4. Игровой концепт в романе э.Т. Гофмана « Житейские воззрения кота Мурра».

«Жизненные воззрения кота Мурра». Проблема искусства и судьбы художника проходит через ряд произведений Гофмана, начиная с его первых новелл и кончая последним незаконченным романом «Жизненные воззрения кота Мурра» (1820—1821). В этом романе Гофман снова вернулся к образу композитора Крейслера.

Стремясь раскрыть действительность в ее многообразии, романтик Гофман пошел по линии сочетания различных планов: временных, сюжетных, эмоциональных — различных планов реальности. Все эти различные планы Гофман связал в очень своеобразной композиции: в автобиографические записки кота оказываются по недосмотру включенными части, рассказывающие о различных событиях, участником и свидетелем которых является композитор Иоганн Крейслер.

В своем повествовании Гофман искусно сочетает элементы трагедии и комедии, сатиры и высокой лирики, гротеска и шутки. Мир кота Мурра — это по преимуществу мир комический и сатирический; мир людей изображен гротескно, иногда лирически-взволнованно, иногда с подлинным трагизмом.

Гротескно-сатирический характер приобретает само сопоставление этих двух миров.

Гофман не впервые, преследуя сатирические цели, сделал объектом своего изображения очеловеченный мир животных. В сборнике «Фантазии в духе Калло» есть два рассказа, героями которых являются животные.

В «Сообщениях о новейшей судьбе собаки Берганцы» мир людей показан глазами собаки, мыслящей и чувствующей гораздо более человечно, чем многие «почтенные» представители человеческого общества. Когда мать продает свою дочь старому развратнику, это преступление только в собаке вызывает человеческие чувства возмущения и протеста.

В «Известии об одном образованном человеке» рассказывается о том, как попавшая в человеческое общество обезьяна вскоре перестает отличаться от людей и становится вполне «достойным» членом общества, без труда перенимая все его «добродетели». Это общество, следовательно, находится на том же моральном и интеллектуальном уровне, что и «образованная» обезьяна.

В животном мире, в котором живет кот Мурр, все происходит, как в настоящем человеческом обществе. Кот дружит, увлекается искусством и наукой; он переживает разочарования, выходя из своего уединения и сталкиваясь с «миром»; переживает любовь со всеми ее перипетиями; ведет жизнь бурша; попадает в «высший свет». В мире кота бушуют «человеческие» страсти: любовь, ревность, вражда.

А в мире людей — в истории Крейслера — страсти принимают уродливо-животный характер. Советница Бенцон борется за влияние при дворе герцога Иринея, за власть над герцогом, любовницей которого она была в молодости, и готова ради этого пожертвовать дочерью, выдав ее замуж за слабоумного принца Игнатия. Принцем Гектором движет эгоистический расчет и животное сластолюбие.

Над героями этой человеческой драмы мрачным роком нависают прошлые заблуждения и преступления. Эгоистические страсти, убийства, обманы, подлоги ведут к распаду всех человеческих связей и уз.

За «высокими» чувствами кота Мурра всегда легко найти их эгоистическую подоплеку; эгоизм кота достаточно наивен и безобиден, ограничиваясь сферой «естественных» инстинктов. Эгоизм людей, напротив, выступает в рафинированно-извращенной форме, далеко выходит за пределы «естественных» инстинктов, глубоко упрятан и лицемерно скрыт за благопристойностью манер и внешней красотой. Кот в своем эгоизме забавен и смешон, люди — безобразны и страшны.

Непрерывно сопоставляя животный мир и человеческое общество, Гофман как бы составляет иерархию человеческого эгоизма — от самого наивного и «естественного» до самого изощренного и страшного.

Двор герцога Иринея — сатира на германские феодально-абсолютистские порядки. Герцогства, собственно, уже больше не существует: карликовые владения герцога медиатизированы ¹и за государственными делами, громкими титулами, придворными церемониями и герцогским достоинством нет никакой реальности.

Кот Мурр — сатира на немецкого буржуазного обывателя, верноподданного этих карликовых феодально-абсолютистских «государств».

Если вплоть до начала XIX века буржуа-обыватель кичился своей «просвещенностью», то в 20-х годах, когда романтизм стал официально признанной идеологией периода Реставрации, обыватель приспособил к своему пониманию романтические идеи. И вот кот Мурр говорит часто столь же патетически-взволнованно, как и Крейслер; Мурр — одинокий мечтатель; столкновение с миром приносит коту столь же мучительные разочарования, что и заправскому романтику. Когда после приключения с каретой Мурр, до сих пор не покидавший комнаты своего хозяина и соседних крыш, попадает в «мир», он с открытой душой подходит к позвавшему его мальчику, и тот щиплет его за хвост. Голодный, бесприютный Мурр бродит по незнакомым улицам, мечтая скорее возвратиться домой, из этого мира, «полного лжи и обмана», к своей полной миске и теплой лежанке. «Романтичность» кота и немецкого буржуазного обывателя — лишь прозрачный покров, наброшенный на его филистерское самодовольство и прозу его существования.

Дворянско-обывательскому миру эгоизма противопоставлен образ художника Крейслера. Один из героев так объясняет советнице Бенцон, почему она и весь этот эгоистический мир не любят Крейслера: «Крейслер не носит ваших цветов и не понимает ваших речей, и тот стул, который вы ему подставляете, желая, чтобы он сидел среди вас, ему слишком узок и мал; вы не можете считать его равным, и это злит вас. Он не хочет признавать важность договоров, которые вы заключили при образовании жизни, и думает, что то безумие, на которое вы пойма-лись, мешает вам видеть настоящую жизнь, а та торжественность, с которой вы будто бы управляете подвластным вам царством, имеет смешной вид — вы же называете это озлобленностью. Больше всего он любит шутку, которая происходит от глубокого понимания человеческой натуры и может называться прекраснейшим даром природы, зарождаясь в чистейшем источнике ее жизни. Но вы, важные и серьезные люди, вы не хотите шутить. В нем живет дух настоящей любви, но мог ли он согреть сердце, которое навеки застыло в неподвижности, где никогда и не было искры, которую дух этот мог бы превратить в пламя! Вам неприятен Крейслер потому, что вам невыносимо то превосходство, какое вы в нем невольно видите, и потому, что вы все боитесь его, видя, как он занимается возвышенными вещами, которые не идут к вашему узкому кругу».

Подлинный художник, человек с богатой и глубокой душой, Крейслер гибнет в борьбе с окружающей действительностью. По замыслу Гофмана, Крейслер должен был кончить безумием.

Для своих героев — мечтателей-«энтузиастов» — Гофман знал только два пути: они или гибнут в борьбе с окружающей действительностью, или находят убежище в воображаемом мире фантазий и грез.

5.(?) Современный мир, в кото­ром господствуют деньги, господствуют положения, где люди существуют в качестве собственных двойников, — чем он пре­одолевается, по романтикам и по Гофману? Любовью пре­одолевается. И музыкой. У Гофмана, во всяком случае, му­зыка — сила, способная снять с мира злые чары, в которые он погружен. Музыка — она занимает в творчестве Гофмана огромное место. Он свои повести, романы наполняет описа­ниями музыки. Его любимый герой, которого он несколько раз выводит в разных произведениях, — это великий, гени­альный музыкант Иоганн Крейслер. Это ставленник Гофма­на. Вот настоящий человек, подлинный человек — музыкант Крейслер. Тот Крейслер, которого не все знают по Гофману, но все знают по Шуману. Где Гофман выводит Крейслера? В его первом сборнике — у него там есть «Крейслериана». Потом у него есть замечательная новелла: «Новейшие похож­дения собаки Бергансы». Старые похождения написал Сер­вантес. А Гофман, как и все романтики, был величайшим по­клонником Сервантеса. Он сочинил продолжение и там вы­вел музыканта Крейслера. Композитора, дирижера, пианиста, человека, полного музыки, живущего музыкой, мыслящего музыкой.

Крейслер изображен с наибольшей полнотой в замеча­тельном романе Гофмана «Житейские воззрения кота Мур­ра», в романе, который Гофман, к сожалению, не успел за­кончить. Написаны были первая и вторая части, третьей час­ти Гофман не успел написать.

«Кот Мурр» — это очень особый роман. Это роман с таким двойственным изложением, с особым двойственным сюжетом. С одной стороны — это записки кота Мурра. Жил такой кот Мурр. Очень правдоподобный во многих отношениях кот. Гоф­ман тонко понимал природу и свойства кота и изобразил его с величайшей психологической остротой. Самый заправский кот. Не думайте, что это какая-то аллегория или эмблема. Но этот кот живет у старого чудака — мейстера Абрагама, который за­нимается всякими науками, оптикой, механикой — механичес­кими, оптическими фокусами и т. д. Ученый человек мейстер Абрагам. У него в кабинете и пребывает кот Мурр.

Так вот, этот серый кот с черными полосками — он зара­зился у своего хозяина всяческой ученостью. Когда хозяин уходил, он читал книги на столе. Стал писать. Выучился да­же по-латыни. И его записки дошли до нас. Я говорил, что кот этот дан очень реально — во всех чертах кошачьей поро­ды. Ну разве что коты не умеют писать и читать.

Гофман своего кота изобразил величайшим философом. Это удивительный философ, каковым является каждый кот. Всякий, кто наблюдал котов, знает: коты — ужасные фи­лософы. Великие поклонники и охотники до всякого рода удовольствий. Любители находиться на самом теплом месте. Очень приверженные к еде, как известно. Явственно эгоис­тичные. Всем этим отличался и кот Мурр. У него иногда были порывы в сторону высоких чувств. Но они не удержи­вались. Он на чердаке встретил пятнистую кошку, которая, по всему явствовало, была его мама. А эта его матушка не жила такой прекрасной жизнью, как кот Мурр. Она питалась где-то на каких-то черных лестницах. И он решил с ней по­делиться своим богатством. И понес он ей в зубах селедоч­ную головку. Нес, нес. А по дороге захотел есть сам — и в конце концов съел эту селедочную головку. Мамаше ничего не осталось. У него неодолимое и, я бы сказал, невинное ко­шачье шкурничество. Он шкурник. У него к культуре тоже шкурническое отношение. Ему книги и писания нужны для того, чтобы похвалиться — вот он какой. Словом, это насто­ящий молодой филистер. Потом он заводит компанию с бур­шами (бурши — это неперебесившиеся молодые люди). Так идет его история.

Но описания кота Мурра постоянно чередуются с исто­рией музыканта Крейслера. Притом история музыканта Крейс­лера не обладает такой связностью и последовательностью, как история кота Мурра. И вы узнаете, почему это так по­лучается.

В библиотеке мейстера Абрагама имелась биография му­зыканта Крейслера. А чрезвычайно нахальный кот Мурр стал ни больше ни меньше как вырывать листы из нее для промо­кания своих собственных сочинений. Так они там и остались. Это, конечно, композиция, игра; Гофман играет этими чередо­ваниями Крейслерианы и Муррианы — и формально выходит, что главный — это Мурр, а Крейслер попал сюда случайно. На Деле же основное — это история музыканта Крейслера.

Опять перед вами комическое государство. Еще более ко­мическое, чем Керепес. Керепес еще кое-как существовал, а Зигхартсвейлер замечателен тем, что его на политической карте давно нет. Это крохотное княжество величиной с таба­керку — одно из тех, которые были на Венском конгрессе упразднены.

Князь Ириней (тоже странное имя для немец­кого слуха), который здесь в Зигхартсвейлере проживает, и слышать не хочет, что он упразднен. А так как подданные его очень любят, то, чтоб его не огорчить, они делают вид, что все осталось по-прежнему (такую историю позднее изо­бразит Некрасов). Князь Ириней давно не князь. Это фик­ция. Но у него двор, министры. Мало того, у него двор со строжайшим этикетом. В романе изображено одно замеча­тельное лицо. Это женщина, уже немолодая, советница Бен-цон. По разным намекам вы можете понять, что в прошлом она была возлюбленной князя Иринея. Князь Ириней — глуп необыкновенно. А вот госпожа Бенцон умна, и она через князя Иринея управляет Зигхартсвейлером. Это женщина с очень сильным характером. У нее дочь Юлия, прекрасная девушка, замечательно музыкальная. В Зигхартсвейлере по­является Крейслер и поселяется здесь на время. Он приходит сюда в эксцентричном виде: пешком, в своем капельмейстер­ском сюртуке, с непокрытой головой. Приходит пешком из другого государства. Он расстался с тем князем, у которого он управлял оркестром, и сейчас пришел сюда. Советница Бенцон — его старая приятельница. А Юлия — его ученица. Он ее учит пению. И это его великая любовь.

Обстоятельства складываются так (в этом драматический узел, но Гофман прямо ничего не говорит, у него все испод­воль), что Крейслер любит Юлию, а мадам Бенцон всячески боится этой любви и старается отдалить Крейслера от Юлии, потому что у нее есть свои особые планы. Какие это планы — очень трудно догадаться, потому что они мало соразмерны с нею. Она крупный человек, это своего рода женщина-На­полеон. Подите догадайтесь, что она задумала и чего она в жизни хочет. Фантастично то, что этот большой человек ста­вит себе мизерные цели в жизни. Цели не преувеличенные, а преуменьшенные, карликовые цели для большого человека (в этом вся фантастичность).

Оказывается, советница Бенцон жаждет получить граф­ский титул и легально породниться с князем Иринеем. А что­бы добиться этого, она задумала страшную вещь. У князя Иринея есть сын, принц Игнатий. Принц Игнатий оконча­тельный идиот. Ему уже двадцать лет, а он все время играет в оловянных солдатиков и больше ничем не интересуется. Расстреливает провинившихся из пушки, устраивает воен­ный суд над этим оловянным воинством — и этим забавля­ется. Речью человеческой почти не владеет. У него мутные глаза...

И советница Бенцон хочет свою прекрасную Юлию выдать за принца Игнатия. Тут у нее личный расчет. Когда она выдаст Юлию за принца, она получит дворянский титул. В сущности говоря, за свой дворянский титул она готова про­дать дочь. И, к несчастью, Юлия — очень послушное существо. Вот завязка всей истории. И это трагедия для Крейслера. Над ним висит то, что эту боготворимую им Юлию, эту за­мечательную певицу, просватали за такого человека. И то это слишком громко — называть его человеком, принца Игнатия.

Третью часть Гофман не написал, но можно догадать­ся, чем это кончится. Конечно, советница Бенцон на своем настоит, выдаст дочь за Игнатия. И кончится это безумием Крейслера (он сядет в сумасшедший дом), гибелью Юлии и торжеством советницы Бенцон.

Вот Крейслериана. А зачем тогда Мурриана? О, Мурриана играет великую роль в этом романе. Мурр — филистер и ведет филистерскую жизнь. Он купается в филистризме — KaterMurr. А советница Бенцон не филистер? С этими ее устремлениями, с ее жизненными целями? Советница Бен­цон, которой всего важнее в жизни получить право посеще­ния придворных приемов (стать придвороспособной)? Вся эта затея советницы Бенцон, этот ее звериный эгоизм, спо­собность пожертвовать собственной дочерью ради тщеславия — это что, не филистерство? Это страшное филистерство. Ка­кая же разница между филистерским миром кота Мурра и филистризмом советницы Бенцон? А разница та, что филистризм кота Мурра безобидный и даже очень милый и смеш­ной. И даже по-своему симпатичный, когда кот Мурр ударя­ется во всякое тщеславие. От его тщеславия никто не стра­дает. Это филистерство в его животном виде, безобидное, какое-то детское, инфантильное.

Как надо сопоставлять Мурриану и Крейслериану? Если вы имеете алгебраическое выражение и какой-то член все время повторяется — вы его выносите за скобки. Я бы ска­зал, что Мурриана — это то филистерство, которое царит в человеческом мире, но выведенное за скобки, — филистерст­во в его чистом и безобидном виде. А в скобках осталось филистерство, которое совсем не комедийно, оно таит в себе трагедию. Такая милая животность кота Мурра... А советница Бенцон — все, что она творит, все, что она делает, — это настоящее зверинство. Кот Мурр никого не приносит в жер­тву. Он оказывается не совсем хорошим сыном. Вот макси­мальное его преступление. Сравните с тем, что делает советница Бенцон.

Мурриана дает в собранном виде филистер­скую стихию большой человеческой жизни — Крейслерианы. Той филистерской стихии, которая у людей принимает гроз­ный, а то и трагический характер. Она связана с настоящей гибелью людей. Филистерство советницы Бенцон — это ги­бель Юлии и гибель Крейслера. И наконец, это гибель самой советницы Бенцон. Эти мелкие страсти, эти страстишки тще­славия, которые ее поедают, они ведь и ее губят. Она — боль­шой человек. А мелкие чувства заедают большого человека в советнице Бенцон. И перед нами в «Коте Мурре» разыгры­вается странный гротеск. История Крейслера, история совет­ницы Бенцон — они носят гротескный характер, и по ним ясно, что такое гротеск.

Я бы сказал, гротеск — это там, где низшие получили преобладание над высшими, где высшее попадается в лапы к низшему. Когда развитие идет в обратную сторону: не от низшего к высшему, а от высшего к низшему. Высшее в пле­ну, в неволе у низшего. Вот это гротеск. Здесь трое людей, из которых каждый по-своему многого стоит. Что ж, они становятся жертвами жалких расчетов. Этого жалкого, убо­гого, мизернейшего честолюбия фрау Бенцон. И мало того, что высшее попало в плен к низшему. Реальное, действитель­ное загублено фиктивным, несуществующим. Для того чтобы красоваться при несуществующем дворе, в несуществующем княжестве, где все сплошь фикции, сплошь дым, — советница Бенцон жертвует самыми реальными существами: своею до­черью и великим музыкантом Крейслером. Действительные вещи загублены царством теней. Действительность удушена дымом. Потому что этот Зигхартсвейлер и как княжество, и как двор — все это дым. Дым и тень.

Высшее, действительное, попавшее в пасть к низшему и фиктивному, — вот что такое, на мой взгляд, гротеск. И этот гротеск мы имеем у Гофмана.