14) Поэзия «Плеяды»:

Третью четверть XVI в. - годы царствования Генриха II, Франциска II и Карла IX - называют не их именами, а эпохой "Плеяды", или чаще - временем Ронсара.

Все самое талантливое в литературе Франции тех лет группировалось вокруг "Плеяды", группы поэтов, которую возглавляли Пьер Ронсар и Жоашен (Иоахим) дю Белле. Само название группе дал в одном из своих стихотворений Пьер Ронсар, не только намекая при этом на известное созвездие, но и в память о "плеяде" из семи эллинистических поэтов III в. до н.э., возглавляемой Феокритом.

В разные годы состав группы менялся: здесь и лирик Реми Белло, и поэт-драматург Этьен Жодель, и музыкант, поэт и теоретик стиха Жан Антуан де Баиф, и поэт-неоплатоник Понтюс де Гийар, и лирики Жонс Пелетье, Гийом Дезотель, Оливье де Маньи, Жан Таюро, Жак Гревен, Жан Пассера, Амадис Жамен и многие другие.

Что объединяло группу? Некие теоретические положения, как и обыкновенно. Они были изложены в трактатах, предисловиях к сборникам стихотворений, поэтических посланиях. Первое место и по времени, и по значению принадлежит здесь "Защите и прославлению французского языка" Ж. Дю Белле.

Авторы "Плеяды" поставили и разрешили вопрос о создании национальной поэтической школы.

С первых шагов деятельность "Плеяды" отличает в целом забота обо всей французской литературе во имя возвеличенья и славы Франции: она защищает родной язык, не осуждая при том латыни, она поднимает язык на уровень искусства, провозглашая Поэзию высшей формой его существования.

К практическому достижению идеального выражения национальной литературы, по теории Дю Белле, следовало идти через подражание не букве, а духу античности.

Лучшие авторы "Плеяды", блистательно применив технику Пиндара, создали французскую оду, довели поэтическое слово до высочайшей степени совершенства. Ронсар, можно сказать, создал новую французскую лирику, как сделал это у нас Пушкин. Ронсар, как и Дю Белле, обладал тонким чувством меры, лаконизмом и даже справедливо отвергал итальянских поэтов, которые, по его словам, "нагромождают обычно четыре или пять эпитетов в одном стихе".

Теоретики "Плеяды", обращаясь к творчеству Горация, призывали не торопиться к обнародованию произведений, но без устали шлифовать их стиль. Однако никакие ученость и трудолюбие не спасут, если поэт не будет вдохновлен музами, и поэтическая теория строится в соответствии с учением Платона, утверждающим, что поэты есть выразители нисходящего на них божественного вдохновения.

Дю Белле говорил о высоком предназначении поэта-творца, о том, что он должен заставить читателя "негодовать, успокаиваться, радоваться, огорчаться, любить, ненавидеть".

"Плеяда" сделала еще одно важное дело - освободила поэта от полной зависимости от мецената, сделала его профессионалом.

Правда, в годы религиозных войн, в обстановке Контрреформации пути членов группы разошлись и довольно резко: Ронсар и Баиф становятся придворными авторами, Жодель уходит в оппозицию, многих других уже нет в живых. Но дело в общих чертах было сделано: создана национальная школа, национальная поэзия, более того, влияние "Плеяды" распространяется на всю Европу: подобную реформу в Англии пытаются осуществить Эдмунд Спенсер и Филипп Сидни, в Польше в своем творчестве - гениальный Ян Кохановский, в Германии - Веккерлин и Опиц, даже итальянец Кьяберра заявляет себя сторонником идей Ронсара.

Но теории теориями, а литература создается, прежде всего, гениями. Таких гениев дала Франции "Плеяда", а Франция - всему миру. Этими гениями были Жоажен дю Белле и Пьер де Ронсар.

К. Агриппа:

В Германии скептическая мысль первой половины XVI в. получила особенно яркое и своеобразное выражение в книге "О недостоверности и тщете всех наук и искусств" (1530), популярность которой в западноевропейских странах была в это время очень велика. В ней ее автор Генрих Корнелий Агриппа из Неттесгейма (1486-1535) смело выступает не только против авторитаризма, догматизма, фидеизма, господствовавших тогда в умах ученых и большинства образованных людей, но и против пустоты изощренных теологических толкований текста Библии.

В книге "О недостоверности и тщете всех наук и искусств" Агриппа подвергает острой скептической критике современные ему университеты, в которых "существует... проклятый обычай, согласно которому студенты обязаны дать своим наставникам присягу, что никогда не будут противоречить Аристотелю, или Боэцию, или Фоме, или Альберту, или другому богу их школы; а если кто-нибудь хотя бы на йоту отступит от взглядов бога школы, его сразу объявляют мерзким еретиком" [2]. "...Заключать дарования студента в узилище, - пишет Агриппа, - лишать его свободы исследования истины - это несовместимая с христианством тирания" [3]. Агриппа решительно осуждает "оккультные науки", астрологию, всякий фидеизм, доказывая, что никаких сверхъестественных явлений не существует и что прорицания астрологов представляют собой чистое шарлатанство.

Отвергая существование сверхъестественных, противоречащих природе явлений и "оккультные науки", он противопоставляет им подлинную науку о природе - "естественную магию", основанную на представлении об универсальной связи всех вещей во Вселенной, науку, которая есть "не что иное, как только высшее могущество естественных знаний" [4]. Эта скептическая порция Агриппы пролагает дорогу естествознанию Нового времени; она чрезвычайно близка к взглядам крупнейшего представителя скептической мысли Возрождения - Монтеня, который сделал из трактата "О недостоверности и тщете всех наук и искусств" много обширных заимствований.

М. Монтень:

«Опыты»

Работа над книгой началась в 1570 году. Первое издание вышло в 1580 году в Бордо (в двух томах); второе — в 1582 (с коррективами автора). Опубликованный впервые в 1954—1960 годах русский перевод «Опытов» (он впоследствии неоднократно переиздавался) был выполнен на основе издания А. Арменго (1924—1927), воспроизводящего так называемый «бордоский экземпляр» «Опытов» (издание 1588 г. — четвёртое по счёту — с рукописными коррективами автора). Между тем во Франции наряду с этой издательской традицией существует и иная (вариант текста, подготовленный после кончины писателя в 1595 г. Мари де Гурнон). Именно последний был положен в основу подготовленного исследовательским коллективом во главе с Жаном Бальзамо и выпущенного в серии «Плеяда» в 2007 г. издания «Опытов».

Книга Монтеня, написанная как бы «скуки ради», отличается крайней прихотливостью построения. Никакого чёткого плана не наблюдается, изложение подчиняется прихотливым извивам мысли, многочисленные цитаты чередуются и переплетаются с житейскими наблюдениями. Совсем короткие главы чередуются с пространными; самая большая глава «Опытов» — обладающая вполне самостоятельной ценностью «Апология испанского богослова Раймунда Сабундского». Поначалу книга напоминала компиляцию античной учёности наподобие «Аттических ночей» Авла Геллия, но затем обрела своё неповторимое лицо. Монтень — родоначальник жанра эссе, которому было суждено большое литературное будущее.

«Опыты» Монтеня — это ряд самопризнаний, вытекающих преимущественно из наблюдений над самим собой, вместе с размышлениями над природой человеческого духа вообще. По словам писателя, всякий человек отражает в себе человечество; он выбрал себя, как одного из представителей рода, и изучил самым тщательным образом все свои душевные движения. Его философскую позицию можно обозначить как скептицизм, но скептицизм совершенно особого характера.

Скептицизм Монтеня — нечто среднее между скептицизмом жизненным, который есть результат горького житейского опыта и разочарования в людях, и скептицизмом философским, в основе которого лежит глубокое убеждение в недостоверности человеческого познания. Разносторонность, душевное равновесие и здравый смысл спасают его от крайностей того и другого направления. Признавая эгоизм главной причиной человеческих действий, Монтень не возмущается этим, находит это вполне естественным и даже необходимым для человеческого счастья, потому что если человек будет принимать интересы других так же близко к сердцу, как свои собственные, тогда прощай счастье и душевное спокойствие! Он осаживает на каждом шагу человеческую гордость, доказывая, что человек не может познать абсолютной истины, что все истины, признаваемые нами абсолютными, не более как относительные.

Основной чертой морали Монтеня было стремление к счастью. Тут на него оказали громадное влияние Эпикур и особенно Сенека и Плутарх.

Учение стоиков помогло ему выработать то нравственное равновесие, ту философскую ясность духа, которую стоики считали главным условием человеческого счастья. По мнению Монтеня, человек существует не для того, чтобы создавать себе нравственные идеалы и стараться к ним приблизиться, а для того, чтобы быть счастливым.

«Одного философа, который был застигнут в момент любовного акта, спросили, что он делает. „Порождаю человека“, — ответил он весьма хладнокровно, нисколько не покраснев, как если бы его застали за посадкой чеснока» («Апология Раймунда Сабундского»)

Считая, подобно Эпикуру, достижение счастья естественной целью человеческой жизни, он ценил нравственный долг и самую добродетель настолько, насколько они не противоречили этой цели; всякое насилие над своей природой во имя отвлеченной идеи долга казалось ему бесплодным. «Я живу со дня на день и, говоря по совести, живу только для самого себя». Сообразно этому взгляду, Монтень считает самыми важными обязанностями человека обязанности по отношению к самому себе; они исчерпываются словами Платона, приводимыми Монтенем: «Делай свое дело и познай самого себя».

Последний долг, по мнению Монтеня, самый важный, ибо, чтобы, делать успешно свое дело, нужно изучить свой характер, свои наклонности, размеры своих сил и способностей, силу воли, словом — изучить самого себя. Человек должен воспитывать себя для счастья, стараясь выработать состояние духа, при котором счастье чувствуется сильнее, а несчастье — слабее. Рассмотрев несчастья неизбежные и объективные (физическое уродство, слепота, смерть близких людей и т. п.) и несчастья субъективные (оскорблённое самолюбие, жажда славы, почестей и т. п.), Монтень утверждает, что долг человека перед самим собой — бороться по возможности против тех и других.

К несчастьям неизбежным разумней относиться с покорностью, стараться поскорее свыкнуться с ними (заменить неисправность одного органа усиленной деятельностью другого и т. д). Что касается несчастий субъективных, то от нас самих в большой степени зависит ослабить их остроту, взглянув с философской точки зрения на славу, почести, богатство и пр. За обязанностями человека по отношению к самому себе следуют обязанности по отношению к другим людям и обществу.

Принцип, которым должны регулироваться эти отношения, есть принцип справедливости; каждому человеку нужно воздавать по заслугам, ибо так в конечном счете проявляют справедливость и к самому себе. Справедливость по отношению к жене состоит в том, чтобы относиться к ней если не с любовью, то хотя бы с уважением; к детям — чтобы заботиться об их здоровье и воспитании; к друзьям — чтобы отвечать дружбой на их дружбу. Первый долг человека по отношению к государству — уважение к существующему порядку. Это не подразумевает примирения со всеми его недостатками, но существующее правительство — всегда предпочтительней, ибо кто может поручиться, что новое общественное устройство даст больше счастья или даже не окажется ещё хуже.