зависимости чувственных данных от нас, бесполезны». Но ничего более Беркли не доказал, вступив на путь смешения «воспринимаемого явления с актом восприятия», назвав то и другое «идеей», перенося выражение «идеи находятся в сознании на идеи в ином (онтологическом – М.П.) смысле, а именно в смысле вещей, воспринимаемых в актах восприятия»29. Можно утверждать, что аргументация Беркли несостоятельна в силу его попытки непосредственного «наложения» («на/склеивания») положений онтологии и гносеологии друг на друга в духе дофилософского, мифологического мировоззрения.

Сам Б. Рассел прошел через сложный процесс «распочкования» философии и мистики. Вначале он соединял науку и мистику. В статье «Мистицизм и логика» (1914) он пишет, что «Метафизика, или стремление постичь мыслью мир в целом, всегда развивались в единстве и конфликте двух противоположных человеческих импульсов: один из них побуждал к мистицизму, другой – к науке. Некоторые люди достигли величия, следуя первому импульсу, некоторые – следуя только второму… Но величайшие