ДОБЫВАЮЩИЙ УГОЛЬ

Добывающий Уголь был создан весной 1992 года. Это плод совместного безумия троих стихоплетов - Владимира Козачка, Дмитрия Курцмана и Игоря Старостина, Что характерно, никто из них не решается взять ответственность за содеянное на себя. Писалось в метро, на коленке в троллейбусе, на репетициях и просто так. Позднее было положено на музыку, в результате получилось нечто вроде прокл-харумовского "In Held Twas In I" - не столь шедевристо, но так же страшно и дико концептуально. Картинки нарисованы Дмитрием Курцманом с помощью дрожащей от смеха мыши.

 

 

Часть 1.

... Дружно мы парус скатали и кинули в Море...

 

 

 

Часть 2.

"Зачем же катали ?" - спросил Рулевой осторожно,

Весь трепеща от удара тяжелого по лбу,

Что помутил ему разум и выбил из рук мускулистых,

Что из земли извлекали порою чудесные вещи -

То желуд, то трюфел, то зайца засохший Фекалий

(Игрушка детей и основа настоев целебных!) -

Выбил огромные весла и вверг их в пучину,

Тем намекая, что был Рулевой нам не нужен.

Ударом его наградили великие Боги,

Которые в доме его навсегда поселились,

Не испросив разрешенья на то у бедняги.

Светлого дома порушив покой, веселились,

Загодя брагой наполнив бездонные фляги.

Не возроптав, он покинул родные Шпинаты.

Боги ему улюлюкали вслед, но беззлобно.

Им подпевали Сатиры, им вторили Фавны.

Нимфа Дриада свой голос прибавила к хору.

Так он был изгнан, и ногу ему на прощанье,

Чтобы хромал он, сломала коварная Гера.

К Морю направил стопу он, но Море усохло.

В чащу зашел - попадали птицы с деревьев.

Племя тушканов прогнало его из болота.

 

Часть 3.

В тяжком смущении, тучею мошек окутан,

Что закусали однажды Геракла в постеле,

Прервав его сон быстротечный, где резвую нимфу

Гонит он к Морю, тяжелым копьем потрясая,

И скрежеща топором по мелькающим пяткам,

Чтоб не мелькали они, а остановились,

В злом предвкушеньи победы над слабою нимфой

Ногами сучил и Прокрустово ложе разнес...

(Стоит отметить, что спал он в Прокрустовом ложе,

Чтобы исправить костей кривизну небольшую)

Так, он проснулся, и, встав, наступил на Прокруста,

О чем догадался чрез годы по слабому хрусту,

Что, умирая, исторгнул хозяин кровати.

Наш же герой, Рулевой (правда, стал он им позже),

Мошками злыми томим, потеряв равновесье,

И, оступившись, погряз по макушку в трясине.

Плохо пришлось бы ему, не имевшему оной,

Кабы не старый Лерней, обладающий Гидрой,

Лелеял которую он от Геракла и прочих

(В этом причина его обитанья в болоте).

И кинул он Гидру туда, где скрывалась макушка,

Там уже птица гнездилась, ее притопляя,

С криком "Се Гидра!". Скиталец немедля воспрянул,

И вышел из грязей, что, чавкнув, его отпустили,

Но поглотили Лернея и Гидру смешную.

 

Так он лишился друзей и пошел восвоясьи.

Шел он три дни по пескам, и, однажды, под вечер,

Жаждой томив, отобрал у Горгоны Медузу,

Тем облегчив ей судьбу. А Медуза засохла

(Тем самым нарушив вещей равновесье в природе)

"Зачем же засохла подруга твоя, О'Горгона ?" -

Спросил некий мельник, в то время случавшийся рядом.

Ему отвечала, бредя в бесконечные хляби,

 

Горгона-Медуза, скорее же просто: Горгона,

Поскольку, вещей равновесье в природе нарушив,

Засохла ее половина, она же: Медуза.

 

Часть 4.

А что же Герой ? Тот, которому Руль был доверен

В будущем ? Стал ли он граждан опорой ? Быть может,

Ей он не стал, преисполнившись дружбы значеньем ?

Ошибся бы тот, кто присвоил подобные мысли

Его голове, что похожа на Дубб Галилейский,

Тот, под который низложен Израильский Желуд,

Что, покоряя величием всех чужеземцев,

Молча творит свое черное дело в овраге,

Где оказался наш странник через неделю,

В теченье которой он шел и нуждался

В дружеской шутке и теплом Приветственном Слове,

Что произнес Писистрат. И довольно об этом.