Это надо понять.

Если бы книга, о которой идет речь, была опубликована в другое время, скажем, в собрании сочинений, даже в том усеченном виде, как в 1943 году, – она представляла бы огромный интерес для читателя. Особенно для читателя-психолога или читателя-литературоведа.

Но – представьте себе: 1943 год. Лето. Битва на Курской дуге. Танковое сражение на Прохоровском поле – тысяча танков сошлись лоб в лоб, около 20 танковых таранов тогда произошло, когда советский танк врезался в немецкий, и оба взрывались… Это была своего рода Куликовская или Бородинская битва Великой Отечественной. Решаются судьбы страны. Гибнут сотни тысяч, миллионы людей. А Зощенко (такое возникало у многих впечатление) сидит себе в далеком тылу, в эвакуации, в Алма-Ате и занимается разысканием причин своей хандры! Даже самые расположенные к Зощенко читатели расценили появление повести в тот момент как несвоевременное, как бестактность со стороны писателя, если хотите. Повесть для многих прозвучала как страшный диссонанс с реальными условиями, с реальными настроениями людей в тот тяжелейший период. Осудили публикацию повести и писатели.

Печатание повести было приостановлено, она так и осталась усеченной, без 3-й части – ключевой, все ставящей на свои места. Эта часть представляла собой гимн разуму, утверждала его торжество над страданием. Она была опровержением философии фашизма, с его пониманием разума как источника несчастья, с его идеей необходимости возвращения к дикости, варварству, торжеству бессознательных инстинктов.

Таково второе, кроме «Приключений обезьяны», произведение Зощенко, названное в постановлении «О журналах «Звезда» и «Ленинград». Но для 1946 года это было уже прошлое. Все произошло, отшумело в 1943 – начале 1944 годов.

Может быть, дело в некоей папке с газетными вырезками, которая однажды легла на стол «вождя народов»?

Произведения Зощенко (его рассказы о мещанах) часто публиковались во время войны в гитлеровской прессе, в том числе во фронтовых газетах. Цель понятна: смотрите, доблестные солдаты вермахта, каков он, русский Иван! И кто-то аккуратно собирал эти газеты, делал вырезки, вкладывал в папочку, а потом в один несчастный день папочка эта оказалась перед глазами Сталина.

Несет ли ответственность за это писатель? Ведь тогда никто об этом обстоятельстве не упоминал. И Жданов в своем докладе не сказал об этом ни слова. Но, может быть, именно в этом неупоминаемом обстоятельстве все дело?

А может быть, все дело в «Голубой книге», где были острые сатирические выпады и аллюзии на современность, хотя сам материал был историческим?

• Вот, например, одна тема: художник и власть, правитель и художник.

В ней целый «букет» «исторических новелл» – поучительных фактов из истории, сопровождающихся многозначительным комментарием рассказчика.

Пример: при Павле 1 поэту Акимову отрезали уши и язык и сослали Акимова в Сибирь.

Комментарий: «Сибирь – да, но чтобы уши кромсать, такого теперь не водится».

Любая из названных причин и все они в совокупности могли привести к резкой критике М. Зощенко в 1946 г.