Тема 8. Стереотипы и установки

Стереотип (от греч. stereos – твёрдый, прочный и tupos – форма, образец) – обобщённая и стойкая система представлений, упрощающих восприятие мира. Стереотип – это ложная картинка. Вводя это понятие в социальную психологию, Липпман называл стереотипом «предвзятое мнение», которое управляют решительно всем процессом восприятия мира, создавая широкий спектр представлений «от истинного индекса до определённой аналогии».

Ход рассуждений Липпмана таков. Идёт война. Газеты печатают сводки о фронтовых действиях. Предполагается, что люди, ориентируясь на собственные познания и жизненный опыт, наглядно представляют себе, как разворачиваются события. Но ведь огромные массы людей никогда не были на войне. Означает ли это, что в их сознании не могут возникнуть конкретные образы происходящего? Нет, не означает, в их головах складываются «картинки», которые подсказаны сравнениями, ассоциациями. Древние старушки, например, воспринимают войну, как единоборство двух всадников, скрестивших клинки. Реальное восприятие сопровождается интенсивной работой фантазии. В итоге рождается стереотип.

«Из огромного мира, наполненного разнообразными звуками и красками, - пишет Липпман, - мы извлекаем лишь то, что наша культура предопределила за нас, отлила в некие картинки. Из потока жизни мы схватываем скрытые образы, стереотипизированные для нас господствующей культурой»¹⁶. Вот почему «самые тонкие и самые убедительные из всех факторов, оказывающих влияние на человека, именно те, которые создают и поддерживают повторяющийся характер стереотипов»¹⁷.

Индивид подделывается под окружающую среду путём игры воображения, которая охватывает весь процесс социальной ориентировки, «от галлюцинации до научной истины». При этом стереотип трактуется как сверхупрощённая модель, помогающая постигать смысл мира, вернее приспосабливаться к нему, как простой, но легко схватываемый образ общественных процессов, политических событий, расовых, национальных или религиозных групп.

Стереотипизированные формы получены как «выжимка» из свода моральных норм, социальной философии и политической агитации. Всё это при помощи пропаганды преподносится сознанию индивида, которое оказывается лишённым самостоятельности и творческого потенциала. В сугубо потребительском сознании человека живут недостроенные и нелепые «картинки» внешнего мира. Стоит обратиться, по словам Липпмана, к истории, чтобы убедиться, насколько превратны представления людей. А раз мир прошлого иллюзорен, точно театр, на подмостках которого действуют герои, то спрашивается, почему нынешняя эпоха должна быть исключением? Правда, современному человеку не дано, в полной мере, видеть нелепость созданного им мира, ибо лишь время оттенит его несуразность.

Таким образом, Липпман полагает, что между человеком и его окружением возникает мир превратных образов - псевдоокружение. Это окружение достаточно «плотно», и если поведение не представляет собой практического действия, а является мыслью и эмоцией, то может пройти много времени, прежде, чем станет заметен разрыв в ткани фиктивного мира. Следовательно, на уровне социальной жизни человек приспосабливается к своему окружению посредством фикций. Речь идёт не о лжи, не о заблуждениях, а о конкретных психических образованиях, которые служат для индивида реальными ориентирами поведения.

Теперь вернёмся к основному вопросу о несоответствии сообщения и его образа в сознании людей. Если сообщение вызывает пучок несогласованных реакций, то как же можно обеспечить согласие? Я посылаю сообщение, и оно отпечатывается в сознании аудитории в виде совершенно разнородных уникальных образов. Что должны в таком случае делать психологи? Бесконечно коллекционировать множество несводимых психических реакций?

Почти за год до начала второй мировой войны американский режиссёр и актёр Орсон Уэллс решил подготовить радиоспектакль по роману Герберта Уэллса «Война миров». В эти годы в радиожурналистике началось массовое увлечение радиорепортажами. Журналисты поднимались с микрофоном в воздух, опускались в шахты. Орсон решил использовать этот приём.

Стремясь к репортажной форме изложения событий, которая, по мнению режиссёра, подчёркивала динамизм происшествия, он перенёс место действия в США и несколько изменил его. Режиссёр вовсе не рассчитывал на готовность публики перепутать реальные и вымышленные факты. Инспирация ужаса не входило в его намерения. Однако, когда первого октября 1938 года радиопостановка прозвучала в эфире, тысяча слушателей восприняла передачу за сообщение о событиях, якобы имеющих место в действительности. Около миллиона человек кинулись вон из Нью-Йорка. Дороги мгновенно заполнились беженцами.

Паника, вызванная радиопостановкой «Вторжение с Марса» - едва ли ни первый пример коллективного психоза под влиянием пропаганды. Он наглядно продемонстрировал то, что в отчётливой форме было давно зафиксировано психологами. Многие из них пришли к выводу, что индивидуальное восприятие сообщения, уникальность стереотипа вовсе не говорят о том, будто исключены массовые стихийные реакции, вызванные сообщением.

После передачи в эфир инсценировки романа Г. Уэллса «Война миров» многие психологи решили, что настала пора инспирируемых пропагандистами массовых психозов. Действительно, уже после войны ещё одна постановка по роману закончилась трагически. В начале 50-х годов радио Кито (Эквадор) вознамерилось повторить опыт Орсона Уэллса. На этот раз передача в эфир носила характер откровенной провокации. В городе немедленно началась паника. К месту, которое называлось в постановке как пункт высадки марсиан, отправили войска. Но солдаты взбунтовались, убили командира и панически отступили, усилив атмосферу всеобщего ужаса. Убедившись в подверженности аудитории массовым страхам, радиостанция передала сообщение о том, что в эфире звучала инсценировка. Тогда разъярённая толпа ворвалась в студию, убила несколько человек, в том числе режиссёра и диктора, а затем сожгла здание радиостанции.

Ещё в 1940 г. Г. Кэнтрил, Г. Годе и Г. Герцог провели массовый опрос участников паники, вызванной радиопостановкой, переданной из нью-йоркской студии. Поначалу они хотели ограничиться рассмотрением проблемы на уровне массовой психологии. Но вскоре убедились в том, что поведение отдельных людей и групп невозможно вывести из общих закономерностей массового сознания¹⁸. Последовательный анализ фактов, которые обусловили панику среди людей, прослушавших радиопередачу «Вторжение с Марса», привёл психологов, предпринявших в 60-е годы многочисленные попытки новой трактовки события, к выводу о том, что само сообщение было лишь катализатором, своего рода предлогом, а не причиной массового психоза. Мотивы же стереотипной реакции оказались весьма разнородными и не поддающимися однозначному определению.

В частности, обнаружилось, что своеобразная наэлектризованность аудитории перед второй мировой войной, приведшая к повышенной внушаемости людей, определялась во многом ощущением предгрозовых событий, приближающейся катастрофы, о которой ежедневно писали газеты. Не случайно в то время, как некоторые слушатели поверили в фантастическое пришествие марсиан, другие полагали, что на самом деле, произошла высадка немцев или японцев. Таким образом, ни сам факт, вызвавший панику, ни его предумышленное повторение не дали доказательств первоначальному представлению, будто сама толпа виновата в разразившихся событиях.

Немецкие психологи провели своеобразный эксперимент. Они собрали большую группу людей и предложили им нарисовать обнажённую женщину. Многие из приглашённых отказались выполнить это задание, обвинив руководителей лаборатории в безнравственности. Другие, напротив, с удовольствием взялись за дело и снабдили свои рисунки непристойными подписями.

Исследователи ещё раз убедились в справедливости рассуждений У. Липпмана: люди по-разному реагируют на одно и то же сообщение. Но вместе с тем опыт показал, что множество психологических реакций можно свести всё же к некоторым общим стандартам. В данном случае одни разглядели в предложении экспериментаторов повод для демонстрации собственных ханжеских умонастроений, другие ни сколько не сомневались в том, что от них ждут неприличного поступка.

Итак, некоторые впечатления носят сходный характер и их можно классифицировать или, по крайней мере, определять по типу. Порою разные люди, в отличие от других, видят в человеке конкретную персонификацию. Напомним, в частности, опыты отечественного профессора-психолога А.Бодалева. Двум разным группам показывают один и тот же портрет, но предваряют показ разным сообщением. В одном случае говорят: «опишите этого героя», в другом: «расскажите об этом преступнике нашей современности».

Что же пишут испытуемые в порыве откровенности? «Высокий открытый лоб свидетельствует об интеллекте, честности и открытости характера. Густые брови выдают волевой настрой, смелость. Улыбка показывает, как добр человек…» А в другой группе о том же: «Низкий лоб демонстрирует кретинизм, выступающий подбородок говорит о жестокости и замкнутости. Подобие улыбки - о садистских наклонностях…»

Здесь мы сталкиваемся с некоторой предварительной изготовленностью сознания, готовностью психики воспринимать сообщение определённым образом. Установка - это готовность, предрасположенность человека оценивать определённый объект в соответствии с ранее выработанными представлениями. Понятие установки первоначально было введено в экспериментальной психологии немецкими психологами для обозначения обусловленного прошлым опытом фактора готовности действовать тем или иным образом.

Позднее понятие социальной установки вводится в социальную психологию и социологию для обозначения субъективных ориентацией инвалидов как членов группы (или общества) на те или иные ценности, предписывающие индивидам определённые социально принятые способы поведения (У. Томас, Ф. Незнанский, 1918-1920). В качестве объяснительного принципа изучения психических явлений установка наиболее глубоко разработана Дмитрием Николаевичем Узнадзе (1886-1950) и его школой.