Типичные ошибки в практике назначения комплексных судебных психолого-психиатрических экспертиз в уголовном процессе

В реальной практике при назначении КСППЭ чаще всего встречаются ошибки двух видов. Во-первых, это ошибочная формулировка вопросов, обращенных к судебному эксперту-психологу. Во-вторых, неправильное определение рода экспертизы – однородной или комплексной.

Рассмотрим типичные ошибки (в дополнение к указанным выше) при формулировке вопросов в практике назначения КСППЭ.

1. Недостаточно полно с психологической точки зрения формулируется вопрос об индивидуально-психологических особенностях обвиняемого. Часто вместо обобщенного термина «индивидуально-психологические особенности» следователи используют более узкие понятия, отражающие лишь отдельные стороны личности человека – например, такие как «черты личности», «особенности характера», «особенности темперамента», «тип высшей нервной деятельности» и т.п. При экспертном исследовании индивидуально-психологических особенностей обвиняемого предмет и объем психодиагностической деятельности психолог определяет, исходя из анализа фабулы каждого конкретного уголовного дела и представления о возможных механизмах и мотивации правонарушения. Очевидно, что на стадии назначения КСППЭ следователь, не обладая специальными знаниями в области психологии, не в состоянии точно указывать психологу предмет или объем предстоящего исследования личности.

2. Нередко ошибочно формулируется вопрос: «Какие индивидуально-психологические особенности обвиняемого способствовали совершению преступления?» Ответ на данный вопрос не входит в компетенцию эксперта-психолога, поскольку он касается причин и условий, способствовавших совершению преступления. Согласно УПК РБ установление обстоятельств, способствовавших совершению преступления, в том числе обстоятельств, характеризующих личность обвиняемого, находится всецело в компетенции суда. Заключение же психолога-эксперта о наличии у подэкспертного определенных индивидуально-психологических особенностей может служить только необходимой предпосылкой для такого установления.

3. Неверным является и вопрос: «Каковы мотивы инкриминируемого обвиняемому деяния?» Ответ на данный вопрос также не входит в компетенцию судебного эксперта-психолога, поскольку понятие «мотива» в уголовном праве наполнено несколько иным содержанием, нежели в научной психологии. Мотив в юридическом (а не психологическом) смысле этого слова является компонентом состава ряда преступлений – очевидно, что в таком случае квалификация мотивов преступления находится всецело в компетенции следствия и суда. Кроме того, в большинстве случаев перечень юридически устанавливаемых криминальных мотивов («из хулиганских побуждений», «корыстные» и т.п.) отражает их оценочную, а не психологическую сторону. Следовательно, экспертное установление мотивов преступления ничего не говорит о психологических предпосылках вины и ответственности в том смысле, который принято вкладывать в названные понятия в уголовном праве.

4. Основной ошибкой следователей при назначении КСППЭ несовершеннолетнего обвиняемого является формулировка вопроса: «Соответствует ли уровень умственного (психического) развития несовершеннолетнего обвиняемого его паспортному (календарному) возрасту?» (варианты: «Достиг ли несовершеннолетний по своему умственному (психическому) развитию 14 (16-летнего) возраста?»; «Если умственное (психическое) развитие несовершеннолетнего не соответствует его календарному возрасту, то какому возрасту оно соответствует?»). Ответ на приведенные вопросы не может быть дан в силу некоторых причин.

В научной психологии психологический возраст рассматривается как качественно определенный возрастной период психического развития, охватывающий обычно несколько лет (так, подростковый период охватывает промежуток от 11-12 до 14-15 лет), и не сводится к конкретному календарному возрасту. Возрастные нормы существуют именно для периодов, имеют преимущественно не количественный, а качественный характер и не остаются неизменными в процессе развития общества. Расчет каких-либо точных количественно определяемых возрастных нормативов невозможен также и вследствие высокой межиндивидуальной вариативности проявлений психического развития в связи с культуральными, межполовыми и другими различиями. Если же умственное (психическое) развитие несовершеннолетнего существенно отклоняется от обобщенных норм возрастного периода, то подобные аномалии, как правило, имеют клинический характер (определяемый экспертом-психиатром), качественно отличаются от любых возрастных нормативов и не могут быть к ним приравнены. Главный же недостаток подобных вопросов заключается в том, что они не основаны на законе и не вытекают из формулировки ч.3 ст.27 УК РБ, в соответствии с которой необходимо выявить у подростка «отставание в умственном развитии, не связанное с психическим расстройством» и, в зависимости от наличия такого «отставания», ограничение способности несовершеннолетнего «осознавать фактический характер и общественную опасность своего деяния». Установление этих обстоятельств позволяет решить вопрос о возможности привлечения подростка к уголовной ответственности.

5. Часто встречается следующий ошибочный вопрос при назначении КСППЭ лиц, покончивших с собой: «Мог ли потерпевший в момент совершения самоубийства осознавать значение своих действий либо руководить ими?» Этот вопрос представляет собой механический перенос модифицированной формулы невменяемости в экспертизу суицидентов. Ответ на данный вопрос никаким образом не раскрывает причинной связи психического состояния лица, покончившего жизнь самоубийством, с действиями обвиняемого. Насилие, жестокое обращение, систематическое унижение личного достоинства могут обусловить развитие психогенного психического расстройства, которое, достигая психотического уровня, будет препятствовать суициденту осознавать значение своих действий и осуществлять их регуляцию; в то же время нарушения осознания своих действий могут зависеть и от хронического психического расстройства, никак не связанного с какими-либо действиями обвиняемого. Более того, в ряде случаев утвердительный ответ на данный вопрос может «затушевывать» искомую причинную связь, давая защите обвиняемого возможность отрицать и сам факт противоправного поведения, аргументируя это тем, что эти факты существовали только в воображении душевнобольного, не понимающего, что происходит вокруг.

Можно выделить следующие основные варианты ошибочного назначения КСППЭ.

1. Следователем или судом назначается КСППЭ, когда достаточно назначить однородную судебно-психиатрическую экспертизу. В результате в заключении экспертизы даются ответы только на вопросы, входящие в компетенцию психиатра, и утрачивают свое значение вопросы, требующие специальных познаний в психологии. Например, обвиняемый совершил преступление под влиянием галлюцинаторных переживаний или бредовых мотивов и по результатам КСППЭ признан невменяемым. Конечно, далеко не всегда можно при назначении экспертизы предугадать, какие решения примут эксперты, но ряд таких случаев достаточно очевиден – например, обвиняемый в убийстве нескольких человек давно болен шизофренией, неоднократно перенес бредовые приступы (что подтверждается медицинской документацией), а следователь необоснованно назначает КСППЭ.

2. Следователем или судом назначается КСППЭ, но в постановлении (определении) отсутствуют вопросы, относящиеся к компетенции эксперта-психолога.

3. Следователем или судом назначается судебно-психиатрическая экспертиза, но в постановлении (определении) содержатся вопросы, которые не входят в компетенцию эксперта-психиатра, но относятся к компетенции эксперта-психолога. В подобной ситуации очевидна ошибка при выборе экспертизы - следователя интересуют обстоятельства, входящие в компетенцию экспертов-психологов, а не психиатров и он неверно полагает, что психиатр может решить вопросы об аффекте, индивидуально-психологических особенностях и т.п.

4. Ряд комплексных психолого-психиатрических экспертиз назначается в тех случаях, когда можно было ограничиться однородной судебно-психологической экспертизой.