Глава 4. Принципы организации и структура революционной партии

Политическая партия является высшей формой организации общественной активности в мире политики, основополагающими признаками которой выступают наличие четкой формализованной структуры, иерархия органов, внутрипартийная дисциплина, институт членства. Как политический институт, партия обладает политической властью в виде партийной власти. Она выражается в возможности партии направлять и контролировать политическую деятельность своих членов и сторонников, а также в подчиненности местных организаций центральным органам при подотчетности последних членам партии.

На основе такого распределения партийной власти складывается структура партии, включающая в институциональном аспекте съезд как высший орган, центральный исполнительный комитет и систему местных организаций, а также членов партии как ее социальный компонент. Последние, в свою очередь, по объему власти делятся на лидеров или руководителей партии и рядовых членов.

Устойчивый характер распределения власти и отношений между элементами партийной структуры позволяет говорить о принципах организации партии. К ним обычно относятся: принцип легальности или законодательной оформленности, принцип выборности высших органов и их отчетности перед организацией, принцип подчинения нижестоящих органов вышестоящим, принцип равноправия членов при подконтрольности их деятельности партийным органам. Форма же их реализации в конкретную структуру определяется воздействием ряда факторов, таких как тип политического режима, государственного и национально-территориального устройства страны, особенностями социальной базы партии, стоящих перед ней задач и методов деятельности.

Являясь антисистемной, революционная партия могла возникнуть в самодержавной России второй половины XIX в. только нелегально. Следовательно, ее базовым организационным принципом становился принцип жесточайшей конспирации. Он был характерен уже для декабристских обществ 20-х гг. XIX в. и не подвергался сомнению в рассматриваемый нами период. «Не должно ничего вверять бумаге; не иметь ни списков, ни протоколов, ничего подобного, чтобы не было материальных улик. Все дела должно вести изустно», – наставляли революционеров авторы прокламации «Великорусс» [1].

Конспиративный характер революционной партии приводил к невозможности осуществления важных для других, например, кадровых, типов партий принципов: принципа выборности высших органов и их отчетности перед организацией, а также принципа равноправия членов и их права свободного выхода из нее.

Н.П. Огарев, М.А. Бакунин, П.Л. Лавров и П.Н. Ткачев в теории, а также кружок Н.А. Ишутина и «народовольцы» на практике предполагали добиться реализации принципа конспирации путем иерархизации степени информированности членов внутри партии. Невозможно, считал Лавров, чтобы все члены партии были одинаково осведомлены о функционировании как партии в целом, так и ее отдельных элементов. Однако за каждым членом оставалось право получения информации, необходимой для его деятельности.

Н.П. Огарев предлагал создавать местные партийные организации так, чтобы «провал» одной не мог бы повлечь за собой ликвидацию других центров, включая главный. Для этого он разделял членов на сознательных и бессознательных агентов, т.е. «агентов, действующих в смысле общества, не имея нужды знать о его существовании». Определяющим в этом случае становилось правило: «чем специальнее дело, тем менее агент должен знать о существовании общества» [2]. Однако, он предостерегал и от «конспиративного мистицизма», предпочитая ему «предусмотрительную осторожность».

На практике эти идеи получили окончательное оформление в уставе и принципах организации «Народной воли». Уставом предусматривались три степени информированности членов партии. Агенты 1-й степени не имели никаких прав и обязанностей, они только сочувствовали партии и добровольно помогали ей. О внутренних делах общества им знать не полагалось. Для агента 2-й степени оставались тайной состав Центрального комитета, внутренний распорядок общества, а также его устав.

И, наконец, члены Исполнительного комитета (ИК) в своих отношениях с агентами обоих степеней должны были в целях конспирации именоваться агентами 3-й степени (§56). Помимо этого они обязывались хранить в глубокой тайне внутренние дела ИК, его личный состав и «все признанное за секрет общества» (§6) [3].

Иными словами, декларируемое Уставом равноправие членов партии могло быть отнесено только к членам Исполнительного комитета. Вся же сеть кружков, созданная вокруг ИК и состоящая из агентов 2-й степени, не только подчинялась ему, но и не имела права знать что-либо о составе и деятельности органа, руководившего и направлявшего их работу. В результате создавалась организация как бы «вассального» типа.

В данном случае мы фактически имеем дело с прообразом теории «властвующей элиты», ставшей крупным достижением политической мысли на рубеже ХIХ–ХХ в. Согласно данной теории, социально-политическое течение, или тем более конспиративная организация революционеров, с точки зрения их управления могут быть подразделены на два основных слоя – управляемое большинство и управляющее меньшинство, которое концентрирует в своих руках информацию, власть, богатство и престиж по мере их приобретения.

Другим способом усиления конспирации виделась организация связи центральных органов с местными только через руководителей последних, что воплотилось при построении организации в принцип «пятерок». В этом случае член вышестоящего кружка составлял нижестоящий кружок так, чтобы его знал один или небольшое число людей из составленного кружка, а весь кружок не знал о существовании центрального органа и только в случае необходимости получал информацию о его существовании.

Помимо этих мер, большое внимание уделялось осознанию необходимости конспирации самими членами партии, уничтожению в их среде «любопытства и празднословия». Революционеры должны добиться «полнейшего недопущения между собой всякого лишнего слова, всякого лишнего сообщения даже самому близкому доверенному, если в том нет настоятельной необходимости для дальнейшего хода дела вперед», а также никогда не спрашивать о структуре и деятельности организации в целом [4].

Несколько иное обоснование важности принципа конспирации давали П.Н. Ткачев и его сторонники. По их мнению, конспиративный характер революционной партии определялся не только самодержавной формой правления, но и ее целями: чем радикальнее и определеннее организация, тем конспиративнее и малочисленнее она должна быть, если хочет довести свое дело до успешного завершения. Неясность же, неопределенность ее целей и задач для рядовых исполнителей становятся причиной массовости партии, а значит попадания в нее случайных людей, способствуя ее «смерти» либо путем распада, либо путем легализации, что повлечет за собой утрату партией революционности с ее превращением в «мертвую форму когда-то одушевленного организма» [5]. В связи с этим нельзя не признать правомерность точки зрения американского историка Дж. Энтина, что теория заговора и конспиративизм неразрывно связаны между собой, и последний становится не только принципом организации партии, но и состоянием сознания, менталитетом [6].

В своих высказываниях теоретик «заговорщического» направления народничества предвосхитил, на наш взгляд, «железный закон олигархии» Р. Михельса, сформулированный в начале ХХ в. Согласно нему, с расширением численности партии в ее структуре возникает олигархия, которая узурпирует партийную власть, отстраняя от нее рядовых членов, а также повышается роль партийной бюрократии, что приводит к идейному застою и «окостенению» партии.

Обобщая опыт конспиративной работы, Ткачев подверг критике сложившуюся в 60-е – первую половину 70-х гг. практику проживания революционеров по несколько человек на одной квартире, проведения на них многочисленных сходок, хранения при себе записей и «запрещенных вещей», открытых встреч между собой и т.п. [7].

Таким образом, все идеологи и практики народничества 1860–1870-х гг. считали конспирацию основополагающим принципом организации революционной партии, а пути его реализации видели в правильном построении организации и продуманном подборе кадров.

Спорным же во второй половине XIX в. стал вопрос о распределении власти и полномочий между местными и центральными органами и о принципе формирования последних, или вопрос о соотношении федерализма и централизма в организационном устройстве революционной партии. При этом почти во всех концепциях данного периода и на практике центральные органы создавались сразу сплоченной группой единомышленников. И даже их новые члены не столько избирались, сколько кооптировались из ближайшего окружения партии при согласии членов ее ЦК. В этом случае центральные органы существовали как бы отдельно от местных и в лучшем варианте требовали лишь подчинения последних.

В 1860-е – начале 70-х гг. господствующим было направление, отстаивающее идеи федеративного устройства революционной партии, при котором центральные органы хоть и существовали, но выполняли только контрольно-координирующие функции. Отсутствовало и безусловное подчинение им со стороны местных органов. Его представителями являлись Н.П. Огарев, П.А. Кропоткин, кружок «москвичей», а также деятели «Земли и воли» 60-х гг. Прагматизм П.Л. Лаврова с его этическими категориями, воплотившийся в структуре «Земли и воли» 70-х гг., также можно отнести к данному направлению.

Н.П. Огарев предлагал начинать строительство партии с Центра. Он должен был быть немногочисленным, но крепко спаянным единством убеждений и принимаемых решений «институтом–организмом»; «искренним, как бы одно лицо»; а понимание им вещей должно быть «энциклопедическим» [8].

По мнению Огарева, Центр должен состоять из владеющих полной информацией и координирующих всю деятельность агентов, или «апостолов». Очевидно, термин «апостолы» был выбран как слово, без объяснений понятное народу. Около них группируются «ученики, полупосвященные». «Апостолы» могли действовать не только в центре России, но и на периферии («каждый [может] составлять свой географический центр»), где члены партии должны были переходить в состояние «бессознательных» агентов, «употребляемых лишь для отдельных целей». Связь между всеми категориями членов партии поддерживали «корреспонденты», или «путешествующие» агенты [9].

Такая структура членства не предполагала, однако, подчинения местных организаций Центру. Напротив, Огарев считал, что единая централизованная организация в России невозможна, «возможно только общество федеративное», создающееся по областям и восходившее к принципу федерации областей как экономических и этнографических образований, связанных общими хозяйственными и социально-политическими интересами. При этом он ссылался на опыт революционного движения раннего периода, когда «даже» декабристы «разделились на Север и Юг – не потому что они не вовсе сходились в тенденциях, – но просто по географической пространности, на которой уже образовавшиеся отдельные кружки могут сойтись, но где рост из одного центра несбыточен» [10].

Кроме того, федеративная структура упрощала, по мнению Огарева, ведение партийной работы, так как революционеры на местах лучше знали региональную специфику, а также это распыляло внимание правительства, тем самым обессиливая его надзор и снижая вероятность полного уничтожения организации в ходе репрессий [11].

Основанием же единства такой партии и руководящего статуса центра выступала «нравственная сила без всяких quasi правительственных форм». Центробежная сила убеждения и центростремительная сила доверия зависели от искренности, понимания и деятельности центральных членов, без всякой формальной иерархии. Повиновение агента имело основание в его внутреннем согласии с поручением [12].

В то же время следует отметить, что особенностью теории партии революционных народников по сравнению с либералами и западными концепциями являлась ее практическая направленность, взаимосвязь и взаимодействие теории и практики. Мыслители либо сами разрабатывали планы создания революционных партий, либо их идеи воплощались, опредмечивались на практике в той или иной организации, что делает документы последних важным источником по российской теории политической партии второй половины ХIХ в.

Попытка Н.П. Огарева применить свои рассуждения к конкретной политической ситуации начала 60-х гг. XIX в. нашла отражение в записках «О тайных обществах и их объединении» и «О руководящих органах “Земли и воли” и программа работ ее окружных комитетов» (1862–1863 гг.). В первой записке предполагалось разделить территорию страны на 16 округов. Для организации в них пропаганды и агитации необходимо было 16 человек («апостолов»), организующих вокруг себя на местах кружки («сеть агентов»). Только эти 16 человек должны были поддерживать постоянную связь между собой (т.е. между округами) и с тремя пунктами за границей (Берлином, Гейдельбергом и Лондоном), претворяя в жизнь, с учетом местных условий, получаемые оттуда указания [13].

Во второй записке высказанные идеи конкретизировались применительно к складывавшейся в России организации «Земля и воля». По существу, это была первая в русском революционном движении схема структуры общества с центром за границей, в редакции газеты, впоследствии воспринятая В.И. Лениным. По мнению автора, руководящим органом должен был стать Главный совет, состоящий из редакции «Колокола». В качестве местных организаций выступали кружки, возглавляемые «окружными».

Необходимо заметить, что исследуемая записка существует в двух вариантах: кратком и обширном. Их принципиальным отличием является трактовка роли Комитета, находящегося в России. Если в первом, раннем и кратком, варианте и двух первых пунктах второго варианта Комитет трактовался как связующее звено между Советом и «окружными», то, начиная с третьего пункта второго варианта, на наш взгляд, существование данного органа уже не предполагалось. Речь шла о прямых связях «окружных» с законспирированным Советом [14]. Это может объясняться лишь тем, что к середине 1863 г. Комитет «Земли и воли» фактически утратил контроль над революционным движением в стране. Правда, известный исследователь этого вопроса Я.И. Линков считает, что Комитет стал рассматриваться «как некоторая внутрирусская часть Совета «Земли и воли», что явствует из слов: «известно Совету и нам» (то есть Герцену и Огареву)» [15]. Однако, на наш взгляд, данное разделение Герцена и Огарева и Совета еще не подтверждает сохранение Комитета. Других же указаний на его наличие в этой части записки нет.

Таким образом, Н.П. Огарев считал, что революционная партия должна быть федералистской организацией, строящейся по территориальному принципу и имеющей местные отделения, обладающие значительной долей партийной власти и объединяющие своих представителей в координирующий центральный орган.

В практическом плане для этого периода работы Огарева дали значительно меньше. Возникшее в середине 1861 г. общество «Земля и воля» не представляло еще собой революционную партию. Нельзя назвать его и централизованной организацией, как это делает В.А. Малинин [16]. По нашему мнению, ближе к истине точка зрения Э.С. Виленской и М.В. Нечкиной, считавших, что это был временный союз идейно разнохарактерных и практически автономных кружков и организаций, объединившихся на основе взаимного компромисса ввиду ожидавшейся крестьянской революции и для того, чтобы, встав у руководства восстанием, направить его в русло борьбы с самодержавием [17]. Попытка же Н.П. Огарева придать ему стройность организации была, как нам кажется, запоздалой, а значит заранее обреченной на провал. К середине 1863 г. «Земля и воля» вступала в последний этап своей деятельности, лишенная в результате арестов своих руководителей, разочаровавшаяся после неудачи польского восстания в возможности немедленных революционных выступлений. Это был период кризиса и распада, остановить который не могли никакие реформы организации.

Идея революционной партии-федерации не получила в дальнейшем широкого распространения. Нам известны лишь две попытки ее реанимации: П.А. Кропоткиным и кружком «чайковцев» (1871–1874) в духе анархизма и Всероссийской социально-революционной организацией (1875).

«Чайковцы», отрицавшие партийную иерархию и неравенство членов, по документально аргументированному исследованию историка Н. Троицкого, составляли в 1871–1874 гг. вместе с московским и одесским кружками Большое общество пропаганды – организацию федеративного типа [18].

Отношения между кружками строились по типу отношений между отдельными членами внутри каждого кружка. С одной стороны, все кружки сохраняли внутреннюю самостоятельность и могли, сообразуясь с местными условиями, принимать и проводить в жизнь любые решения, но вместе с тем каждый из них обязан был систематически отчитываться в своей деятельности перед другими кружками. Прием в тот или иной кружок был делом всего общества и оформлялся лишь с согласия всех кружков, которым заблаговременно сообщались намеченные кандидатуры. Точно так же при рассмотрении принципиальных деловых вопросов не только в каждом отдельном кружке, но и обществе в целом, «чайковцы» считали обязательным единомыслие всех членов организации.

Во избежание «вождизма», которого больше всего боялись члены организации, ею не было принято никаких уставов или иных регламентирующих документов. Все вопросы решались общим собранием. Формально закрепленные статусы и обязанности отсутствовали.

Единство же, согласованность действий такой организации достигались, как писал в последствии Кропоткин, «единством цели и силой убеждения, которую имеет каждая идея, если она свободно выражена, серьезно обсуждена и найдена справедливой» [19].

Другое объединение в рамках данного направления – Всероссийская социально-революционная организация (1875 г.), исповедуя те же принципы, что и «чайковцы», имело уже более упорядоченную структуру, внутреннюю иерархию и устав. В уставе провозглашалось абсолютное равенство членов, солидарность, полное доверие и откровенность в делах организации. Управление каждой «общиной» осуществляла «администрация». В ее обязанности входила организация текущей работы, поддержка связей с другими «общинами», ведение финансовых дел и т.д. Члены администрации не выбирались, а «назначались... по очереди» и работали на освобожденной основе.

Остальные члены «общины» должны были обеспечивать конспирацию, выполнять поручения организации и отчитываться перед ней о своей деятельности. Связующим началом организации выступал общий денежный фонд и система взаимных уведомлений [20].

Исходя из всего вышесказанного, можно сделать вывод, что федералистский принцип построения революционной партии учитывал геополитические особенности России и обеспечивал значительную долю автономии местных партийных организаций и отдельных членов, необходимую для оперативного решения текущих вопросов. Объяснять же его привычкой к своеволию и психологией индивидуализма членов партии, как это делает И.К. Пантин, на наш взгляд, необоснованно [21].

В то же время имея мало сторонников в теории и на практике, федералистское направление не смогло сформировать революционную партию с полным набором признаков, план которой был обозначен в работах Н.П. Огарева. Попытавшиеся реализовать его «Земля и воля» 60-х гг., кружок «чайковцев», Социально-революционная организация являлись протопартиями с характерным для них уставом-договором, отсутствием четкой структуры, обязательностью идейно-эмоциональной общности членов.

Наиболее четкая структура революционной партии, построенной по принципу федерализма, была разработана П.Л. Лавровым.

В литературе, освящающей его творчество, нет единого мнения по этому вопросу. И сторонники «Лаврова-централиста» [22], и авторы, причислявшие его к федералистскому направлению [23], единодушно отмечали его непоследовательность в том и другом случае. На наш взгляд, это была не непоследовательность, а отражение верно спрогнозированной тенденции изменения подхода к выбору принципа организации, что доказывается соотношением работ П.Л. Лаврова по данной теме с хроникой развития русского революционного движения 1870–1880-х гг. Тем более, что сам автор не считал вопрос о формах организации первостепенным делом. «Существенно важно, – писал он, – одно: чтобы существовала организация, дозволяющая сколько-нибудь солидарное действие личностей и контроль власти. Все остальное сделают за нее люди, в нее вступившие с более или менее ясной целью, с более или менее твердой решимостью выработать из себя и из самого союза целесообразные орудия для осуществления начал рабочего социализма» [24].

Независимо от варианта построения, она должна удовлетворять двум условиям: во-первых, руководящие органы должны быть образованы (путем выборов или назначений) так, чтобы большинство мелких групп могло вполне доверять их деятельности и, с другой стороны, постоянно контролировать ее с помощью той или другой организации, изменять состав всех руководящих органов, если он почему-либо окажется неудовлетворительным. При соблюдении этих двух условий Лавров даже допускал наделение центрального органа значительной властью и считал, что она не будет угрожать ни «Союзу», ни его мелким группам, ни даже отдельным членам партии.

В целом же Лавров полагал, что формирование социально-революционного союза возможно в четырех вариантах: 1) основной ячейкой партии является секция, как в массовой партии. Каждая из них выделяет для связи с другими секциями по 2–3 человека. Один из них делегируется на союзный съезд. Этот съезд назначает свой постоянно действующий орган – Распорядительный комитет. Комитет руководит союзом, созывает съезды для решения экстренных вопросов, но сам проявляет инициативу действий лишь в крайнем случае; 2) местные секции определенных территорий могут объединяться в федерацию. Федеральные съезды избирают по несколько делегатов на союзный съезд, который является временной верховной властью союза. Он назначает исполнительный орган – Распорядительный комитет. Федеральные власти могут иметь право назначать по одному человеку в Наблюдательный комитет при органах союзной власти; 3) союзные съезды не созываются, а федеральные съезды прямо избирают Центральную распорядительную комиссию; 4) ограничение деятельности социально-революционного союза одной местностью, однако при этом проблематичным становится организация восстания по всей стране [25].

В одной из главных своих работ, затрагивающих данную тему, «Государственный элемент в будущем обществе», П.Л. Лавров склонялся ко второму варианту построения организации, что и служит главным аргументом отнесения его к «федералистам». Он считал, что социально-революционный союз должен был организоваться по принципу солидарности разных частей России, укрепляя в своих отделениях «условия... свободных союзов и привычки к личной инициативе» [26] и представляя собой трехуровневую структуру: первичная организация (секция) – федерация – союз.

Выборные лица от каждой секции составляли федеральный съезд, который являлся высшим органом партии в федерации. Так как съезд собирался только в определенный срок или на экстренные заседания, им назначался Исполнительный комитет как орган, постоянно действующий между заседаниями съезда. Федеральные съезды выбирали по несколько делегатов на союзный съезд, составлявший временную верховную власть союза. Как и федеральный, союзный съезд создавал свой Распорядительный комитет. Стремясь ограничить возможность злоупотребления властью союзным съездом, П.Л. Лавров предусматривал утверждение федеральными съездами назначаемого ими состава Распорядительного комитета. Функции последнего ограничивались исполнением решений союзного съезда. Лишь в крайнем случае ему предоставлялось право действовать по собственной инициативе. В целях контроля федеральные съезды путем назначения по одному человеку создавали Наблюдательный Комитет при органах союзной власти [27].

Первичные партийные организации строились по принципу наличия большинства, знакомого лишь с местными делами, и меньшинства (выборного или назначенного), обладающего «знанием общего хода дел союза, сношениями между его частями». В силу своей информированности последнее составляло руководство данной группы, которому были обязаны подчиняться остальные члены.

По этому же принципу устанавливались отношения между местными группами и центральными органами (федерациями), объединяющими несколько групп, а также между этими органами и одним общим органом союза, наделенным такой властью, которая при необходимости «должна привести все части союза в согласованное, целесообразное и энергичное действие». Первичные организации имели достаточную долю самостоятельности в решении местных задач, освобождая от них центральный орган (Распорядительный комитет). Он играл роль решающего голоса, которому в нужный момент «остальные должны подчиниться и который, следовательно, образует власть для всего союза в самых важных его делах». Ему также принадлежала функция контроля за деятельностью местных групп и отдельных членов. Гарантом же от злоупотребления Распорядительным комитетом своей долей партийной власти должна была стать структура общества, включающая в себя систему выборов и назначений, контроля и суда, перенесения тех или других функций в центральный орган или разделение их между федеративными органами [28].

Кроме того, предполагалось создание в партии ряда специальных органов. Поскольку она будет представлять собой заговорщическую организацию и значительные усилия направлять на борьбу с правительством, она должна знать тайные намерения правительства против нее с тем, чтобы своими своевременными действиями парализовать их. Поэтому часть сил партии выделялась «на образование сети своих людей, которые имели бы доступ в центральные органы правительственной деятельности и в те общественные кружки, которые знали что делается, что предпринимается, что узнали и что предполагают» [29]. Должен был быть создан центр получения подобных сведений и быстрого их распространения в партии. Учитывая специфику работы этого «разведывательного» органа, в него должны были назначаться лица исключительно из «привилегированных классов». Поскольку род их деятельности потребует занимать официальное положение, они не могут действовать в народе.

Подобно большинству теоретиков революционного народничества П.Л. Лавров попытался претворить свой план построения партии в жизнь. В 1881 г. он предложил вариант объединения «Народной воли» и «Черного передела» в единую организацию, отразившийся в статье «Несколько слов об организации партии» и записке «О создании единой революционной партии».

Пытаясь найти основу для объединения, Лавров доказывал, что революция достижима лишь при слиянии трех элементов: пропаганды, агитации и организации, т.е. как раз тех начал, которые лежат в основе программы трех «фракций», как он говорил о пропагандистах, бунтарях и народовольцах.

По его мнению, в партиях всегда существовали фракции, и их существование было необходимо. Вот и сейчас, считал Лавров, нельзя требовать от социалистов отказа от своих убеждений и действий сообразно им. Каждая из организаций имеет одинаковое право действовать по своим убеждениям и по своей программе. Единство же цели поможет им создать крепкую, единую организацию, которая в то же время мыслилась лишь как «взаимное содействие всех групп ввиду общей цели». Для этого предполагалось сформировать «влиятельные общие органы» (Комитет и съезд) и «целесообразную систему сношений между группами».

Комитет являлся представителем русской социальной революционной партии и координировал ее работу в направлении, принятом большинством кружков. Его решения не носили обязательный характер. Комитет мог лишь советовать какой характер деятельности необходим, как распределять денежные средства и определять направление работы новых кружков.

Съезд – «орган совещания и соглашения, а не распоряжения». Он собирался периодически и представлял все партийные фракции. Его функция состояла в обеспечении возможности договора людей, не совсем сходным в мнениях, и констатации «в важную минуту согласия всех оттенков партии на энергичное дело». Правда, в одном случае съезд из совещательного органа мог превратиться, условно говоря, в законодательный – когда он принимал решение единогласно. Такое решение «становилось обязательно для всей партии, так как вся она имела тут своих представителей, независимо от численности фракции» [30].

Схема организации единой партии, изложенная в записке, была более разработанной и более определенно отразила цель объединения путем любых компромиссов. Время ее создания – осень 1881 г., когда «Народная воля» подверглась жесточайшим репрессиям после убийства Александра II. Залогом сохранения русского революционного движения и являлось для Лаврова слияние всех его направлений на принципах взаимопомощи при сохранении своих убеждений.

Согласно записке, партия создается в форме «союза местных распорядительных кружков» и делится на три «отрасли» – боевую, народническую и литературную. Кружки каждой «отрасли» выбирают совместно из своей среды одного члена Центрального комитета. В обязанности этого Комитета, состоящего из 3 человек, входит контроль за деятельностью всех отраслей партии, координация ее, формирование партийной кассы и распределение средств из нее. Решения ЦК обязательны для всех групп в рамках их программы. Местные организации составляют свои планы деятельности и также сообщают их в ЦК. Вместе с тем за группами в рамках отрасли сохраняется право создания отраслевых руководящих комитетов, сбора средств в специальные фонды и выработки собственной программы действий [31].

Таким образом, теоретик «пропагандистского» направления народничества выступал за построение революционной партии по принципу федерализма, при наличии четкой иерархии партийных органов с контрольно-координирующей функцией Центра и значительной долей партийной власти у местных организаций. Однако в отличие от Н.П. Огарева, строившего партию «сверху вниз» (вначале создавался центральный орган), П.Л. Лавров предлагал обратный вариант (местные организации на съезде избирали центральные органы).

В то же время он видел все объективные и субъективные особенности состояния русского революционного движения в 70-е гг. XIX в. Это, на наш взгляд, определило его позицию по данному вопросу в этот период («Организация должна быть настолько федералистическая, насколько возможно без вреда для дела, но... известная доля централизации необходима здесь по самой сущности тайного революционного дела. При этом думаю, что централизованный элемент должен быть сильнее в начале и потом значительно ослабевать по мере расширения организации» [32]) и ее изменения в 1880-е гг., проявившиеся в переписке теоретика пропагандистов с Исполнительным комитетом «Народной воли», когда, соглашаясь с необходимостью централизации в устройстве русской социально-революционной партии, он отмечал, что никакие права, данные Комитету или им себе присвоенные, его не пугают, правда, оговаривая необходимость доверия ЦК со стороны остальной партии [33].

Апофеозом же этой трансформации взглядов стала работа «Социальная революция и задачи нравственности» (1884), в которой Лавров приравнивал федералистский подход к анархизму в их противодействии централизованной организации. Анализируя опыт борьбы, он приходил к выводу, что «борьба за власть в обществе имеет свои условия, общие для всякой подобной борьбы; что одно из этих тактических условий есть единство действия, без которого ни одна армия не может победить, что это единство возможно лишь при подчинении личностей и групп общему руководству в той или иной форме». Итак, переход на позиции централизма был завершен. Лавров, отрекшийся от прежних своих планов, писал, что «федералистическая» организация едва ли мыслима « в настоящее время в странах, где легальная пропаганда и организация социалистов стала невозможна и где они должны образовать ввиду близкого будущего не только явный союз для легальной борьбы..., но и тайный боевой союз для низвержения существующего порядка открытою силою» [34].

Этот переход был обусловлен объективными причинами. Преобладание нелегальных форм деятельности, малочисленность революционных сил, периодические преследования, опустошавшие возникавшие структуры и разрушавшие хрупкие связи между ними, затрудняли развитие революционного движения и, в конечном итоге, предопределили решение вопроса о принципе построения партии в пользу централизованной организации с жесткой дисциплиной и полным подчинением местных органов центру, своего рода боевой дружины, которая бы смогла не только противостоять аппарату государства, но и, преодолевая инерцию массовой пассивности, вовлечь народ в революционный процесс.

Дополнительным фактором, приведшим к преобладанию централизаторского подхода, стала и сложившаяся в российском политическом сознании и политической культуре традиция концентрации власти в руках одного человека или органа и иерархизации общества.

Элементы такой организации имели место уже у декабристов. Отчетливые контуры эта тенденция обретает в работах М.А. Бакунина, П.Н. Ткачева, в логике развития «Земли и воли» 1870-х гг., а затем у народовольцев. Усилиям «семидесятников» предшествовали попытки создания централизованной подпольной организации 60-х гг. (кружок Ишутина-Худякова). Даже «нечаевщина» конца 60-х – начала 70-х гг. может быть понята как гипертрофированная, одиозная форма организации этой потребности.

Первым теоретиком этого направления можно считать М.А. Бакунина. Как доказывает Ю.М. Стеклов, ранний вариант его плана создания централизованной организации относится еще к 1849 г. [35]. Бакунин и его последователи (З. Ралли, М.П. Сажин, Дж. Гильом, А. Эльсниц, С.Ф. Ковалик, В. Озеров, Ф.Н. Лермонтов) признавали строгую централизацию наилучшей формой организации, которая только и могла быть противопоставлена сильной и также централизованной организации современного государства, что, однако, не всегда находило отражение в литературе [36].

Первоначальный вариант предусматривал создание тайной революционной партии в одном регионе – Богемии – в то время как все последующие варианты касались международных организаций. По мнению Бакунина, «общество» должно было состоять из трех совершенно автономных, ничего друг о друге не знающих частей под разными названиями: «для мещан», «для молодежи» и «для сел». Общими для всех являлись начала «строгой иерархии и безусловной дисциплины». В остальном же «общества» должны были исходить из особенностей своей социальной базы. Координация их деятельности осуществлялась центральным комитетом, состоящим из М.А. Бакунина и еще 2–3 человек, а фактически одним Бакуниным, так как только он имел бы полную информацию о деятельности всей организации [37].

Итак, перед нами законспирированная организация, причем тайная не только для внешнего мира. В ней самой имелись три организации, остающиеся тайными одна для другой. Впоследствии мы находим схожую схему в «Альянсе социальных революционеров» с той разницей, что в последнем эти три части охватывали общество в целом и были не равнозначны, а иерархизированы, представляли собой три уровня единой партии – «пирамиды». И исходя из анализа опыта революционных движений, мы не можем согласиться с Ю.М. Стекловым, утверждавшим, что первый вариант построения партии Бакунина был «более естественным» [38]. На наш взгляд, он разобщал социальную базу революции, повышал вероятность несогласованности деятельности различных слоев общества, делал партию громоздкой и фактически слабо управляемой структурой, сосредотачивая в то же время огромные формальные полномочия в руках полумифического Центрального комитета.

Таким образом, уже в 1840-х гг. М.А. Бакунин стоял на той организационной точке зрения, которую проводил затем в 60–70-е гг. Ясно, что он мог заимствовать ее не из практики развитого массового социального движения, а в лучшем случае из практики маленьких тайных рабочих кружков Западной Европы 30–40-х гг. XIX в. Но даже в них в этот период такой централизации не существовало. А потому первоисточником организационных построений Бакунина можно считать, по нашему мнению, тайные общества итальянских карбонариев и российских декабристов.

В 1866 г. у него появляется другой план, отраженный в документе «Организация» и касающийся построения международного, глубоко законспирированного «Альянса социальных революционеров» или «Союза Интернациональных братьев». По нему партия состояла из двух организаций: «Интернациональная семья в тесном смысле» и «Национальные семьи», ей подчиняющиеся.

Члены «Интернациональной семьи» образовывали высшие органы партии – Исполнительный совет и Исполнительную директорию, включавшую председателя, секретаря и казначея Совета. Они делились на «почетных» и «активных братьев», к которым предъявлялись повышенные политические требования.

«Почетные братья» – это «выдающиеся люди», идейно сочувствующие целям общества, в том числе «располагающие крупным состоянием», которые по различным причинам не могли полностью участвовать в конспиративной работе общества. Они присутствовали на заседаниях Интернационального совета и его Директории, решавших вопросы партийной стратегии и тактики.

Главную же роль играли «активные братья». Они являлись правомочными членами Интернационального совета и Национальных советов в своих странах; участвовали в обсуждении вопросов, стоящих перед Директорией; имели пароли и явки интернациональных братьей своей страны; голосовали при приеме новых братьев. Они же были подсудны революционному трибуналу при Интернациональном совете.

«Национальные семьи» должны были соответствовать партиям отдельных стран и являлись подчиненными организациями. Они имели свою программу и устав и управлялись Национальным ЦК, назначаемым Центральной директорией [39].

Данная централизованная структура базировалась на равноправии членов в обсуждении и решении всех существенных вопросов, касающихся программы общества и его деятельности. Решение же общего собрания приобретало статус абсолютного закона.

В более позднем варианте этого плана М.А. Бакунин предлагал создание помимо организаций «интернациональных» и «национальных» братьев, еще и полулегального «Интернационального союза социальной демократии» [40]. В результате получалась запутанная, громоздкая, совершенно неуправляемая и нежизнеспособная структура. В то же время она была буквально пронизана таинственностью и предполагала полное подчинение нижестоящих «братьев» вышестоящим, а точнее, исходя из указанных особенностей организации, лидеру (М.А. Бакунину).

Иными словами, перед нами классический «вождистский» тип политической партии. К нему можно по-разному относиться, особенно применительно к стилю Бакунина, но проблема разделения партийной власти между лидером и остальными членами в нелегальной партии, где «массы» немногочисленны, обладают очень незначительным объемом власти и порой вообще отстранены от решения принципиальных вопросов, где нет условий для демократических процедур и открытой борьбы мнений, несомненно, очень важна. Ее значение осознавалось и тогда (П.Л. Лавров) и позднее (В.И. Ленин). Представитель «семидесятников» С.М. Кравчинский хорошо сказал о необходимости для такой организации элементов, без которых она распадается, о необходимости лидеров, не только выделявшихся среди товарищей своей решительностью, стратегической и тактической дальновидностью, более глубоким, чем у сподвижников, пониманием действительности, но и воплощавших в себе тип «нравственного диктатора», человека революционного долга, способного ради дела «растоптать без всякой пощады даже самые нежные сердечные струны своих товарищей» [41]. Примером такого лидера для народников стал декабрист П. Пестель. Сложность проблемы, однако, состоит в том, что «нравственный диктат» нередко перерастал в обыкновенный деспотизм, проявление непомерного властолюбия, как это случилось впоследствии с С.Г. Нечаевым, что, в свою очередь, привело к распространению «антивождизма» в русском революционном движении 1870-х гг.

Таким образом, в работах теоретика анархизма содержится план создания революционной партии как централизованной организации, с иерархией органов и статусов членов, возглавляемой лидером, наделенным значительными властными полномочиями.

Рассмотренные выше организационные принципы, несомненно, послужили образцом при создании двух внутрирусских протопартийных организаций – «Ада» и «Организации» Н.А. Ишутина и «Народной расправы» С.Г. Нечаева.

Ишутинская организация мыслилась как объединение трех автономных обществ во главе с «президентом», обладающим неограниченной властью над членами. Она должна была охватить целый ряд губерний России с двумя центрами – в Москве и Петербурге.

Первым ее элементом было сравнительно широкое «Общество взаимного вспомоществования», которое должно было существовать легально и служить резервом для пополнения тайного общества, а также являться его опорой в кругах московской интеллигенции.

Другим важным элементом тайного общества была узкая группа «Ад», в состав которой входило почти все руководство организации (типа «интернациональной семьи» М. Бакунина). Как сообщает исследователь Э.С. Виленская, «Ад» «мыслился как особый заговорщический центр, стоящий над тайным обществом и применяющий методы террора не только к самодержавию, но ко всему, что может послужить помехой осуществлению намеченных революционных планов. Он брал на себя и карательные функции по отношению к участникам тайного общества» [42]. Члены «Ада», по воспоминаниям одного из них, Юрасова, хотели поставить под свой контроль деятельность всех звеньев и лиц «Организации» и других революционных групп. При обнаружении отклонений от целей общества или бездеятельности «Ад» сначала предупреждает группу или лицо, а при неповиновении «физически уничтожает» непокорных. «Ад» намеревался осуществлять тайный надзор за деятельностью единомышленников не только в подготовительный период, но и в ходе самой революции. Кроме того, он предполагал постоянно следить за действиями руководителей организации и ни в коем случае не допускать их популярности «в том объеме и направлении, при котором можно было бы забыть основные принципы революции» [43]. При этом «Ад» должен был стоять не только отдельно от «Организации», но и не быть ей известным.

И, наконец, третьим и наиболее важным элементом была «Организация». Она, помимо бакунинских идей, строилась на не до конца реализованном «Землей и волей» 1860-х гг. принципе «пятерок» и включала законспирированный центр (Центральная агентура) и не менее тайные подчиненные ему кружки, не информируемые о существовании общего центра или информируемые лишь намеками.

Все члены организации делились на четыре разряда – столичные, губернские, сельские и печатники. В обязанности столичных членов, а их трое, входили связи с губернскими агентами, с другими обществами и ссыльными, вербовка новых членов и руководство библиотекой в Москве. Остальные разъезжались по губернским городам, находя себе там работу и, по возможности, устраивая библиотеки как центры местных организаций. В обязанности губернских членов входила также организация сельских кружков, вербовка сельских членов как их руководителей, и поддержка связи с последними. Сельские члены занимались устройством школ на селе и пропагандой среди крестьян через них. В то время как печатники должны были осуществлять только печатание литературы в планировавшихся тайных типографиях. При этом столичным членом полагалось знать имена только губернских, губернским – сельских, последние же могли знать друг друга.

Таким образом, перед нами план создания централизованной и широко разветвленной нелегальной организации внутри России, крах которой впервые был связан не с внутренними организационными просчетами, а с внешним событием – выстрелом Д. Каракозова и его арестом.

На схожих организационных принципах строилась и другая протопартийная структура 1860-х гг. – «Народная расправа» С.Г. Нечаева (1868–1869). В то же время она отличалась от «ишутинцев» большей «военизацией», ярче выраженными железной дисциплиной и принципами единоначалия, приближаясь уже к партиям 1870-х гг. «Ишутинцы» же, испытав значительное влияние «Земли и воли» 60-х гг., привнесли данные черты полностью лишь в один из элементов своей организации – «Ад». Кроме того, в состав их общества входили и полулегальные образования. Исходя из этого можно согласиться с Б.Б. Глинским, И.К. Пантиным и другими, считавшими, что в лице Нечаева русская революция приобретала крупную фигуру, которая своей деятельностью предопределила многие ее этапы, наметила пути ее развития и вписала в ее историю «пролог» [44].

«Народная расправа» включала в себя четыре элемента: комитет, сеть, отделение и кружки первой, 2-й, 3-й и т.д. степени, – каждый из которых действовал по принципу «пятерки». Комитет в лице Нечаева осуществлял полное и единовластное руководство организацией. Только он получал всю информацию о составе и деятельности каждого кружка и отдавал распоряжения, которые должны были беспрекословно исполняться. Состав же и действия Комитета оставались тайной для организации. Отделение являлось по существу исполнительным органом. В его задачи входило партийное делопроизводство, подготовка и реализация планов деятельности общества, контроль низовых кружков и организация новых.

Кружки 1-й, 2-й и других степеней создавали сеть. Их члены рассматривались Нечаевым лишь как «средство или орудие для выполнения предприятий и для достижения целей общества», как «часть общего революционного капитала», отданного в распоряжение членов Комитета или Отделения для извлечения из него «наибольшей пользы». В организационном плане от членов кружка не требовалось ничего, кроме беспрекословного подчинения и «полной откровенности... к организатору». Напротив, последний должен был давать рядовым членам лишь частичную, минимально необходимую информацию или мог даже в целях агитации «объяснить сущность дела в привратном виде».

Подобная крайняя степень централизации путем низведения большинства членов партии на роль простых исполнителей, революционеров «низших разрядов» обеспечивала, конечно, ее единство, но в то же время формировала вождизм, не приемлемый для русского революционного движения 60-70-х гг. XIX в. Именно неприятие «нечаевщины» и вызвало среди теоретиков и практиков революции 1870-х гг. не только антивождистские, но и антицентралистские настроения, изменившиеся к концу десятилетия.

Наметившийся в конце 1870-х гг. в русском революционном движении переход на позиции централизма в полной мере проявился в творчестве П.Н. Ткачева, считавшего, что подлинная революционная деятельность возможна лишь при наличии «централистической боевой организации революционных сил как... одного из элементарнейших и необходимейших условий успешной борьбы с централистически организованной силой правительства» [45]. Только такая организация способна обеспечить непрерывность, единство и длительность революционной деятельности, а также безопасность ее членов. Федералистский же принцип, по мнению теоретика русских бланкистов, обезоруживает революционера перед лицом правительственных репрессий. Так как построенная на нем партия неспособна к быстрым и решительным действиям, открывает широкое поприще для взаимной вражды, пререканий, для всякого рода колебаний и компромиссов, постоянно связана в своих действиях и не может последовательно придерживаться одного какого-нибудь общего плана, в ее деятельности никогда не может быть «ни стройности, ни гармонии, ни единства» [46]. Корень небоевитости, а значит, по мнению Ткачева, антиреволюционности такой организации лежит в «принципе индивидуализма, ставящего личное выше общего, единичное выше целого».

Истинно же революционная, боевая партия, по его идее, должна представлять собой «живое тело», объединившее в себя на принципах иерархии и дисциплины разрозненные революционные элементы, действующее по единому плану, подчиняющееся единому руководству, т.е. организацию, основанную на централизации власти и «децентрализации функций» [47]. Последнее означало максимальное разнообразие исполняемых партией функций при централизации каждой из них в отдельности. А также порядок распределения функций между членами в зависимости от их сил и возможностей, что обеспечивало эффективность исполнения партией своих функций и отмеченное выше их разнообразие. Немаловажным условием централизации, по Ткачеву, являлось осознанное подчинение, а не просто повиновение членов, чему должны способствовать внутрипартийные дискуссии [48].

В связи с этим можно отметить, что П.Н. Ткачев одним из первых в отечественной политической мысли использовал институциональный подход к политической партии, определив ее, с современной точки зрения, как «институт-организм», или иерархичную структуру, объединенную идеологией и подчиненную фиксированным правилам. Дальнейшее развитие этот подход получил уже во второй половине XX в. в работах французских политологов.

Не изменил теоретик русских бланкистов и другой традиции народнической теории партии – ее ориентированности на практический аспект. Более того, Ткачеву она была присуща гораздо сильнее, чем другим идеологам народничества, а потому разработанные им принципы построения партии носили конкретный характер и воплотились не в абстрактной теории, а в плане создания собственной организации – «Общества Народного Освобождения» (1878).

В 1876 г., на пять лет раньше Лаврова, он предложил план объединения революционных сил России под эгидой реформировавшейся тогда в сторону централизма «Земли и воли», отходя в нем от своей установки на централизованную организацию. Это объяснялось глубокими различиями между «якобинцами», народниками-бунтовщиками и пропагандистами при необходимости их совместной практической деятельности ввиду «возможности, необходимости революционного взрыва в ближайшем настоящем». Организационной формой объединения должен был быть, по мысли Ткачева, «федеративный союз всех существующих революционных групп», в котором они будут «взаимно помогать и пополнять друг друга» [49].

Неосуществимость данного проекта, возможно, на наш взгляд, и подтолкнула его к идее создания собственной партии. И уже в 1878 г. на страницах «Набата» Ткачев и его соратники (Г. Турский, П.В. Григорьев, К. Яницкий, М. Френк) излагали организационные принципы «Общества Народного Освобождения»: централизация власти, иерархическая подчиненность и безусловная дисциплина членов, сохранение в строжайшей тайне революционной деятельности каждого из членов организации по отношению ко всем остальным ее участникам («каждый член организации может знать о существовании и деятельности других членов настолько, насколько это существенно необходимо для успешного выполнения той революционной функции, которую он призван выполнить») [50].

Тип организации, который регламентировали устав и инструкции «Общества», не имеет аналогов в истории русского революционного движения. Этим во многом и объясняется его слабая изученность исследователями до недавнего времени. Сегодня, однако, мы имеем возможность познакомиться с основными документами «Общества», дающими представление о его структуре и направлениях деятельности благодаря публикациям и исследованиям российского историка Е.Л. Рудницкой [51].

Структура «Общества» имела три основных звена: центр (Комитет), агент центра и члены «Общества». Комитет сосредотачивал в своих руках управление организацией и подготовку заговора, подчиняя через своих агентов деятельность рядовых членов. Для этого он аккумулировал собираемые членами сведения о местных органах власти, состоянии общественного сознания в различных регионах, а также решал вопросы приема, выхода и исключения членов, контролировал их работу.

В предложенной Ткачевым структуре отсутствовало привычное для нас обязательное звено – объединения, в разной степени приближенные к центру: соподчиненные кружки, «пятерки», связанные между собой лишь одним лицом, или другие небольшие по численности группы, образующие тайное общество. Член «Общества Народного Освобождения» действовал один. Он знал только агента Комитета и не имел права ни говорить о своем членстве кому-либо, ни привлекать кого-либо в «Общество», ни даже интересоваться, не является ли данное лицо его членом. «Комитет сообщается с Обществом через своих агентов» – гласил пункт 5 устава. Членам «Общества» строго запрещалось «какими бы то ни было путями разузнавать о местонахождении Комитета и о лицах его составляющих» (п. 8) [52].

Такая структура была обусловлена тем, что организация по замыслу должна была иметь как бы вторичный характер по отношению к российским революционным объединениям, существовать внутри них. Не связанные между собой члены «Общества» должны были внедряться в них и навязывать свои идейные и тактические установки [53]. Этот прием объяснялся и тем, что центр «Общества» возник и действовал за границей. Он не имел ни организационных, ни людских сил, чтобы создать в России самостоятельную, разветвленную организацию. Предельно конспиративное, составленное сверху вниз из отдельных личностей, подчиненных непосредственно центру, «Общество Народного Освобождения» должно было пронизать внутрирусское подполье и направить его по пути осуществления революции – заговора.

Реализовать полностью намеченные планы, наладить функционирование «Общества» не удалось из-за разногласий в эмигрантском окружении П.Н. Ткачева и непопулярности якобинского направления в России. В то же время в силу логики русского революционного движения, ситуации в стране и полученного опыта, народничество склонилось к необходимости прочного организационного сплочения. Обратившись к созданию централизованной революционной партии, спаянной строгой конспирацией и дисциплиной, «Земля и воля» продолжила намечавшуюся ранее тенденцию, но уже на новом уровне. Те же принципы, с которыми выступал П.Н. Ткачев, определили организационную структуру «Народной воли». Она была органична для политического направления, для концепции политической революции. Поэтому не без основания теоретик «заговорщического» направления народничества воспринимал этот этап революционного движения в России как торжество своих идей.

На практике данный переход на позиции централизма произошел в деятельности «Земли и воли» 1876–1879 гг. Эта первая российская политическая партия выросла из организации «чайковцев» и первоначально унаследовала от нее федералистскую структуру. Центром «Земли и воли» являлся «основной кружок» в Петербурге, выполняющий «согласующие и направляющие» функции. В него мог быть принят любой активный народник по рекомендации трех членов «основного кружка». Каждая из местных групп, организующаяся членами петербургского кружка, представляла собой как бы его копию: та же структура, те же функции. Местные кружки могли поддерживать связи между собой, но во внутренних делах были полностью автономны. Из среды «основного кружка» избиралась «администрация», или «центр» с обязательным местопребыванием в Петербурге. В важных случаях «администрация» собирала Совет из всех находившихся в данную минуту в Петербурге членов «основного кружка».

Весной 1878 г. устав «Земли и воли» был пересмотрен в сторону большей централизации партии. Во главе ее, как и прежде, стоял «основной кружок» из нескольких десятков человек. Из его состава «ввиду необходимости концентрирования» средств и сведений на неопределенный срок выбиралась узкая «Комиссия» из трех-пяти человек, наделенная широкими полномочиями. В ее обязанности входила организация новых групп, поиск средств, составление отчетов и осуществление связи между группами. Кроме обязанностей, «Администрация» пользовалась особыми правами: она имела подробные и точные сведения о деятельности всех элементов организации, вступала в переговоры и федеративные отношения с посторонними лицами и группами, составляла смету расходов. Иными словами, «Администрация» являлась высшим распорядительным и исполнительным органом партии. Ей подчинялись территориальные и специализированные группы: интеллигентская, рабочая, деревенская, редакционная, дезорганизаторская [54].

Высшим законодательным органом «Земли и воли» должен был стать Конгресс, который предлагалось созвать из представителей всех групп тогда, когда организация и группы достаточно окрепнут. В его задачи входило составление программы, пересмотр и изменение устава, проверка средств и дел организации, а также любые другие вопросы [55].

Интересной для централизованной организации, на наш взгляд, была возможность создания в ней института членов-сепаратистов, подобия института сторонников в партиях кадрового типа, из лиц, которые почему-либо не желали или не могли вступить в организацию, но могли быть полезны выполнением какого-либо частного дела. Члены-сепаратисты вступали «в особые договорные (федеративные) отношения по специальным делам» не с организацией, а только с несколькими выборными от кружков лицами. Они не должны были знать ни о существовании основного кружка, ни об его организации [56].

Таким образом, «Земля и воля» 1870-х гг. в своей эволюции отразила противостояние федералистского и централистского направлений понимания структуры революционной партии с победой последнего. Она стала первой политической партией России в полном смысле этого слова. И все-таки нельзя забывать о федералистском этапе данной организации, показывая лишь результат ее развития [57]. Понять особенности ее централизма, причины и характер ее раскола на «Народную Волю» и «Черный передел» можно, как мы считаем, лишь исходя из ее эволюции, что также нашло свое отражение в литературе [58].

Дальнейшее развитие централизма демонстрирует организационная структура «Народной воли». Ее централистский характер уже не вызывал сомнения как у дореволюционных, так и у советских исследователей [59]. В то же время совершенно прав, по нашему мнению, С.С. Волк, отмечавший, что народовольцы получили в наследство лишь «уже оправдавшие себя на практике принципы, а не готовую организацию» [60]. Форма же ее построения ими свидетельствует об окончательном доминировании идеи централизма в русском революционном движении.

Центром «Народной воли» стал Исполнительный комитет, выделившийся из «Земли и воли» после ее раскола. В первом же заявлении о своем возникновении от 12 сентября 1879 г. «во избежание недоразумений» ИК заявлял, что «он никогда не был учреждением, члены которого выбирались всею социально-революционной партией, и что в настоящее время он является совершенно самостоятельным в своих действиях тайным обществом» [61]. В уставе ИК он уже определялся как «центр и руководитель партии» в достижении ее целей (§1). В его обязанности входила организация террористической и иной деятельности партии, контроль за местными и специальными группами, выпуск печатных изданий, создание новых групп и помощь в работе уже созданным. Каждый член Комитета был ответственен не только за свою непосредственную работу, но и деятельность ИК в целом.

Исполнительный комитет имел свою внутреннюю структуру, представляя собой как бы организацию в организации или организацию с филиалами в виде местных групп.

«Высшая законодательная и исполнительная власть», согласно уставу, принадлежала «общему собранию его членов» (§11), а в большинстве практических случаев – состоящему из всех наличных членов «частному собранию» (§18).

Общее собрание выбирало и смещало членов Распорядительной комиссии (в уставе ИК, как и землевольческом уставе, она названа Администрацией), редакторов печатного органа, контролировало деятельность учреждений, дополняло и разъясняло программу и уставы. В чрезвычайных обстоятельствах общее собрание могло изменять программу и устав, исключать своих членов, выносить им смертный приговор. В этих случаях для одобрения решения требовалось уже не простое большинство, а две трети.

Частные собрания в составе простого большинства членов ИК имели право заключать договоры с посторонними группами о сотрудничестве, в случае гибели редакторов печатного органа и кандидатов Администрации заменять их новыми до общего собрания. Общие, а в действительности иногда и частные собрания, намечали программу ближайших практических действий ИК (§12, п. «д»).

Для текущей организационной и оперативной работы Исполнительный комитет избирал из своих рядов Администрацию в количестве пяти членов и трех кандидатов, следившую за точным исполнением устава и решений общего собрания. Ей было дано право приема новых членов Исполнительного комитета, контроля за работой всех организаций общества. Администрация информировала ИК о деятельности кружков и групп, выполнении поручений и договоров, о расходовании средств и т.д. Она же распределяла обязанности среди членов комитета, «сообразуясь с их собственными наклонностями» или интересами дела. Невыполнение поручения влекло за собой тяжелые последствия.

Одним из основных направлений деятельности Администрации было расширение связей и влияния Исполнительного комитета на другие революционные группы и приобретение денежных средств [62].

Состав Администрации как исполнительного и руководящего органа тайного общества сохранялся в глубокой тайне для всей организации «Народной воли».

Исполнительный комитет организовывал вокруг себя систему кружков и групп, совокупность которых и составляла «Народную волю». Согласно уставу, они подразделялись на общереволюционные (союзнические и вассальные) и боевые (комитетские, союзнические и временные). Лучшей формой «отношений к революционной группе» признавалось «полное слияние, где оно возможно, или подчинение их обязательным отношениям с ИК или его учреждениями» (§70). Такие группы получали название «вассальных». Для решения определенных практических задач и при невозможности создания вассальной группы на договорной основе могла быть создана так называемая союзническая группа. Союзнический договор заключался представителями сторон с соблюдением их интересов. Боевые же группы предназначались для исполнения террористических акций, планируемых ИК. Для вступления в них от членов требовалась «готовность и способность к личному самопожертвованию...» (§65). Управлялись они по принципу «атаманства» (§67), т.е. боевая группа выбирала атамана, имевшего диктаторскую власть [63].

К началу 1881 г. структура «Народной воли» несколько изменилась и стала более четкой. Высшими органами организации по-прежнему оставались Исполнительный комитет и его учреждения. А вот подчинялись им уже местные и специализированные группы.

Согласно инструкции «Подготовительная работа партии» в обязанности местных групп входило решение обширных практических задач – распространение влияния в администрации, войске и крестьянстве, ведение пропаганды среди рабочих и молодежи, подготовка поддержки начавшегося в центрах восстания и т.д. Однако реально они ограничивались лишь созданием рабочих и молодежных кружков.

Вместе с тем местные группы были своеобразными каналами, по которым шло проникновение в глубь страны народнической идеологии. Они распространяли народовольческие издания, были важными источниками информации. Отсюда в редакцию «Народной воли» стекались сведения о злоупотреблениях местных властей, об арестах и обысках на местах, об ухудшении положения населения. Они же давали и финансовые средства. Отношения Исполнительного комитета с местными группами регулировались особыми договорами и строились на общих для «Народной воли» принципах централизации, дисциплины и конспирации. Уставные документы предусматривали подчинение местных групп ИК, в распоряжение которого в нужный момент поступали их силы и ресурсы. Они не имели права на ведение политического террора против высшей администрации (за исключением своего губернатора), на свой печатный орган и прокламации общего характера. Не было у них и права на инициативу восстания [64]. Те же автономные права, которые оставляли договоры за местными группами, были абсолютно не существенны.

В этот же период проявляется и новый элемент централизации – местная Центральная группа – промежуточное звено между Исполнительным комитетом и местными кружками. Она носила региональный характер, объединяя вокруг себя все местные кружки данного района, организуя и контролируя их работу, «чтобы в момент переворота эта местность пошла за партией». Сохраняя некоторую автономию местных групп в ведении своих дел, бюджета, Исполнительный комитет твердо проводил принцип их непосредственного подчинения ИК, с которым они были связаны через его агента, своего «сочлена».

Местная группа обязывалась отчитываться о ходе дел, извещать ИК о своем пополнении и т.д. ИК мог отзывать членов местных групп для работы в Центре. Все важнейшие революционные акции местные Центральные группы могли предпринимать лишь с согласия ИК [65].

Помимо местных групп в составе «Народной воли» создавались и функционировали группы со специальными целями: для агитации в войсках (военная организация), среди студентов и рабочих (кружки учащейся молодежи, рабочие группы), для руководства типографиями и прессой, изготовления взрывчатых веществ, проведения террористических акций (боевые дружины) и т.д.

Таким образом, к весне 1881 г. «Народная воля» представляла собой самую централизованную, стройную и сплоченную партию всего периода революционного народничества. Руководимая Исполнительным комитетом, она строилась по территориальному принципу. Новым в ее структуре было наличие регионального звена, облегчавшего взаимодействие центральных и местных органов и постоянный контроль за последними, как результат дальнейшего развития принципа централизма.

Исходя из всего сказанного можно сделать вывод, что вопрос о принципе построения революционной партии и характере распределения власти между ее органами имел для революционных народников огромное значение. В ходе дискуссий и практической деятельности в их среде оформились два подхода к его решению: федералистский и централистский. Объективные условия развития революционного движения, а также характер стоявших перед ним задач обусловили победу централистского направления, предусматривавшего полное подчинение местных организаций центру и сосредоточение в его руках основной доли власти в партии.

Естественно, что подобному типу организации соответствовал и особый тип рекрутирования членов. Они не избирались в члены организации или ее руководящие органы, а кооптировались в них из ближайшего окружения партии при согласии их членов. При этом кандидат должен был быть «солидарен с программой, принципами и уставом общества», быть «выдержанным, опытным и практичным в делах», «всецело преданным делу народного освобождения». Кроме того, он должен был пройти «стажировку» в течение испытательного срока, «предварительного участия в деле», позволявшего, с одной стороны, лучше узнать его, а с другой – ему самому адаптироваться к особенностям организации. Отобранному в центральные органы, в частности «Народной воли», члену организации также требовалось поручительство 5 их членов, лично его знающих [66]. С.Г. Нечаев же в своих планах партийного строительства вообще не предусматривал агитационной и воспитательной работы как средств рекрутирования членов, а лишь ставил задачу сплочения уже готовых сил [67].

Обязательным условием реализации всех обозначенных принципов идеологи и практики народничества 1870-х гг. считали принцип партийной дисциплины. Однако в отличие от кадровых и массовых партий, предоставлявших членам некоторую свободу действий по непринципиальным для партии вопросам или в ходе защиты интересов своих сторонников, они понимали ее как полное «подчинение меньшинства большинству и члена кружку». По словам М.А. Бакунина, отводившего ей ключевую роль в деле организации революционной партии, «... дисциплина есть условие sine qua non (непременное (лат.) – Я.Ш.) общего торжества... только... дисциплина способна устроить действительную организацию и создать коллективную революционную силу, которая, опираясь на стихийное могущество народа, будет в состоянии победить грозную силу государственной организации» [68]. Это противоречит распространенному в массовом сознании представлению о нем как о противнике всякой дисциплины.

Отсутствие партийной дисциплины являлось характерным признаком протопартийных организаций 60-х – начала 70-х гг. ХIХ в. В частности, в Большом обществе пропаганды ее заменяли сила общего мнения и идейно-эмоциональная общность членов, напоминавшая даже «семейственность». Отсюда становится понятным, почему его члены придавали такое большое значение моральному облику вступавших в организацию [69].

С формированием революционных партий дисциплина становится обязательным элементом. Любой ее член должен «искренно действовать согласно решению большинства, оставляя в стороне свои личные взгляды», – считал П.Л. Лавров [70]. Это, в свою очередь, возможно лишь при тщательном отборе членов и развитии системы взаимоконтроля внутри партии.

Лидер же централизаторского направления «Земли и воли» А.Д. Михайлов, по воспоминаниям О.В. Аптекмана, не мог даже понять точки зрения своих оппонентов. «Если вы приняли программу кружка, если вы сделались членом организации, то в основных пунктах у вас не может быть разногласий с большинством ее членов, – повторял он, – Вы можете разойтись с ними во взгляде на уместность и своевременность порученного вам предприятия, но в этом случае вы должны подчиниться большинству голосов. Что касается до меня, то я сделаю все, что потребует от меня организация. Если бы меня заставили писать стихи, я не отказался бы и от этого, хотя и знал бы наперед, что стихи выйдут невозможные. Личность должна подчиняться организации» [71].

Таким образом, базовыми принципами организации революционной партии у народников 60–70-х гг. ХIХ в. являлись принцип конспирации, кооптации членов и жесткой дисциплины. Структура партии строилась по принципу иерархии и включала центральные органы и местные организации (кружки). Проблема распределения власти и полномочий между ними вызвала противостояние федералистского (П.Л. Лавров, Н.П. Огарев, П.А. Кропоткин) и централистского (М.А. Бакунин, С.Г. Нечаев, П.Н. Ткачев, землевольцы и народовольцы) подходов к построению революционной партии. В работах идеологов последнего нашел отражение один из компонентов сформулированного впоследствии В.И. Лениным принципа демократического централизма – подотчетность нижестоящих партийных организаций вышестоящим, который уже в этот период был полностью воплощен в деятельности «Народной Воли». В результате этого данный тип партии приобрел у народников черты немногочисленной, сплоченной «боевой дружины», «института-организма», сила и эффективность деятельности которого зависели от эффективности работы, солидарности и целей его членов. А потому столь большое значение для него имели моральные качества профессиональных революционеров и характер их отношений между собой и с организацией в целом.