Вернуть госконтроль в госкомпаниях

Что касается инфраструктурных секторов и естественных монополий, контролируемых государством, то здесь использование офшоров маскирует процесс перекачки доходов от госкомпаний к управляющим ими чиновникам и их семьям. Собственно, начало этому процессу положил горбачевский закон о кооперации, когда 86% ко­оперативов было в итоге организовано при госпредприятиях и служило банальной цели «обналички» их финансовых ресурсов (данные из воспоминаний академика Леонида Абалкина по состоянию на 1 июля 1990 года). И с этой точки зрения тот факт, что наступление на офшоризацию бизнеса власти начали именно с госкомпаний, кажется совершенно оправданным.

«Что касается использования офшоров в бизнес-цепочках государственных компаний, то это можно практически однозначно квалифицировать как вывод денег из этих компаний менеджментом при недостаточном контроле — вряд ли можно говорить о системном попустительстве — со стороны главного акционера, — считает генеральный директор ЦЭА “Интерфакс” Михаил Матовников. — Например, если госкомпания ведет закупки отечественной продукции через офшорного посредника, то часть маржи улавливается посредником и оседает за рубежом. Нет ничего удивительного в том, что зачастую эти посредники так или иначе аффилированы с топ-менеджментом госкомпании. Согласитесь, в частном бизнесе трудно представить ситуацию, когда менеджмент тихой сапой уводит из компании миллиарды. С ведома или по инициативе акционеров — другое дело, но чтобы сам — вряд ли. Потому что частные владельцы, как правило, зорко приглядывают за своим бизнесом. Для того чтобы пресечь безобразия с офшорами в госкомпаниях, не нужно никакого ужесточения законодательства, касающегося взаимодействия с компаниями из иностранных юрисдикций. Государство как собственник должно просто-напросто наладить внутренний контроль в своих компаниях. Пресечь практику разворовывания госкомпаний их топ-менеджерами. У государства для этого есть масса рычагов и институтов — правоохранительные органы, Счетная палата и другие».

В то же время это не значит, что госкомпании никогда и ни при каких обстоятельствах не могут использовать офшорные компании в качестве своих контрагентов. Бывают случаи, когда это оправданно. Например, при сделках слияний-поглощений в Европе. Скажем, почти нереально купить какой-нибудь актив в Польше напрямую из России — понадобится иностранный посредник, какой-нибудь швейцарский холдинг.

Далее. Нельзя исключать, что часть офшорных схем, организованных госкомпаниями и госбанками, связана с исполнением специфических функций государства за рубежом. И было бы полным идиотизмом выставлять в таких случаях эти схемы и их конечных бенефициаров напоказ. Неужели скандальная история с печально памятной фирмой FIMACO (через эту зарегистрированную на Джерси компанию российский Центробанк осуществлял инвестиции части международных резервов, включая средства кредитов МВФ, в высокодоходный рынок ГКО собственного правительства) нас ничему не научила?

Не догоню, так согреюсь

Какие же меры по борьбе с офшорами, точнее по дестимулированию использования иностранных юрисдикций, готовятся или планируются? Некоторые новеллы, касающиеся использования офшоров, обсуждаются сегодня в рамках разработки поправок к Гражданскому кодексу, в частности в рабочей группе под руководством главы Минюста Александра Коновалова. Обсуждается конкретно следующее. Если российская компания вступает в какую-то сделку с офшорной компанией, то эта офшорная компания должна предоставить и задепонировать в ЕГРЮЛ данные о конечных бенефициарах. Конечно, можно предоставить липовые данные (например, использовать данные умерших людей, бомжей или утерянные паспорта), однако качество работы ФНС растет с каждым годом, нарабатывается опыт обмена информацией с офшорными юрисдикциями, а так называемых несотрудничающих юрисдикций (non-cooperative jurisdictions), отказывающих в обмене информацией с регулирующими органами других стран, становится все меньше. Конечно, эта норма не будет работать во всех случаях, но иногда она может оказаться действенной. «Например, когда офшорная компания приобрела какую-нибудь недвижимость в России. Если рассматриваемая поправка в ГК будет принята, то вполне возможна ситуация, когда в случае непредоставления офшором информации о конечных бенефициарах либо если эта информация не подтверждается, сделка может быть признана недействительной», — заявил в программе «Угол зрения» телеканала «Эксперт ТВ» Сергей Пепеляев, управляющий партнер юридической компании «Пепеляев групп».

Ситуация осложняется тем, что многие юрисдикции крайне неохотно раскрывают информацию о бенефициарах, и максимум, на что могут рассчитывать наши регуляторы, — сведения о номинальных собственниках. Тут имеет, конечно, значение авторитет и настойчивость национальных проверяющих органов. Например, в США существует специальная госслужба по контролю зарубежных сделок. Конечный собственник активов контролеру известен в 99% случаев. Не сотрудничать с американскими регуляторами большинство юрисдикций не осмеливаются.

Чрезвычайно важны скоординированные международные усилия по повышению прозрачности офшорных юрисдикций, осуществляемые в рамках G20 и ОЭСР. «Действенная борьба с офшорами вряд ли возможна без принятия едино­образных правил игры на международном уровне, — считает старший научный сотрудник института “Центр развития” НИУ ВШЭ Дмитрий Мирошниченко, — разрозненные действия отдельных стран не дают слишком большого эффекта без их координации».

Наконец, не надо забывать, что, борясь за прозрачность офшоров, мы лишаем их защитного функционала и облегчаем работу рейдеров всех мастей. Кроме того, создаются предпосылки для повышения уровня коррупции при контроле за бенефициарами.

«Раскрытие бенефициаров офшоров должно уравновешиваться раскрытием информации об арбитражных и конкурсных управляющих, об их “бенефициарах” и их деловой истории, — считает директор Центра развития фондового рынка Юрий Данилов. — Сегодня рейдерство — это чаще всего деятельность спецслужб. Государство должно контролировать свои спецслужбы, иначе они рано или поздно подомнут государство».