4. Принцип защиты основных прав человека как основной закреплен в ряде решений Суда ес.

Так, в деле Стаудер против г. Ульм (1969) СЕС сделал заключение, что «защита основных прав человека является ведущим принципом права Сообщества и подлежит защите со стороны Суда»¹⁷ .

Позже, в 1970 г., в другом нашумевшем деле СЕС вновь подтвердил свой подход к проблеме обеспечения прав человека и основных свобод. В частности, было заявлено, «что основные права являются неотъемлемой частью общих принципов права, соблюдение которых он обеспечивает; что, обеспечивая эти права. Суд вдохновляем конституционными традициями, общими для государств-членов»¹⁸. Конечно, предполагается, что прежде всего защите подлежат права социально-экономические, поскольку упомянутые судебные дела были связаны с производством деловых операций, да и в целом происходило это пока что в рамках ЕЭС. Но вряд ли можно сомневаться в том, что общие формулировки Суда ЕС, приведенные выше, будут в дальнейшем в рамках ЕК истолкованы как имеющие универсальный характер, т. е. включающие и политические права.

5. Принцип обеспечения процедурных прав включает право на справедливый процесс и право изложить в ходе процесса свое мнение.

Необходимость в этом принципе вызывается тем, что в пятнадцати государствах ЕС различны как правопорядка так и правовые традиции. Где-то они развиты в силу исторических особенностей больше, где-то меньше. Задача права ЕС - сгладить эти различия, приведя их к единому знаменателю.

Суд ЕС подтверждал принцип обеспечения процедурных прав, по меньшей мере, дважды.

В 1974 г. в деле «Transocean Marine Paint Association v. Commission» генеральный адвокат Уорнер в своем заявлении отметил, что «...существует общее правило, по которому лицо, чьи интересы затрагивает решение государственного органа, должно иметь возможность изложить свое мнение». Ассоциация «Трансоушэн марин пэинт» такой возможности не получила. В силу этого решение ЕК было отменено, Ассоциация выиграла дело.

Другой случай касается иска миссис Джонстсон против главного констебля Олстера, в котором она обвинила это должностное лицо в дискриминационном к ней отношении по причине пола, ссылаясь при этом на директиву ЕК 76/207 о недопущении дискриминации по такой причине.

Государственный секретарь Великобритании по внутренним делам представил письменное объяснение, в котором указывалось, что действия главного констебля были вызваны соображениями национальной безопасности.

На это Суд ЕС заявил, что подобного рода подход противоречит «требованию юридического контроля, который предусмотрен в статье 6 Договора, отражающей основные принципы права, на которых держатся конституционные традиции, общие для государств-членов»¹⁹. Иными словами, СЕС выступил в пользу юридических процедур в противовес административным. Миссис Джонстон дело выиграла.

Даже изложенного достаточно, чтобы сделать вывод: в вопросах права Суду ЕС отведена главная и решающая роль. Но чтобы выполнить эту роль. Суду ЕС надо добиться того, чтобы право ЕС имело приоритет перед национальным правом каждого государства - члена ЕС. Последовательная политика Суда ЕС в этом направлении привела к тому, что судья лорд Бридж в 1990 г. смог сказать: «Хотя превосходство права Европейского Сообщества над национальным правом государств-членов не вытекало прямо из Договора ЕЭС, оно сейчас достаточно признано в правосудии, отправляемом Европейским Судом»²⁰.

Лекция V. Соотношение права Европейского

Союза и национального права

Римским договором 1957 г., которым было учреждено ЕЭС, в ряде статей государства делегировали часть национальной компетенции органам ЕЭС. Такова была воля государств — участников Договора. Прежде всего это относилось к таким сферам экономики, как перемещение товаров; перемещение рабочих рук; размещение и предоставление услуг; меры по обеспечению справедливой конкуренции.

Но, конечно же, эти сферы нельзя отделить от национальной экономики, особенно в части, относящейся к правопорядку, где правовые нормы находятся в относительной внутренней и внешней гармонии.

В целом в силу правового регионального сосуществования национальные правопорядки находились между собой в требуемом соотношении. Но когда высшие политические круги договорились о едином Общем рынке (ОР), возник вопрос: каким образом правопорядки привести в новое соответствие?

Первоначальная логика состояла в том, что при наличии доброй воли в государствах-участниках решения, принятые на уровне ЕЭС, будет не столь уж сложно адаптировать на национальный уровень. Тем более, что конституционное право стран-участниц предусматривало примат права международного над внутренним и национальные суды могли непосредственно использовать правовую норму международного акта.

Если бы руководители «шестерки» стали каждое свое решение оформлять в виде международного договора, то особых проблем не возникло бы. Однако же вспомним международное право договоров: сколько процедур надо было пройти документу (нередко включая ратификацию в национальном парламенте), чтобы приобрести статус договора. Такой метод работы не подходил для динамичной деятельности.

Тогда применили иной метод: СМ и ЕК могут издавать акты- постановления, директивы и решения, обязательные к исполнению на территории ЕЭС.

Разработчики Договора 1957 г. понимали, что их метод- это серьезная правовая новация, с которой на национальном уровне могли и не согласиться. И поэтому формулировки Договора о праве принимать упомянутые акты сопровождаются положениями о том, что последние должны соответствовать как Договору, так и основным принципам права и конституционным традициям, общим для всех государств - членов ЕЭС (о чем речь шла выше). Оставался, однако, вопрос о том, кто будет определять это соответствие и нести ответственность за развитие правопорядка ЕЭС. Такая обязанность была возложена на Суд Сообщества.

Не имея обширной нормативной базы, Суд должен был определить (или интуитивно нащупать) свой метод работы. Проблема толкования учредительных и принимаемых документов Судом усугублялась установлением девяти официальных языков. Все они равноправны, но... между ними не может быть абсолютного смыслового соответствия. А уже в этом заключена предпосылка того, что судьи не могли с уверенностью опираться на формулировки текстов любого документа. Их должны были больше интересовать цель и общий смысл последнего... Как отмечал судья лорд Деннинг в деле Булмер против Боллинджера (1974): «...договор о ЕЭС- это отнюдь не обычный договор, к которому мы привыкли. Он заложил основные принципы. Он выражает цель и идею... Но ему не хватает точности»²¹.

И, соответственно. Суду ЕС приходилось все чаще решать дела, руководствуясь не столько буквой правовой нормы, сколько ее духом и общим смыслом.

В одном случае Суд, ссылаясь на положения ст. 86 Римского договора, говорит о его «духе, общей сути и формулировке... так же как о системе и целях Договора» ²².

В другом - в деле, когда пришлось дать заключение по постановлениям ЕК, касающимся социальных вопросов, - Суд заявил, что «решение настоящего вопроса... может быть найдено путем толкования этих постановлений в свете целей статей 48-52 Договора»²³.

Толкование документов и вынесение решений по делам на основе правосознания было далеко не исчерпывающей и не единственной функцией СЕС. В этом вопросе он мог, по крайней мере, ссылаться на статьи Римского договора.

Сложнее обстояло дело с другим, возможно, более важным вопросом. Римский договор наделил органы ЕЭС «законодательной» функцией, предоставив СМ и ЕК право издавать постановления, директивы и решения, но не предусмотрел механизма их реализации. А ведь эти нормативные акты должны были действовать в рамках правопорядков государств - членов ЕЭС, где, кстати, отнюдь не прекращался собственный нормотворческий процесс.

Широкая общественность и даже специалисты не предполагали, что министры или международные чиновники ЕК, собираясь на заседание Совета ЕЭС, смогут издавать нормативные акты, сила которых будет выше национальных законов. Но именно так и получилось, хотя и не сразу, а в силу жизненных обстоятельств: ЕЭС не могло бы работать эффективно, если бы каждое решение ЕК проходило длительное обсуждение в национальных парламентах государств - членов ЕЭС.

Сила и даже мудрость организаторов ЕЭС заключается в том, что они смогли придать ЕЭС наднациональный характер, превратив его в единый механизм (что помогло ему выжить, несмотря на пророчества многих критиков в СССР и социалистических странах о близкой кончине Общего рынка (ЕЭС)).

Именно Суд призван был обеспечить примат права ЕЭС над национальным правом государств-членов. Причем если вначале право ЕЭС, основанное на международном договоре, было по своей сути международным, то нормативные акты СМ, ЕК и самого СЕС таковыми уже не являлись. Эти акты использовали правовую привычку обществ стран «шестерки» признавать примат международного права над национальным, подчиняться судебной инстанции, считать ее всегда правой. Это и дало возможность достичь того, что нормы вспомогательных источников права, каковыми официально и сегодня числятся постановления, директивы и решения, удалось поставить над основными - национальными законами, в том числе конституциями стран ЕС.

И именно в силу очень большой важности этих норм мы не стали их причислять к вспомогательным (второстепенным) в лекции об источниках права ЕС.

Суд весьма скоро осознал, что если ЕЭС хочет быть работоспособным, ему надо преодолеть национальную ограниченность. В этом направлении и осуществлялись его усилия. Суд Сообществ как юридический инструмент был очень профессионально использован в сложной экономической и политической игре.

Впервые СЕС заявил о своей позиции в 1963 г. при рассмотрении дела Van Gend en Loos, когда было объявлено, что «Сообщество представляет новый правопорядок в международном праве». Ссылка на международное право была сделана для большей убедительности, поскольку дальше указывается на то, что в «интересах этого» (международного. - Ю. И.) правопорядка «государства ограничили свои суверенные права».

Почти сразу, в 1964 г., Суду ЕС представилась возможность продвинуться далее. Итальянский суд, слушая дело Costa v. ENEL, подал в Суд ЕС запрос о взаимоотношении права ЕЭС и права национального. Суд ЕС, сделав ссылку на упомянутое дело Van Gend en Loos об ограничении национальными государствами своих суверенных прав, заявил, что «...из этого ограничения вытекает, что последующие односторонние законы, несовместимые с целями Сообщества, не могут превалировать»²⁴.

Итальянский суд принял эту точку зрения СЕС к исполнению, национальные суды других стран - к сведению. А СЕС получил плацдарм для дальнейшего наступления на национальный суверенитет.

Немногим позже, в 1970 г., в деле «Internationale Handelsgesellschaft GmbH», в котором речь шла о конфликте между постановлением ЕК и положениями Германской Конституции об основных правах гражданина, СЕС предстояло решить, какой акт имеет преимущественную силу. Причем национальный суд Германии занял весьма умеренную позицию: он не ставил под сомнение юридическую силу акта ЕЭС, но полагал, что конституционные права немецких граждан не могут быть отменены.

При рассмотрении дела Суд сделал заявление, что никакой акт ЕЭС не может быть отменен национальным законом.

По делу «Frontini» против «Fragd» СЕС уточнил и подтвердил свою позицию: в любом случае, идет ли речь о положениях Римского договора, акта ЕЭС или соглашениях ЕЭС с третьей стороной, положения этих документов имеют преимущественную силу перед национальными законами. Причем не имело значения, были ли эти законы приняты до или после указанных актов ЕЭС. Примат права ЕЭС над национальным законодательством был утвержден!

Иными словами, восторжествовала не буква, а дух (нечто неосязаемое) этого Договора. Правда, ст. 189 Договора предусматривает, что постановления «имеют обязательную силу» и «применяются непосредственно во всех государствах-членах», но там не сказано ничего о случаях коллизии с национальным законом.

В Договоре есть еще одна важная ст. 5, на которую охотно ссылался СЕС. Согласно этой статье государства должны воздерживаться от принятия мер, которые могут затруднить достижение целей Договора. СЕС взял на себя роль защитника этих «целей» и толкователя Договора.

Конечно, было бы неверным предполагать, что решения СЕС о превосходстве актов ЕЭС сразу и безоговорочно будут восприняты национальными судами. Суды, особенно Германии и Италии, делали оговорки о неприменимости положений документов ЕЭС, если последние ущемляли каким-то образом права человека в их государствах.

В этом случае в дело вступала ЕК, которая по Римскому договору (ст. 169) наделена правом и механизмом проведения в жизнь решений ЕЭС на территориях государств-членов.

Еще сложнее обстояло дело с Великобританией, где государственное право имеет ряд особенностей. И прежде всего там нет конституционного положения о том, что международные договоры (в нашем случае Римский договор) имеют преимущества перед национальным законом. Принятый Великобританией международный договор не может иметь прямого действия. Необходим специальный акт Британского Парламента, придающий этому договору обязательную силу на территории Великобритании, либо Парламент издает внутренний закон для исполнения международного договора.

К тому же судебная система Великобритании, основанная и веками работавшая на собственном прецеденте, не могла быстро перестроиться. Лишь в 70-х гг. в связи с этим Парламент принял два значимых акта. Первым, в 1972 г., который назывался Актом о Европейском Сообществе, Римский договор был инкорпорирован в систему законов Великобритании, вторым - Акт о Европейском Сообществе (дополнение) 1976 г. - частью права Великобритании стал Единый Европейский Акт (ЕЕА).

Лишь после 1986 г. можно говорить о том, что в Великобритании наконец признан примат норм права ЕЭС.

В 1991 г. при слушаниях в Палате лордов (высшей судебной инстанции Великобритании) о деле СЕС «Factortame Ltd. v. Secretary of State for Transport» был сделан совершенно определенный вывод, согласно которому нормы ЕЭС, «имеющие прямое действие», должны иметь преимущество перед конфликтующими нормами внутреннего закона, поскольку если нормы ЕЭС не будут автоматически вступать в силу, то никогда не достичь единого правопорядка в рамках ЕЭС.

Можно констатировать, что к настоящему времени, т. е. спустя четыре десятилетия от начала борьбы СЕС за новый европейский правопорядок, никто в ЕС не ставит под сомнение примат законодательства ЕС над национальным.

Прямое действие актов ЕС (ЕЭС) заслуживает отдельного рассмотрения. Связано это с тем, что только обеспечив прямое действие этих актов на всей территории ЕЭС, можно было рассчитывать на реализацию поставленных целей: перейти от элементарного экономического объединения стран «шестерки» в строго ограниченных сферах к всеобъемлющему объединению западноевропейских стран в единый комплекс - ЕС.

В Римском договоре значилось (ст. 189), что постановления имеют прямое действие. Именно постановления, но СЕС раздвинул пределы действия этой нормы на другие акты ЕЭС, и в первую очередь на сам Римский договор.

Началось это в 1963 г. с уже упомянутого дела Van Gend en Loos, в котором фирма, именем которой названо дело, предъявила иск к правительству Нидерландов в связи с тем, что последнее якобы установило незаконные повышенные таможенные пошлины. Незаконные потому, что ст. 12 Договора о ЕЭС предписывает государствам-членам «воздерживаться от установления новых таможенных пошлин». Существенным здесь было определить как степень законности действий правительства Нидерландов, так и - что более важно - правомерность обращения фирмы в СЕС.

СЕС вынес следующее определение: «Статья 12... устанавливает ясное и безусловное запрещение, которое является не обязательством действовать, а обязательством не действовать. Это обязательство не дает возможности государствам-членам ставить следование ему в зависимость от позитивной нормы внутреннего права. Это запрещение по существу вполне подходит для того, чтобы оказывать прямое действие в отношениях между государствами-членами и их гражданами»²⁵.

Здесь надо иметь в виду, что СЕС занял позицию, противоположную позиции правительств Нидерландов и других государств - членов ЕЭС, по мнению которых дела подобного рода не дают возможность юридическим и физическим лицам отстаивать свои права как в национальных судах, так и непосредственно в СЕС. Таким толкованием СЕС как бы повернул действие норм Договора о ЕЭС (и других актов ЕЭС) дополнительно к вертикальной плоскости (органы ЕЭС - национальные органы - граждане) в плоскость горизонтальную (нормы ЕЭС - граждане, юридические лица).

Отмеченное выше означало признание права отдельных лиц, в том числе юридических, ссылаться на нормы ЕЭС в своих отношениях с государственными органами. Но как быть в делах, касающихся самих этих лиц? Действуют ли между ними непосредственно нормы ЕЭС? В удобном случае СЕС и на этот вопрос ответил положительно.

В 1975 г. он рассматривал дело мадам Дефренн против авиакомпании «Сабена». Работавшая стюардессой Дефренн, ссылаясь на ст. 119 Договора о ЕЭС, требовала для себя такую же зарплату, как у стюардов. Другими словами, она выступила за равенство, против дискриминации по признаку пола.

В решении по этому делу СЕС указал, что положения ст. 119 имеют прямое действие в отношении всех соглашений, заключаемых в ЕЭС, независимо от того, являются ли они коллективными договорами о труде или контрактами между индивидами.

Если относительно прямого действия постановлений Договор о ЕЭС содержал конкретную норму, то относительно директив в нем было зафиксировано следующее (ст. 189): «Директива является обязательной для государств-членов в смысле достижения необходимого результата, но за национальными властями остается выбор форм и методов».

Как видим, прямое действие директивы здесь не только не закреплено, но напротив, указывается, что ее имплиментация - дело национальных органов каждого государства.

Сошлемся в связи с этим на рассмотренное в 1970 г. дело Grad v. Jinanzamt Traunstein²⁶, no которому Суд ЕС вынес следующее заключение:

«В том случае, если положения Директивы представляются... безусловными и достаточно точными, эти положения могут, при отсутствии мер имплиментации, принятых в предусмотренный период, быть использованы вместо положений национальных, которые не соответствуют Директиве, или в той степени, в какой эти положения определяют права, которые индивиды могут применить против государства».

В пояснении к этому СЕС пошел дальше, отметив, что и положения решений также могут быть прямого действия. В приведенной выше формулировке, мы не можем не видеть попытки СЕС сохранить формальное следование букве Договора, поскольку прямое действие якобы возникает лишь в случае, если отсутствуют меры имплиментации, «принятые в предусмотренный период». Иными словами, если государства вовремя предпримут указанные действия, то прямого действия не будет.

Всегда ли можно успеть принять внутри государства необходимые меры и достаточно определенно понять волю авторов директивы (решения)? Возникает невольное желание идти упрощенным путём: следовать букве акта ЕЭС, а если позиции разошлись- полагаться на действия органов ЕЭС, того же СЕС.

Интересно то, что СЕС проявлял достаточную гибкость, когда необходимо было решать конкретные случаи.

Так, в 1979 г. ему пришлось разбирать дело некоего итальянского гражданина Ратти, фирма которого специализировалась на продаже растворителей и лаков в Италии. ЕК приняла две директивы относительно упаковки и маркировки этих продуктов. Ратти последовал этим директивам, которые, однако, не были применены в Италии, но еще, правда, не истек срок, установленный для этого. А значит, упаковка и маркировка его продуктов перестали соответствовать итальянскому закону. Его товар был снят с продажи и он, естественно, понес убытки. К моменту рассмотрения дела срок имплиментации директивы, касающейся растворителей, истек. Меры в Италии по ее имплиментации приняты не были. СЕС постановил возместить господину Ратти ущерб в связи с непродажей растворителей. Что же касается лаков, то срок имплиментации соответствующей директивы еще не наступил. СЕС в этой части иска Ратти не удовлетворил, предполагая, по крайней мере теоретически, что итальянская сторона все-таки примет меры по имплиментации директивы в установленные сроки²⁷ .

Что касается международных соглашений, стороной в которых выступало ЕЭС, то позицию СЕС нельзя признать последовательной. Пожалуй, лишь в одном случае, когда слушалось дело Международной фруктовой компании (1972)²⁸, СЕС определенно высказался, что положения договора о ГАТТ не имеют прямого действия в рамках ЕЭС. В других случаях СЕС не был столь определен, предпочитая давать оценку международному соглашению в зависимости от конкретного случая. И это понятно, поскольку механизмы реализации таких соглашений находятся в отдельных государствах, да и странным было бы с правовой точки зрения признать, что примат международного права над внутренним (что в ЕС в общем не отрицается) предполагает прямое действие международной нормы во внутреннем правопорядке. Такое действие имеют лишь нормы международных актов, заключенных в соответствии с процедурами ЕС, о чем будет сказано ниже.

В заключение лекции представляется целесообразным проиллюстрировать сложившуюся практику Суда ЕС на примере конкретного дела, чтобы лучше понять как процедуру взаимодействия национальных судебных систем с судебной системой ЕС, так и позицию СЕС относительно прямого действия норм ЕЭС.

В 1988 г. британский парламент под нажимом рыбаков принял Акт о торговом плавании. В одном из его разделов судам иностранных государств, в том числе стран ЕЭС запрещался лов рыбы в экономической зоне Великобритании сверх установленной квоты. Запрещение касалось также судов под английским флагом, арендованных иностранцами.

Акт был направлен в основном против Испании, которая, вступив поздно в ЕЭС, оказалась обделенной в отношении квоты отлова рыбы в водах под британской юрисдикцией. Испанцы, чтобы обойти это ограничение, стали арендовать английские рыболовные суда либо регистрировать свои суда под британским флагом.

ЕК поставила под сомнение упомянутый Акт британского парламента, а фирма «Фактортэйм», связанная с операциями испанских рыбаков, обратилась в английский суд. В своем исковом заявлении она отмечала, что этот Акт нарушил ряд положений Римского договора, в частности ст. 7, 52, 58 и 221.

Другой стороной в суде был государственный секретарь Великобритании по транспорту.

Поскольку дело оказалось непростым и затягивалось, фирма запросила Суд (первой инстанции) приостановить действие Акта в части, ограничивающей права испанских рыбаков: не имея возможности вести лов рыбы, они терпели убытки.

Госсекретарь, естественно, высказал возражение, так как приостановка действия Акта ущемляла интересы английской стороны. К тому же, как он считал. Суд первой инстанции не вправе приостанавливать действие Акта парламента.

Суд ЕС, выслушав стороны, вынес решение: действие Акта приостановить и запросить мнение Верховного суда Великобритании. Уже само это решение было для английского суда крайне необычным, поскольку общая традиция английской правовой системы ставит решение британского парламента превыше всего.

Без рассмотрения дела Верховный суд, ссылаясь на то, что ст. 177 Договора о ЕЭС не предусматривает возможности временной приостановки дела, переадресовал вопрос в СЕС.

В свою очередь, госсекретарь сделал запрос в Палату лордов: может ли английский суд в подобном деле выносить решение об отсрочке исполнения решения парламента.

Палата лордов пришла к заключению, что по английскому закону суд не может приостанавливать акт парламента. Вместе с тем, ссылаясь на ту же самую ст. 177 Договора о ЕЭС, Палата лордов направила свой запрос в Суд ЕС: имеет ли право национальный суд в соответствии с правом ЕЭС приостанавливать слушание дела, если по национальному закону у него такой возможности нет. Итак, перед СЕС были, по сути, поставлены два вопроса:

- может ли национальный суд приостанавливать слушания дела, если речь идет о применении норм ЕЭС;

— следует ли руководствоваться упомянутым Актом британского парламента или к этому делу применимы нормы ЕЭС.

Суд ЕС обратил внимание на то, что почти аналогичный прецедент имел место в 1979 г. при слушании дела «Симменталь СПА против Комиссии» и с учетом этого сделал следующее заключение: нельзя ставить под сомнение приоритетную обязательную силу норм ЕЭС. Они имеют прямое действие. Если национальный акт им противоречит, он должен быть отменен. Национальные суды, отмечалось далее, должны обеспечить и защитить права индивидов, вытекающие из такого прямого действия норм ЕЭС.

Из сказанного следовало, что национальный суд должен был не откладывать дело, а решить его по существу сразу, как того требуют нормы ЕЭС, включая Договор о ЕЭС.

Более того, данное решение Суда ЕС определенно превращало национальные суды в механизм реализации права ЕЭС. Суд ЕС, таким образом, обрел те «приводные ремни», которых ему до сих пор не хватало. Характерно, что это решение не вызвало протестов на национальном уровне, в том числе в Великобритании.

Лекция VI. Механизм реализации решений

Европейского Союза

Согласно Римскому договору (ст. 155) надзор за правильностью действий государств - членов ЕС с точки зрения положений Договора возложен на ЕК. Именно она наблюдает за тем, чтобы на всем пространстве ЕС нормативные союзные акты осуществлялись единообразно. А для этого, как указывалось выше, государства должны либо признать и принять прямое действие таких актов, либо создать собственные нормы для их реализации.

Однако в каких-то ситуациях одна из стран не следует порядку, установленному Договором. В результате могут пострадать лица (физические и юридические), отдельные страны и ЕС в целом. Каким образом действуют пострадавшие в защиту своих интересов?

Пострадавшие лица могут обратиться в национальный суд государства-нарушителя с соответствующим исковым заявлением, в котором они укажут на свой ущерб и будут требовать должного удовлетворения. Если национальный суд уклоняется от своих обязанностей, дело может быть передано в СЕС.

Государства ЕС имеют возможность в соответствии со ст. 170 Договора возбудить дело против виновной стороны в СЕС (как это, например, сделала в 1978 г. Франция против Великобритании по конфликту в вопросах рыболовства).

Наиболее распространенная практика - обращение с жалобой в ЕК. И тогда действия против виновного будут направлены с ее стороны на основании ст. 169 Договора. В этом случае имеют место две фазы одного процесса. Первая - административная, которая дает возможность стороне-нарушителю добровольно исправить положение или мотивировать свои поступки. В этой фазе комиссар ЕК (генеральный директор) обращается письменно к государству, которое не исполняет союзной нормы, и излагает свое мнение о том, каким образом следует исправить ситуацию. Это обращение носит рабочий и закрытый (дискретный) характер.

Естественно, что государство-нарушитель отвечает также письменно на обращение ЕК, изложив свои аргументы, суть которых, как правило, сводится к тому, что нарушений правопорядка ЕС с его стороны не было.

Если таким образом ЕК не получает удовлетворения, она составляет документ и обоснованное мнение (reasoned opinion), которым заканчивается административная фаза процедуры по ст. 169 Договора. Это мнение, составляющее основу судебного иска, предоставляет государству-нарушителю последний шанс решить дело вне СЕС. Часто так и бывает, поскольку ни та, ни другая стороны не заинтересованы в огласке дела и в его судебном разбирательстве.

Если же этого не происходит, то ЕК передает дело в СЕС. Цель рассмотрения дела - добиться заявления (решения) СЕС о том, что обвиняемая сторона действительно нарушила свои обязательства. Затем в соответствии со ст. 171 Договора виновная сторона должна принять меры по исправлению положения.

Если она этого не сделала, ЕК вновь возбуждает против нее дело по ст. 169. Иными словами, дело слушается вновь, оно затягивается. Виновная же сторона таким образом получает отсрочку в реализации чем-то невыгодных ей норм ЕС.

Обычно это касается того сакраментального, что лежало в основе Договора о ЕЭС: ст. 30 о свободном движении товаров. А прикрытием служит ст. 36 этого же Договора, которая дает возможность государствам воздерживаться от применения положений Договора при определенных обстоятельствах.

Хорошим и показательным примером может служить слушание в 1982 г. в СЕС дела «об индейках».

Правительство Великобритании установило запрет на ввоз невакцинированной птицы из Франции, которая якобы могла быть заражена ньюкаслской болезнью. Английская сторона опасалась, что в этом случае болезнь может поразить птицу на британских островах. Именно подобная ситуация предусматривается ст. 36 Договора о ЕЭС.

Франция обратилась с жалобой в ЕК, которая, изучив обстоятельства дела, заняла позицию в пользу Франции и попыталась убедить Великобританию отменить запрет. Последняя стала на путь явных проволочек, предпочитая все свести к словопрениям.

Дело в конце концов после всех предварительных стадий перешло в СЕС, который, трактуя Договор скорее по духу, чем по букве, решил его в пользу Франции.

В соответствии со ст. 171 Великобритания обязалась выполнить решение СЕС, но... она получила столь необходимую «передышку», которая позволила ей избежать крупных убытков²⁹ .

Случаев подобного рода в практике ЕЭС было много. И все они были вызваны желанием правящих кругов стран ЕЭС защитить свои отрасли хозяйства в конкурентной борьбе. По сути, это не что иное, как создание препятствий на пути движения товаров, что является серьезным нарушением Договора 1957 г.

Каков же из сложившейся ситуации может быть выход? Ведь общая задача состоит в том, чтобы хозяйственный механизм ЕС работал как единое целое без каких бы то ни было национальных перегородок.

Чтобы облегчить наступление такого положения, создатели ЕС сделали в Маастрихте шаг вперед: были внесены поправки к ст. 171 в ее отношении к ст. 169. Суд получил право накладывать штраф на виновную сторону в размерах, установленных ЕК в ее исковом заявлении.

В результате ситуация, с одной стороны, упростилась, поскольку тактика проволочек становилась убыточной, а с другой, усложнилась, поскольку общественное сознание в странах ЕС вряд ли готово к тому, что национальные правительства не будут спасать собственные отрасли производства от активных и удачливых зарубежных конкурентов.

В конфликтных случаях государства могут и не обращаться за содействием в ЕК, а прямо решать конфликт между ними в Суде ЕС. Но они должны соблюсти одно условие: информировать о конфликте ЕК, которая в течение трех месяцев изучает обстоятельства дела и дает свое заключение (мнение - opinion).

По истечении трех месяцев, даже если заключения ЕК не последовало, истец может обратиться в СЕС. На нем лежит бремя доказательств.

ЕК может, кстати, все-таки высказать собственное мнение и занять позицию в пользу одной из сторон. Эта процедура по ст. 170 Договора иногда имеет место, но в принципе государства предпочитают разрешать свои противоречия, полагаясь на ЕК.

Со своей стороны, ЕК в условиях большого объема работы и ограниченности штата пытается стимулировать слушание дел непосредственно в национальных судах, которые, конечно же, руководствуются нормами ЕС и указаниями СЕС. Это тем более возможно, что в основе такой подход совпадает с позицией СЕС, который в деле Van Gend en Loos (1963) даже признал право индивидов на защиту своих прав в судах, а в деле «Франкович против итальянского государства» признал ответственность государства перед индивидом в случае, когда последний понес ущерб из-за того, что государство нарушило право ЕЭС.

На практике, кто бы ни обращался в суд (национальный или СЕС) - лица или государства, - все информируют об этом ЕК, полагая, что занятая ею предварительная позиция может благоприятно повлиять на интересы спорящих сторон.

Разбирая вопрос о механизме урегулирования споров, следует также сослаться на положения ст. 186 Договора о ЕЭС, по которым если дело затягивается, СЕС имеет право приостановить конфликтные действия сторон до вынесения решения по существу. Так, в 1977 г. СЕС приостановил выплату временных субсидий производителям свиного мяса правительством Великобритании, а также меры ирландского правительства по «консервации рыбных запасов».

Определенный интерес вызывают также положения ст. 173 и 175 Договора о ЕЭС. В первом случае предоставляется возможность через СЕС получить решение (заявление) о недействительности мер, принятых СМ или ЕК. Во втором выдвигается требование о том, чтобы эти органы приняли меры для исполнения нормативных актов ЕС.

Кому предоставляется такая возможность? Согласно тексту статей речь шла о «привилегированных лицах»: государствах - членах ЕС, ЕК, а по Маастрихтским соглашениям — ЕП.

«Непривилегированные лица» - юридические и физические - могут таким же образом оспаривать решения (несудебные) органов ЕЭС, а также их рекомендации и мнения, если они направлены в их адрес или каким-либо образом затрагивают их интересы. Причем на них лежит обязанность доказать, что дело или ситуация, вызванная актом органа ЕС, их касается. В действительности доказать это весьма сложно, хотя бы потому, что СЕС не склонен поощрять рост оппозиции актам ЕС со стороны «непривилегированных лиц».

К тому же доказать применимость к себе (физическому или юридическому лицу) общих актов ЕС практически невозможно. К примеру, постановления носят характер общесоюзного законодательного акта, они - основа правопорядка. Да, они касаются граждан и юридических лиц, но всех их вместе. Выделить из этого собственный интерес невозможно.

То же можно сказать и о директивах, которые адресованы государствам - членам ЕС, а не индивидам. Конечно, интересы всех граждан государства затронуты, но они так же затрагиваются любым национальным актом.

Остается одно: реально оспаривать можно только решения, адресованные в собственный адрес (согласно ст. 173) или настаивать на расширении круга адресатов (согласно ст. 175), т. е. на принятии дополнительных мер.

При этом нужно помнить, что когда речь идет о применении истцом положений ст. 173 и 175 Римского договора, изложенных в достаточно общей форме, СЕС предпочитает давать узкую трактовку. Истец должен доказать, во-первых, что положения акта ЕС повлияли на его собственные интересы негативно, и, во-вторых, что такое последствие для него отлично от последствий для других.

Может быть, в силу этого практических дел, связанных со ст. 173 и 175, было сравнительно немного и решались они, как правило, не в пользу истца.

А «привилегированные лица» смогли последнюю четверть века вообще обходиться без указанных статей (видимо, у них есть возможность повлиять на смысловое содержание правового акта ЕС на предварительной, рабочей стадии проекта такого акта).

Некоторые общие элементы процесса по делу «Братья Рокетт СА против Совета»³⁰ могут, на наш взгляд, быть интересными и поучительными.

Речь шла о введении дополнительной пошлины на экспорт сахара, которой должны были быть обложены товаропроизводители. Естественно, что производители товара выразили недовольство вводившим эти пошлины постановлением 111/77 и обратились в СЕС, настаивая на его отмене. Действовали они в рамках ст. 173 Договора о ЕЭС.

Существенно, что в указанном случае удачно для истцов совпали два фактора.

Первое — это адресность акта. Если бы постановление было обращено ко всем производителям сахара, то оспаривать его в СЕС было бы невозможно, но в приложении к нему были названы те фирмы, которые изготовляли изоглюкозу (заменитель сахара), в том числе истец - предприятие «Братья Рокетт СА», которого пошлина касалась в первую очередь. Таким образом, постановление обрело характер решения. СЕС с этим согласился, дело было принято к рассмотрению.

Второе - временной фактор. Дело в том, что по замыслу ЕК схема экспорта сахара должна была начать действовать с июля 1979 г. Если бы с этого времени не удалось ввести постановление о дополнительной пошлине на сахаропроизводителей, то экспорт сахара стал бы убыточным. Поэтому к марту 1979 г. ЕК подготовила проект постановления и в апреле согласно процедуре принятия законодательных актов передала его в ЕП, который должен был выразить свое мнение. Обычно, когда законодательный документ принимается в ЕС, в его преамбуле содержится фраза: «...приняв во внимание мнение Европейского Парламента». Однако ЕП был распущен, поскольку в июне 1979 г. должны были впервые состояться прямые выборы в ЕП.

Исходя из экономической целесообразности, СМ принял постановление, которое и вступило в силу, где было записано, что с ЕП консультировались, но его мнение так и не было получено.

Когда дело поступило в СЕС, то кроме вопроса о возможности фирмы оспаривать постановление следовало выяснить, что подразумевается под «консультацией с Парламентом».

По первому вопросу, как отмечалось выше, СЕС, отметив адресность постановления, поставил его на один уровень с решением. Этим была признана правомерность обращения фирмы в СЕС по смыслу ст. 173 (2) Договора о ЕЭС.

По второму вопросу был сделан вывод, что консультация, естественно, предполагает и вывод, заключение, мнение того, с кем консультируются. Поскольку мнения ЕП получено не было, СЕС пришел к решению, что процедура принятия основных актов ЕЭС была нарушена, а принятое таким образом постановление признал недействительным. Будем помнить, что речь шла об акте, разработанном ЕК, который был окончательно одобрен СМ. В этом, пожалуй, главный урок: право и только право должно быть выше всего.

Весьма важно, на наш взгляд, как решается вопрос о том, все ли национальные суды имеют право обращения в СЕС за консультацией или за предварительным заключением о соответствии аспектов рассматриваемых ими дел законодательству ЕС.

Многие авторитетные юристы (особенно в Великобритании и, в частности, члены СЕС лорд Деннинг, Макферсон, Лэйн) считали, что нет необходимости наделять этим правом суды первой инстанции. По их мнению, желательнее установить определенную процедуру, последовательность в рассмотрении дела. Так, первоначальное слушание может пройти в суде первой инстанции, там же может быть принято решение. Если, однако, на решение подана апелляция в суд более высокой инстанции, то только этот суд (возможно, и Палата лордов) может обратиться за разъяснением в СЕС. Попытки «перепрыгнуть» национальные суды высокой инстанции могут быть, по мнению членов Суда ЕС, нерациональны: консультация в СЕС затягивает судебный процесс по времени, удорожает его, но все равно не отменяет права апелляции.

Нельзя не признать, что здравый смысл, несомненно, на стороне упомянутых юристов. И действительно, консультация с СЕС отнюдь не тождественна передаче в эту инстанцию рассматриваемого дела. СЕС дает свою интерпретацию о соответствии представленных ему фактов праву ЕС, но решение по делу все равно останется за национальным судом первой инстанции, по которому может быть составлена апелляция. Так кажется логичнее, но закон в данном случае говорит об ином, хотя он сам по себе вполне гибок.

По ст. 177 Римского договора право обращения в СЕС имеют как суды, которые компетентны это делать (п. 2), но не обязаны, так и те, которые обратиться в СЕС обязаны (п. 3). Во втором случае речь идет о делах, которые не могут быть рассмотрены в рамках национального законодательства. В этом случае суд первой инстанции устанавливает свою некомпетентность в конкретном деле и передает его выше. Более высокая инстанция будет и взаимодействовать с СЕС по толкованию права ЕС, и выносить решение, которое, что вполне логично, не подлежит апелляции, поскольку СЕС свою позицию уже изложил (формально-юридически это возможно, поскольку в рассмотрении дела в суде высшей инстанции могли быть нарушения процедурного характера).

К настоящему моменту национальные суды приобрели достаточно опыта в деле толкования и применения права ЕС, их профессионализм весьма высок.

Особо выделен вопрос о том, кто может обращаться в СЕС в соответствии со ст. 177 Договора. В статье речь идет о судах и трибуналах государств - членов ЕС (выше мы уже установили порядок подобного рода обращений). Но исчерпывается ли судами и трибуналами список юридических лиц, которые могут запрашивать мнение СЕС по рассматриваемым делам?

Казалось бы, вопрос излишен, поскольку формулировка ст. 177 недвусмысленна. Но здесь мы сталкиваемся с интересным феноменом: СЕС сам определяет, что является судом или трибуналом. Для СЕС не столь важно название, как суть юридического лица. Необходимо, чтобы данное юридическое лицо отправляло судебную функцию, иными словами, было правомочно выносить обязательные решения, касающиеся прав и обязанностей индивидов.

Так, в ходе рассмотрения поступивших материалов в 1965 г. по делу Vassen (ECR 261) СЕС принял обращение к нему по ст. 177 Договора арбитражного трибунала, который разбирал споры по пенсионным вопросам в горнодобывающей промышленности.

Это был не государственный трибунал, а скорее общественная организация, и тем не менее СЕС подвел его под действие ст. 177 Договора. Основанием тому послужило обязательство соответствующего министерства как государственного органа признать в качестве обязательного решение этого трибунала.

В конце 1980 г. в деле Broekmeulen³¹ СЕС признал компетентность апелляционного комитета голландской организации профессиональных медиков на том основании, что его решения затрагивали права индивидов.

Однако в то же время при рассмотрении другого дела³² СЕС не принял обращение к нему парижской Палаты адвокатов, поскольку ее функции не являются судебными.

Указанные нюансы в подходах СЕС, на наш взгляд, следует учитывать, имея дела с юридическими лицами ЕС. Недостаточно ограничиваться текстом основного документа ЕС, каковым является Римский договор 1957 г.

Нужно постоянно иметь в виду, что практическая деятельность институтов ЕС, и особенно СЕС, постоянно вносит новации в правопорядок ЕС, без знания которых деловые связи с западноевропейскими партнерами могут оказаться либо неэффективными, либо вообще ущербными.

В принципе СЕС с готовностью рассматривает обращения к нему национальных судебных инстанций за толкованием и разъяснением тех или иных положений законодательства ЕС. Но бывают и исключения, что проявилось в нескольких случаях, но наиболее наглядно в деле Фолья против Новелло в 1980 и 1982 гг.³³

Новелло, проживающий во Франции, заключил контракт с Фолья -итальянским винопроизводителем — на поставку вина. В контракте предусматривалось, что споры, связанные с его выполнением, будут подсудны итальянскому суду. Контракт также предусматривал, что импорт вина не будет обложен ни итальянскими, ни французскими пошлинами в соответствии со ст. 95 Договора о ЕЭС.

В период действия контракта французское правительство в рамках периодически вспыхивающих «винных войн» между Францией и Италией ввело таможенную пошлину.

Дело поступило в итальянский суд, который обратился за разъяснениями в СЕС, ибо вопрос касался действий правительства иностранного государства.

СЕС, получив запрос итальянского суда в 1980 г., отказался принять его к рассмотрению из-за «самоочевидности». По мнению СЕС, имело место злоупотребление ст. 177 Договора о ЕЭС.

Тогда итальянский судья в 1982 г. сформулировал новый запрос к СЕС: поясните роль ст. 177 Договора и взаимосвязь между национальными судами и СЕС.

В ответ Суд ЕС указал ему, что ст. 177 не должна использоваться для получения «абстрактных консультаций Суда». Ее следует использовать лишь в том случае, если необходима помощь последнего «в решении конкретных дел».

Многие западные ученые подвергли данную позицию критике, и прежде всего на том основании, что СЕС своим решением просто мог бы отменить акт французского правительства как противозаконный, а не усложнять процесс.

На наш взгляд, они не совсем правы. СЕС справедливо не считает нужным выполнять работу как национальных судов, так и исполнительных органов ЕС в лице ЕК. К тому же национальные суды должны привыкать к самостоятельности и не просить помощи СЕС в делах абсолютно ясных.

Когда дело рассматривается в национальном суде, но затрагиваются элементы правопорядка ЕС, возникает вопрос: могут ли стороны требовать обращения в СЕС или это компетенция суда? Соответственно, в связи с этим необходимо ответить еще на один вопрос, логически вытекающий из первого: для чего вообще обращаются в СЕС?

Статья 177 Договора предусматривает, что такое обращение происходит в целях получить толкование положений самого Договора, толкование актов органов ЕС или мнение относительно того, имеют ли эти акты прямое действие. Поскольку определенно эти толкования или мнение необходимо суду для принятия правильного решения по делу, а не сторонам, очевидно, что обращаться к СЕС по ст. 177 могут только компетентные судебные инстанции (а как помним, не только суды).

Итак, стороны (сторона) в деле могут видеть необходимость обращения в СЕС, они не должны настаивать на этом (если не имеется в виду задержка принятия решения). Практичнее принять решение национального суда и начать процесс апелляции по национальной схеме с возможным далее обращением в СЕС.

В силу определенной сложности настоящего раздела не лишним будет привести пример.

Английская фирма «Джонсон и К°» занята переработкой картофеля, который в соответствии с предписанием ЕЭС должна приобретать у Национальной рыночной (маркетинговой) организации. С этой целью должна быть сделана заявка и внесен залог, равный 10 % от стоимости закупки, указанной в заявке. Необходимость залога предусматривается в соответствующем постановлении ЕК.

Фирма поступила в соответствии с предписанным порядком, но не смогла приобрести картофель в том количестве, который был указан в заявке.

В результате Национальная рыночная организация уведомила «Джонсон и К°» о том, что последняя потеряла право на возврат залога. У фирмы сложилось тяжелое финансовое положение, грозящее ей крахом.

В этом случае следует добиваться отмены постановления, признания его незаконным. Поскольку национальный суд не вправе ни отменить, ни изменить постановление ЕС, это прямая компетенция СЕС. Но тогда нужно обращаться именно в эту инстанцию, что, однако, возможно лишь в случае, если речь идет о решении, а не о постановлении, и решение должно касаться непосредственно фирмы.

В соответствии со ст. 177 можно запросить мнение СЕС, но сделать это может только национальный суд. Поэтому необходимо обратиться с исковым заявлением в магистратский (районный) суд либо в Верховный суд Англии.

Иск должен быть предъявлен Национальной рыночной организации и содержать требование возврата залога.

В ходе слушания дела суд сам решит, необходимо ли обращение в СЕС. Если для него дело является бесспорным, то обращаться в СЕС суд не станет. К тому же процедуры и разъяснения к ним, данные по аналогичным делам, побуждают национальный суд учитывать все правовые обстоятельства дела, временной и стоимостный факторы и т. д.

Относительно правовых обстоятельств обратимся к рассмотренному в 1985 г. СЕС делу R v. Intervention Board for Agricultural Produce, ex parte ED and F Man (Sugar) Ltd. (3CMLR 759). Тогда крупная фирма, торгующая сахаром, опротестовала судебное решение, ссылаясь на то, что постановление якобы нарушало правовой принцип пропорциональности, признанный в ЕЭС.

Заметим: дело слушалось в национальном суде, а на его решение была подана апелляция; СЕС признал ее обоснованность и, опираясь на принцип пропорциональности, отменил, постановление.

Итак, фирма должна представить иск в национальный суд против Национальной рыночной организации, ссылаясь на locus standi³⁴ с целью добиться признания того, что в отношении фирмы «Джонсон и К°» постановление было по своей сути решением. Если суд с этим согласится, то он запрашивает мнение СЕС. Дело затягивается, и тем временем фирма-истец просит суд до вынесения решения по делу (которого можно ожидать больше года) принять временное решение о возврате залога. Это даст фирме финансовую передышку.

Если же суд не станет обращаться в СЕС, а сам вынесет по делу отрицательное решение, фирма-истец вправе апеллировать к СЕС, используя принцип пропорциональности.

Невозможность использовать locus standi не имеет уже значения для СЕС. В деле 1987 г. Rau v. Balm СЕС однозначно заявил, что наличие locus standi или отсутствие такового для него не играет роли. Он примет дело к рассмотрению в порядке апелляции. И одновременно, по аналогии с более ранним делом Фото-Фрост³⁵, может предоставить отсрочку до принятия решения, которая поможет вернуть залог, хотя бы и временно.

В связи с изложенным делом и вне его следует помнить, что национальный суд не может отменять или изменять акты органов ЕС, но может обращаться В СЕС за толкованием тех или иных актов ЕС. Национальный суд последней инстанции, решения которого не подлежат апелляции, как правило, должен обратиться в СЕС. Смысл заключается в том, что, если он этого не сделает, то в СЕС обратится проигравшая сторона.

Обращаясь в СЕС, судья должен помнить, что последний дает разъяснения по положениям Римского договора и по актам, принятым органами ЕС. Но он не станет высказывать мнение о соответствии национального законодательства законодательству ЕС и воздержится от комментариев по применению норм союзного права в национальном правопорядке. Если бы СЕС это делал, то он, по сути, предопределял бы решения по конкретным делам, что практически и невозможно, и не нужно.

Решив обратиться в СЕС, судья должен юридически грамотно, кратко и точно сформулировать свой вопрос, иначе СЕС вынужден его уточнять и переформулировать.

Когда говорилось об обязанности последних судебных инстанций обращаться в СЕС за толкованием положений союзного законодательства, нами использовалась оговорка, что они это делают «как правило», т. е. не всегда. В судебной практике ЕЭС соответствующий принцип утвердился в 1982 г. в деле КИЛФИТ СА против министерства здравоохранения³⁶.

Принцип acte clair заимствован из французского права. В соответствии с этим принципом французские суды, сталкиваясь с положениями международных актов, должны были обращаться за разъяснениями в министерство иностранных дел. Исключение составляют случаи, когда принятые международные акты ясны (acte clair) и у судей сомнений не вызывают.

Этот принцип был применен и в правопорядке ЕЭС. Судьи, если они считают, что в разъяснении СЕС нет необходимости, могут его не запрашивать. Однако судьи предпочитают направлять запросы даже по весьма ясным делам. И одним из них явилось упомянутое дело КИЛФИТ.

Истцом выступили итальянские компании — импортеры шерсти из стран - не членов ЕЭС. С 1968 г. в соответствии с итальянским законом они платили сборы за санитарную инспекцию шерсти при пересечении границы. К 1982 г. импортеры, однако, обнаружили, что существует постановление ЕЭС, отменяющее подобные сборы с импортных товаров. Компании обратились в национальный суд и предъявили соответствующий иск к министерству здравоохранения Италии.

В суде первой инстанции представители министерства выиграли дело, сославшись на то, что в приложении II к Римскому договору в списке товаров шерсть указана не была.

Но сами списки составлялись в 1957 г., т. е. четверть века назад, когда ЕЭС ставило перед собой скромные цели. С тех пор в рамках ЕЭС были приняты акты, которые практически устранили импортные ограничения. В суде этот факт не был принят во внимание; решение основывалось на буквальном понимании положений Римского договора. Запрашивать мнение СЕС судьи не стали.

В апелляционной инстанции все повторилось. И тогда компании возбудили дело в Верховном суде Италии, по решению которого не может быть апелляции, а значит, национальный суд обязан запросить мнение СЕС.

Министерство здравоохранения пыталось не допустить этого, упирая на то, что дело это ясное, и положения Договора имеют преимущественную силу перед последующими актами ЕЭС.

СЕС, естественно, не стал решать дело по существу, а рассматривал обязательность или отсутствие таковой для национальных судов обращения в СЕС в случаях, когда речь идет о толковании актов ЕЭС. СЕС дал заключение, что обращение необходимо для национальных судебных органов высшей инстанции во всех случаях, когда имеют место спор или сомнения. Не делать этого можно в том случае, если применение этих актов не влияет на принимаемое решение или нет сомнений относительно их смысла.

Итак, разъяснение высшей судебной инстанции дано. Однако в аналогичной ситуации английский апелляционный суд, следуя за решением суда первой инстанции, согласился, что общий запрет на импорт какого-либо товара не является «количественным ограничением на импорт», предусмотренным ст. 30 Договора о ЕЭС. Хотя по этому поводу уже были разъяснения СЕС.

Или: Государственный Совет Франции при решении одного из дел (Cohn-Bendit) постановил, что директива ЕЭС не имеет прямого действия.

Еще один пример: Германский федеральный конституционный суд, рассматривая одно дело в 1989г., заявил, что он будет пересматривать все случаи, когда суды в соответствии со ст. 177 отказывались запрашивать мнение СЕС.

Подобных примеров достаточно много.

На правовом механизме и на роли СЕС мы остановились довольно подробно не только потому, что это, пожалуй, наиболее сложный раздел для понимания сути правопорядка Западной Европы. Этот правопорядок развивался непроторенным путем, преодолевая огромные сложности, вызванные как различием национальных правопорядков, так и разным правосознанием, моралью и пр.

Лекция VII. Свободное движение товаров

(правовое регулирование)

В основе идеи создания Общего рынка ряда государств Западной Европы лежал принцип свободного движения товаров. Масштабы производства товаров в этих странах велики, и предложение требовало обширного рынка, чему мешали национальные границы. При транспортировке товара приходилось платить таможенную пошлину, перевозка грузов задерживалась, дорожала или даже портилась продукция.

Объективные интересы производителей требовали принятия в этой области соответствующих мер, направленных на устранение преград в экономических отношениях. Одной из таких мер стало введение свободного движения товаров.

Основные нормы Римского договора, касающиеся свободного движения товаров, немногочисленны: их всего две. Статья 30 Договора гласит:

«количественные ограничения на импорт и все меры, имеющие аналогичное действие, без ущерба для последующих положений, запрещаются между государствами-членами». Статья 34 содержит такое же положение относительно экспорта.

В приведенной формулировке внимание привлекают, конечно же, три элемента:

1. Что такое количественные ограничения? Идет ли здесь речь только о физических объемах товаров или имеются в виду также возможные действия сторон, способные косвенно негативно повлиять на импорт (экспорт)?

2. Как понимать выражение «без ущерба для последующих положений»?

3. Каковы «меры, имеющие аналогичное действие»?

Ниже мы ответим на поставленные вопросы более подробно, а пока начнем с последнего вопроса.

В деле Prantl (1984, ECR 1299) СЕС отметил, что он предпочитает не давать трактовку de minimis мерам, имеющим ограничительное воздействие на торговлю, а смотреть на проблему шире. Предполагается, что любые законодательные или административные меры, которые весьма косвенно, но все-таки отрицательно скажутся на торговых операциях в рамках ЕЭС, противоречат ст. 30 (или ст. 34) Договора. Но отрицательный эффект следует доказать, что часто совсем не просто.

Особенно ярко позиция СЕС и сложности проблемы проявились в деле Torfaen Borough Council v. B and Q (1989, ECR 765).

Дело возникло в связи с тем, что некоторые торговые фирмы Великобритании в нарушение Акта о предприятиях торговли (Shops Act), принятого парламентом в далеком 1950 г., решили организовать торговлю своими товарами по воскресеньям. При этом фирмы ссылались на то, что указанный Акт не соответствует Римскому договору, поскольку ставит их в неравное положение с торговыми фирмами континента, не имеющими ограничений на торговлю в воскресенье.

Дело слушалось в английском муниципальном суде, и по нему в соответствии со ст. 177 Договора было запрошено мнение СЕС.

Согласно мнению Суда ЕС упомянутый Акт относится не только к внутренней, но и к внешней торговле тоже. Однако на этом основании СЕС не сделал вывода, что он не нарушает Римский договор, а заявил, что «прежде всего необходимо уяснить, являлось ли оправданным» принятие Акта о предприятиях торговли. Суд ЕС признал, что этот Акт «отражал социальный и экономический выбор... и был оправдан». Вместе с тем СЕС указал, что «ограничительное воздействие этой нормы на торговлю Сообщества не должно превышать уровень, присущий (intrinsic) нормам подобного рода».

Национальные судебные инстанции не смогли однозначно истолковать позицию Суда и снова запросили его мнение по этому вопросу. В четком ответе Суда сообщалось, что для того, чтобы определить, превышает ли воздействие Акта на торговлю ЕЭС законные пределы, необходимо установить, «является ли воздействие прямым, косвенным или всего лишь спекулятивным, и препятствует ли оно продаже импортных товаров больше, чем продаже товаров национальных»³⁷ .

Фактически такое заключение СЕС означало, что Акт 1950г. не противоречил законам ЕЭС.

В связи с рассмотрением подобных дел СЕС вывел «правило разумности» (rule of reason), которое предполагалось применять к случаям, когда отсутствует прямое правовое регулирование. Естественно, что определение «разумности» является прерогативой СЕС.

Начало этому правилу положило в 1974 г. так называемое дело Дассонвия³⁸. Суть его состояла в том, что господин Дассонвий ввез в Бельгию из Франции определенное количество шотландского виски. Но бельгийский закон требовал, чтобы ввозимые в Бельгию товары сопровождал сертификат с места их производства, выданный государством. А Дассонвий смог предоставить лишь сертификат производителя, который местные власти не признали и назвали «фальшивкой».

Национальный суд Бельгии в соответствии со ст. 177 Договора о ЕЭС направил запрос в СЕС. СЕС нашел, что бельгийские меры «способны нарушить» ст. 30 Договора, исходя при этом из «разумного» понимания того, что если товар соответствует требуемым критериям, то требование о том, чтобы сертификат его происхождения исходил из строго определенного источника, является бюрократической уловкой, препятствующей свободному движению товара. «Правило разумности» было применено позже в известном деле Кассис де Дижон³⁹ и было сформулировано СЕС в качестве принципа.

Указанное дело касалось ввоза в Германию определенного спиртного напитка из Франции, который имел меньшую крепость, чем это предписывал немецкий стандарт. Германская сторона попыталась воспрепятствовать ввозу этого напитка.

Решение СЕС в связи с этим свелось к следующему. Если на уровне ЕЭС не были установлены единые стандарты, то на национальных уровнях они могут отличаться, что не должно служить препятствием для свободного движения товаров. В то же время могут иметь место и определенные ограничения, если это необходимо: а) для строгого финансового учета; б) охраны здоровья населения; в) обеспечения справедливой конкуренции; г) охраны интересов потребителя.

Позже, в 1989 г. в деле ЕК против Дании⁴⁰ была добавлена еще одна цель - защита окружающей среды.

Изложенное решение стали называть первым принципом Кассис де Дижон. Его же называют и «правилом разумности», дающим основание законно не соблюдать ст. 30 Договора.

Второй принцип Кассис де Дижон вытекал из решения СЕС о том, что «товары, которые законно продаются в одном государстве — члене ЕЭС, должны считаться удовлетворяющими «обязательным требованиям» другого государства-импортера — члена ЕЭС». При этом СЕС специально отметил, что не видит причины, по которой товар, законно произведенный и продаваемый в одной стране, не может поступать на рынок другой в рамках ЕЭС.

Естественно, и в отношении целей, изложенных в принципах Кассис де Дижон, неоднократно вспыхивали споры, в которые даже втягивались инстанции вне ЕЭС. Так, в 1985 г. слушалось дело ЕК против Германии. Последняя отказывалась допустить на свои рынки иностранное пиво с определенными присадками, ссылаясь на необходимость защиты здоровья населения. СЕС для выяснения истины обратился за помощью к Всемирной организации здравоохранения (Женева) и Организации по продовольствию и сельскому хозяйству (Рим), являющимся специализированными учреждениями ООН.

Касательно другого элемента ст. 30 о том, что она применяется «без ущерба для последующих положений» Договора, можно заметить, что речь идет о толковании данной статьи в контексте всего Договора и особенно о ее связи со ст. 36. В последней говорится, что «...положения статей 30 и 34 не препятствуют запрещениям или ограничениям на импорт или на транзит товаров, основанным на общественной морали, государственной политике или государственной безопасности; охране здоровья и жизни людей, животных или растений; охране национальных достояний, имеющих художественную, историческую или археологическую ценность; или на охране промышленной или коммерческой собственности. Такие запрещения или ограничения не должны, однако, являться средством произвольной дискриминации или замаскированным ограничением на торговлю между государствами-членами».

Формулировка изложенной статьи дает возможность в определенных случаях отклоняться от твердого принципа ЕЭС- обеспечить свободное движение товаров. Учитывая это, СЕС однозначно определил, что тяжесть доказательства того факта, что принимаемые меры подпадают под действие ст. 36 Договора, лежит исключительно на стороне, принимающей эти меры. Суд же оставляет за собой возможность убедиться, что согласно последней фразе статьи они не являют собой произвольную дискриминацию или скрытое ограничение.

Относительно оснований, которые по ст. 36 можно использовать для введения ограничений (запрещений) на импорт (экспорт), представляется необходимым сказать следующее.

Общественная мораль устанавливается каждым государством в отдельности. Единого стандарта в рамках ЕЭС не существует. Поэтому общее требование к ввозимым материалам состоит в том, чтобы такого рода особая продукция уже производилась либо продавалась в стране. А это, в конечном итоге, устанавливают национальные власти. Компетенция СЕС при необходимости состоит в уточнении, не прикрывает ли государство свои ограничительные меры в торговле ссылками на общественную мораль.

Свою позицию СЕС изложил в деле R v. Непп and Darby (1981) AC 850, где речь шла о правомерности действий британской таможни, задержавшей груз порнографических материалов. СЕС признал, что действия таможни не нарушают ст. 30 Договора, поскольку материалы подобного рода не могут продаваться в Великобритании на законном основании.

С другой стороны, в аналогичном деле Conegate v. Customs and Excise Commissioners (1986, ECR 1007) СЕС принял сторону импортера.

Речь шла о ввозе в Великобританию резиновых кукол, предназначенных для сексуального удовлетворения мужчин. СЕС при этом отметил, что, согласно британскому правопорядку, если бы такие куклы производились в Великобритании, чему не было препятствий, то такую продукцию можно было бы свободно продавать.

СЕС не осудил и не одобрил положение в британском правопорядке, но дал понять, что нельзя просто так ссылаться на общественную мораль: закрепите нормы морали в законе, а потом ссылайтесь на них. В противном случае это уже не общественная мораль, а мораль отдельных чиновников.

Такие основания, как государственная политика и государственная безопасность, почти не использовались. Дело в том, что эти основания влекут за собой обязанность доказать, что имеет место серьезная угроза основам общества и государства.

В 1992 г. ирландское правительство пыталось сослаться на подобного рода угрозу, потребовав, чтобы импортеры нефти использовали горючее на собственные нужды с ирландских нефтеперегонных заводов. При этом утверждалось, что поддержание жизнедеятельности указанных заводов существенно для национальной экономики. Попытка эта ни успеха, ни развития не получила.

На охрану общественного здоровья ссылались чаще и, скажем так, с переменным успехом. ЕЭС не установило единых стандартов и критериев охраны общественного здоровья. Значит, решающими оказываются национальные стандарты, которые должны быть в равной мере применимы как к чужим лицам, так и к своим.

Например, в деле Аргонеза, рассмотренном СЕС в 1991 г., была выражена поддержка мерам испанского правительства, запретившего устанавливать вдоль автомобильных дорог щиты с рекламой алкогольных напитков. Основание: забота об общественном здоровье. Меры эти носили недискриминационный характер, и иностранные фирмы не могли требовать больше того, что имеют их испанские коллеги.

С другой стороны, в случае Commission v. UK (1982, ECR 2793), когда англичане пытались запретить импорт куриного мяса из Франции под предлогом, что мясо якобы заражено ньюкаслской болезнью, СЕС нашел, что эти попытки находятся в противоречии со статьей Договора (болезнь, кстати, так и не обнаружили).

Такое основание, как охрана национального достояния, вообще не использовалось. Скорее всего последнее пригодно для случаев, когда государство вознамерится запретить экспорт каких-то художественных ценностей по сделке собственника с иностранным покупателем. Такие ценности перемещаются через границы, но коллизий пока не возникало. Они не представляют большой ценности или, скорее всего, государство предпочитает не ввязываться в тяжбы с частными лицами.

Охрана прав интеллектуальной собственности также относится к прерогативе государства. С этой точки зрения территория Общего рынка поделена по национальным границам, что создает для институтов ЕС и для СЕС большую проблему.

В таких условиях СЕС приходится определять, имеются ли права на интеллектуальную собственность, а затем - реализуются ли они и нужна ли им защита. В первом случае, когда национальное законодательство устанавливает такие права, СЕС предпочитает не вмешиваться. Во втором случае определяет соответствие имеющих место действий (реализации прав) законам (правилам) ЕС.

На практике это означает: государство само определяет, что и как патентовать в рамках своих границ, но, запустив патент в производство, не должно препятствовать движению патента в другие государства в виде интеллектуальной или товарной (материальной) собственности.

Справедливо, кстати, отметить, что в отношении интеллектуальной собственности СЕС имел в виду положения ст. 222 Договора, в которой определенно заявляется, что право ЕЭС ни в коей мере не ущемляет прав собственности. Иными словами, собственность, в том числе интеллектуальная, не может быть затронута нормой права ЕС.

Следует отметить, что ст. 30 и 34 Договора имеют прямое действие и не нуждаются в национальном механизме для их реализации.

И, наконец, следует рассмотреть первый элемент ст. 30 - количественные ограничения.

Выше уже говорилось о том, что общий запрет на ввоз какого-либо товара составляет количественное ограничение. Таковыми являются сокращения физических объемов ввозимых товаров, что и составляет прямое ограничение. Но ограничение может быть и косвенным.

Суд ЕС СЕС выработал собственный метод установления косвенных ограничений, который идет не от нормы права, что казалось бы вполне логичным, а от получаемого результата. Но результат может быть и не обязательно физически ощутимым.

Проиллюстрируем его применение в деле, которое СЕС рассматривал в 1981 г. и которое имело существенные правовые и политические последствия.

Дело (249/81) было возбуждено ЕК против Ирландии⁴¹. Ирландия, экономика которой в конце 70-х гг. испытывала изрядные трудности, не могла выйти на нужный уровень конкурентоспособности. Правящие круги государства видели выход в том, чтобы побудить каким-то образом своих граждан покупать продукцию, сделанную в Ирландии. Создали общественный фонд, который развернул кампанию под лозунгом «Покупайте ирландское!»

В 1981 г. под давлением деловых кругов других государств ЕЭС проводимой кампанией заинтересовалась ЕК, направив правительству Ирландии «обоснованное мнение» (reasoned opinion), в котором обращалось внимание на то, что кампания противоречит ст. 30 Договора, поскольку таким путем создаются преграды экспорту иностранных товаров в Ирландию.

«Обоснованное мнение» требуется от ЕК в тех случаях, когда член ЕЭС в чем-то не следует положениям Римского договора, это своего рода последнее предупреждение перед обращением ЕК в СЕС. В этом документе обычно излагается факт нарушения Договора, приводятся аргументы ЕК, предлагаются меры по исправлению положения, устанавливается разумный срок.

Ирландское правительство предполагало подобное развитие событий и, судя по быстрой и решительной реакции, было к этому готово, парировав тем, что ст. 30 Договора применима лишь к мерам правительства, которые носят обязательный характер. Кампания, говорилось далее, оказывает всего лишь моральную и некоторую финансовую поддержку отдельным отраслям ирландской промышленности, и делается это, кстати, не правительством, а общественным фондом. Более того, никакого ограничения иностранным торговым операциям не последовало, сообщила ирландская сторона, так как за время кампании доля ирландской продукции на внутреннем рынке страны снизилась с 49,2% до 43,4%.

СЕС отверг ирландские аргументы на основании подозрения в том, что замысел ирландского правительства состоял в «выталкивании» чужих товаров с внутреннего рынка. По мнению СЕС неважно, был ли реализован этот замысел. Главное: кампания «Покупайте ирландское!» может потенциально создать препятствия к свободному движению товаров в рамках ЕЭС. И неважно, что не принималось мер, обязательных к исполнению. Достаточно того, что кампания могла как-то негативно повлиять на поведение торговых партнеров по ЕЭС и, соответственно, «помешать достижению целей Договора, изложенных в статьях 2 и З». Незадолго до этого Ирландия также проиграла одно дело (113/80).

Правительство Ирландии в рамках своей компетенции приняло указ о том, что продаваемые в стране «сувениры Ирландии» должны иметь либо метку с указанием страны-производителя, либо надпись «иностранный».

Правомерность и логичность указа с любой точки зрения сомнений не вызывают. И все-таки СЕС счел указ противоречащим ст. 30 Договора и подрывающим принципы свободной торговли. Выше приведены примеры публично-правового характера, когда одной из сторон выступало правительство. Но можно привести много примеров из сферы частного права.

В 1974 г. СЕС рассматривал так называемое дело «Сентрафарм»⁴². Фирма «Сентрафарм» завезла из Англии и Германии лекарство по лечению инфекции мочеточников, носящее торговую марку «Неграм», которое стала распространять в Нидерландах. Лекарство было закуплено легально по цене на 50 % ниже, чем на нидерландском рынке. В использовании разницы цен и состоял смысл этой торговой (по сути, конечно же, спекулятивной) операции.

Патент на лекарство, как и торговый знак, принадлежали фирме «Стерлинг Уинтроп групп Лтд» и были зарегистрированы как в Великобритании, так и в Нидерландах. Согласие группы «Стерлинг» на эту операцию получено не было.

В июне 1971 г. группа «Стерлинг» обратилась с иском в голландский суд, требуя, чтобы «Сентрафарм» прекратил «нарушение патентных прав» этой группы. Суд данный иск отклонил. Группа «Стерлинг» обратилась с апелляцией в Верховный суд Нидерландов, который в соответствии со своим правом по ст. 177 Римского договора запросил мнение СЕС.

СЕС, рассматривая этот запрос, исходил из того, что Договор о ЕЭС по общему правилу не затрагивает прав собственника. Но в данном случае речь шла об интеллектуальной собственности, а не о материальной. Значит, и отношение к праву на такую собственность должно быть специфическим. Необходимо было в разумной мере скоординировать право собственника интеллектуальной продукции на защиту его интересов с правом собственника товара на свободу его перемещения в пределах Общего рынка.

Решение СЕС, определившее общий подход к подобным делам, состояло в следующем: собственник патента может с полной гарантией своих прав наладить первичное производство продукции, а может также делегировать свои права на производство другой фирме. Однако, однажды начав производство, он не определяет движения готовой продукции. Вопрос этот делится условно на две части: по патентному праву собственник патента имеет свое вознаграждение от пользователя патентом, но его не касается дальнейшее движение полученной продукции.

Если предположить нечто другое, то получится ситуация, когда собственник патента по своему желанию мог бы делить рынок ЕЭС на государства, где продажа продукции возможна, и все остальные. Это, естественно, противоречит целям Римского договора.

Другой пример - дело о «Дейтче Граммофон» (78/79; ECR 487). В нем речь шла о праве записи и распространении музыкальных произведений, иными словами, о праве промышленной собственности. И опять-таки СЕС провел различие между правом на такую собственность, которое не может нарушаться, и его использованием, которое регулируется преимущественно нормами общего права в интересах всего ЕЭС. Несколько сложнее ситуация в случае, когда продавец приобретает в одной стране товар, перевозит его в другую, меняет товарный знак и упаковку и выставляет на продажу. Причем это делается без согласия патентодержателя и производителя. Или иной вариант: сохраняется торговый знак, но меняется упаковка. Часто это вызывается, кстати, не умыслом, а необходимостью следовать определенным национальным стандартам. Показательно в этом смысле еще одно дело СЕС (102/77) с участием «Сентрафарма»⁴³.

Фирма «Сентрафарм» закупила в Англии лекарство «Валиум» — таблетки, произведенные филиалом группы «Хоффман — Ла Рош», упакованные в емкости по 100 и 500 штук. Перевезла его в Германию, упаковала в новые емкости по 1000 штук, приклеила торговую марку группы «Хоффман —Ла Рош» и пустила в продажу.

«Хоффман — Ла Рош» предъявила в суд претензии против подобного «пиратства» со стороны «Сентрафарма».

СЕС, разбирая иск по данному делу, дал заключение, что торговый знак (марка), упаковка и иные условия, связанные с оформлением товара, не могут сдерживать развитие торговли между государствами ЕЭС и не подпадают под положения ст. 36 Римского договора. Будем иметь в виду, что национальное законодательство в указанном вопросе более строгое и не позволяет конкурентам свободно приобретать

товар, а затем переделывать упаковку, менять торговый знак и производить иные действия, нарушающие права производителя. Но это справедливо лишь в отношении торговых операций, не выходящих за границы страны. Если же товар пересек границу, он передвигается далее в соответствии с союзной юрисдикцией. Иными словами, если товар, к примеру, прибыл из Англии во Францию, а немецкая фирма - производитель товара - выставит какие-то претензии, французский суд, рассматривая их, обязательно запросит мнение СЕС, которое будет аналогично приведенному выше.

Налицо, конечно, действие двух в чем-то пока еще различных правопорядков - ЕС и национального. И это сдерживает развитие торговли. В результате, хотя Общий рынок и существует более сорока лет, объем внутренней торговли ЕС (ЕЭС) остается еще далеким от желаемого и возможного. Так, в свое время в СССР при едином, по сути, правопорядке в межреспубликанскую торговлю был вовлечен 21 % валового национального продукта (причем на Украине этот показатель был 27 %), а в странах ЕЭС аналогичный показатель едва достигает 14 %⁴⁴.

Указанное соотношение вряд ли улучшится в ЕС, поскольку в него вошли еще три национальных правопорядка и, соответственно, три национальных рынка. А также потому, что новые государства-члены еще не изучили в полном объеме право ЕС и механизмы его реализации.

Лекция VIII. Свобода делового оборота

и оказания услуг

Когда в контексте правопорядка ЕС речь идет о свободе оборота, то имеется в виду право на беспрепятственное учреждение бизнеса по всей территории ЕС на постоянной основе. Юридические и физические лица могут, свободно передвигаясь из одного государства ЕС в другое, согласно правовым нормам ЕС в одном из них по своему выбору начать бизнес в соответствии с национальным законодательством.

Это предполагает, что иностранный предприниматель из любого государства - члена ЕС имеет те же права, что и местные бизнесмены. Иными словами, этот предприниматель может, сославшись на намерение учредить дело, свободно въехать в любую страну ЕС, а затем с соблюдением национальных правовых норм и процедур заняться любым законным бизнесом. Основанием тому выступает ст. 52 Римского договора, которая предусматривает устранение каких бы то ни было ограничений на свободу для граждан государства - члена ЕЭС, желающих обосноваться на территории другого государства - члена ЕЭС с целью создания бизнеса.

Такая свобода включает право основать дело и заниматься бизнесом или самостоятельно, или путем создания предприятия, «в особенности компаний или фирм», на условиях, аналогичных тем, которые действуют применительно к гражданам государства пребывания.

В отношении государств - членов ЕС ст. 52 Договора устанавливает запрет на принятие ими любых законодательных и административных мер, которые могли бы служить препятствием для деятельности бизнесменов из другого государства — члена ЕС.

Показателен в этом смысле пример из упомянутого выше дела Factortame (1991), когда испанские рыбаки использовали суда, зарегистрированные в Англии, для лова рыбы в экономической зоне Англии в счет рыбной квоты последней. Как мы помним. Британский парламент принял в 1988 г. Акт о торговом судоходстве, в который было заложено требование о том, что собственниками судов должны быть только британские подданные. Суд ЕС счел, что содержание упомянутого Акта противоречит ст. 52 Римского договора и, по сути, дезавуировал (отменил) этот Акт.

Конечно, каждое государство имеет свой порядок регистрации и регулирования предпринимательской деятельности: требовать единообразия в этих правилах пока вряд ли реально. Многолетние усилия ЕК в этом направлении так и остались тщетны. Но можно, однако, добиваться того, чтобы порядок этот был недискриминационным и не давал преимуществ местным предпринимателям.

Статья 58 (п. 1) устанавливает, что компании создаются в соответствии с законом одного из государств - членов ЕЭС, в котором регистрируется ее штаб-квартира, центральная администрация, и где осуществляется основная предпринимательская деятельность. В другой стране ЕЭС компания может свободно создавать свои филиалы (отделения) или дочерние компании.

Одним из главных условий признания компании в другом государстве -члене ЕЭС является способность работать прибыльно. Юридические (физические) лица, не ставящие своей целью получение прибыли, не подпадают под действие ст. 58 Договора. Здесь имеет место общее требование: как рабочий, въехавший в страну, должен работать за зарплату, так и компания, обосновавшаяся в другой стране ЕЭС, должна приносить прибыль.

Требование о прибыли воспроизводится вновь в ст. 59 Договора, относящейся к оказанию услуг со стороны компаний (фирм) «в сфере промышленности, коммерции или услуг профессионального характера». Различие в том, что предусматривается возможность оказания услуг как на постоянной основе, так и временной.

Другое, на что обращается особое внимание, - стремление гармонизировать правовые системы разных государств, регулирующие учреждение и деятельность иностранных компаний в государствах ЕЭС. Соответственно, в ст. 220 Договора содержится своего рода призыв к государствам-участникам согласовать друг с другом единообразные конвенции о признании и регулировании деятельности компаний в рамках ЕЭС. Там же упоминается о необходимости взаимного признания компаний в соответствии со ст. 58 (2) Договора.

Следуя ст. 220 Договора, страны первоначальной «шестерки» в 1968 г. подписали Конвенцию «О взаимном признании компаний и корпоративных образований». Ратификация Конвенции не состоялась, и она, естественно, в силу не вступила.

Поскольку попытка создать в одном документе своего рода «право компаний» оказалась безуспешной, дальше стали двигаться путем постановлений и директив. А право компаний так и осталось ограничено рамками национальных законодательств, поэтому это право различается в странах не только по существу правовых норм, но и заложенной в нем концепцией.

В силу этого в рамках ЕС было признано целесообразным обеспечить как минимум безопасность прав и собственности акционеров, членов компаний и вообще всех участвующих в операциях по деятельности компании на территории другого государства ЕЭС. Без этого просто нельзя было даже говорить о гармонизации экономической деятельности в рамках ЕЭС.

В то же время продолжалась работа по созданию права компаний путем принятия актов ЕЭС. Было предложено около пятнадцати проектов директив, и некоторые из них были приняты. В результате были согласованы нормы, относящиеся к капиталу компаний, лицензиям, счетам и отчетности, ревизорской деятельности и распространению информации.

Для разрешения проблем компаний, связанных с границами, постановлением 2173/85 была создана так называемая Группировка европейского экономического интереса (ГЕЭИ). Она должна была как облегчить компаниям разных стран возможность вести операции в различных правовых режимах, так и позволить им легко и быстро образовывать смешанные компании.

ГЕЭИ совмещает в себе признаки транснациональной компании и партнерской фирмы, это организация содействия компаниям в масштабе Западной Европы. Имея статус юридического лица и будучи должным образом зарегистрирована в странах ЕС, она, в отличие от компаний, не является обществом открытого типа, т. е. не выпускает в продажу акции. Офисы организации разбросаны по разным странам ЕС, а общее число работающих в ней согласно уставному документу не должно превышать 500.

К настоящему моменту завершается работа по созданию Европейской компании, напоминающей ГЕЭИ, но с несколько иным, европейским, статусом, которая будет зарегистрирована при Суде ЕС в Люксембурге, где и будет ее постоянное местопребывание. Отличает Европейскую Компанию от ГЕЭИ, пожалуй, больший размах деятельности. Общая идея ее создания состоит в том, чтобы облегчить попытки основать бизнес в одном из государств ЕС.

В связи с тем, что ст. 52 Договора особо выделяет «компании и фирмы», обратимся к ст. 58 Договора, в которой поясняется, что имеются в виду «компании и фирмы, созданные в соответствии с гражданским и коммерческим правом, включая кооперативные общества». Таким образом, суть компании и фирмы определяет внутренний национальный закон.

Так, итальянская компания (фирма), на итальянском языке именуемая «дита», может обосноваться в Англии при условии, что она действительно признана как «дита» по итальянскому закону. В Англии эта фирма не обязана называться «компанией», чтобы соответствовать формулировке ст. 52 Договора. Для этого, повторяем, предприятие просто должно быть прибыльным.

Порядок предоставления услуг в другом государстве ЕС регулируется ст. 59 Договора. Согласно данной статье должны быть сняты любые ограничения на оказание услуг внутри ЕС в отношении граждан или юридических лиц, учрежденных в ином государстве ЕС, а не в том, где проживает клиент, принимающий услугу. Иными словами, услуга должна быть трансгранична. Предоставляющая ее фирма может зарегистрироваться во Франции и учредить филиал в Италии или выехать туда временно для оказания услуги. Другой вариант: французская фирма оказывает услуги итальянцам по месту своей регистрации.

Услуги по ст. 60 Договора должны быть обязательно возмездны, т. е. должны приносить прибыль, а значит - быть налогооблагаемыми, прибыльными для государства, на территории которого оказываются услуги.

Если услуги оказываются за рубежом, то в данную страну свободно въезжает персонал, необходимый для выполнения услуги, хотя в этом случае персонал может и не подпадать под действие ст. 48 Договора, регулирующей миграцию рабочей силы.

Так же, как и в случае учреждения бизнеса, оказание услуги может иметь место со стороны как индивида, так и компании. В первом случае по условиям Директивы 73/148 предусматривается беспрепятственная возможность сопровождения индивида членами его семьи. В семью включаются: супруг (супруга), дети в возрасте до 21 года и материально зависимые родственники. Их гражданство или национальность не имеют значения.

Как при трансграничном бизнесе, так и при предоставлении услуг обязательно соблюдение условий и правил, установленных для аналогичной категории предпринимателей - граждан стран пребывания. Возможно, для начала бизнеса потребуется разрешение местных властей или следование определенным правилам профессионального поведения, или соответствие установленным требованиям профессиональной квалификации.

Как указывалось выше, ЕК пыталась каким-то образом стандартизировать, единообразить требования, предъявляемые к ведению дела или оказанию услуг в разных странах ЕЭС, но не смогла этого сделать.

В этих условиях СЕС в делах Reyners и Van Binsbergen⁴⁵ указал на то, что ст. 52 и 59 Договора «имеют прямое действие». ЕК, в свою очередь, также предприняла новый шаг, выступив за взаимопризнание странами ЕС требований и стандартов друг друга.

Особенно много трудностей возникло в данной связи при принятии Директивы 89/48 о взаимном признании высшего образования, которая все-таки была принята и с января 1991 г. вступила в силу, заложив ряд общих принципов в этой области. В частности, там отмечалось, что к профессиям, требующим обучения в течение не менее трех лет с получением стандартного диплома о высшем образовании, иностранец из страны ЕЭС должен быть допущен, если у него имеется эквивалентный диплом своей страны, по которому он может получить в ней аналогичную работу.

В то же время Директива предусматривает, что если в содержании искомой работы имеются особенности, не учтенные дипломом иностранного специалиста, последнему может быть предоставлена возможность повышения квалификации в срок, не превышающий трех лет. В качестве альтернативы кандидат может сдать соответствующий экзамен на должность, что сделать обычно очень трудно.

Особую сложность для взаимного признания квалификации представляют юридические профессии, поскольку у юристов общими в какой-то мере являются методы работы, а правовые системы в разных государствах различны. Скажем, в Англии существуют два вида адвокатов: солиситор и барристер. Первый ведет работу вне суда, второй - в суде. В государствах же континентальной Европы такого разделения функций нет. Различной может быть и степень специализации юристов, характер взаимоотношений правоохранительных органов между собой и с органами суда и государственной власти и т. д.

Эти обстоятельства выделяют юристов в особую категорию, которой в рамках ЕЭС пришлось заниматься специально. В 1977 г. была принята Директива 77/249, предназначенная определить статус юристов, которая предоставила возможность юристам временно приезжать в другую страну ЕЭС и оказывать там услуги. Директива давала определение понятию «юрист» только применительно к тем сферам, в которых допускалась его работа (преимущественно по гражданским делам).

В ней устанавливалось, что работающий за рубежом юрист будет именоваться так же, как и в своей стране. Так, французский юрист, приехавший в Англию или Германию, будет называться адвокатом (avocat). А значит, и английский солиситор останется солиситором во Франции.

В Директиве указывается, что иностранный юрист не может претендовать на те виды работ, которыми согласно законодательству страны пребывания могут заниматься только ее граждане. К тому же его работа в суде должна вестись в сотрудничестве с местным юристом.

В 1989 г. юристов объединили с представителями других профессий, статус которых устанавливался Директивой 89/48, причем юристы были выделены в особую категорию «регулируемых профессий». Им было предоставлено право учреждать в стране пребывания постоянное дело (бизнес, представительство) и возможность использовать местные названия. Иными словами, французский адвокат мог в Англии называться солиситором и зарегистрировать там свой офис на постоянной основе.

Но поскольку профессия юриста остается «регулируемой», то мигрант-юрист не становится полностью равным местному юристу. Его компетенция осталась ограниченной, да и для того, чтобы обосноваться в другом государстве необходимо пройти стажировку, сдать экзамены и, что может быть наиболее важным, отказаться от практики в своей стране. Правда, последнее СЕС не признал правомерным⁴⁶, но и не дал национальным судам конкретных указаний.

В 1974 г. при слушании дела Ван Бинсберген (подробности ниже) СЕС счел не противоречащим правопорядку ЕЭС установление в странах-членах национальных правил профессионального поведения юристов при условии, что они «не дискриминируют неграждан, объективно оправданы и пропорциональны поставленным целям».

Аналогичный подход СЕС проявил и через четырнадцать лет в деле ЕК против Германии (1988, ECR 5427).

Выше речь шла о свободе предоставлять услуги, как об этом говорится в ст. 59 и 60 Договора о ЕЭС. Но эта свобода может быть реализована лишь в том случае, если она дополнена свободой получать услуги.

О получении услуг в Римском договоре ничего не говорится. Однако на практике возникали случаи, когда необходимо было определиться и в этом вопросе. Например, гражданин Италии захотел учиться в университете другого государства ЕС (получение услуги). Для этого нужны деньги. Но вывоз денег из Италии в размерах, превышающих установленный очень низкий уровень, запрещен по закону. Имеет ли итальянец в данном случае основание для исключения из сферы действия закона? Или итальянец собрался в туристическую поездку в Германию (получение услуги), но выяснилось, что ранее он состоял в «красных бригадах». Можно ли разрешить ему въезд в страну?

Важно определить в подобных случаях, подпадают ли они под действие права ЕС или к ним применимы нормы национального законодательства. Кто и каким образом определяет это?

Обычно это компетенция одного из главных институтов ЕС (CM, EK и СЕС) - того, кто может создать соответствующую правовую норму (постановление, директиву, решение) или ее аналог (судебное решение).

Например, в деле Луизи против Министерства финансов (Luisi v. Ministero del Tesoro), рассмотренном в 1983 г., Суд ЕС отметил, что в широком смысле Римский договор, говоря о свободе предоставления услуг, имеет в виду и другую неотъемлемую часть — свободу получения таковой. В его решении говорится также, что национальные ограничения. в этом плане, в частности, на вывоз из Италии денег, противоречат смыслу и духу Договора.

В то же время СЕС признал, что на получение услуги могут быть введены ограничения, аналогичные предусмотренным в ст. 56 и 66 Договора: государственная политика, общественная безопасность и общественное здоровье.

Уместно сказать, что СЕС очень узко трактует указанные нормы касательно свободы передвижения с целью оказания или получения услуги.

Так, в деле Rutili v. Ministre de l'Interio (1975. ECR 1219) СЕС четко заявил, что основанием для ограничений должно быть только настоящее поведение индивида, создающее «действительную и достаточно серьезную угрозу общественной безопасности».

Из вышеизложенного, как и из практики, следует, что в категорию «угрозы общественной безопасности» поведение индивида попадает тогда, когда он уже нарушил общественный мир и порядок. А его потенциальные возможности в этом плане принимаются во внимание лишь при осуществлении государственной политики, например, при принятии мер по обеспечению безопасности встреч (визитов) высших государственных руководителей. Об этом же говорит и ст. 3(1) Директивы 64/221.

Кстати, в соответствии с указанной Директивой 64/221 ограниченное в передвижениях лицо должно получить от властей информацию, почему в отношении его были предприняты ограничительные меры, «если только такая информация не подрывает общественной безопасности».

Такая информация, конечно же, дает основание и возможность обжаловать действия властей как в органах ЕС, так и в Европейском Суде по правам человека (ЕСПЧ). Подобные случаи имели место с положительным, как правило, исходом для истца.

И последнее, о чем необходимо упомянуть, - нарушение прав получателя услуги, если вместо (или вместе с) таковой он потерпел ущерб. Вкратце можно отметить, что в этом случае права иностранца уравнены с правами граждан государства, в котором он пребывает. В его пользу действуют все нормы национального законодательства, относящиеся к возмещению, компенсации ущерба.

Для органов ЕЭС обеспечение именно этого равенства прав между иностранцем и местным гражданином представляло некоторую проблему, поскольку в соответствующих нормативных актах (например, кодексах) речь все-таки всегда идет о гражданах своей страны.

Показательно в этом смысле дело Cowan v. Le Tresor Public (1989, ECR 195).

Английский турист, находясь во Франции, подвергся нападению, был избит и ограблен. С жалобой он обратился в Совет по компенсации причиненного ущерба (French Criminal Compensation Board). В компенсации ему было отказано по той причине, что он не гражданин Франции, ибо только им Совет оказывает содействие в соответствии со своим уставом, должным образом признанным Министерством юстиции страны.

Было возбуждено дело в национальном суде, который по ст. 177 Договора о ЕЭС запросил мнение СЕС. Ответ состоял в том, что подателю заявления не может быть отказано в содействии по национальному признаку.

Другие аналогичные дела касались случаев, когда в учебных заведениях пытались брать повышенную плату со студентов, приехавших из других стран ЕЭС. Подобные действия администрации вузов также признавались СЕС неправомерными.

Эти и другие дела в СЕС показывают завидную отработанность судебной защиты прав граждан ЕС. Решение дела может несколько затянуться по объективным причинам, однако на основе права ЕС, содержащего более либеральные положения, чем национальное законодательство, права граждан ЕС получают эффективную защиту.

Таким образом, наличие отработанного судебного механизма при достаточной правовой грамотности населения- одно из основных условий успешной западноевропейской интеграции.

В заключение представляется уместным для лучшего понимания темы привести примеры из практики решения дел СЕС.

1. Дело 2/74 Рейнерса против государства Бельгия (1974, ECR 631). Жан Рейнерс, гражданин Голландии родился и вырос в Бельгии, там же он получил образование и степень доктора права и изъявил желание занять должность адвоката. Ему в этом было отказано на том основании, что в юридическом кодексе Бельгии есть положение, запрещающее заниматься адвокатской деятельностью лицам, не имеющим бельгийского гражданства.

Обойти это положение можно было, получив положительное решение короля Бельгии по представлению Генерального Совета ордена адвокатов. Но эта возможность обусловлена взаимностью со стороны других стран.

В голландском законодательстве подобной взаимности не предусматривалось. Там четко указывалось, что адвокатская практика открыта только для граждан Нидерландов.

Рейнерс обращался во многие инстанции, но безуспешно. В конце концов он апеллировал к высшей судебной инстанции страны - Государственному совету Бельгии, ссылаясь на несоответствие бельгийского закона положениям Договора о ЕЭС.

При рассмотрении дела в СЕС, мнение которого было запрошено в соответствии со ст. 177 Договора, вопрос в основном свелся к тому, можно ли в данном случае применить ст. 52 о свободе заниматься бизнесом в другом государстве ЕЭС. Другой вопрос касался применения ст. 55 Договора, в которой говорится об исключениях из ст. 52 в случае, когда речь идет о профессии, которая каким-то образом связана с отправлением функций официальной власти. Необходимо было доказать, что работа адвоката не затрагивает властных государственных функций.

Что касается ст. 52, то у государств - членов ЕЭС не было единообразного отношения к тому, имеет ли она прямое действие или для ее применения нужны какие-то дополнительные национальные инструменты. Германия отстаивала «прямое действие» статьи. Бельгия, Великобритания, Ирландия и Люксембург возражали, исходя из того, что ст. 52 имеет слишком общее содержание и идет дальше запрета дискриминации по национальному признаку. К тому же имелась договоренность, что для ее развития и применения будут приняты директивы. Поскольку, по мнению немецкой стороны, сроки для принятия дополнительных мер истекли, статья подлежит прямому применению.

Мнение СЕС состояло в следующем: принцип равного обращения с гражданами всех стран ЕЭС является главным принципом Сообщества. И если в каком-то государстве имеются правила для учреждения бизнеса, применимые к собственным гражданам, то они должны распространяться без изменений и на граждан других государств ЕЭС. Тот факт, что реализовать нормы о свободе делового оборота предполагалось в конце переходного периода, не играет существенной роли, поскольку идея состояла в том, чтобы облегчить, а не усложнить процесс интеграции.

Да, желаемый прогресс пока что не был достигнут, общие нормы взаимного обоснования бизнеса (оказания услуг) в государствах ЕЭС не созданы, но переходный период завершился, а значит, следует применять нормы Римского договора непосредственно к ситуациям, которые возникают.

Что касается ст. 55, то СЕС высказался в том плане, что государства не могут односторонне устанавливать правила, которые практически препятствуют достижению цели Договора. К тому же нет аргументов в пользу того, чтобы профессию адвоката хоть как-то ассоциировать с отправлением функций официальной государственной власти. Такая ассоциация должна выводиться не из домысла, а из прямого конкретного факта.

В заключение Суд, признавая право каждого государства самостоятельно устанавливать правила и порядок экономической деятельности своих граждан, постановил, что если квалификация иностранца признана соответствующей, то ему не может быть отказано в том, что разрешается своим гражданам. Иными словами, поскольку квалификация Рейнерса, полученная в Бельгии, соответствует предъявленным к ней требованиям по бельгийскому закону, он имеет право на допуск к профессии.