ТО ЧТО КРАСНЫМ ВЫПИСАТЬ,ТО ЧТО ЧЕРНЫМ ПРОЧИТАТЬ

Глава VIII рыцарский этос в новом свете

Примерно в середине прошлого столетия американцы утвердились в мнении о том, что их культура распадается на демократическую, меркантильную культуру Севера и земледельческую, аристократическую культуру Юга, которая придерживается совершенно иных ценностей.

Мало что так бросается в глаза, как формирование понятия джентльмена. Оно связано с представлением о рыцарстве и лояльности. В английской литературе половина драматических произведений и все романы, начиная с романов Ф. Сидни и кончая романами Вальтера Скотта, описывают этот образ. Без слова «джентльмен», так же как и без слова «христианин», отныне нельзя обойтись при характеристике нынешнего и нескольких предшествующих столетий.

С образом джентльмена обычно связано представление о финансовой обеспеченности и жизни, свободной от каких бы то ни было материальных забот. Понятие джентльмена предполагает вежливость и доброжелательность, мужество в сочетании с мягкостью.

В романе «Унесеные ветром» М. Митчелл нарисовала не только образец джентльмена-мужчины, но и его женский аналог. Это леди.

Стоило бы заняться еще одной из форм, в которых воплощаются мечты современного американца, а именно вестернами с их мифом о прежней Америке. Тем более что в них мы имеем дело с вооруженной борьбой, а отношение к врагу было ведь существенной составной частью рыцарского этоса. Прежде всего бросается в глаза разница в вооружении рыцаря и ковбоя, разница, которая в значительной мере делает невозможным утонченный ритуал единоборства. Соперники, вооруженные револьверами, ведут борьбу не на жизнь, а на смерть, и в этой борьбе нет места правилам «честной игры», так же как нет их там, где двое схватились врукопашную, стараясь задушить друг друга. Отношение к женщине (особенно молодой и красивой) в вестерне покровительственное. Это подчеркивает превосходство мужчины, столь характерное для вестерна.

Определенное сходство между ковбоями и рыцарями можно усматривать в том, что и те, и другие живут вне закона и сами служат себе законом.

Заключительные замечания

В этом исследовании, которое уже подходит к концу, я пыталась воссоздать определенный тип этоса, отличие которого от мещанского этоса представляется очевидным. Там мы видим осторожность и недоверие, здесь — риск и широкий жест (по принципу «все заложи, а себя покажи»). Там — трудолюбие, здесь — презрение к труду ради заработка, в особенности к физическому труду; там — стремление к безопасности, здесь — к славе. Аристотель, как помним, советовал смотреть на красоту, а не на пользу. Его указанию следовали те, кому луга служили не в качестве пастбищ, лошади были нужны для скачек, а земельные угодья — прежде всего для охоты.

Такую жизненную установку мы сначала нашли в «Илиаде». Мирный образец подобного рода мы обнаружили в Греции у Аристотеля, изобразившего человека «по праву гордого». Чтобы этот образец оттенить ярче, мы продемонстрировали его на контрастном фоне поучений Гесиода и басен Эзопа. Затем мы перешли к Спарте — стране, где правящая элита не выпускала копья из рук. Эти различия заставили меня отказаться от употребления по отношению к Спарте слов «рыцарь» и «рыцарский»; я предпочла слово «воин», свободное от «рыцарских» ассоциаций.

Личностные образцы рыцарского этоса окончательно складываются в средневековье. Возрастание роли бюргерства заставляет правящую элиту выработать кодекс, который можно было бы противопоставить притязаниям «третьего сословия» на продвижение в обществе. В главе о придворном представлена одна из форм «демилитаризации» рыцарских образцов. Завершает исследование рассмотрение образца джентльмена и его судеб в Соединенных Штатах, — завершает как раз тогда, когда из восхвалений и порицаний вырисовывается личностный образец, который нас интересовал.

Рыцарский этос культивировался, само собой, в рыцарских школах. Во Франции, например, образцом рыцаря без страха и упрека служил Баярд См., например: Guyard M. Histoire de Pierre du Terrail, dit le Chevalier Bayard, Lyon, 1808. Книга предназначалась воспитанникам Императорской военной школы в Лионе., убитый в 1524г. огнестрельным оружием, которым сам он брезговал пользоваться. Его прославляли прежде всего за храбрость: говорили, что он в одиночку защищал мост против двухсот испанцев. Когда к вечеру, славно потрудившись и покрыв себя славой, он возвращается с поля боя, то заказывает себе на ночь подругу; однако ж отказывается от своего намерения, узнав, что имеет дело с дворянкой, которую на подобный шаг толкнула нужда. Сам он был обручен с дамой из хорошего дома и даже имел с ней внебрачного сына. Терпимость благороднорожденных к внебрачному потомству мужского пола шла далеко. Отношение к семье бывало различным в различных культурах; рыцарская культура не относилась к числу «семейных» культур.

Мы не можем заняться здесь подробнее ролью, которую рыцарские образцы сыграли в евро-американской культуре. Их значение в шляхетской Польше хорошо известно. Красочность этого этоса использовалась в романах и на сцене театра. Условности помпезного героизма оказались необычайно живучими. Лишь Жанна д'Арк — героиня как нельзя более человечная, простая, добросердечная и — о, диво! (как пишет Б. Шоу) — с улыбкой на лице.

В то время как одни искали славу прежде всего на полях сражений, другие подчеркивали значение мирных рыцарских добродетелей. В нравственном катехизисе, который в 1774 г. составил для шляхетской молодежи Адам Чарторыйский, особое внимание обращается на такт и деликатность. «Позволительно ли подслушивать, — спрашивает воспитанник, — ежели двое тихо беседуют; распечатывать чужое письмо, хотя бы и вверенное твоему попечению; читать бумаги, на чужом столе разложенные; заглядывать через плечо, когда кто-нибудь какую-либо бумагу читает или же пишет?» Ответ кипит возмущением при одной мысли о подобной бестактности: «Непозволительно per omnia [Во всех отношениях (лат.)], ибо решиться на что-либо из вышеозначенного есть превеликая низость; таковым вероломством ум благородный гнушается». Стоит отметить, что американский социолог Э. Шиле считает способность хранить тайну качеством, особенно высоко ценимым в аристократических кругах.

С. Липсет видит связь между иерархической структурой общества с отчетливо выраженной элитой, и свободой деятельности в нем оппозиции. Именно так, по его мнению, обстоит дело в Англии, для которой характерно почитание элиты и подчинение ей, заметное даже среди рабочих См.: Lipset S. M. Class, statusandpower . New York, 1966, p. 167..

Стойким пережитком рыцарства была, как известно, дуэль; в Польше она существовала по крайней мере до второй мировой войны. Рыцарь не мог подчиниться чужой воле: он сам хотел быть своим судьей. Встречались люди, которые высмеивали этот обычай, но принимали вызов, не желая, чтобы их сочли трусами. В 1919 г. был напечатан «Польский кодекс чести», составленный Владиславом Бозевичем и посвященный Юзефу Пилсудскому ^{См.: Boziewicz W. Polski kodeks honorowy. Warszawa, 1919.}. В первом разделе автор перечисляет категории лиц, которые могут требовать и давать сатисфакцию по делам чести. Лицами, обладающими честью, или джентльменами, автор называет мужчин, которые по своему образованию, умственным достоинствам, положению в обществе возвышаются над средним уровнем. В принципе необходимым условием для причисления к «людям чести» служит аттестат о среднем образовании, но учитываются и выдающиеся способности, а также занимаемый пост. Лица дворянского происхождения относятся к джентльменам, хотя бы даже они не удовлетворяли другим условиям. Из числа джентльменов исключались: доносчики, трусы, гомосексуалисты, лица, не потребовавшие сатисфакции за тяжелое оскорбление, мужчины, находящиеся на содержании у женщины, которая не относится к ближайшей родне, те, кто разглашает тайны, компрометирующие женщину, кто не держит честного слова, анонимщики, клеветники, хронические алкоголики, люди, не отдающие вовремя долгов, обманывающие в азартных играх, шантажисты, ростовщики и т.д. Внебрачное происхождение не могло служить поводом для отказа дать сатисфакцию по делам чести. Из известной драмы В. Гюго «Эрнани», выдержанной в патетически-рыцарских традициях, мы узнаем еще, что король драться на дуэли не может: должно быть, потому, что ему нет равных.

Дипломатические охоты сохранились и после исчезновения дуэлей. Дипломаты, как мы уже говорили, были обычно знатного происхождения и располагали землями, пригодными для охоты. Браконьеры, составлявшие конкуренцию джентльменам-охотникам, в Англии XVIII столетия карались смертью.

Еще один пережиток рыцарских традиций — преувеличенная деликатность в денежных вопросах. Гонорар частнопрактикующему врачу вручался в конверте (что не всегда выходило тому на пользу). Английский этикет не допускал разговоров о деньгах в светском кругу.

Проявлением предписанной этикетом предупредительности по отношению к женщине был обычай (сохранившийся в Англии еще в двадцатые годы), согласно которому мужчина, идущий по улице с женщиной, должен находиться между нею и мостовой как источником потенциальной опасности. Опекунское отношение к женщине показано у Сенкевича («В пустыне и в джунглях») на примере отношения Стася к Нель. Всегдашний холод, царивший зимой в английских домах, нередко объясняли рыцарскими традициями, которые никто не пытался пересмотреть. Жизнь рыцаря ведь не отличалась комфортом. «Напрасно современная красавица стала бы завидовать роскошной обстановке саксонской принцессы, — писал Вальтер Скотт. — Стены комнаты были так плохо проконопачены и в них были такие щели, что нарядные драпировки вздувались от ночного ветра. Жалкое подобие ширм защищало факелы от сквозняка, но, несмотря на это, их пламя постоянно колебалось от ветра, как развернутое знамя военачальника. Конечно, в убранстве комнаты чувствовалось богатство и даже некоторое изящество, но комфорта не было, атак как в те времена о нем не имели представления, то и отсутствие его не ощущалось» Скотт В. Айвенго. — Собр. соч. М. — Л., 1962, т. 8, с. 85..

Напрашивается вопрос: какие условия способствовали формированию понятия чести, центрального в рыцарском этосе? «Понятие чести, а также установка и поведение, ему соответствующие, — писал Э. Дюпреэль в «Трактате о морали», — почти всегда появляются там, где некое аристократическое меньшинство живет в тесной связи с более многочисленным сообществом» ^{Duprйel E. Ор. cit., vol. 2, p. 206.}. Токвиль, как помним, тоже честь выводил из неравенства. По мнению Монтескье, развитию понятия чести особенно благоприятствовал монархический строй, поскольку монархия охотно использовала социальную стратификацию в своих интересах.

Однако анализ спартанского этоса противоречит утверждению, согласно которому социальная стратификация —

достаточное условие развития понятия чести. Следует также принимать во внимание, как я полагаю, и величину группы, ведь в малых группах давление общественного мнения ощущается сильнее. Необходимо учитывать и степень стабильности социальной группы, а также степень ее обособленности. Я имею в виду, например, обособленность, характерную для польских горцев в Татрах, пока нашествие туристов не изменило облик Татр. Некоторые авторы, как уже говорилось, находят сходство между элитарными группами, руководствующимися рыцарским этосом, и преступными группами, живущими вне закона.

В статье «Свет и тени Строптивого Кавалериста» См.: Romejko M. Blaski i cienie Niesfornego Szwoleїera. — Wojskowy przegl№d ^{historyczny, 1959, № 3.}генерал М. Ромейко воссоздает образ Болеслава Венявы Длугошовского (1891-1942), генерала бригады, которого называли также просто Венявой. Веняву знала вся Польша: местечки, поместья, курорты. Славились его юмор и неисчерпаемая фантазия. Особенно хорошо его знали люди искусства, литературное кабаре в кафе «Земянское». Фотография запечатлела группу видных литераторов, провожающих генерала, назначенного послом в Рим. Для иллюстрации рыцарского этоса стоит привести последние строфы одного из его стихотворений, ибо генерал этот изъяснялся не только прозой, но и рифмованной речью:

... Со смертью встречался я часто и Бога Просить об отсрочке не стану, ей-ей. Завидев старуху с косой у порога, Без лишних вопросов пойду я за ней.

А после меня повезут на лафете, За гробом коня-сироту поведут. Уланы-товарищи головы свесят, Пехота ружейный отдаст мне салют.

Меня не оставит и в небе удача,

А если нахмурится Дух Святой —

Ольбромский и Цедро [Отважные кавалеристы, герои исторического романа Ст. Жеромского

«Пепел»] на помощь прискачут:

Мол, хоть и задира, но парень он свой.

А может, забросят заблудшую душу В чистилище — пусть, мол, свое отсидит... Ну, что же — не струшу. А если и струшу, Так струсить разок — перед Богом — не стыд.

Но если обратно на землю сослал бы Меня за грехи пресвятой Трибунал, — Я снова мундир свой и саблю достал бы И пить, и любить, и рубиться бы стал

Цит. по: Mackiewicz S. Zielone oczy. Warszawa, 1959.

Не следует слишком доверять этим строфам. О том, что сердцу Венявы были близки и другие ценности, кроме тех, о которых он здесь заявлял, свидетельствует его самоубийство в Нью-Йорке в 1942 году.

БУРЖУАЗНАЯ МОРАЛЬ ПРЕДИСЛОВИЕ

В своей написанной до войны книге «Основы науки о морали» я выделила в этой науке три группы проблем: 1) анализ моральных норм и оценок; 2) психологию морали и, наконец, 3) социологию морали.