Глава 3. Оперы-балеты «Галантные индии» и «Платея»

"Великий век" вместе с "Королем - Солнца" клонится к закату. Новые вкусы принесли новую тенденцию, к оттеснению в операх-балетах мифологических персонажей ( за ними закрепляется только пролог) и приближению действия к современности. Появилась произведение Кампра "Галантная Европа" ,в котором действие происходит не в античные времена, и звучали итальянские арии и венецианская флорана впервые зазвучала на французской сцене. Идеей произведения являлось сопоставление различных появлений галантности у французов,испанцев,итальянцев и турок. Это все было современно,так как в конце ХVII века границы Османской империи подходили на западе к Венеции, а на севере к Кракову. Поэтому Турция, Франция, Испания и Италия были местом действия. Развивая после " Галантной Европы" (1697) Кампра утонченный жанр оперы-балета, Рамо открывает нежные чувства в " галантных Индиях" (Азия и Америка): весь мир - царство Амура. Рамо здесь обращается к нравам экзотических народов (турки, инки, персы, индейцы), они показывают истинное благородство, просвещенность и галантность. Модные «Индийские зеркала» позволяют галантному веку увидеть и оценить себя по- иному (некоторые аллегории имели реальную подоплеку). Самая яркая сцена, удивительная по драматизму – сцена землетрясения. Небо темнеет, вспыхивает кратер вулкана, начинается землетрясение. Гул его, передаваемым оркестром, нарастает, как грозная величественная сила при сурово сдержанных репликах низких голосов хора, с необычным для своего времени частым использованием унисонов. Гюаскар – верховный жрец погибает, и в этой сцене можно увидеть предпосылку финала моцартовского «Дон Жуана» (1787).

«Платея» - событие французского музыкального театра. И тонкая реакция композитора на упреки консервативных сторонников лирической трагедии Люлли.

«Платея» - «буффонный балет», это своего рода карикатура на галантный век с его ослепительной помпезностью и декламацией, то есть на оперу во французском стиле. В этой опере и античная трагедия и народно – жанровые ходы - все то, что насыщает оперу непривычной свежестью и остроумием. Здесь французская опера смеётся над собой. В течении четырех действий различных «превращений», «спусков» с театральных высот бога Меркурия или Юпитера во всей своей красе и славе, потом его же ошеломляющее «возвышение» на колосники раскрывает дух этой самокритики. Платея – нимфа большого болота, и это роль травести. В партитуре она предстает хоть и зеленой неядой в одеянии из трав и камышей и простоватая и нелепая, но все ж не без некоторой доли поэтической фантазии. Платея «дурочка», оставшаяся незамужней из-за своего безумия. Её преклонный возраст не помеха, она отвергает воздыхателей, по её мнению недостойных ее расположения, но легкомысленно доверяется любому шутнику, убеждающему ее в том, что её в тайне желают тысячи любовников царского или даже божественного происхождения. Рамо создал атмосферу народного веселья, которую он будет поддерживать в течение всей пьесы. Таким образом, дивертисмент, предназначенный для короля и знати поворачивается спиной к своей публике (которая, кстати, ему это не простит). Рамо игнорирует двор - он переносится в леса и поля. В его музыке сочетание острых тембров и диссонирующих аккордов, сочные гармонические находки и восхитительная непосредственность. В третьем акте, как и в первом, сохраняется та же декорация «заросшими камышами болота», мы увидим грозную и прекрасную Юнону, чью ревность исцелил Юпитер веселой проделкой. К забаве присоединиться Амур, без него спектакль не удастся. Как же без любви! А сначала удивительная «церемония бракосочетания», поставленная следующим образом. Толпа нимф, неяд и дрияд сопровождает «закрытую покрывалом Платею, в колеснице, запряженной двумя лягушками». Платея сходит с высокого сиденья и берет за руку Юпитера: « Сердце моё готовиться к празднику», - говорит она взволнованно, выражая свои чувства легкой, очень благозвучной французской мелодией. Когда наступает час произнести клятву, вдруг врывается Юнона, она бросается на свою смехотворную соперниц, срывает с нее покрывало, скрывающее от взоров окружающих оторопевшее, тупоумное выражение лица Платеи, разражается хохотом. Происходит примирение божественной четы и они возвращаются на колосники, в то время как наша нимфа остается в одиночестве во власти своей досады бросается в болото. Однако, обреченное на осмеяние самозабвение Платеи живей и привлекательней, чем бессердечные издевательства царственных окружающих. « И Талия, самая веселая из девяти муз, может выйти на авансцену и на теме застольной песни высказать следующее лишенное какой бы то не было скромности заключение, с которым мы, спустя два столетия, можем, не колеблясь, согласиться» - пишет Ж. Милиньон, и продолжает, это был спектакль новый.»⁴