4. Мысли

- Человек легко умирает от того, что у него слишком сильно стремление к жизни.

- Под небом все — лишь временно бывает.

- Стремясь к малому — приобретаешь, стремясь ко многому — впадаешь в заблуждение.

- Имеющий сильные войска уничтожается.

- Крепкое и сильное — слуги смерти.

- Человек при своем рождении нежен и слаб, а при наступле­нии смерти тверд и крепок. Все существа и растения при своем рождении нежные и слабьте, а при гибели сухие и гнилые. Твердое и крепкое — это то, что погибает, а нежное и слабое — это то, что начинает жить. Поэтому могущест­венное войско не побеждает и крепкое дерево гибнет. Силь­ное и могущественное не Имеют того преимущества, какое имеют нежное и слабое.

- О несчастье! Оно является опорой счастья. О счастье! В нем притаилось несчастье.

- Великие дела в Поднебесной обязательно начинаются с мелочи.

- Мягкое и слабое побеждает твердое и сильное. В Поднебесной нет ничего мягче и слабее воды, но она нападает на крепкое и сильное, и никто не может победить ее.

- Кто знает мерy, у того но будет неудачи.

- По себе можно познать других.

- Тот, кто знает, не говорит; тот, кто говорит, не знает.

- На ненависть нужно отвечать добром.

- Кто много обещает, гот не заслуживает доверия.

- Кто действует - потерпит неудачу. Кто чем-либо владеет — потеряет. Вот почему совершенно мудрый бездеятелен, и он не терпит неудачи.

- Нет беды тяжелее, чем недооценивать противника.

-,Я имею три сокровища, которыми дорожу: первое — это чело­веколюбие, второе — бережливость, а третье состоит в том, что я не смею быть впереди других.

- Когда меня мало знают, тогда я дорог. Поэтому совершенно мудрый подобен тому, кто одевается в грубые ткани, а при себе держит яшму.

- Верные слова не изящны.

- Если хочешь, чтобы люди шли за тобой, иди за ними.

- Правдивые слова похожи на свою противоположность.

- Мудрый человек, зная себя, себя не выставляет.

- Усилия мудрого человека направлены к тому, чтобы сделать жизнь сытой, а не к тому, чтобы иметь вещи.

- Нет большего несчастья, чем незнание границы своей страсти.

- Тот, кто пренебрегает своей жизнью, тем самым ценит свою жизнь.

- Безграничная добродетельность похожа на ее недостаток; рас­пространение добродетели похоже на ее расхищение.

- Будьте внимательны к споим мыслям — они начало поступков.

-Там, где великие мудрецы имеют власть, подданные не замеча­ют их существования. Там, где властвуют невеликие мудрецы, народ бывает привязан к ним и хвалит их. Там, где властвуют еще меньшие мудрецы, народ боится их, а там, где еще мень­шие, народ их презирает.

- Великая прямота похожа на кривизну, великое остроумие по­хоже на глупость,

- Если надеяться на легкое, то непременно будет много трудностей.

- Смотри на дело как на трудное, и оно в итоге не будет трудным.

- Истинные слова кажутся парадоксальными, но никакое другое учение не может заменить их.

Николай Кузанский. Сочинения: В 2 т. М„ 1979. Т. 1. С. 258—261

Человека в общем порядке представь через единство света — человеческую природу — и инаковость телесной тьмы...

Оставаясь человечески конкретным, единство человечности яв­но свертывает в себе сообразно природе своей определенности все в мире. Сила ее единства все охватывает, все замыкает в пределах своей области, и ничто в мире не избегает ее потенции. Догады­ваясь, что чувством, или рассудком, или интеллектом достигается все, и замечая, что она свертывает эти силы в собственном един­стве, она предполагает в себе способность человеческим образом прийти ко всему. В самом деле, человек есть бог, только не абсо­лютно, раз он человек; он — человеческий бог {humanus deus). Че­ловек есть также мир, но не конкретно все вещи, раз он человек; он — микрокосм, или человеческий мир. Область человечности ох­ватывает, таким образом, своей человеческой потенцией бога и весь мир. Человек может быть человеческим богом; а в качестве бо­га он по-человечески может быть человеческим ангелом, человече­ским зверем, человеческим львом, или медведем, или чем угодно другим: внутри человеческой потенции есть по-своему все.

В человечности человеческим образом, как, во Вселенной уни­версальным образом, развернуто все, раз она есть человеческий мир. В ней же человеческим образом и свернуто все, раз она есть человеческий бог. Человечность есть человечески определенным образом единство, оно же и бесконечность ², и если свойство един­ства — развертывать из себя сущее, поскольку единство есть бы­тие, свертывающее в своей простоте все сущее, то человек обладает силой развертывать из себя все в круге своей области, все произво­дить из потенции своего центра. Но единству свойственно еще и ставить конечной целью своих развертываний самого себя, раз оно есть бесконечность; соответственно у творческой деятельности че­ловека нет другой конечной цели, кроме человека. Он не выходит за свои пределы, когда творит, но, развертывая свою силу, достигает самого себя; и он не производит чего-то нового, но обнаруживает, что все творимое им при развертывании заранее уже было в нем са­мом, ведь человеческим образом, как мы сказали, в нем существует целый мир. Как сила человека человеческим образом способна прийти ко всему, так все в мире приходит к нему,- и стремление этой чудесной силы охватить весь мир есть не что иное, как свертывание в ней человеческим образом вселенского целого.

Бэкон Ф. О достоинстве и приумножении наук. Притча ХХХIУ / Бэкон Ф. Соч.: В 2 т. м., 1977. Т. 1. с. 445—461.

«Как в воде отражается лицо, так сердца людей понятны для мудрых».

Объяснение

Притча говорит об отличия умов мудрецов от умов остальных людей, сравнивая первые с гладью воды или зеркалом, которые отражают вид и образы вещей, а вторые уподобляя земле или необработанному камню, в которых ничего не отражается. Сравнение души мудрого человека с зеркалом тем более метко, что в зеркале можно вместе с образами других людей увидеть и свой собственный образ, а это без помощи зеркала недоступно даже самим глазам. Поэтому если ум мудрого человека настолько гибок и проницателен, что способен наблюдать и познавать бесчисленное множество других умов и характеров, то остается только приложить максимум усилий к тому, чтобы и методы наблюдений были столь же разнообразны, как и их объекты.

К тысячам сможет сердец умный ключи подыскать.

....Наиболее подходящим методом изложения, лучше всего отвечающим столь разнообразному и многочисленному материалу, который охватывается трактатом, посвященным деловым отношениям и известным случаям, является тот, который избрал Макиавелли для изложения политических вопросов, а именно наблюдения или, как говорит рассуждения на материале тех или иных исторических примеров. Ибо знание, которое совсем не давно, буквально на наших глазах было извлечено из частных фактов, лучше других знает обратный путь к этим фактам; и конечно же, значительно больший результат достигается тогда, когда рассуждения и размышления вытекают из примеров, чём тогда, когда пример лишь иллюстрирует рассуждение.

…Есть и другой раздел того же учения, который так же отличается от первого, о котором мы говори ли, как отличаются понятия «быть мудрым» и «быть мудрым для себя». Первое как бы направлено от центра к окружности, второе — от окружности к центру. Ведь существует определенное умение давать советы другим и существует умение заботиться о собственных делах; они иногда совмещаются, но чаще не совпадают. Многие весьма разумно ведут собственные дела, но совершенно беспомощны в управлении государством и не способны даже дать разумного совета другим; они похожи на муравьев — существ, хорошо умеющих заботиться о самих себе, но очень вредных для сада. Эта способность «быть разумным для себя», была прекрасно известна еще самим римлянам, хотя они умели в тоже время наилучшим образом заботиться и об интересах родины. Поэтому комический поэт говорит: «Ведь, ей-богу, мудрец сам создает свое счастье!. Это даже стало у них пословицей: «Каждый человек кузнец собственного счастья», а Ливий приписывает это качество Катону Старшему: «В этом человеке была такая сила ума и таланта, что, где бы он ни родился, он, вероятно, сам создал бы себе счастье».

Этот род мудрости, если его слишком подчеркивать и выставлять напоказ, всегда рассматривается не только как‚ «неполитичный», но даже как в чем- то несчастливый и зловещий. Это можно видеть на примере афинянина Тимофея, который, совершив немало славных деяний во славу и на пользу своего государства и отчитываясь перед народом о своей деятельности (как это было в то время принято), рассказ о каждом из своих дел завершал следующими словами: «Но в этом нет никакой заслуги фортуны». И случилось так, «то впоследствии у него никогда не было ни в чем удачи. Конечно, ведь эти слова слишком заносчивы и звучат высокомерно, подобно словам Иезекииля о фараоне:

«Ты говоришь, это моя река и сам я создал самого себя», или по словам пророка Аввакума: «Они радуются и приносят жертвы собственным сетям., или еще словам поэта о «презирателе богов». Мезенции: Вы, о боги мои, копье и рука! Помогите В этом бою!

Наконец, Юлий Цезарь …когда предсказатель стал говорить ему, что расположение внутренностей жертвы неблагоприятно, он тихо проворчал; «Будет благоприятно, если я захочу» и эти слова ненамного опередили его трагическую гибель. …Поэтому великие и истинно мудрые люди предпочитали все свои успехи приписывать своему счастью, а не достоинствам и энергии: так, Сулла дал себе прозвище «счастливый», а не «великий», а Цезарь (на этот раз удачнее), обращаясь к кормчему корабля, сказал: «Ты везешь Цезаря и его счастье»

….По по нашему обыкновению мы рассмотрим здесь некоторые важнейшие моменты этого учения.

Будем называть его «Кузнец счастья» (как мы говорили) или «Учение о жизненной карьере».

На первый взгляд может даже показаться, что я говорю о чем-то новом и необычном, собираясь на учить людей тому, каким образом они могут стать «кузнецами своего счастья», т. е. излагаю учение, которое наверняка с радостью захотят изучать буквально все, пока не увидят, какие трудности оно заключает в себе. Ведь то, что необходимо для радостижения счастья, не менее значительно, столь же редко и не менее трудно, чем то, что необходимо для достижения добродетели, и в равной мере тяжело н трудно стать и истинным политиком, и истинно нравственным человеком. Разработка же этого учения в огромной степени содействует росту значения и авторитету науки. Ведь прежде всего для чести науки чрезвычайно важно, чтобы все эти догматики поняли, что образование ни в коем случае не должно быть похожим на жаворонка, который умеет только носиться в вышине, наслаждаясь собственным пением, и больше ничего; нет, оно скорее должно быть сродни ястребу, который умеет и парить в вышине, и, если захочет, броситься вниз и схватить добычу. Далее, развитие этого ученая способствует и совершенствованию наук, ибо основным принципом всякого подлинного исследования является то, что в материальной сфере нет ничего, что бы не имело параллели в хруста сфере. т. е. в интеллекте. А это означает, что в практике не может быть ничего, что не имело бы какой-то своей науки или теории. Однако наука все же без особого восхищения смотрит на это искусство строить счастье и считает это делом второстепенным. Ведь ни для кого ни при каких обстоятельствах собственное счастье не может быть платой, достойной ниспосланного нам богом дара бытия. Более того, нередко люди выдающиеся добровольно отказываются от собственного благополучия для того, чтобы посвятить себя более возвышенным целям. Тем не менее счастье также достойно быть объектом исследования и посвященной ему науки в той мере, в какой оно является орудием добродетели и приносит пользу другим.

К этой науке относятся как некоторые общие правила, так и множество частных советов самого разнообразного характера. Общие правила касаются истинного познания других людей и самого себя.