§ 2. Социально-экономическая политика большевиков

Социально-экономические программы и установки большевиков всегда имели подчиненное положение относительно политики, то есть способствовали сохранению и упрочению власти. Это важный познавательный принцип в получении научно верных представлений о характере и конкретном содержании социально-экономической политики большевистской партии.

Такой подход сразу делает ясным ответ на вопрос: почему большевики, придя к власти, не имели четко разработанной социально-экономической программы, кроме весьма туманных марксистских представлений об устройстве будущего «коммунистического» общества, где центральное место отводилось таким примитивно понятым элементам, как государственная собственность, всеобщее равенство людей, безденежные производственные отношения. Это также объясняет и то, что с самого начала действия большевиков по переустройству российского общества носили бессистемный характер и выливались в серию спонтанных, вытекающих из конкретной обстановки, мер и решений. Большевистская социально-экономическая политика всецело определялась логикой развития событий.

В первую очередь была проведена национализация промышленности, банков, железных дорог. Вначале этот процесс проходил в ограниченных рамках, по инициативе рабочих, как их желанная надежда спастись от надвигающейся остановки производства, безработицы и нищеты. Затем — уже как широкомасштабная мера, идущая «сверху», со стороны правительства, в целях спасения производства от окончательного распада и обеспечения необходимого минимума продуктов и услуг.

Помимо этого, государство подчиняло себе и сельское хозяйство. Но поскольку этот сектор экономики базировался на мелкокрестьянском типе производства, то непосредственная национализация его, как это происходило в промышленности, была невозможна. Поэтому здесь использовались опосредованные формы социального регулирования, а именно насаждение коллективных хозяйств (совхозов, коммун, артелей). В октябре 1920 г. насчитывалось 15 тыс. таких хозяйств, которые объединяли 800 тыс. крестьян.

С весны 1918 г. страна вступила в полосу абсолютной нехватки хлеба и постоянной угрозы голодных бунтов. Коренной переделке стала подвергаться и другая важная сфера — распределение продуктов. Она строилась на принципах решающей роли государства, всеобщей уравнительности и введения прямого продуктообмена. Началом новой распределительной политики следует считать постановление Совнаркома от 13 мая 1918 г., давшее чрезвычайные полномочия Народному Комиссариату по продовольствию.

В целях расширения социальной базы проводимых мер по заготовке продукции и раскола единства деревни в противостоянии с городом 11 июня 1918 г. создаются комитеты деревенской бедноты (комбеды) для изъятия сельхозпродуктов у зажиточных крестьян. С 1 января 1919 г. беспорядочные поиски излишков были заменены централизованной плановой системой продразверстки. Каждая область, уезд, волость, каждая крестьянская община должны были сдавать государству заранее установленное количество зерна и других продуктов в зависимости от предполагаемого урожая.

Однако и политика продовольственной разверстки не давала желаемых результатов. Хлеба заготавливалось значительно меньше, чем планировалось. Вследствие этого в стране росла социальная напряженность. Большевистское правительство вынуждено было принять ряд принудительных мер, среди которых самая экстраординарная — превращение Красной Армии в «трудовую армию». Так, 15 января 1920 г. 3-я Уральская армия стала 1-й Революционной трудовой армией.

Вторая половина 1920 г. ознаменовала собой кульминацию по созданию бестоварных отношений. Правительство взяло курс на отмену денежной системы: был введен бесплатный проезд на транспорте, отменена плата за почтово-телеграфные операции с учреждений, стали бесплатными пользование телефоном, водопроводом, газом, электричеством, топливом, жильем. Были приняты декреты об отмене платы за лекарства и даже за предметы широкого потребления.

В итоге такой социально-экономической политики в стране была сконструирована общественная система с высокой степенью государственного регулирования, централизации, бестоварных экономических отношений. Эта политика вскоре получила название «военного коммунизма».

Так, приступая к делу без заранее разработанной программы, большевики в калейдоскопе событий 1917 — 1920 гг. просто хватались за те программы, которые подсказывались самим ходом событий и им соответствовали. И в этом смысле «военный коммунизм» является величайшей импровизацией. Однако импровизация эта удивительным образом совпадала с рассуждениями Маркса на тему будущего коммунистического общества. А это создавало у большевиков иллюзию правильности, научной обоснованности выбранного курса.

Таким образом, в политике «военного коммунизма» ярко проявилась способность новой власти наиболее полно контролировать и глубоко проникать в российское общество. Но это был только первоначальный, «несовершенный» советский тоталитаризм.