Проблема “октябристского капитала”
В рамках “новонаправленческой” парадигмы наметилось два варианта в понимании феномена “октябристский капитал”.
По представлениям П. Г. Галузо, “октябристский капитал” - это торгово-ростовщический посредник между капиталистическим империализмом и мелкотоварным крестьянским хозяйством (может быть, точнее: между первым, с одной стороны, и разными формами раннего капитализма плюс мелкотоварным хозяйством вообще, - с другой) . При этом “посредник” эксплуатировал все привязываемые к высшему капитализму объекты “методами первоначального накопления” - т.е. варварскими, жестокими методами, присущими периоду первоначального накопления капитала, методами, обеспечивающими самую высокую норму эксплуатации.
Второй подход к проблеме был сформулирован И. Ф. Гиндиным. “Октябристский капитал”, в его трактовке, - это весь крупный капитал, включая монополистический, который, во-первых, посредством торгово-ростовщического капитала приобщается к эксплуатации непосредственного мелкого производителя, приобщается таким образом к до- и раннекапиталистическим формам эксплуатации и, во-вторых, - сам широко применяет варварские, экстенсивные формы эксплуатации фабрично-заводских рабочих. Последнее гарантировала политическая система российского общества, самодержавие.
Локальный анализ проявлений феномена “октябристского капитала” был осуществлен в рамках “нового направления” на материалах Белоруссии и Уральского региона. Исследования по Белоруссии, в частности, показали, что нет никаких оснований дотягивать ее до регионов типичного монополистического капитализма. Но, вместе с тем, столь же решительно был опровергнут тезис о безраздельном хозяйничании здесь русского и иностранного капитала как в полуколонии .
Реально речь шла об “определенном типе экономического развития” этого региона, конкретно - о среднеразвитом капитализме. Общероссийские банковские монополии, отдельные банковские центры, германские банки совершали в Белоруссии абсолютно нетипичные для высшего капитализма операции - приобщались к примитивным до- и раннекапиталистическим формам эксплуатации мелких товаропроизводителей и среднеразвитого капитализма. Дело в том, что в Белоруссии не было ещё предпосылок для сращивания, переплетения промышленности и банковских монополий, и потому последние, как и обычно в подобных среднеразвитых районах, просто включались, присоединялись к сложившимся формам капиталистической и даже докапиталистической эксплуатации. Можно сказать, что в структуре прибыли банковских монополий выразилась вся сумма противоречий экономики России начала ХХ века: синтез передового и отсталого (с одной стороны, это была часть монополистической прибыли, получаемой в России, с другой - часть прибыли домонополистической).
Таким образом, банковские монополии в стране выступали одновременно как сила, способствовавшая финансово-капиталистической трансформации крупнопромышленного производства, и как сила консервации “октябристских” форм капитала.
Исследования по Уральскому региону обнаружили, что здесь происходило взаимное приспособление финансового капитала и полукрепостнического хозяйства горнозаводской промышленности. Результатом такого симбиоза было крайнее обострение социально-экономических противоречий (не снятие, но резкое усиление в этой связи предпосылок буржуазно-демократической революции.
Как показали исследования Л. Ольховой, приход на Урал монополистического капитализма не только не привел к вытеснению - сокращению мелкопромышленного производства, но и вызвал дальнейшее разрастание его масштабов . Что произошло? - Монополистический капитал превратил в своего агента прежде господствовавшую в мелкотоварном производстве фигуру скупщика и, таким образом, у многих промыслов появился новый хозяин - монополистический капитал. Вместо прежней борьбы со скупщиком за хоть какое-нибудь улучшение условий выживания кустарям теперь приходилось иметь дело с куда более серьезным “противником”. То есть, действительно, монополистический капитал в подобных ситуациях консервировал, присоединяясь, реально усиливал отсталые производственные отношения, задерживал тем самым развитие производительных сил страны. И, как показали представители “нового направления”, “империализм не перестраивает и не может перестроить капитализма (добавим: экономической системы, что им застигнута) снизу доверху”.
Таким образом, монополистический капитал эксплуатировал отсталые окраины и районы раннего, а отчасти и среднего капитализма в России посредством “октябристского капитала” или при посредстве приёмов “октябристского капитала” - таков механизм взаимодействия капиталистического империализма с мелкотоварным, ранне- и, отчасти среднекапиталистическим хозяйством. При этом отметим, что распространение “октябристского капитала” вширь задерживало переход торгового и ростовщического капитала в индустриальный, как и перерастание индустриального и банковского в - финансовый, т.е. тормозило прогрессивную эволюцию самого российского капитализма. Следовательно, в разрушении сложившейся системы, опирающейся на “октябристский капитал”, объективно было заинтересовано (или должно было быть заинтересовано) общество как целое, объективно заинтересовано было подавляющее большинство населения России.
Между тем “октябристский капитал” - это определенная стадия капиталистической эволюции вообще. То есть, видимо, его можно соотнести с так называемым “средневековым” примитивным торгово-ростовщическим капитализмом, с тем, что на Западе имело место в доиндустриальную эпоху, с тем, что изживалось через долгий инкубационный период развития машинного производства и чего нет в монополистическую эпоху (во всяком случае - в метрополиях) Западного мира.
Изучение особенностей российского капитализма логично привело к постановке вопроса о специфике, сущности типа российского капитализма. Сравнительно-исторические (межстрановые) исследования позволили говорить как минимум о двух типах капиталистических стран. Были выделены в этой связи: 1) страны раннего или классического капитализма и
2) страны позднего капитализма или, что то же самое:
страны первого и 2) страны второго эшелонов капитализма (ср. с концепцией М. Вебера! ).
Россия при этом была отнесена к последним. В качестве типологических примет этих стран “новое направление” выделило следующие:
1) страны позднего капитализма не знали четко выраженной эпохи “капитализма свободной конкуренции” (ср. с соображениями М. Вебера о возможности либерализма в России) ;
2) в капиталистическую стадию эти государства – общества вступали со значительными остатками феодализма;
3) создание системы крупнопромышленного производства протекало здесь с существенными нарушениями классической последовательности его формирования в странах первого эшелона, ибо имело место форсирование процессов индустриализации ( в России - под угрозой утраты статуса великой державы) ; конкретно речь шла о том, что многие “молодые отрасли” российской промышленности, возникшие в 1850-1860-годы : паровозо-вагоно-мостостроение, сталерельсовое, медепрокатное, цементное, резиновое и т. д. производство – вообще не знали мелкотоварных, кустарных, мануфактурных предприятий - дозаводского, дофабричного своего предшествия, как того требовали классические законы капитализма, весь западноевропейский опыт;
4) эти более быстрые темпы капиталистической эволюции обеспечивались благодаря активному, инициирующему вмешательству государства и массовому притоку иностранного капитала;
5) следствием отмеченной активной роли государства было возникновение феномена государственного капитализма, весьма значительного государственно-капиталистического сектора в экономике, что явно несвойственно странам классического капитализма в соответствующий период их развития;
В качестве шестой типологической приметы следует, видимо, отметить необыкновенно раннее, по западным меркам, появление высшего - монополистического капитализма, возникновение финансового капитала при среднем лишь (в целом) уровне развития экономики, производительных сил страны и, на тех же основаниях и по тем же причинам – появление государственно-монополистических тенденций.
Седьмой особой приметой российского типа капиталистического развития может быть названа ярко выраженная многоукладность экономики, а в качестве восьмой, пожалуй, можно отметить наличие феномена “октябристского капитала”, особым образом соединявшего разноуровневые части отечественной экономики.
В заключение по этому сюжету отметим углубление первоначальных чрезмерно оптимистических относительно уровня экономического развития России представлений, что обозначились к началу и в начале 1960-х годов. В частности, И. Ф. Гиндин (переосмыслив данные В.Я.Лаверычева) показал, что главная масса промышленной прибыли в России вплоть до I-й мировой войны ещё не была типичной для капиталистического империализма монополистической прибылью, но представляла собой “старую русскую сверхприбыль”, получаемую за счет самых грубых форм эксплуатации, характерных для периода первоначального накопления капитала, во всяком случае - для домонополистических стадий развития капитализма.
Кроме того, как выяснилось, исключительно высокий уровень концентрации рабочих в русской текстильной промышленности (одной из самых весомых промышленных отраслей в отечественной экономике) сложился ещё до вступления капитализма в монополистический период. Что отсюда следует? – Видимо, только одно: такого рода концентрация есть один из показателей недостаточно интенсивного промышленного развития, когда живая рабочая сила возмещает недостаток машинных, технических средств. Такая концентрация, по представлениям автора, “лишь в незначительной степени могла вести к монополизации промышленности и её сращиванию с банковским капиталом”. (См. дополнительно по “Приложениям” работы А.Л.Сидорова и К.Н.Тарновского и соответствующие разделы в “Справочно-статистических материалах” - Гл. 2).