10. Негативная символическая система. Преодоление массовидной мортификации.

Пронина:

«Человек создает культуру, изменяя естественные условия с целью поддержания своего духовного Я». Это высказывание авст­рийского психотерапевта Отто Ранка (1880—1939) на фоне гос­подствовавших тогда позитивистских, марксистских, прагматистских взглядов, подчеркивавших «примат материи», выглядело смешным проявлением «психологического идеализма». Но при­шло время, и «субъективистские» категории словно бы материа­лизовались в грубо-реальные феномены общественной жизни и практические проблемы обыкновенных людей. Так, во второй половине XX в. науке пришлось разрабатывать социотерапевтические методики и технологии, чтобы помочь обществу преодоле­вать негативное влияние того, что в абстракции обозначалось как «психоисторическое состояние» и что теперь выразилось в массо­вых депрессиях, асоциальных движениях, самых неожиданных формах отклоняющегося поведения, резком росте суицида и т.п.

Американские психологи-социотерапевты Р. Лифтон и Э. Ольсон вели реабилитацию ветеранов вьетнамской войны. Работали они и с жертвами «массового употребления наркотиков», и с адептами экзотических сект, и с активистами «бунтующей моло­дежи». На основании обширного клинического материала они пришли к выводу, что так называемый «вьетнамский синдром» в истоке имеет массовидное ощущение: «с одной стороны, почти все дозволено, а с другой — почти ничего невозможно достичь», которое охватывает человека, когда традиционные установления общества — закон, религия, семья, образование — теряют надеж­ность, не гарантируют жизненного успеха, девальвируются чуть ли не до утраты смысла. Аморальная война в джунглях стала, с их точки зрения, последней каплей технизированного абсурда, когда мощная американская машина тотального уничтожения дискре­дитировала даже понятие героизма, ибо чем храбрее были солда­ты, тем больше отдалялось окончание бойни, в которой невоз­можно было одержать победу. В личном плане одним из послед­ствий этого становилось «психическое онемение», в сущности, блокирование чувств, эмоций и самих восприятий, в предельной форме превращавшее людей в «ходячие трупы». Р. Лифтон и Е. Ольсон предложили для этого состояния термин «мортификация» (от лат. morte — смерть), но подчеркивали, что это — за­щитный механизм, предохраняющий психику в условиях крайне­го стресса, оставляющий возможность возрождения личности за гранью отчаяния.

Впрочем, по мнению психологов-социотерапевтов, само по себе бедствие не ведет к возрождению. Выживший может быть внутренне настолько затронут распадом, что не находит в себе силы для нового творчества. Опору индивид обретает в тех, с кем имеет духовный контакт, поскольку полноценный опыт достигается только в межличностном поле, но не в одиночестве. Однако мортификация проявляется и на социальном уровне, что выражается в создании «негативной символической системы», возводящей травматический опыт индивида до уровня глобальных категорий, из-за чего кажется бессмысленным любой жизненный проект.

По теории Лифтона—Ольсона, жизнедеятельность сознания состоит в непрерыв­ном создании и пересоздании системы образов, способных при­дать миру осмысленность, открыть достойную жизненную перс­пективу. Однако скорость исторических сдвигов в обществе на­столько возросла, что сама способность человека к символиче­скому осмыслению собственного опыта не успевает за калейдо­скопическим мельканием, так сказать, судьбоносных событий. Вот почему, к примеру, вьетнамский синдром может охватить це­лое поколение и даже общество в целом. В 70-х годах XX столе­тия для США это действительно стало национальной проблемой.

«Человек никогда не был способен преодолеть разрушитель­ное действие разрыва символотворчества в одиночестве», — констатируют Р. Лифтон и Э. Ольсон и подчеркивают, что весь во­прос выхода из «психического онемения» состоит в соединении индивидуального жизненного проекта с коллективным историче­ским проектом. Цель «коллективного проекта» — формирование такой системы позитивных ценностей, которая могла бы быть принята как общая сетка координат для осмысления собственной жизненной перспективы любым членом общества, стать основой социального оптимизма. Отсюда очевидно, насколько существенна в такого рода коллективных процессах роль массовых средств символического осмысления действительности.

Р. Лифтон и Э. Ольсон рассматривали пять направлений пре­одоления массовидной мортификации, составлявшей суть вьет­намского синдрома:

1. Ценностное переосмысление семейных привязанностей и обязанностей, переходящих в идею общины и нации.

2. Ценностное переосмысление непреходящего значения труда и творчества.

3. Ценностное переосмысление религиозных отношений чело­века и общины.

4. Ценностное переосмысление экологических задач, стоящих перед современным человеком.

5. Поиск новых форм стимулирования индивидуального твор­чества и социального энтузиазма.

Еще пример – быстрая смена программ в России: коммунистическая доктрина — перестрой­ка — путч ГКЧП — развал СССР — гайдаровские реформы — мятеж Руцкого—Хасбулатова — новая Конституция — война в Чечне — кризис президентской власти... — не получила не только народного осмысления, но и вразумительного идеологического истолкования. Чтобы выстоять в условиях тех перепадов, которые переживала страна, обществу как никогда нужны были актив­ность, инициатива и предприимчивость каждого человека. Между тем, как показали социально-психологические замеры в центра­льной России, 96,7% населения пребывали в состоянии социаль­ной депрессии. Растерянность, неверие властям, страх перед зав­трашним днем парализовали духовную энергию людей, ставя под угрозу не только успех реформ, проводимых в стране, но и жизнь каждой семьи.