Русская икона XIV – XV вв. Феофан грек. Русское искусство XIV века
XIV век — «золотой век» новгородской монументальной живописи. Ее развитие осуществлялось на основе полностью сложившейся самобытной местной художественной школы и в самом тесном творческом контакте с приезжавшими на Русь живописцами византийско-славянского мира. Из последних прежде всего необходимо назвать константинопольского мастера Феофана Грека (около 1340 г. — около 1410 г.) и, вероятно, сербских мастеров, с которыми обычно связывают росписи церкви Спасо - Преображения на Ковалеве, а также Рождества на Поле.
Феофан Грек уже будучи знаменитым стенописцем, расписавшим более 40 церквей в различных странах, через Кифу (Феодосию) и Киев приехал в Новгород.
Феофан Грек был одним из величайших живописцев. Наделенный необыкновенным художественным темпераментом, неповторимо индивидуальной творческой манерой, острым и проницательным умом, он легко завоевывал сердца своих современников. На Руси Феофана называли «философом». Выдающийся русский средневековый писатель Епифаний Премудрый, встречавшийся с художником, рассказывает об удивлении людей, наблюдавших за его работой. Их восхищала небывалая для иконописца свобода творчества, позволявшая Феофану обходиться без иконографических «образцов», его способность работать, находясь в постоянном движении, не прерывая разговоров с любопытными, окружавшими его даже на лесах храма. Если верить Епифанию, Феофан к концу своей жизни расписал более 40 церквей в различных землях и странах.
И вот в 1378 г. этот «преславный мудрок, зело философ хитр, Феофан, гречин, книги изограф нарочитый и живописець изящный во иконописцех» (характеристика Епифания) оставил свой первый след на Руси.
В Новгороде в 1378 году по заказу боярина Василия Даниловича Мошкова и уличан Ильинской улицы он расписал церковь Спаса Преображения.
Христос Пантократор в окружении архангелов и серафимов, взирающий на людей, — в куполе, праотцы и пророки — в барабане (Мельхиседек, Ной, Авель и пр.), Евхаристия и святительский чин — в апсиде (все сохранилось фрагментарно). Часть фигуры Богоматери из «Благовещения» — на южном алтарном столбе, части евангельских сцен — на стенах и сводах, а также роспись в северо-западной камере на хорах - ветхозаветная «Троица», изображения святых и пяти столпников — дают представление о Феофане—монументалисте.
Неизгладимое впечатление в этой росписи производит прежде всего образ Вседержителя в куполе, преисполненный энергии и гнева будущего судии. Это самое «ярое око» русской средневековой живописи. Оригинальна иконография фресок барабана, в котором Феофан изобразил шесть ветхозаветных праведников, пророка Илью и Иоанна Крестителя. Перед нами как бы экран ветхозаветных добродетелей, предуготовивших, по мысли Феофана, евангельскую церковь:
— чистый и мудрый до грехопадения Адам и активный носитель добра Авель; мудрый Сиф, через которого «предана» людям грамота, и особенно угодивший Богу и «преложенный» им от смерти Енох; «закваска» и «начало» человеческому роду после потопа — Ной и «царь правды» Мельхиседек; нестяжательный Илья, не имевший ничего кроме милоти (Милоть — одежда из овечьей шкуры) и бывший богаче царей, и Иоанн Предтеча, вся жизнь которого была воздержанием, «одним великим постом».
Роспись купола: Спас Пантакратор, Архангел.
Пророк Илия Роспись барабана. Пророки и апостолы
Праотец Ной
Троица
Активное исповедание добра, мощь интеллекта и воли, самоограничение — таков собирательный образ, созданный Феофаном, таков его нравственный идеал.
Важное место в системе росписей церкви принадлежало «страстным» сюжетам, помещение которых в апсиде диктовалось повышенным вниманием к символике алтарного пространства в эпоху распространения исихазма и формирования высокого иконостаса.
(Исихазм — мистическое течение и учение в православии, распространившееся на Руси во второй половине XIV — начале XV в. и оказавшее заметное влияние на русское искусство. Исихасты учили о преисполненности мира божественными энергиями и настаивали на возможности прижизненного единения человека с Богом путем встречного движения его устремленной к добру воли и ниспосылаемой благодати).
Большой интерес вызывает роспись Троицкого придела на хорах церкви. Здесь Феофан написал едва ли не лучшие свои фрески. Вылепленные его кистью святые предстают зрителю в состоянии титанического душевного напряжения. Как будто чувствуя рядом присутствие Бога, они в неистовом порыве стремятся отрясти с себя грехи, свойственные человеческой природе. Здесь налицо глубокая психологическая драма, мучительный разлад между телом и духом; победа духовного начала еще не достигнута или добыта очень дорогой ценой. Резкие световые блики, которыми художник лепит форму, ложась на затененные участки тела, дематериализуют его. Особенно выразительна в художественном отношении фигура Макария Египетского, которой вряд ли можно найти равную по силе экспрессии во всем средневековом искусстве.
Столпники
Преподобный Макарий Египетский
Мастерство Феофана Грека отличалось точностью рисунка и необычностью живописи. Живопись Феофана характерна широкими движениями кисти, точно положенными бликами (пробела, «движки»), высветлениями лепящими форму («вохрение по санкирю»: последовательное высветление поверх основного коричневого тона). Живопись Феофана Грека почти монохромная, красно—коричневых и желтых охр, оттенки которых дают великое красочное многообразие. Страстность, напряженность, энергия образов достигаются самыми лаконичными изобразительными средствами. Лаконизма Феофан достигает благодаря тому, что он избегает резких контурных и внутренних линий, мельчивших форму. Ее моделируют пробела самого разного рисунка; пятна—кружки, «запятые» и пр. Эти мазки сливаются на расстоянии воедино, создавая впечатление выпуклой формы и образ живого человека. Фигуры Феофана как будто озарены вспышками.
При всей характерной индивидуальности образов святых они являют собой вселенское начало в представлении мастера. Сверхчеловеческое внутреннее напряжение, разлад между телом и духом, борение греховной человеческой природы и одерживающего в этой борьбе победу духа, видим мы на этих ликах. Святым Феофана присуще одна общая черта—суровость. Всеми своими помыслами они устремлены к Богу, для них мир во зле лежит, они непрестанно борются с обуревающими их страстями. Для них обретение веры есть дело тяжелого нравственного напряжения; им надо восходить на высокие столпы, чтобы отдалиться от злого мира и приблизиться к нему, что бы подавить свою плоть и свои греховные помыслы. Могучие и сильные, мудрые и волевые, они знают, что такое зло, и они знают те средства, которыми надо с ним бороться. Однако они познали соблазны мира. Из этих глубочайших внутренних противоречий рождается их вечный разлад. Хотя на ликах святых лежит печать покоя, внутренне в них все клокочет и бурлит.
Живопись Феофана вместе с тем несет на себе и влияние собственно новгородского искусства. Сама атмосфера вольного города, борьба официальной идеологии и ересей, особенности мышления новгородцев, наконец, их произведения искусства, такие, как роспись Нередицы, — все это оказало воздействие на великого грека.
С другой стороны, и влияние Феофана на новгородское искусство было несомненно. Стилистическое родство с фресками церкви Преображения обнаруживают фрески церкви Федора Стратилата на Ручью, исполненные, вероятнее всего, в конце 70х — в 80х годах русскими мастерами, прошедшими школу Феофана. С живописью Феофана их роднит динамичность композиционных решений, живописный язык, сообщающие движение и страстность сценам «Исцеление слепого», «Шествие на Голгофу», «Отречение Петра», «Сошествие во ад», «Явление Христа Марии Магдалине», но несомненно также, что живописная манера росписей более ровная: смягчаются блики, пробела, контрасты между ними и фоном сглажены. Образы лишены феофановской суровости, чувства одиночества, в них нет беспокойства и тревоги, они более мягки.
Фрески церкви Федора Стратилата на Ручью
Архангел Уриил Преподобный Ефросин
Сошествие во ад
В более сложной связи с искусством Феофана находится роспись церкви Успения на Волотовом поле. Это в основном сцены из жизни Христа и Богородицы. Выразительность образов здесь не уступала феофановской, но достигалась она иными приемами. Вернее всего, церковь была расписана в 80е годы (некоторые исследователи высказывались за более раннюю дату — 60е годы) каким—то замечательным новгородским мастером, имени которого мы не знаем. В пользу этой точки зрения говорит и колорит росписей — праздничный, яркий, полнозвучно сочетающий красный, зеленый, голубой, лиловый цвета и динамичный рисунок. Фигуры представлены в активном движении, даже несколько утрированном, но выразительном, подчеркнутом ломаными линиями одежды, резкими позами. Даже «лещадки» (условное изображение горного пейзажа в виде уступов) образуют какие—то резкие зигзаги, как будто им передается это настроение, усиливая динамизм и стремительность образного решения (сцена «Вознесения», сцена с тремя волхвами, указывающими на звезду над Вифлеемом, сцены «Иосиф и пастух», «Рождество», «Успение»). Лица волотовских фресок вообще имеют некий русский тип.
Церковь Успения на Волотовом поле.
Вознесение Господне.
Церковь Успения на Волотовом поле.
Старец Симеон с Богомладенцем. Адам из «Сошествия во ад»
В росписи другой церкви в пригороде Новгорода — церкви Спаса на Ковалеве, исполненной в 80е годы, приняли участие южнобалканские, в основном сербские мастера. По сравнению с феофановскими или волотовскими, росписи этой церкви суше и менее гармоничны по цвету.