Февральская революция

«ХЛЕБНЫЕ» ВОЛНЕНИЯ

В середине февраля 1917 г. в Петрограде возникли перебои с подвозом хлеба. Возле булочных выстроились «хвосты». Фран­цузский посол Морис Палеолог замечал в своём дневнике 21 февраля: «Сегодня утром у булочной на Литейном я был по­ражён злым выражением, которое я читал на лицах всех бедных людей, стоявших в хвосте. Из них большинство провело там всю ночь...». Несмотря на войну, очереди оставались для петроград­цев явлением непривычным и вызывали всеобщее возмущение. В городе вспыхнули забастовки, 18 февраля остановился Путиловский завод.

23 февраля (8 марта) отмечался Международный женский день. Тысячи работниц вышли на улицы города. Они выкрики­вали: «Хлеба!» и «Долой голод!». В этот день в стачке участвовали около 90 тыс. рабочих, причём забастовочное движение разрас­талось подобно снежному кому. На следующий день бастовали уже более 200 тыс. человек, а ещё через день — свыше 300 тыс. человек (80% всех столичных рабочих).

На Невском проспекте и других главных улицах города на­чались митинги. Их лозунги становились всё решительнее. В тол­пе уже мелькали красные флаги, слышалось: «Долой войну!» и «Долой самодержавие!». Демонстранты пели революционные песни. Большевик А. Шляпников вспоминал о событиях 24 фев­раля: «Вечер этого дня я провёл на Невском. Движение трамваев, извозчиков и автомобилей сокращалось с каждой минутой. Ули­цы были полны только пешеходами, собиравшимися в кучки. Кучки эти росли, превращались в громадные, останавливающие всякое движение толпы. Одна такая группа, возникшая по Нев­скому проспекту, быстро выросла во всю ширину улицы. Поя­вился над толпой агитатор. Это был первый открытый митинг на Невском. Оратор призывал граждан к борьбе с самодержав­ным правительством...».

И вот наступил один из первых поворотных моментов со­бытий. Станут ли войска дисциплинированно разгонять толпу и наводить порядок? Или они сами уже втайне сочувствуют лозун­гам демонстрантов? А. Шляпников описывал происшедшее так: «Во время речи на толпу шагом двигался взвод казаков. Толпа не дрогнула. Оратор смолк, все ждали, как поведут себя казаки. На-

167

«Да здравствуют казаки!» В дни Февральской революции в Петрограде. Современный рисунок.

Очередь у продовольственного магазина. Петроград. 1917 г.

ступила глубокая тишина, раскалываемая звоном конских под­ков. Тысячи глаз следили за каждым движением подъезжавших казаков. Не знаю, что подействовало на казаков — но только взвод тихим рассыпным строем, разделившись одиночно, но порядком прошёл через толпу». Вслед за этим из толпы грянули восторжен­ные крики «Да здравствуют казаки!» и раздались аплодисменты. Митинг продолжался...

Внезапное стихийное движение оказалось полной неожи­данностью для революционной интеллигенции. Никто не под­готавливал его сознательно, да для этого не было и сил. Эсер С. Мстиславский замечал: «Кроме кружков, варившихся в собст­венном соку или, ещё того хуже, в военно-патриотических вос­торгах, социалистические партии тех дней не имели ничего».

СОЛДАТСКОЕ ВОССТАНИЕ

25 февраля 1917 г. Николай II из Ставки телеграфировал коман­дующему столичным военным округом генералу Сергею Хабалову: «Повелеваю завтра же прекратить в столице беспорядки, не-

169

Открытка, посвящённая аресту министра внутренних дел А. Протопопова. 1917 г.

Открытка, посвящённая аресту царских министров. 1917 г.

допустимые в тяжёлое время войны». Генерал попытался выпол­нить приказание. 26 февраля арестовали около ста «зачинщи­ков беспорядков». Войска и полиция начали разгонять демонст­рантов выстрелами. Всего в эти дни погибли 169 человек, около тысячи получили ранения (позднее из числа раненых сконча­лось ещё несколько десятков человек).

Однако выстрелы на улицах привели только к новому взры­ву возмущения, но уже среди самих военных. Солдаты запасных команд Волынского, Преображенского и Литовского полков от­казались «стрелять в народ». Среди них вспыхнул бунт, и они пе­решли на сторону демонстрантов.

Все эти события также носили неожиданный и стихийный характер. «Кто вызвал солдат на улицу? — спрашивал социалист Владимир Станкевич и давал такой ответ: — Масса двинулась сама, повинуясь какому-то безотчётному внутреннему позыву. Ни одна партия при всём желании присвоить себе эту честь не могла дать на это ответа».

М. Палеолог наблюдал впечатляющую сцену: навстречу друг другу хлынули два людских потока. С одной стороны — «серые шинели», с другой — толпа с красными знамёнами. Могло по­казаться, что сейчас произойдёт столкновение. Но вместо этого потоки смешались и слились в один: солдаты братались с де­монстрантами. Восставшие солдаты захватили Главный арсенал и освободили заключённых известной тюрьмы «Кресты».

Генерал С. Хабалов сообщал государю 27 февраля: «Испол­нить повеление о восстановлении порядка в столице не мог, Большинство частей одни за другими изменяли своему долгу, отказываясь сражаться против мятежников. Другие части побра­тались с мятежниками и обратили своё оружие против верных Его Величеству войск. Оставшиеся верными долгу весь день бо­ролись против мятежников, понеся большие потери. К вечеру мятежники овладели большею частью столицы...».

Наконец, 28 февраля в Петрограде сдались последние за­щитники правительства во главе с генералом Хабаловым. «Вой­ска постепенно так и разошлись... — рассказывал генерал. — Про­сто разошлись постепенно, оставив орудия». Министры скры­лись, а потом их поодиночке арестовали. Некоторые сами яви­лись под стражу, чтобы избежать расправы.

В дни революции бурно выплеснулось накопившееся у на­селения недовольство полицией. Революционная толпа разгро­мила многие полицейские участки, последовали массовые арес­ты городовых. Они и сами сдавались под арест, опасаясь са­мосуда. После Февраля старая полиция по всей стране прекра­тила существование, а городовых на улицах сменили мили­ционеры.

27 февраля восставшие разгромили и подожгли столичное охранное отделение. При этом сгорели его архивы, навсегда скрыв имена многих секретных сотрудников полиции. По мне­нию некоторых историков, эти секретные сотрудники сами при­нимали в поджоге деятельное участие.

170

В ГОСУДАРСТВЕННОЙ ДУМЕ

В разгар волнений, 26 февраля, Николай II распустил Государст­венную думу. Депутаты решили подчиниться указу, но не разъез­жаться из Петрограда. В те же дни появилась легенда, что Дума будто бы отказалась расходиться. П. Милюков по этому поводу замечал, что «Дума послушно подчинилась роспуску и была в сво­ём целом совершенно не способна на красивый революционный жест». Но волей обстоятельств депутаты оказались в самом цент­ре бурных событий, захлестнувших столицу.

26 февраля председатель Думы Михаил Родзянко направил государю телеграмму: «Положение серьёзное. В столице — анар­хия. Правительство парализовано. Растёт общественное недо­вольство. На улицах происходит беспорядочная стрельба. Части войск стреляют друг в друга. Необходимо немедленно поручить лицу, пользующемуся доверием страны, составить новое прави­тельство. Медлить нельзя. Всяческое промедление смерти подоб­но. Молю Бога, чтобы в этот час ответственность не пала на вен­ценосца». Николай И не принял этого предложения. Он считал, что в создавшейся обстановке нельзя менять правительство, а надо решительно подавить беспорядки. На следующий день М. Родзянко направил новую телеграмму: «Час, решающий судь­бу Вашу и родины, настал. Завтра может быть уже поздно».

Между тем положение Думы становилось всё более двойст­венным. С одной стороны, случилось то, чего Дума больше всего опасалась, — стихийное восстание. С другой — восставшие сохра­няли к Думе полное уважение. Депутаты переживали мучительные колебания: «Что делать? Не вмешиваться? Или встать во главе на­родного движения, чтобы как-то ввести его в берега?».

Депутат-монархист Василий Шульгин вспоминал: «Родзянко долго не решался. Он всё допытывался, что это будет — бунт или не бунт? „Я не желаю бунтоваться. Я не бунтовщик, никакой рево­люции я не делал и не хочу делать. Если она сделалась, то именно потому, что нас не слушались... Против верховной власти я не пой­ду, не хочу идти. Но, с другой стороны, ведь правительства нет. Как же быть? Отойти в сторону? Умыть руки? Оставить Россию без пра­вительства? Ведь это Россия же, наконец!"».

В. Шульгин на вопрос М. Родзянко: «Брать или не брать власть?», решительно ответил: «Берите, Михаил Владимирович. Никакого в этом нет бунта. Берите, как верноподданный... Что же нам делать, если императорское правительство сбежало так, что с собаками их не сыщешь!».

27 февраля депутаты образовали Временный комитет Госу­дарственной думы, куда вошли 12 человек — от монархиста В. Шульгина до социалиста-революционера А. Керенского. На следующий день М. Родзянко направил ещё одну телеграмму императору, в которой сообщал, что революция в столице в пол­ном разгаре, министры арестованы толпой и чернь распоряжа­ется положением. «Чтобы успокоить страсти, — писал он, — и предотвратить истребление офицеров и чиновников, Времен­ный комитет решил принять на себя роль правительства».

Открытка 1917 г.

Открытка 1917 г.

171

Карикатура на Николая II. Открытка неизвестного художника. 1917 г.

ОТРЕЧЕНИЕ НИКОЛАЯ II

После безуспешных попыток подавить восстание в Петрограде государь стал склоняться к мысли об уступках. В ночь на 2 марта он согласился на ответственное перед Думой правительство. Од­нако такой уступки было уже недостаточно. Генерал М. Алексеев из Ставки узнал мнение командующих фронтами относительно отречения Николая II от престола. Все они высказались за отре­чение, о чём было доложено государю. После этого Николай II заявил: «Если я помеха счастью России и меня все стоящие во главе её общественных сил просят оставить трон, то я готов это сделать. Я готов даже не только царство, но и жизнь отдать за ро­дину...». К трём часам дня 2 марта он принял решение отречься от престола.

Вечером того же дня к государю, находившемуся в Пскове, прибыли два представителя Государственной думы — В. Шуль-

Отречение императора Николая II. Современный рисунок.

172

Прогулка царской семьи под конвоем. Современный рисунок.

гин и А. Гучков. Царь принял их в вагоне своего поезда. Он очень спокойно выслушал Александра Гучкова, который объяснял не­обходимость отречения. А. Гучков сказал, что любая воинская часть, как только она подышит воздухом революционной столи­цы, перейдёт на сторону восстания. «Поэтому, — добавил он, — всякая борьба для Вас бесполезна».

«Когда Гучков кончил, заговорил Царь, — рассказывал В. Шульгин. — Совершенно спокойно, как о самом обыкновен­ном деле, он сказал: „Я вчера и сегодня целый день обдумывал и принял решение отречься от престола. До 3 часов дня я готов был пойти на отречение в пользу моего сына, но затем я понял, что расстаться с моим сыном я не способен". Тут он сделал корот­кую остановку и продолжал: „Вы это, надеюсь, поймёте. Поэтому я решил отречься в пользу брата"» (см. ст. «Николай II»).

В полночь 2 марта 1917 г. Николай II подписал манифест об отречении в пользу своего брата великого князя Михаила Александровича.

ОТРЕЧЕНИЕ МИХАИЛА

Утром 3 марта Михаил Александрович, находившийся в Петро­граде, неожиданно для себя узнал о решении брата, передавше­го ему престол. В квартире князя Путятина на Миллионной ули­це собрались члены Комитета Государственной думы. «Посреди­не между ними, — вспоминал В. Шульгин, — в большом кресле сидел офицер — моложавый, с длинным худым лицом... Это был великий князь Михаил Александрович».

173