3.Определение.

Определения составляют фундамент науки, это общепризнанно. Считается, что понятия получают свой смысл именно посредством определений. Возникает вопрос – откуда они берутся? Очевидно, что их придумывают люди. Аристотель считал что нахождение определений представляет собой особенно трудное дело, которое обеспечивает дальнейший успех. Управляет подбором определения н у с.

Давайте, тем не менее, несмотря на кажущуюся ясность /кажущуюся, потому что из тысячи человек, которые знают, как создаются определения, едва ли один сможет найти его/ рассмотрим природу самих определений. Возьмём для примера простейшее, элементарное определение, которое в логике называется суждением: «Человек есть живое существо /обладающее разумом и так далее/». Мы убедились выше, что определение /в расхожем смысле этого слова/ живого существа безгранично в предметном отношении. Но в этом суждении оно представляется нам ограниченным. Казалось бы, это имеет свои причины. Возможно, этой причиной является вторая часть суждения вкупе со связкой. Но при тщательном рассмотрении оказывается, что это не так. То есть причина ограничения понятия живое существо лежит в нём самом. /Под предметным ограничением подразумевается формальная невозможность присовокупить живое существо, взятое из данного суждения к любому предмету/ То есть из потенциально возможной возникает предметность другого рода, самоограниченная. Но мы вправе задать вопрос и по-другому совпадают ли области определений этих разновидностей одного и того же понятия. И на этот вопрос мы должны ответить отрицательно. То есть первая разновидность не ограничивает первую, а только делает это внутри самой себя, но и при этом существенно что тем не менее эти две разновидности в области их определения имеют чёткую границу. А это существенно. Оказывается что понятие из суждения всегда находится в области своего собственного определения. Такая же примерно разница между животными и птицами. Животным земля, а птицам небо.

Теперь перейдём к содержанию понятий, изменившихся таким образом. С понятием из суждения происходит удивительная метаморфоза. Оно не изменится, нет, с ним произойдёт гораздо худшее. О н о п р о с т о п о т е р я е т с в о ё з н а ч е н и е, наподобие отпадающей в полёте первой ступени космической ракеты. И притом совершенно неизвестно, куда оно делось. Формальная сторона понятия здесь преобладает и делается его природой. Если представить себе это содержательно, то это будет выглядеть примерно так, как если бы все живые существа вкупе с неживыми были запакованы в непроницаемые мешки, и вам бы пришлось колотить по ним палкой, чтобы определить, что в них или кто. То есть понятие из суждения отзывается на своё содержание только через реальное присутствие и через непосредственное соприкосновение с ним. А что же произошло тем временем с понятием человек? С ним произошло нечто противоположное. Формальное содержание ушло из него совсем, и это, можно сказать, содержательный фейерверк. То есть в нём ничего, кроме содержания. Формально такое существо существовать не может. Во-первых, этот человек из суждения совершенно одинок, он только меняет маски /и это далеко не игра/, И во-вторых он ни на кого не похож, то есть его никто никогда не сможет опознать, даже если он как две капли воды будет похож на вашего брата! Он тень, и ночь, он день, и ночь, он сын, и дочь. И теперь самое время перейти к суждению. Да и то очевидно, что суждение состоит теперь не из понятий, а половинок понятия. То есть выступает теперь само в роли понятия. Но понятие не бывает понятием ни о чём. А если уж это понятие, то должно быть и непонятие. Ведь в суждении содержание хоть и было, но стало иметь такой вид, что представить его, помыслить реально решительно невозможно, то есть оно выпадает из восприятия как могущее быть осознанным. Осознанной остаётся только понятийная сторона термина. Но куда же делось содержание, исчезло навеки? Видимо нет. Оно просто переродилось. И в отношении суждения как понятия оно является фоном, или горизонтом окружающим данное понятие. То есть суждение существует на некой определённой почве. Этот фон и горизонт есть адепт содержания. Понятно теперь и то, что суждение /будучи понятием/ строго с и м в о л и ч н о.

Вывод девятый: в определении простого типа мы имеем некое указание, направленное на нас самих, то есть стремящееся к адаптации в нашем собственном восприятии, притом оно объективно в том смысле, насколько объективно наше восприятие. В основании суждения лежит н е п о с р е д с т в е н н а я объективность нашего восприятия. Это существенно потому, что небезразлично, как и кто относится к определению /это есть решающий момент определения/. Его создатель выводит его из самого себя. А тот кто учится посредством определений – обязан принимать их за образец и абсолют /учитывая их природу/. Суждение и с о в е р ш е н с т в о это одно и то же. Суждения бывают только совершенными и таят в себе некий идеал восприятия.

Упоминания заслуживают и разобранные нами в другом месте суждения типа: «Все люди есть живые существа.», «Некоторые .....», «Некто из людей ….» и им подобные. Считается формально, что эти суждения различаются между собой объёмом, который принято запечатлевать с помощью кругов Эйлера. Создаётся впечатление, что речь идёт просто о разных количествах людей /или чего-то другого/. Это простое и не лишённое здравого смысла предположение безусловно радует математиков, которые дружно и без тени сомнения присоединяют кванторы, которые служат им обозначением такого рода отличий. Идёт ли здесь речь о количестве или о чём-то большем, вот в чём вопрос. Давайте выдвинем противоположное утверждение и предположим, что речь идёт не о разных объёмах суждений, а об одном и том же. Тогда все люди, некоторые и один из них должны быть чем-то одним. А что между ними общего? Мы привыкли рассуждать, что много людей – это много отдельных людей, и если иметь в виду количество, то это так. Как бы вы ни перетасовывали единицы, результат будет тот же. Но мы уже с вами знаем, что человек из суждения является непонятием., имеет какое-то невероятное содержание, и главное, считать его – только попусту тратить время. Так что же мы считаем? Или давайте вернёмся в область здравого смысла. Действительно ли справедливо утверждать, что человек /то есть именно кто-то или некто/ есть живое существо? Или некоторые из людей, или все? Формально представляется, что это не вызывает сомнений, но мы очень быстро обнаружим, что суждения с подобным акцентированием сами по себе лишены всякого смысла. То есть скажем в онтологическом плане утверждение что будто человек есть живое существо – просто бессмыслица. Человек не есть живое существо, а есть одноиз живых существ. И живое существо, конечно, тоже не есть человек, хотя выглядит это более правдиво чем первое утверждение. И мы опять из достигнутого соскальзываем к утверждению, будто одно из живых существ и есть человек.И будто именно о нём вообще именно и речь. Но суждение это вообще нечто единое и неделимое как понятие, как разобрано нами выше, и здесь мы видим как то, что казалось невероятным /в качестве содержания/, а именно, будто есть человек, но никто его н видел и не увидит, то этот кошмар становится явью. И он, закутанный в плащ, вновь появляется перед нами. Это и есть одно из живых существ, которое есть в каждом человеке и которое есть живое существо /в полном объёме/ в одном из них. Образно говоря, в любом человеке есть некое живое существо, которое не обладает всей полнотой свойств живого существа. И ЭТО НЕКОЕ ЖИВОЕ СУЩСТВО ИМЕЕТ В КАЧЕСТВЕ СОБСТВЕННОГО идеала некоего человека, который и оно – одно лицо, даже не копия, и не близнец, а совершенно одно и то же, и глубже и яснее вдвойне, чем оно само /как очевидное/. А что же такое некоторые? А за словом некоторые кроется следующее /по той же схеме/ - все живые существа имеют в качестве своих образов – двойников некоего человека и возможно даже всех, то есть сколько потребуется /больше одного потому что предположено, что живых существ больше одного/ а также потому что все живые существа представляют собой формальный объём, то есть неограниченный, или объём, содержание которого не бывает постоянным. А что же такое «все человеки?» Всеми человеками могут быть и вообще не человеки. Скажем человек родился, но ещё не записано, что он родился, предположим что медсестра только фиксирует этот замечательный факт в журнал. Несколько слов записано, остальные ещё нет. Нет документа, нет и человека. Или другой примечательный случай с тем же младенцем. Спорят ведь, когда его считать живым, когда он живой, или когда мёртвый. /или в каком нежном возрасте он есть юридическое лицо/. И просто покойники со всеми атрибутами могут быть посчитаны за человеков, на то и мёртвые души. И ещё есть исторические лица – «Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить». То есть всякий человек, будучи отловлен, записан и обнаружен годится для этого дела, хотя ни для чего другого он может быть не годится. Ведь в предложении «Человек есть живое существо» не указано, о каком человеке идёт речь, об умершем или живущем. К тому же эту мог произнести и умерший, и от этого она не стала менее истинной.

/Если говорят, что речь идёт о ныне живущих, то объём живых существ тоже соответственно сократится, как и все объёмы, связанные с данным суждением/. Смысл слова «всё» видимо состоит в том, что где бы ни встретилось живое существо, оно вполне может оказаться человеком. Например человек есть и в то время, когда его быть не могло. Согласно гипотезе развития жизни на земле в некое время людей не было, но логически они все же были, и это тем легче понять что мы знаем о том времени, когда нас не было. Если мы знаем косвенно, то и знание наше косвенное, и мы знаем только о косвенном времени, которого могло и не быть, но которое в общем то существует тоже логически а не на самом деле.

Вывод десятый: объемы суждений не являются чисто формальным образованием. Будучи содержательно рассмотрены они имеют далеко идущие последствия, на которые исследователи натыкаются как на неприложные факты которые трудно поддаются интерпретации. Логическая база и область ее применения пересекаются между собой и дополняют друг друга.

Отрицательные суждения не являются чем-то самостоятельным по отношению к вышеуказанным. Они скорее зеркально отражают их хотя не обязательно повторяют. Это зеркало может быть и кривым.

Определения конечно не сводятся к суждениям и последние далеко не являются образцом для них, но они разобраны нами хотя бы потому что каждое суждение формально несет в себе и потенциальное определение которое необходимо выявлять и принимать во внимание прежде чем пускать в ход формальные аргументы. Несколько слов теперь и об общей природе определений, каковы они и сколько их есть.

Определений столько сколько содержится в данном объеме понятия и они таковы каковы все понятия потенциально содержащиеся в данном понятии. Определение действительно содержится как бы в понятии а не состоит из них как прибор из деталей. То есть в понятии человек содержатся и его определения и то что в них определяется. Определение от понятия отличается точностью и ясностью, хотя это не только достоинство. Понятие вполне может быть опоэтизировано, то есть его смысл может невероятно усложниться, а определение имеет тепличный характер. Определение еще удивительно тем что оно будучи даже частью всегда полностью отражает целое. Поэтому если стремятся к корректности, всегда помещают несколько определений одно за другим, или одно возле другого и они так плотно соприкасаются что похожи на куски только что разрезанного пирога. Тем не менее это только впечатление, обусловленное их природой. Таков результат но не замысел при создании определений. Чем совершеннее определение тем условнее его принадлежность к понятию. Понятие, как человек без определенного места жительства, оно нигде, мы знаем его только через присутствие. Но чем это присутствие вызвать, может быть заклинанием? Определение и дает понятию все недостающее в нем. Это паспорт в страну существования. Определение само состоит из понятий которые вместе похожи на гроздь винограда. Здесь каждая виноградина – это она сама, та же самая. Все понятия в определении имеют одну субстанцию. Различаются же они внешне неотличимо. То есть понимание их различия выходит за пределы всякого разумения. Это позволяет рассматривать определение как монолитное однородное целое, повсеместно применимое. Но есть способ установить это различие и рассмотреть его.

Географические различия /прежде всего сознания и восприятия/ относятся именно к различиям такого рода. Предположим вы вошли в городок на одном конце земного шара и сравниваете его с другим, расположенном в другом месте. Вы говорите – «здесь растут березы а там баобабы». И таких различий великое множество. Они якобы выводятся из естественных причин. Пусть так но внимательный путешественник заметит и то что и его собственное существование на самом дне мира наполняется совершенно новым существованием. Зафиксировать это трудно потому что неуловимо изменяется буквально все, и нет ориентира для фиксации изменения. Только определение содержит в себе такой ориентир и таковым является. Понятие способно к развитию и изменению только посредством определения. Определение создает вокруг себя такую реальность, в которой понятие получает определенное место и тоже становится реальным. Само же определение по видимости не содержится в понятии, но составляет сумму условий, и уже в качестве понятия только эти условия принимает как должное. Отсюда видно что понятие находится где угодно, но появляется во всем своем блеске там где это священнодействие подготовлено работой определения.

Вывод двенадцатый: многообразие мира есть нечто упорядоченное и определенное. Оно не является постоянным а только фиксирует определение в рамках понятия. География земли и география определений относятся друг к другу как смысл и значение. С этого момента содержание вообще перестает быть хаотической неопределенностью и его предсказание в принципе становится возможным.