Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
ФЭиВС ЭД-10 Поршакова М.М. ФИЛОСОФИЯ СЧАСТЬЯ.docx
Скачиваний:
3
Добавлен:
21.09.2019
Размер:
84.07 Кб
Скачать

В философии

По сути, природа и методы достижения счастья прямо (эвдемонизм, даосизм,русский космизм) или косвенно (философия языка) являются центральным вопросом любой философской системы.

В античной этике проблема счастья являлась центральной категорией. Первым её исследовал Аристотель, который определил счастье как «деятельность души в полноте добродетели» (Никомахова этика). Добродетель определялась как то, что ведет к счастью.

В эпоху эллинизма счастье было отождествлено с удовольствием в философии эпикуреизма. Древнегреческое слово счастье — «эвдемония» (eudaimonia, eu — добро, daimon — божество) — дословно означало судьбу человека, находящегося под покровительством богов

Восточная философия, провозглашая недостижимость счастья в материальном мире, в своих биологическом, физиологическом, социальном, экономическом и логическом аспектах учит практическому пути достижения индивидуальной счастливой жизни Противоположный путь философского, интеллектуального, логического, теоретического изучения труден, утомителен, бесконечен и разочаровывающе бесполезен

Русская философия постулирует не только достижимость (обретаемость) счастья в материальном мире, но и провозглашает его обретение главной задачей человечества.

Жан-Поль СартрРодился Жан-Поль Сартр в 1905 г. в Париже. Свои детские годы он описал в книге "Слова", где рассказал о раннем пристрастии к литературе как факторе, во многом определившем его мировосприятие и путь дальнейшего интеллектуального развития. С 1924 по 1928 г. учился в Эколь Нормаль Супериор; в 1929 г. получил диплом по философии. С 1931 по 1933 г. был учителем гимназии в Гавре и Лионе. С 1933 по 1934 г., получив специальную стипендию Института Франции, изучал в Берлине произведения Гуссерля, Шелера, Хайдеггера и Ясперса (со всеми ними Сартр был лично знаком). С 1937 по 1939 г. работал преподавателем философии в Пастеровском лицее в Париже. В 1939 г., во время войны с Германией, был призван в армию. С 1940 по 1941 г. находился в германском плену. Еще во время оккупации Франции, в 1943 г., опубликовал свой главный философский труд "Бытие и Ничто. Очерк феноменологической онтологии". В период оккупации Парижа был довольно тесно связан с движением антифашистского Сопротивления и испытал серьезное влияние политических идей марксизма. После разгрома фашизма основал журнал "Новые времена", сыгравший немалую роль в интеллектуальной и политической жизни послевоенной Франции; в 1948 г. принял активное участие в создании "Революционно-демократического объединения "Средний класс"". Женой Сартра была женщина весьма неординарная, талантливая писательница Симона де Бовуар. После окончания войны несколько раз бывал в нашей стране, причем отношение к нашему политическому режиму (как, впрочем, и к марксизму) при этом было неоднозначно . К примеру, в статье "Материализм и революция" он писал, что марксистский материализм основан на ньютоновской физике и механистическом детерминизме Лапласа, которые давно преодолены в науке. В более поздней работе "Ситуации" можно прочесть: "Действительно, надо признать, что материализм, желая стать диалектическим, переходит в идеализм". В 1952 г. Сартр сближается с ФКП - появляется его статья "Коммунисты и мир", происходит разрыв с Мерло-Понти и Камю, придерживавшихся другой политической ориентации. В работах "Проблема метода" (1957) и еще в "Критике диалектического разума" (1960) он утверждает, что марксизм - это "философия нашего времени". Но в конце своей жизни поворачивает в сторону "крайних левых" и становится, чуть ли не лидером молодежного движения. В предисловии к книге Фанона "Проклятие этой земли", вышедшей в 1961 г., он пишет: "...надо, наконец, понять: если бы насилие началось, лишь, сегодня, вечером, и если бы угнетение и эксплуатация, никогда, ранее не существовали на Земле, тогда, быть может, столь восхваляемое ненасилие и могло решить спор. Но если весь этот мир, включая ваши идеи ненасилия, определен тысячелетним угнетением, то ваша пассивность, лишь служит для включения вас в лагерь угнетателей". В фильме "Сартр" он говорит, что ФКП - "революционная партия, которая не делает революции".

Европейские философы о счастье 

Обычно счастьем называют высшее состояние радости, чувство упоения от сбывшегося желания, восторженной удовлетворённости от того, что цель достигнута. Поскольку желания и цели у людей различны, то и счастье понимается по-разному. Каждый человек имеет своё представление о счастье: для одних это материальное благополучие, для других наличие смыла в жизни, для третьих – это сочетания множества различных факторов: положительных эмоций, межличностного общения, здоровья и др. Как определяется понятие «счастья» с позиции философии? Понимание «счастья» чаще всего зависит от представлений природе человека, смысле его жизни, назначении человека, от эпохи и культуры, в которых человек живет. Так как представления эти всегда были различными, то и счастье трактуется неоднозначно. Философское толкование счастья имеет место со времен античной истории, где существовало два основных представления о счастье. Гедонистическое направление или еще его можно назвать субъективным.(основано Аристиппом из Кирены род. ок. 435 – ум. ок. 355 гг. до н.э.), говорит о счастье как о сиюминутном наслаждении, чувственной радости. То есть, удовольствие есть мотив и цель всего поведения человека. Второе направление - эвдемонистическое объективное (термин «эвдемония» введён Аристотелем) – рассматривало счастье, как стремление к полному благу, счастье как мотив и цель всех стремлений. При этом для эвдемонистического счастья обязательно наличие внешнего фактора, внешней оценки со стороны (потому и объективное) Сама этимология слова eudaimonia, которое переводится как «судьба человека под покровительством богов» есть тому подтверждение. Под объективностью, в этом случае, подразумевается наличие внешнего, божественного или случайного фактора, который ведёт за собой состояние счастья. Кроме этих двух основных подходов к пониманию счастья, каждый философ Античности, так или иначе, касался понятия счастья, Еще в I веке до н.э. римский философ Варрон насчитал 289 различных точек зрения на счастье, так например, для Аристотеля: «Свободное применение своего таланта есть счастье», для Платона: «Счастье (эвдемония) – заключается в знании совершенства чисел», для Цицерона: «Все, обладающие добродетелью, счастливы. Счастливее всех тот, кто зависит только от себя» – этот список можно продолжать бесконечно, и в каждом новом определении будет какая-то одна точная идея, без которой счастье действительно невозможно. Начало нового летоисчисления дало начало новым взглядам на понимание и достижение счастья. Евангельское понимание счастья подразумевает, прежде всего, СМИРЕНИЕ с тем, что дано человеку. Основным аргументом в пользу такого понимания счастья в христианской мысли является текст первой из девяти заповеди блаженств — «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное», который традиционно истолковывается в смысле возведения добродетели смирения на первое место среди всех прочих христианских добродетелей. Счастье возможно лишь там, где человек отдает себя, жертвует собой ради тех, кого он любит. Лишь жертвенная любовь делает людей счастливыми. Интересно, что этимологический анализ термина «счастье» также позволяет приблизиться к определению его как философского понятия. Корень слова «часть», однокоренные ему слова «участь», «участник», «причастность», «причастие», приставка «с» в русском языке означает соединение с чем-либо, совместное бытие, сопричастие чему-то. Таким образом, понятие «счастье» в данном контексте можно понимать как соединение с частью Это можно толковать и как причастность к какому-либо благу или как соединение со своей собственной долей, то есть осознание своей судьбы, своего места и назначения. В таком понимании счастье становится возможным, когда в жизни существует смысл, предназначение, цель и человек эту цель осмысливает. В XIX – начале XX века, в российской религиозной философии развернулась критика идеи счастья как главного основания и объяснительного принципа жизни человека. В.Соловьев утверждал, что понятие счастья, как и понятия пользы и наслаждения, не имеет нравственной природы и не может служить основой этики. Принцип стремления к счастью бессодержателен: из него выводятся абсолютно противоречащие друг другу учения, счастье эквивалентно остановке всех стремлений и неведению добра и зла. По этой же причине идея счастья не может служить объяснением человеческой жизни, а мысль человека об устроении своем на земле по принципу счастья является ложной. В.Розанов, Н.Бердяев, А.Введенский и другие философы противопоставили принципу стремления к счастью принцип стремления к смыслу как направленности на что-то ценное в мире. Счастье по-прежнему рассматривалось как субъективное переживание, но уже не замкнутое в себе, а интенциональное переживание, порождаемое открытием и реализацией смысла посредством действий в мире В многовековой истории понятия счастья можно выделить одну основную особенность: это «объективное-субъективное» его понимание. К объективному относится эпоха Античности, затем, начиная с раннехристианских учений, постепенно начинает укрепляться субъективное понимание счастья, которое заключается в ощущении состояния счастья, вне зависимости от внешних факторов. В двойственной, субъективно-объективной природе феномена счастья заложена его двойная обусловленность – объективная, бытийная, связанная с условиями и обстоятельствами жизни человека, и субъективная, связанная с внутренним миром человека и определяющая его восприятие жизни, отношение к ней, её смысловое принятие. Эта дихотомия переходит из философии в психологию, где также существуют объективный, субъективный подходы к психологии счастья, и в последние десятилетия именно психология пытается найти способ разрешения этой дихотомии, рассматривая счастье как интенциональное переживание, синтезируя понимание счастья как объективного блага и как субъективного переживания.

Русские философы о счастье

Проблема человеческого «счастья» — в области религиозной, — так всегда полагали русские философы; и это верно: свобода — символ социальной жизни. Счастье противоположно судьбе: счастье не судит, и оно не суждено. Счастье выпадает, его по-луч-ают по с-луч-аю. Счастье, как определил его Даль в своем словаре, есть случайность, желанная неожиданность — талан(т), удача, успех. Счастье непременно со-часть-е, со-вместная доля многих, а значит — покой и довольство. Поскольку же с-часть есть с-луч-ай, то и везёт обычно глупому: «Глупому счастье, умному Бог даст».

Шальное счастье как удача удалого в древнерусском языке именова- лось вазнью. Это и есть то счастье, с которым по-вез-ло, но одновременно оно же связано с указанием на личную дерзость в поступке — было слово васнь. Счастье сродни чуду, но это и есть чудо, т.е. нарушение по- рядка, естественного хода событий. И вот тогда-то у русского счастливого человека неизбежно возникает чувство вины за «дурац- кое» счастье своё, которое, может быть, нарушает какой-то в мире порядок, разрушая чьи-то лад и меру. Глубокий внутренний тра- гизм, возникающий из соединения двух противоположных ощущений — счастья и чувства вины, сомнение в нравственной правомерности личного счастья становится внутренним символом для деятельности, всегда оставаясь в переживании личности (И.А. Джидарьян). Таково отношение русского человека к постигшей его неожиданно редкой удаче. Счастье — покой равновесия, Но гармония равновесия возможна только в отношениях с другими людьми, и не только близкими. На таком ощущении у Достоевского основана формулировка русской идеи. Благо-получ-ие может быть и личным, и материальным, но с-часть-е есть духовный подъём в у-част-ии многих, всех, при-част-ных делу. И это — соединение всех в совместном у-част-ии прошлого опыта с памятью о нем. Неуверенность в личном счастье объясняется тем, что «счастие, как его обыкновенно понимают люди, не может быть прочным уже потому, что фундаментом ему служит или случай, или произвол, а не закон, не нравственное начало» (Н.С. Лесков), а нравственное начало в русской ментальности вообще определяет всё. Именно потому, что счастье есть переживание совместной участности, радость и веселье неразрывны тоже, личная радость осветляет общее веселье. Субъективное переживание как бы входит в объективно данное, вещно представленное праздничным разгулом, веселье окружающих. Радость, по мнению многих, есть некий след магического поведения, имеющего целью вызвать желаемое в мгновенной его целостности, оживить замершее, вернуть ему цельность утраченного лика. Совершить доброе дело, потому что «быть счастливым есть быть добрым» (Н.М. Карамзин). Известно, что в Европе идею «счастья» «открыли» только в XI веке. В русских текстах слово съчастие появляется только в конце XV века, причем в значении, близком к понятию «участия». Счастье понималось как участие в деле, которое спорится, т.е. удачно совершается (спорина — успех). Счастье — это успех, но не в том приземленном виде, в каком сегодня под успехом понимают аплодисменты и награды. Счастье, равно как и судьба, и любовь не являются эмоцией. Все эти слова просто символы-гиперонимы, выражающие самую общую идею, за которой скрываются различные ее вещные проявления. «Идею счастья, — заметил историк Ключевский, — мы прививаем к своему сознанию воспитанием, оправдываем общим мнением людей». Счастье, судьба, любовь — всё это не только переживание в конкретном чувстве, но и осмысление случившегося в разуме, а, следовательно, и сигналы к действию воли. Идеи осветляют сущность вещей с тем, чтобы направить энергии человека к нравственному действию. Их нравственный смысл, между прочим, в том, что, например, для традиционного русского общества идея «счастья» — состоит в нестяжании власти и богатства, в стремлении к духовной свободе. Уже несколько раз мы заметили, что идеи судьбы и счастья идеально-книжного происхождения, в народном обиходе они соответствуют конкретно-предметным представлениям о личной доле, об успехе или случае. Такое противопоставление заметно при сравнении двух интуиции — философской и народной, выраженной в пословицах. Философы поразительно часто говорят о счастье и почти никогда — о судьбе. Русские мыслители устранили мистическое понимание судьбы как символа причинности, времени или Бога, того символа, который можно изменить словом (ворожбой) или делом (колдовством), который, кроме того, можно увидеть в знамении или прозреть в предвидении. Для Сергия Булгакова судьба — это единство встречи, вины, заслуги и воздаяния. В русских метафорах судьба велит человеку, ведёт его, смеётся над ним, но при этом свою судьбу можно узнать; человек постоянно в диалоге с нею, и тогда Судьба становится средством объективировать личную совесть. Судьба как дорога — терниста и извилиста, а путь свой мы все выбираем сами; в конечном счете, судьба человека зависит от него самого. Судьба — это жизненный путь со своею целью, движение жизни, а не высший закон, которому нужно следовать. И в научном определении судьба — иррациональная, неразумная, непостижимая сила случайности, которая определяет неизбежность события или поступка. В рассудочном понимании Судьба всегда — событие отрицательной ценности, потому что неизвестна, непонятна и нежелательна. Такое ощущение судьбы заложено в корне слова. Судьба — судит. И тут уж как повезет: у-дал-ось — у-дач-а, и ты у-дал-ой; а если удача всем вместе, и все при своей «части» — это уже с-часть-е. В этом чисто русская «наклонность дразнить счастье, играть в удачу» — говорил Ключевский; «великорусский авось». «Судьба» в определениях философов чисто книжная, заемная, это фатум; враждебная, слепая, роковая, неведомая, неотвратимая, неумолимая, превратная судьба как сила возмездия. «Судьба — понятие рабовладельческое», — заметил Алексей Лосев, это идея внешнего давления. Для Николая Бердяева «личность есть единство судьбы. Это основное ее определение» — «История есть судьба человека. Трагическая судьба» — «судьба каждого человека погружена в вечность», в кратковременной жизни одни случайности — «Смерть есть судьба человека». В кругу таких определений вращается мысль русского философа, восходящего до предельных границ развития идея «судьбы». Не забывая о судьбе, «люди живут счастьем или надеждой на счастье» (Ключевский). Счастье русские мыслители понимают обязательно как своё, собственное, личное, земное, человеческое, большое, высшее, полное счастье — «субъективное благо», «корень и источник добродетели» (Николай Лосский). Это мирское счастье, которое сродни духовному блаженству, но его не отменяет. Счастье — ширь, несчастье — глубина; их соединяет блаженство, возносящее человека ввысь. Чисто пространственное восприятие этических норм; счастье не в тоске пресыщения, не соблазн, исключающий даже благоразумие, не наслаждение — счастье в деятельности, даже в страдании, если это страда или страсть. Ну «что такое счастье? Это возможность напрячь свой ум и сердце до последней степени, когда они готовы разорваться» (Ключевский). А еще счастье — иметь Родину и жить духовно свободным. Секрет русского счастья прост: «Счастье нельзя поймать. Счастье приходит само» (Иван Ильин), причем «счастье одного не может увеличиваться, если в то же время не уменьшается счастье другого» (Александр Потебня). Да и в конце концов, спрашивал еще Петр Чаадаев, «счастие частное не заключено ли в счастии общем?». Концепт слова по-прежнему направляет мысль в верную сторону. В пословицах судьба и счастье не разведены (их не различает и Даль в своем сборнике пословиц), они понимаются как противоположности общего рода и состояния, причина и цель совпадают, «прошлого поминаем — грядущего чаем». «Судьба придет — по рукам свяжет», «от судьбы не уйдешь», «судьба не авось-ка». Слово судьба употребляется редко, чаще заменяется конкретными по смыслу беда, участь, часть, рок, доля, напасть — все в отрицательном восприятии того, что «рок судил». Это жребий судьбы «жеребей — божий суд». Слово счастье используется часто, это та же судьба, но положительно окрашенная, чаемая, желанная судьба, хотя и она амбивалентна: «счастье что палка: о двух концах». О нем известно, что оно «дороже богатырства», но его не ищут — само придет случайно как божий дар. Счастье определяется судьбой, но вызывает зависть окружающих, его лучше не выставлять напоказ («счастливым быть — всем досадить»). Напасть табуируется образными выражениями, удача призывается настойчивым повторением родового символа — счастье. Поведение тоже строится так, чтобы показать себя незаинтересованным в обретении счастья глупцом, живущим на авось, иронично скрывающим свое интимное желание быть счастливым.   «Счастье что счастье — на кого нападёт». То, что сегодня аналитически в разуме мы разграничиваем как причину и цель, в сознании народа представало единым целым — всего лишь поворотами на жизненном пути. «Счастье не лошадь, прямо не везёт». И, быть может, это так и есть.

ОПРЕДЕЛЕНИЕ СЧАСТЬЯ

“Счастье - это внутреннее солнышко”

Н.И. Козлов

Понятие “счастье” имеет многоаспектное, трудно поддающееся систематизации содержание. Польский исследователь В.Татаркевич, написавший фундаментальный труд “О счастье”, выделил 4 основных значения этого понятия:

1) благосклонность судьбы, удача;

2) состояние интенсивной радости;

3) обладание наивысшими благами, положительный баланс жизни;

4) чувство удовлетворения жизнью.

Татаркевич указывает, что эти четыре значения являются наиболее распространенными, но ни одно из них по отдельности, ни все вместе не исчерпывают смысл понятия счастья. Кроме того, по каждому пункту можно найти контраргумент, доказывающий, что счастье не обязательно есть, например, удача или положительный баланс жизни. Можно привести иные понимания понятия счастья. Гедонизм понимает под счастьем удовольствия. Эвдемонисты утверждают, что счастье есть обладание высшими благами. Так на вопрос Диотимы: “Что будет с человеком, овладевшим благом?”, Сократ отвечает: “Он будет счастлив”. Моралисты говорят, что счастье в добродетельном поведении. И наконец психологически счастье воспринимается как чувство удовлетворения жизнью.

Видимо человечество все время было столь несчастливо, что даже не смогло выяснить, что такое счастье. Шопенгауэр, например, считал счастье понятием отрицательным, а именно, счастье, по Шопенгауэру, есть отсутствие страданий. Многим известно изречение: “Счастье, как и здоровье: когда его не замечаешь, значит оно есть.” Все тот же Шопенгауэр, мрачно заметил: “Есть одна для всех врожденная ошибка - это убеждение, будто мы рождены для счастья.” Не знаю, читал ли Салтыков-Щедрин Шопенгауэра, но как бы ответом звучит его реплика: “Человек так уж устроен, что и на счастье-то как будто неохотно и недоверчиво смотрит, так что и счастье ему надо навязывать.” И совсем уж полным контрастом отдает фраза Людвига Фейербаха: “Где нет стремления к счастью, там нет и стремления вообще. Стремление к счастью - это стремление стремлений.”

Наиболее известным из ходячих определений является такое: “Счастье это, когда тебя понимают.” Само слово “счастье” трактуется как “соучастие” (в общем деле, в общей судьбе).

Счастье — психологическое состояние, при котором человек испытывает внутреннюю удовлетворённость условиями своего бытия, полноту и осмысленность жизни, и осуществление своего назначения.

По моему мнению, слово “счастье” происходит от “сейчас”, т.е. оно - “сейчастье”. Человек счастливый живет здесь и сейчас, радостно переживая (не пережевывая, а целиком) данный конкретный момент жизни, неважно вызвана ли эта радость происходящими событиями, или каким-то воспоминанием, или же предвкушением будущего. Таким образом, под счастьем мы будем понимать устойчивое эмоциональное состояние (кратковременную радость нельзя назвать счастьем), в котором доминирующей эмоцией является радость. Иные эмоции отнюдь не подавляются и не запрещаются. Счастливый может позволить себе любые чувства - даже печаль и грусть подобно тому, как в сладкую кашу добавляют щепотку соли. Именно тем и ценно счастье, что в нем доступны любые чувства, переживания, эмоции.

Счастье есть ощущение полноты бытия.

Человек, ставший счастливым подобен человеку, который взглянул на небо после дождя и увидел радугу, но увидел ее так, как увидел Ной, выйдя из ковчега; увидел не как набор цветов спектра, а как символ Божественного завета и великой надежды на продолжительное счастье.

Притчами говорит счастливый.

ПОНИМАНИЕ СЧАСТЬЯ В ПРИРОДЕ

Вы не испытываете желания улыбаться?

Что же в таком случае можно вам предложить?

Две вещи.

Во-первых, заставьте себя улыбаться.

Если вы в одиночестве,

насвистывайте или

мурлыкаете какую-нибудь мелодию

или песню. Поступайте так,

как если бы вы уже были счастливы,

и это приведет вас к счастью....

Дейл Карнеги

     Вопрос о том, что такое счастье и что значит быть счастливым, с давних пор волновал человека. "Человек создан для счастья, как птица для полета". В этом хорошо известном крылатом изречении народная мудрость "зафиксировала то обстоятельство, что счастье относится к глубинным сторонам человеческого существования, к самой его природе. И уже только поэтому понятие счастья должно выражать определенный срез нравственной жизни человека.

     Пониманию сущности сознания счастья мешает не только сложность, этого явления духовной жизни человека, но и то, что само слово "счастье" употребляется в обиходе в различных смыслах. Понятие счастья для каждого человека индивидуально. "Одним счастьем кажется добродетель, другим - рассудительность, третьим - известная мудрость, а иным все это вместе или что-нибудь одно в соединении с удовольствием или не без участия удовольствия, есть и такие, что включают в понятие счастья и внешнее благосостояние.

     Перечисляя различные мнения людей относительно счастья, можно сказать, что для большинства счастье заключается в чем-то наглядном и очевидном: в удаче, в удовольствии, в почете, в богатстве и т.п. "Счастье, говорим мы, - это то же самое, что благополучие и хорошая жизнь". (Аристотель.)

Поэтому "вопрос о счастье - это не просто вопрос о том, как быть удачливым, довольным или даже добродетельным, но прежде всего в том, в чем заключается хорошая счастливая жизнь и к чему человеку следует стремиться в первую очередь".      Существует еще и определение счастья как "морального сознания, которое обозначает такое состояние человека, которое соответствует наибольшей внутренней удовлетворенности условиями своего бытия, полноте и осмысленности жизни, осуществлению своего человеческого назначения. Как и мечта, счастье является чувственно-эмоциональной формой идеала, но в отличие от нее означает не устремление личности, а исполнения этих устремлений. Понятие счастья не просто характеризует определенное конкретное положение или субъективное состояние человека, но и выражает представление о том, какой должна быть вся жизнь, что именно является для него блаженством. В зависимости от того, как истолковывается назначение и смысл человеческой жизни, понимается и содержание счастья.

КАК БЫТЬ СЧАСТЛИВЫМ

“Искать - всегда немудрено,

Найти - куда труднее.

По ветру плыть не суждено -

Плыви еще быстрее!”

Ф. Ницше “La gaya scienza” 

И древние мудрецы и поздние, а иные и поныне утверждали, что счастье достижимо для того, кто исследовав свою природу будет ей следовать. “Мудрый довлеет себе. Все его достояние - он сам, и все свое он несет с собою... Ты зависишь лишь от себя самого, а походишь в этом на Высшее Существо - высшее блаженство. Кто сумеет вот так жить один, ни в чем не подобен скоту, во многом - мудрецу, и во всем - Богу,” - так говорил Балтазар Грасиан. Того же мнения придерживались философы Греции и Рима. У Эпикура в “Тетрафармаконе” (по Диогену Лаэртскому) находим: “Нельзя жить сладко, не живя разумно, хорошо и праведно.” Марк Аврелий не раз утверждал, что лишь следование своей природе может даровать счастье. Артур Шопенгауэр говорил: “То, что есть индивид сам по себе и что он в самом себе имеет, короче, его личность и ее достоинство - вот единственное, с чем непосредственно связано его счастье и благополучие. Все остальные условия имеют здесь лишь косвенные значения, так что их влияние может быть парализовано, влияние же личности - никогда.”

Итак, следование своей природе гарантирует счастье. Но попробовали бы вы ей не следовать! Всякая вещь следует своей природе, и ни одно явление не происходит без достаточной причины. Все, что в нас заложено природой, воспитанием и образованием останется лишь возможностью и никогда не станет действительностью без достаточной причины. И если в нашей природе заложена способность быть счастливыми (а это так, ибо никто бы тогда и не был бы счастлив; даже разговоров бы не было), то проявится она, лишь при наличии достаточной причины.

Причиной для счастья всегда является достижение какой-либо цели. Но каковы эти цели? A priori их установить невозможно, ибо только по достижении цели становится ясным, способна ли она приносить счастье или нет. Единственным априорным суждением по данному вопросу может быть лишь одно: “Целью, достижение которой делает счастливым, является счастье.” Или цитируя Козьму Пруткова: “Хочешь быть счастливым - будь им.” Вывод прост: не привязывайте свое счастье к чему-то конкретному, оно может прийти оттуда, откуда не ждали.

Я достиг счастья и могу наконец отдохнуть от своих эгоистических интересов. Собственно, только счастливый человек способен к нравственному поведению в его подлинном смысле, ибо над несчастным довлеет стремление к личному счастью и связанные с ним эгоистические мотивы поведения. Счастливый же добродушно посмеиваясь над кантовским императивом, (сколь же несчастна была эта кенигсбергская дева!) изрекает такую максиму: “Будь счастлив!” Пожалуй, это единственная максима, которой счастливый следует без труда, и которая без всяких оговорок может быть положена в основу всеобщего законодательства, а так же исключает всякое отношение к человеку как к средству, и еще является единственным выражением воли разумного существа, имеющим всеобщее законодательное значение для всех разумных существ.

Счастливый человек отвлекается от саморефлексии и обращает взоры на внешний мир. В этом смысле, достижение счастья подобно выздоровлению, и потому отчасти прав сказавший, что “если счастья не замечаешь, значит, оно есть.” Собственно, бурное радостное переживание происходит в момент вхождения в счастье, а потом к нему быстро привыкаешь как ко всему хорошему. А если счастливый человек обратится к саморефлексии, то он осознает себя счастливым. Для счастливого саморефлексия всегда источник радости, а несчастному:

 

“И скучно и грустно, и некому руку подать

В минуту душевной невзгоды...

Желанья!... что пользы напрасно и вечно желать?

А годы проходят - все лучшие годы!

Любить... но кого же?... на время - не стоит труда,

А вечно любить невозможно.

В себя ли заглянешь? - там прошлого нет и следа:

И радость, и муки, и все там ничтожно...

Что страсти? - ведь рано иль поздно их сладкий недуг

Исчезнет при слове рассудка;

И жизнь, как посмотришь с холодным вниманьем вокруг, -

Такая пустая и глупая шутка.”

Одним словом, несчастному “все суета сует и томление духа.”

Итак, ценность счастья с этической точки зрения в том, что только счастливый способен к подлинно нравственному поведению, т.е. лишенному эгоистических мотивов поведению, целью которого является благо другого лица. Над несчастным же довлеет стремление к личному благу, и если он и совершает благодеяния, то лишь в той степени, в которой они способствуют достижению его цели. Избавиться от эгоизма можно тремя путями: умереть, отказаться от стремления к счастью, или стать счастливым. Первый путь явно не подходит, ибо это подобно лечению головной боли гильотиной. Второй путь весьма сомнителен, ибо стремление к счастью есть природное стремление, а как сказал Гораций:

“Naturam expelles tamen usque recurent.” (Гони природу вилами, она придет опять.) Кроме того, если соглашаясь с Фейербахом, считать счастье стремлением стремлений, то отказ от него равносилен нравственной смерти. (Или это все равно, что вместо устранения голода принятием пищи, принимать таблетки, понижающие аппетит.) И если несчастным людям мы вместо морали разумного эгоизма: “Делай другому то, что хочешь от него сам”, станем проповедовать ему отказ от эгоизма, то это принесет больше вреда, ибо тратя силы на других, несчастные так и не достигнут главной цели и останутся несчастными. Мы, счастливые не желаем этого никому, ибо максима нашей воли гласит: “Будь счастлив и ты!”

Итак, не добродетель есть условие счастья, а счастье есть условие добродетельного поведения. “И если научимся мы больше радоваться, то так мы лучше разучимся обижать других и измышлять всевозможные скорби,”- так говорил Заратустра.

История философии изобилует примерами того, как несчастье, личная трагедия или горе толкали человека на путь философии. В беде становишься философом поневоле. Счастливый человек тоже будет заниматься философией, если имеет к тому склонность, но будет делать это как-то иначе.

Пожалуй, он усомнится в обычном для многих философов мнении, что жизнь есть страдание, возразив: “Если ваша жизнь - страдания, значит, вы живете как-то не так. Страдание и вообще всякая боль есть лишь симптом болезни или неправильного образа жизни. И если не всякую болезнь можно устранить, то от многих страданий вполне можно избавиться: от телесных болей - отдыхом и лечением, а от душевных силой воли и здравым размышлением (можно и наоборот). Зачем терпеть плохую жизнь, если можно жить лучше? А если вы согласны терпеть, тогда и не жалуйтесь.” Как говорил Заратустра: “Жизнь - источник радости.”

Вид страдающих порой становится упреком нашей совести. Но не больше ли должна упрекать нас совесть за то, что мы страдаем, порой не имея к тому действительных причин? И не больше причин для упреков в том, что страдая без действительных причин, мы жалобно причитаем: “Жизнь - страдания. Жизнь - зло. Счастлив не родившийся.” Страдание не опровергает жизнь; оно опровергает само себя. Счастливый исполнен недоверия ко всякого рода страданиям; он постиг их ложную ценность. Фальшивомонетчиками клеймит он тех, кто придает ценность страданиям. Но многие соблазнились.

Счастливый человек может позволить себе скепсис в отношении “прописных истин”. Нужно иметь надежную опору, чтобы перевернуть горы человеческой мудрости; в противном случае легко дойти до веревки и мыла.

В чем смысл жизни? В чем цель человеческого бытия? Эти вопросы всегда считались самыми глубокими, но их не следует называть даже поверхностными. Ведь если в чем-то есть смысл, то это что-то уже не есть просто то, что оно есть, оно не тождественно самому себе, но является символом. “Все преходящее лишь символ?”- переспросим мы ангелов. Почему-то жизнь человека принято считать чем-то сверхъестественным, подчиняющимся особым законам. Если так, то она - символ. Но всякий естественный природный процесс есть именно то, что он есть, и не имеет никакого смысла и цели. Действительно, какой смысл в том, что планеты движутся так, а не иначе; и неужели Луна задалась целью не показывать нам свою обратную сторону? У природных процессов нет цели, есть лишь направление, в котором они идут по необходимости. К природе нельзя подходить с вопросом: “Зачем?” Иной раз даже “Почему?” звучит некорректно. Остается лишь спрашивать: “Что и как?”

Что есть жизнь? Цепочка поступков. А вот они-то имеют и цель, и смысл, т.е. являются выражением чего-то иного, а именно, характера человека. Как убедительно доказал Шопенгауэр, человеческие дела так же как и любое явление природы подчиняются закону причинности: всякий поступок совершается при наличии достаточного мотива, т.е. цели. А цели мы полагаем в соответствии с их ценностью: прежде чем что-то становится целью, оно должно получить оценку, будь то на основе знания вещей или веры в их ценность. Итак, познавая вещи, или принимая на веру их ценность, мы создаем систему ценностей, исходя из которой полагаем себе цели, становящиеся мотивами наших поступков. И если нет ни внешних (другие люди), ни внутренних (характер) препятствий к претворению мотива в действие, поступок совершается с необходимостью. А на вопрос: “Мог ли данный человек при данных обстоятельствах поступить иначе?”

По-шопенгаэровски ответим: “Мог бы, если был бы иным.” Но счастливый-то человек отличается от несчастливого, и в окружении тех, же вещей он по иному оценивает их и ставит иные цели.

Что делает несчастный, когда он осознает свое несчастье и не желает его более терпеть? Ищет причину? Если он не имеет представления о свободе как о личной ответственности за свою судьбу, то причины своих несчастий он ищет во внешнем мире. “Кто виноват ?”- вопрошает он. Один из вечных русских вопросов, показывающий всю степень несвободы нашего общества. До тех пор пока нормой общественного сознания в России не станет понятие о свободе как о личной ответственности за свою судьбу, и пока мы будем ждать, что придет добрый (или недобрый с железной рукой) дядя и осчастливит нас, у нас будет бардак вместо свободы. Все политики говорят красивые слова о свободе, и все как один обещают в случае победы на выборах сделать нас счастливыми. Но если кто-то говорит тебе: “Я сделаю тебя счастливым,” - берегись, он хочет заковать тебя в цепи.

Но есть иной род несчастных. Заглядывая в себя они понимают, что многие ценности они взяли на веру, а те оказались лишь пустыми идолами. Мало ли что признавали ценным предки, другие народы, соседи! Что с того? Существует много учений, проповедующих общечеловеческие ценности. Но что есть “человек вообще”? - Фикция. А значит, и общечеловеческие ценности - фикция, звенящие идолы. Общее, доступное для всех не имеет цены. Общедоступная женщина имеет иной ранг, нежели доступная только для меня. И вода из моего колодца чище, чем в местах общего пользования. Живой человек - отнюдь не фикция и нуждается отнюдь не в фиктивных ценностях. Переоценка всех ценностей - начало пути к выздоровлению. Чужие бриллианты, что булыжники на дороге. Смотри в себя - там россыпи.

Итак, если ценности, принятые на веру, оказываются ложными, следует подвергнуть сомнению веру даже в самые высшие идеалы.

“Вы почитаете меня; но что, если рухнет почитание ваше? Берегитесь, чтобы идол не поразил вас!

Вы говорите, что верите в Заратустру? Но при чем тут Заратустра? Вы - верующие в меня: но что толку во всех верующих!

Вы еще не искали себя, когда обрели меня. Так бывает со всеми верующими; и потому так мало значит всякая вера,” - так говорил Заратустра. Так мог бы сказать любой из наших идеалов, в которые мы верим: “Вы - верующие в меня: но что толку во всех верующих!” Но если не вера, то что? Что даст нам понятие о ценностях? Познание себя и природы вещей в их диалектическом становлении. Ведь “все непреходящее лишь только символ”, а преходящее, становящееся есть сущее.

6 СЕКРЕТОВ СЧАСТЬЯ

Конец формы

1 секрет Истинного Счастья – Сила Отношения. Мое счастье основано на моем отношении к жизни. Я настолько счастлив, насколько настроен на это мой разум. Если я буду настраиваться на лучший результат, чащу всего я буду добиваться его! Счастье – это выбор, который, который я могу сделать в любое мгновение и в любом месте,повсюду. Можно найти такую точку зрения, с которой каждое переживание будет иметь положительное значение. Начиная с этой минуты, я буду искать во всем и в каждом что-то положительное. В любой трудной или стрессовой ситуации следует задать себе три вопроса: 1. Что в этой ситуации замечательно? Что в ней могло бы быть замечательным? 2.Что еще не совершенно? 3. Что я могу сделать, чтобы исправить ситуацию и получить удовольствие от этого процесса? Зерном истинного счастья является благодарность. Несчастным или счастливым меня делают только мои мысли, а не внешние обстоятельства. Управляя своими мыслями, я управляю своим счастьем. 2 секрет Истинного Счастья – Сила Тела. Движения влияют на чувства. Физические упражнения облегчают стресс и вызывают в теле химические реакции, благодаря которым мы чувствуем себя хорошо. Заниматься следует регулярно – по возможности, ежедневно, - как минимум, в течение 30минут. Мои чувства воздействуют на осанку. Бодрая поза тела вызывает ощущения счастья. Чувство счастья можно сознательно вызвать в любое мгновение с помощью «якоря». Питание влияет на то, как мы себя чувствуем. Следует избегать депрессантов, таких, как кофе, чай, алкоголь, богатые сахаром продукты и искусственные добавки, и стараться употреблять побольше фруктов и овощей, грубых зерен и бобовых. 3 секрет Истинного Счастья – Сила Жизни в мгновении. Счастье кроется не в годах, месяцах, неделях и даже не в днях, но его можно найти в каждом мгновении. Мы можем извлечь лучшее из своей жизни только в том случае, если будем извлекать лучшее из каждого мгновения. Воспоминания состоят из особых моментов – накапливайте как можно больше таких мгновений. Жизнь в текущем мгновении рассеивает сожаления, преодолевает беспокойство и снижает стресс. Помните, что каждый новый день является новым началом, новой жизнью. 4 секрет Истинного Счастья – Сила представлений о себе. Говорят, что «человек является тем, что он о себе думает». Мы такие, какими себя считаем. Если я недоволен собой, то я недоволен и всей своей жизнью. Поэтому для того, чтобы обрести счастливую жизнь, следует научиться быть довольным самим собой. Каждый человек уникален. Он является победителем, поскольку шансы на рождение именно этого человека составляли один к тремстам тысячам миллиардов. Люди являются нашими зеркалами, но это кривые зеркала. Чтобы преодолеть комплексы и отрицательные убеждения о самом себе, чтобы создать положительный образ себя, необходимо: - Определить, как возникли негативные представления и справедливы ли они (если они имеют основания, следует приняться за изменение себя); - Ежедневно высказывать самому себе позитивные утверждения о том, каким человеком вы хотели бы стать; - Вести себя так, как будто вы такой, каким хотели бы быть; - Спрашивать самого себя, что вам нравится в самом себе и к чему в себе вы относитесь с уважением. 5 секрет Истинного Счастья – Сила цели. Цели придают нашей жизни смысл и содержание. Если у нас есть цель, мы сосредотачиваемся на достижение удовольствия, а не на избавления от страданий. Цели становятся тем, ради чего стоит подниматься с постели по утрам. Цели делают трудные периоды более легкими, а хорошие времена – еще более приятными. Запишите все свои цели и перечитывайте их: Как только проснулись утром; Время от времени в течение дня; Перед самым отходом ко сну. 6 секрет Истинного Счастья – Сила смеха. Чувство юмора облегчает стресс и вызывает ощущение счастья. Смех усиливает способность к сосредоточению и повышает умение решать задачи. В любых обстоятельствах наверняка можно найти смешные стороны, если только поискать их. Вместо вопроса: «Что плохого в этой ситуации?» спрашивайте себя: «Что в ней смешного?» или «Что в ней могло бы быть смешным?». 

ОНТОЛОГИЯ СЧАСТЬЯ

“ Человек есть то, что должно преодолеть.”

Заратустра

Всякая вещь есть нечто определенное и ограниченное, благодаря чему она отлична от другой вещи. Граница отделяет вещь как она есть в себе от того, как она есть для иных и от иных вещей. Вещь в себе отлична от границы: она не есть граница, т.е. вещь в себе и граница взаимно отрицают друг друга. Из этого противоречия возникает всякое движение. Всякая вещь стремится преодолеть свою ограниченность, выйти по ту сторону границы, стремится к иному (инобытию). Все сущее есть становящееся.

В мире механических явлений стремление к инобытию выражается в изменении положения тел в пространстве-времени. Да и само пространство-время претерпевает изменение, благодаря наличию в нем движущихся объектов.

В мире живых существ стремление к инобытию Выражается в росте, развитии, развертывании своих внутренних потенций. Несомненно, это касается также и человека. На опыте нетрудно убедиться, что всякое препятствие на пути развития человеком своих способностей легко становится предпосылкой несчастья. Но даже и в отсутствии препятствий развитие не дает гарантий счастья. Тем не менее, все-таки лучше следовать совету Грасиана и увеличивать основы жизни. В общем случае, чем более развиты способности человека в той или иной области, тем более высокие цели он ставит перед собой, вплоть до таких, которые доступны лишь ему одному. “И если нет у тебя больше ни одной лестницы, научись взбираться на собственную голову: как иначе подняться тебе наверх? На голову, а выше - по собственному сердцу.” Сознание собственной исключительности может стать источником счастья, но чаще бывает наоборот. Нам известны судьбы многих гениальных личностей. Не было, наверное, более одиноких людей. Редко встречали они понимание окружающих, всегда они были знаком вопроса. Да и сами для себя они были знаком вопроса. Вот и Лермонтов сокрушается:

“Но строгий, но суровый нрав

Меня грызет от колыбели.

Умру я так и не познав

Печальных дум, печальной цели.”

Развитие есть становление иным, есть изменение своей определенности и ограниченности, но еще не есть преодоление границы, переход по ту сторону. А по ту сторону - иное нечто со своей определенностью и ограниченностью. Поскольку ничто не может существовать вне границ, то переход по ту сторону своей границы есть также и переход границы иного, т.е. проникновение в иное, проникновение иным, возникновение единства. Для двух людей это любовь. Сама природа одарила нас способностью выражать такое единство на всех уровнях бытия: телесном, умственном, духовном. И чем полнее это единство, тем полнее любовь. Но даже самая полная и совершенная любовь должна преодолеть себя; единство, составленное из двух должно еще преодолеть эту свою составленность, стать воистину одним, стать ребенком. Желание ребенка - вот, что такое любовь. Любовь, не приносящая детей, подобна бесплодному дереву, которое срубают и бросают в огонь.

“Прекрасный облик в зеркале ты видишь,

И если повторить не поспешишь

Свои черты, природу ты обидишь,

Благословенья женщину лишишь.

 

Какая смертная не будет рада

Отдать тебе нетронутую новь?

Или бессмертия тебе не надо -

Так велика к себе твоя любовь?

 

Для материнских глаз ты - отраженье

Давно промчавшихся апрельских дней.

И ты найдешь под старость утешенье

В таких же окнах юности твоей.

 

Но ограничив жизнь своей судьбою,

Ты сам умрешь, и образ твой с тобою.”

(В. Шекспир)

“Брак: так называю я волю двоих создать единое, большее тех, кто создал его. Брак - это взаимоуважение и почитание этой воли. Да будет это смыслом и правдой брака твоего.

Но то, что считается браком у много множества, у всех этих лишних, - как назвать это?

О, эта бедность души, желающей быть вдвоем! О, эта грязь души вдвоем! Это жалкое удовольствие - быть вдвоем!...Любовью именуется у вас множество коротеньких безумств. А брак ваш, как одна большая глупость, кладет конец безумствам этим.

Эта ваша любовь к женщине и любовь женщины к мужчине - о, если бы была она состраданием к сокрытом, страдающему божеству! Но чаще всего лишь двое животных угадывают друг друга.

Даже лучшая любовь ваша - лишь слащавое подобие любви и болезненный пыл; тогда как она должна служить факелом, освещающим путь в высоту.

Некогда должны вы будете любить сверх себя! Так научитесь же сперва любви! И потому придется испить вам горькую чашу ее,” - так говорил Заратустра.

Любовь есть стремление творить сверх себя. Та же мысль была выражена в определении любви, которое дала Диотима из платоновского “Пира”: “Любовь - стремление родить и произвести на свет в прекрасном, как телесно, так и духовно.”

Но чаще любовью называют желание быть вдвоем, желание счастья на двоих, иллюзию того, что другой человек сделает нас счастливыми. Такую любовь можно определить как стремление укрыться от мира в другом, когда нет убежища в себе. Это любовь недолюбленного в детстве ребенка. В такой любви ребенок оказывается лишним, ненужным, и чаще лишь предлогом удержать возле себя свою половинку. (Так одно поколение недолюбленных в детстве детей сменяется другим. И потому так мало любви в мире.) После медового месяца каждый из супругов мог каждый день записывать в своем дневнике: “Ничего нового. Существовал” (Это из Сартра)

“Но на земле еще встречается своеобразное продолжение любви, когда та жадная потребность двух людей друг в друге, уступает место новому, более высокому стремлению, обоюдному страстному желанию обладать высоким идеалом. Но кому известна такая любовь? Ее настоящее имя - дружба.”(Ф. Ницше “Веселая наука”).

Прежде чем стремиться к идеалу, его следует сотворить. Творчество - вот еще один путь преодоления себя, своей пространственно-временной ограниченности. Творения наши, в которых мы претворяем наши идеалы в материале, несут в себе подобно нашим детям частичку нас самих. Желанием творчества движет то же, что лежит в основе любви. Недаром же у многих всплеск творческой активности совпадает со всплеском любовной страсти. И именно в эти периоды наиболее полно раскрываются способности человека, он переживает бурное развитие. И, пожалуй, именно в это время человек бывает наиболее счастлив, ибо его жизнь полна. Так может быть, развитие, любовь и творчество состоят в некоем триединстве, как лепестки цветка? И счастье возможно лишь, когда все три составляющих присутствуют в жизни человека? Скорее всего так...  К