2007-01-26 Александр Павлов

«Великий Мартин Липсет»: политическая наука и «американское мировоззрение»

3 1 декабря 2006 года от очередного сердечного приступа скончался известный американский политический ученый Сеймур Мартин Липсет. К тому времени он фактически уже был не работоспособен, так как незадолго до смерти пережил еще один сильный удар в середине осени того же года (а до этого еще один в 2001 году, который практически вывел его из строя), и тут же один американский колумнист бросился петь «Великому Мартину Липсету» панегирики так, будто его уже не было. Был ли Мартин Липсет настолько великим, насколько изображает его нам западная периодика? И если да, то почему о его величии в России знают так мало?

Идеологическая наука

По крайней мере, для американской аудитории Сеймур Мартин Липсет был одним из величайших политических ученых в истории Соединенных Штатов. Уже в 1987 году политолог Майкл Роджин назвал его «самым выдающимся из ныне здравствующих политических социологов». То, что Роджин назвал его «политическим социологом», вовсе не случайно, так как на тот момент в США на самом деле еще здравствовали кое-какие политические ученые, которые бы могли стоять с Липсетом вровень. Кроме того, отсылка именно к социологии, а не «политологии» имеет и еще одно важное следствие: как правило, социология обыкновенно признается более «научной» дисциплиной, чем политическая наука. Это во многом справедливо, ибо западные политологи до сих пор расходятся во мнениях относительно оценочных суждений в «политике как науке». Социологи же в свою очередь, кажется, уже со времен Макса Вебера договорились о неприемлемости оценочных суждений (именно «оценочных суждений», так как вопрос о ценностях гораздо сложнее) в социальных науках. И действительно они оперируют статическими данными, схемами, таблицами и т.д., не слишком заботясь нравственными вопросами и рассуждениями о благе.

Мы не случайно начали разговор именно с этой проблемы, ибо, как мы это увидим, Сеймур Мартин Липсет, действительно оставаясь политическим социологом, под соусом идеологически «научного» творчества подавал блюда, приготовленные из идеологически нечистых продуктов. Наиболее вероятно то, что он делал это не специально. Наверняка, ему казалось, что то, что он говорит о демократии, идеологии и США — очевидная истина, которую необходимо постичь всем ученым и всем нациям, а тот, кто этого не понимает — глупец или слепой. Но сам он никогда не произносил подобных вещей, поэтому, может быть, такие «обвинения» покажутся несправедливыми. Но прежде, чем осуждать их, все же стоит почитать его книги. Исследования Липсета выдают типичный неоконсервативный стиль мышления, который, впрочем, был присущ далеко не одному лишь покойному политологу.

От социализма к неоконсерватизму

Отец Липсета был типографом, а мать — швеей. Они эмигрировали в Америку (Нью-Йорк) из царской России. 18 марта 1922 г. в Гарлеме у бедных русско-еврейских эмигрантов родился сын Сеймур Мартин. Через шесть месяцев они перебрались в Бронкс (основными жителями которого тогда были ирландские, еврейские и итальянские эмигранты). Надо сказать, что оба района были тогда не самыми социально благополучными местами в городе. Политизация Липсета началась в отеческом доме, несмотря на то, что отец всячески пытался убедить сына воздержаться от участия в партийной политике, ибо не сомневался, что такая активность не позволит достичь отпрыску куда более важных и грандиозных целей. Примером этой «домашней политизации» может быть следующий эпизод из жизни юного Марти. Однажды Липсет спросил у папы, что тот помнит о Сталине? На что отец ответил: «Я помню, что Сталин сильно отличался от других большевиков. Эти предпочитали говорить о марксистской теории и революции. Сталин говорил об организации, эффективности и деньгах». После того как Мартин проучился один год на стоматолога в одном из городских колледжей Нью-Йорка, он поменял специализацию и принялся изучать историю. Как потом он сам вспоминал, это должно было быть большим счастьем для моих многих потенциальных клиентов.

В 1930-ые у Липсета появились определенные политические убеждения: под влиянием социальной среды он стал социалистом. То место, где учился Липсет, буквально было «осиным гнездом» левого радикализма. «Я рос в той атмосфере, — вспоминал впоследствии Липсет. — Где было очень много разговоров на политические темы. Но вы никогда бы не услышали там о демократах или республиканцах; вопросы были коммунистическими, социалистическими, троцкистскими или анархистскими. Там были левые всех сортов». Пока его бедная иммигрантская семья тщетно пыталась убедить отпрыска освоить ремесло стоматолога, чтобы тот впоследствии принял на себя прибыльную практику своего дяди, Мартин Липсет в качестве юного троцкиста (которым и оставался всю свою студенческую жизнь) занялся исследованием того, почему в Соединенных Штатах никогда не было сильной социалистической партии.

Не лишним здесь будет добавить, что Липсет учился вместе с теми людьми, которые впоследствии станут очень важными фигурами в интеллектуальных кругах Америки — Ирвингом Хоуи, Дэниэлэм Бэллом, Нэйсоном Глэйзером и Ирвингом Кристолом (последний, кстати, в молодости разделил страстную любовь Липсета к троцкизму). Среди мыслителей, особенно сильно повлиявших на формирование взглядов Липсета можно вспомнить Макса Вебера, Толкотта Парсонса, Пола Лазерсфельда и Роберта Мертона. Главным же идолом Липсета, как, впрочем, и всех американцев (любопытный факт!), без всякого сомнения, был француз Алексис де Токвиль.

Тем не менее Липсет достаточно быстро превратился из политически мотивированного исследователя в беспристрастного социального ученого (то, как и почему это случилось, Липсет пытался объяснить в большом количестве своих книг и статей). В результате этой метаморфозы Липсет скоро стал признанным и ведущим экспертом в сфере исследований феномена демократии и демократического процесса, социальной стратификации и модернизации, изменения общественного мнения и социологии интеллектуальной жизни, а также многих других отраслей социальной науки. Как отмечают многие журналисты, он оставил социалистическую идеологию ради строгой интеллектуальной методологии, основы которой он и развил (как мы увидим позднее, это замечание не совсем корректно).

С середины 1950-ых годов он стал придерживаться популярных тогда идей «конца идеологии», которые также пропагандировал Дэниэл Бэлл, — тех идей, которые Аласдейр Макинтайр удачно окрестил «идеологией конца идеологии». Но, несмотря на эту видимую — и кратковременную — идеологическую беспристрастность, он все же придерживался совершенно определенных политических убеждений почти всю свою жизнь: очень скоро он признал ошибочность своих прежних убеждений и начал исповедовать идеалы консерватизма. Он стал активным членом консервативного крыла демократической партии, и, кроме того, надо сказать, что он был одним из первых интеллектуалов, которых окрестили «неоконсерваторами». Такое разочарование в левых идеях не было характерно исключительно для Липсета. Скорее это было общей чертой всего поколения интеллектуалов, «переживших Депрессию, Новый курс, фашизм, Вторую мировую войну, холокост, сталинизм и Советский Союз». Для всего этого поколения интеллектуалов Соединенные Штаты стали тем государством, которое было в состоянии избавить человечество как от левого, так и от правого тоталитаризма.