IV. Структура как теоретическая модель

VI. 1. Пора разобраться с тем, что же такое структура. Неизбеж­но мы можем только коснуться этой большой и все еще актуальной

41 Louis Hjelmslev, Essais linguist iyues. Copenhagen, 1968, p. 104.

проблемы, по поводу которой существует обширная литература. По необходимости мы ограничимся объяснением того, как мы намерены использовать понятие структуры в нашей работе.

Приведем простой пример, единственный смысл которого состоит в том, чтобы выяснить, что представляют собой те умственные опера­ции, которые мы совершаем, когда и в более сложных случаях выяв­ляем структуры.

Передо мной несколько человеческих особей. И я отдаю себе отчет в том, что для того, чтобы выделить некоторые общие параметры, позволяющие говорить о разном, опираясь на одну и ту же методику, я должен прибегнуть к упрощению. Так, я могу представить челове­ческое тело в виде связки отношений, которую я отождествляю со скелетом, и, значительно упростив, изобразить его схематически. Таким образом я выделяю структуру, общую разным особям, систему отношений, дискретные элементы и порядок их сочетания в виде линий различной конфигурации и длины. И само собой разумеется, что эта структура уже есть некий код: набор требований, которым должно соответствовать тело, какими бы ни были его индивидуаль­ные особенности, для того, чтобы я мог признать в нем человеческое тело.

IV.2. Но с другой стороны, совершенно очевидно, что данная структура - это не только упрощение и обеднение того, что есть в реальности; наше упрощение - продукт определенной точки зрения. Я представил человеческое тело в виде схемы-скелета именно потому, что намерен изучать человеческие тела как раз с точки зрения струк­туры их скелета, или как тела "прямоходящих млекопитающих", или "двуногих с верхними и нижними конечностями". Если бы у меня было намерение изучить человеческое тело с точки зрения его клеточ­ной структуры, я бы выбрал для него другую модель.

Структура — это модель, выстроенная с помощью некоторых уп­рощающих операций, которые позволяют рассматривать явление с одной единственной точки зрения. Так например, фонологический код предоставляет мне возможность свести различные по своим физичес­ким характеристикам звуки воедино для того, чтобы они могли соот­ветствовать определенному набору значений; для этого и нужно об­ратиться к системе фонологических отношений, игнорируя факульта-

42 Более подробно о термине "структура" см. AAVV, Usi e significati del ttrmine strut (ига. Milano, 1965; Предисловие ко 2 тл.Орсга aperta, cit.; Мы возвратимся к рассмотрению этого вопроса в разделе Д.

тивные варианты произношения, которые в другом коде, скажем, китайского языка, могут оказаться смыслоразличителями.

Если бы, впрочем, мне понадобилось судить о человеке и о дереве с какой-то общей точки зрения (например, возникла потребность сопоставить человека с растением, чтобы выяснить, существует ли зависимость между ростом и числом особей на том или ином участке, я мог бы прибегнуть к дальнейшим структурным упрощениям, приво­дя человеческий скелет к более элементарной структуре, например, такой рисунок:

и мог бы сравнить ее с таким, например, изображением дерева,

обобщая схемы примерно в таком рисунке.

Таким образом, путем последовательного абстрагирования я нашел бы общий код для дерева и для человека, некую гомологичную структуру, опознаваемую и в том и в другом случае и которую мне трудно было бы увидеть, скажем, в змее. Иногда такие модели могут оказаться полезными ⁴³.

IV.3. Очевидно, что полученная таким способом структура сама по себе не существует, она продукт моих целенаправленных действий. Структура — это способ действия, разрабатываемый мною с тем, чтобы иметь возможность именовать сходным образом разные вещи. В нашем рассуждении мы не касаемся вопроса о том, сходны ли умст­венные действия, к которым прибегают для того, чтобы выделить структуру, с реальными отношениями, установившимися между веща­ми. Именно здесь намечается различие между онтологическим и мето­дологический структурализмом, и уместно признаться, что мы при­держиваемся этой второй точки зрения отчасти потому, что целям нашей работы она вполне удовлетворяет.

IV. 4. Итак, мы видели, как совершился переход от структуры-кода, пригодного для описания многих человеческих особей, к структуре-коду, пригодному для описания многих человеческих особей и многих деревьев. В обоих случаях перед нами структура, но вторая структура образована путем упрощения первой.

Между тем всякий раз, когда устанавливается общая структура некоего круга явлений, следует задаться вопросом, нет ли у данной структуры своей структуры, нет ли кода у этого кода, такого, кото­рый позволил бы охватить большое число явлений, расширить сферу применения кода.

Так, фонологи и лингвисты, описав систему какого-то языка, спра­шивают себя, а на что это похоже и нельзя ли сравнить эту систему с системой другого языка, сыскав такой код, который стал бы их общим основанием. А затем, нет ли такого кода, который позволил бы вы­явить общность системы внутриязыковых отношений с системами родства, а эти, в свою очередь, связать с системой расположения домов в обследуемом селении. Этим успешно занимается структурная антропология.

Итак, переходя от упрощения к упрощению, структуралист грезит о том, чтобы в конце концов ему открылся Код Кодов, некий Пра-код, который позволил бы выявить скрытые ритмы (элементарные струк­туры), управляющие любым поведением, как культурным, так и био­логическим. Этот код должен был бы воспроизводить устройство человеческого ума, которое окажется сходным с механизмом органи­ческих процессов. И но сути дела, сведение всякого человеческого поведения и всякой органики к коммуникативным процессам, а также сведение всякой коммуникации к двоичному выбору предполагает не что иное, как сведение любого культурного и биологического факта к одному и тому же механизму порождения.

IV.5.

Но это не означает, что к абстракциям структурных моделей приходят путем последовательного упрощения того, что и без того известно, напротив, чаще структурный метод не столько обнаружива­ет структуру, сколько выстраивает ее, изобретает в качестве гипотезы и теоретической модели и утверждает, что все изучаемые явления должны подчиняться устанавливаемой структурной закономерности. Так ли это на самом деле, будет видно позднее, задача ученого в том и заключается, чтобы не загонять то, с чем он сталкивается, в приду­манную схему, допуская возможность ошибки и ее исправления; во многих дисциплинах этот способ исследования оказался плодотвор­ным, он позволил ввести безграничную стихию эмпирических иссле­дований в определенное русло, предложив структурные гипотезы, поддающиеся контролю как раз там, где они кажутся наиболее сомни­тельными ⁴⁵.

Так вот, найти код — это и значит теоретически постулировать его. Конечно, каждый лингвист, прежде чем установить закономер­ности языка, изучает языковое поведение во всей его конкретности и многообразии; но он не в силах исчерпать все возможности индиви­дуального произношения, индивидуальной манеры говорить, инди­видуальных намерений говорящего, стало быть, он должен бросить накапливать факты и заняться построением языковой системы.

Код — это модель, являющаяся результатом ряда условных упроще­ний, производимых ради того, чтобы обеспечить возможность переда­чи тех или иных сообщений.

IV. 6.

Вот почему не следует ни смешивать значение с психическими процессами, ни помещать их в мир платоновских идей, ни отождест­влять с конкретным узусом, несмотря на то что именно наблюдение за практикой речи, позволяющее вывести какую-то усредненную норму говорения, и подводит к идее кода. Код устанавливается тогда, когда участник коммуникации имеет в распоряжении набор извест­ных символов, из которых он осуществляет выбор, комбинируя их согласно известным правилам. Формируется нечто вроде станового хребта будущего кода, представляемого в виде двух осей, вертикаль­ной и горизонтальной, парадигматической и синтагматической. Па­радигматическая ось представляет собой репертуар символов и пра­вил их сочетаний, это ось выбора, синтагматическая ось — это ось комбинации символов, выстраивающихся во все более сложные син-

⁴⁵ Эта точка зрения хорошо изложена в двух предисловиях, во вводной статье Рюве (Ruwet) o генеративной грамматике в журнале "Langages" и в статье Барта в "Communications", посвященной структурному анализу повествования

66

тагматические цепочки, собственно, и являющиеся речью. Ниже мы увидим, что этот подход также применим для установления законо­мерностей при артикуляции невербальных кодов.

В заключение скажем, код — это структура, представленная в виде модели, выступающая как основополагающее правило при формировании ряда конкретных сообщений, которые именно благодаря этому и обре­тают способность быть сообщаемыми. Все коды могут быть сопо­ставлены между собой на базе общего кода, более простого и всеобъем­лющего.

VI.7.

Возвращаясь к тому, что было сказано о денотативных кодах и коннотативных лексикодах укажем, что в то время как первые легко выделяются, подчиняются строгим правилам, являются более стойки­ми и, стало быть, сильными, вторые изменчивы, слабы, часто зависят от того, кто именно говорит, от социальной принадлежности говоря­щего, какой бы малой группе он ни принадлежал, их описание всегда более или менее приблизительно и связано с известным риском.

IV.8.

Но следует также делать различие между репертуаром знаков, кодом и лексикодом, по крайней мере, в том смысле, который здесь имеется в виду: репертуар предполагает перечень символов, причем иногда указывается их соответствие определенным означающим. Код воздвигает из этих символов систему различий и оппозиций и закреп­ляет правила их сочетания. Лексикод выстраивается как система зна­чащих оппозиций, но может не включать в себя правил сочетания, отсылая к тем, что установлены основным кодом, лексикодом кото­рого он является. Так, коннотативный лексикод приписывает другие смыслы означаемым денотативного кода, но использует правила ар­тикуляции, предусмотренные последним. Часто в процессе семиоло­гического исследования приходится предполагать код там, где в дей­ствительности имеется только лексикод, или, как мы сможем убедить­ся на примере различных изобразительных кодов (таких как иконо­графический код), считать лексикодом то, что в сущности является репертуаром. В этих случаях нельзя сказать, что для коммуникации нет условий, поскольку нет соответствующих кодов, ибо лексикоды и репертуары функционируют на основе более фундаментального кода⁴⁶ .

⁴⁶ Ср. например, проблемы, обсуждаемые в Б 3 III

УМБЕРТО ЭКО.

Отсутствующая структура.

С.259-274.

(Эпистемология структурных моделей)

Структуры, структура и структурализм.

При исследовании коммуникативных моделей не обойтись без использования структурных решеток для определения как формы сообщений, так и системной природы кодов, при этом синхронное рассмотрение, полезное с точки зрения приведения некоего кода к форме 1 соотнесения его с другими, противопоставленными ему или дополнительными кодами, вовсе не исключает последующего диахронического анализа, позволяющего составить представление об эволюции кодов под влиянием сообщений и различных их прочтений в ходе исторического процесса.

Нужда в этих структурных решетках возникает тогда, когда появ­ляется потребность описания различных явлений при помощи одного и того же инструментария, иначе говоря, выявления гомологичных структур в сообщениях, кодах, культурных контекстах, в которых они функционируют, одним словом, в механизмах риторики и идео­логий. Задачи структурного метода как раз и сводятся к тому, чтобы выявить гомогенные структуры на разных культурных уровнях. И это задачи чисто оперативного порядка, имеющие целью генерализовать дискурс. Но рамки этой проблемы должны быть изначально вывере­ны, потому что зачастую термин структура употребляется как придет­ся и в самых несхожих философских и научных концепциях.

Неумеренное использование структуралистской терминологии и последние годы уже побудило многих объявить сам термин не более чем данью моде и постараться очистить его от преходящих коннотаций. Но даже и те, кто старается использовать этот термин предельно корректно, часто ограничиваются допущением существования некой "ничейной земли'¹, широкого поля, в котором применение термина представляется оправданным.

Понятие "структуры " в истории мысли

I.I. Речь идет о термине, который определяет одновременно целое, части этого целого и отношения частей между собой, об "автономной целостности внутренних зависимостей”, о некоем целом, образован­ном слитыми воедино частями, причем все они зависят друг or друга и каждая из них может быть тем, что она есть, только во взаимосвязи со всеми остальными ...

Заметим, однако, что если структуру понимать как некую систему внутренних органичных связей ои tout se tient (где все "держит" друг друга), то в таком случае придется признать, что структуралистский подход характерен для всей истории философии; начиная, по крайней мере, с аристотелевского понятия субстанции (а в "Поэтике" со срав­нения драмы с "большим зверем"), он характерен также для различ­ных биоорганизмических теорий формы и для разных средневековых теорий, вплоть до организмических философий девятнадцатого века (достаточно вспомнить Колриджа, чьи взгляды предопределили мно­гие положения современной англосаксонской эстетики, а также гетевскую морфологию...).

Известно, что современную философию населяют всевозможные "формы", от "жизненных форм" (Lebensformen) Шпрангера до "пра-форм" (Urformen) Крика, от "основных форм"(Grundformen) Дильтея

*Здесь я считаю себя обязанным сослаться на Кребера, поскольку умолчание выглядело бы некорректным: "Понятие «структуры», возможно, не что иное, как уступка моде. Термин со строго конкретным смыслом вдруг и на целые десять лет оказывается в центре всеобщего внимания, как например, эпитет «аэродинамический»: он благозвучен и его начинают применять, где нужно и где не нужно. Любая вещь, если она не совершенно аморфна, наделена структурой. И сам по оебе термин структура, видимо, решительно ничего не добавляет к тому, что нам уже известно, служа пикантной приправой" (Anthropology, pag 35) Ср. AAVV, Usie signiftcafi del termine siruitura, Milano, 1965. Usi e sigmficafi, cit., pag. 6.

Luis Hjelmslev. Essais Imguistiques. Copenhagen. 1959 And re Lalandc, Vocabutaire de philosophic, 111, "structure".

до "сущностных форм" (Wesenformen) Гуссерля и "форм чувствования" (Gefuhlsformen) Шелера, каждая из которых предстает как некое структурное упорядочивание исторической, онтологической или психологической реальности.* И далее в этом направлении укажем на то, что современная эстетика насыщена структуралистскими мотива от символических форм в духе Кассирера и Лангер до стратегий новой критики, от форм Фосийона до теории формосозидания Парейсона; таковы же структуралистские установки реляционизма Пачи, находящегося под влиянием Уайтхеда, и то же можно сказать о формальном характере «систем систем» (любопытна аналогия с линией русские формалисты — Пражский лингвистический кружок — Уэллек) Шарля Лало, который в своих социально-эстетических исследованиях исхо­дил из положений "структурной" эстетики* ...

И наконец, с самого начала о структуре говорила психология форм, оказывая очевидное влияние на многие направления современ­ного структурализма, и в духе той же психологии форм вырабатывал свои достаточно глубокие структурные дефиниции Мерло-Понти*.

Но ведь такое выуживание структуралистов, которые "не ведают, что они структуралисты", или "структуралистов, предшественников структурализма", или "единственных доподлинных структуралистов" может продолжаться ко всеобщему удовольствию до бесконеч­ности. Как же можно отказать в структурном подходе Марксу и многим марксистам*? И разве не тот же структурализм определяет общее направление современных исследований в области психопатологии, работ Минковского, Штрауса и Гебзаттеля, трудов Гольдштейна, анализа наличного бытия у Бинсвангера, и самого фрейдизма, поня­того Лаканом как раз в структуралистском ключе*?

1.2. В заключение можно было бы сказать, что идея структуры пронизала многовековую философскую мысль не только как идея всеобщности, связанная с представлениями о цельности мира, космо-

Ср Luigi Stefanini, Metaftsua delta forma. Padova. 1949.

Charles Lalo, Methodes et objcis de I'esthetique sociologique, in "Revue Internationale de

philosophic", 7. 1949.

La siruitura del comporfomento, Milano, 1963.

Cp. Hcnri LcfcbvTC,II concetto distruttura in Marx, in Usiesigniftcati.cir.; LucienSebag,

Marmsmc et strucluralume. Paris, 1965. и, конечно, структуралистскую

им! lрпрстаиию Маркса у Луи Альтюссера и др.. Lire le Capital, Paris, 1964.

Ср. J H Van Den Berg, Fenomenologia e psichiatria, Milano, 1961; Danilo Cargncllo.

Altenta e alienitd, Milano, 1967; // caso Ellen West e altri saggi, см. также Minkowsky

Gebsatlel, Straus, Antropologia e psicopatologta, Milano, 1967.

О Лакане и лаканизмс отсылаем к 5 гл. этого раздела.

ca, движимого формой форм, но и в приложении к частным "целым", к ней прибегают, дабы располагать критериями упорядочения в си­туации, когда кризис метафизики не позволяет высказываться о все­общем целом как о Порядке. В современном мышлении этот подход одержал верх, при этом внимание сместилось на упорядочение обо­собленных явлений, рассматриваемых в синхронном плане, отодвигая на второй план вопросы причинности, исторического развития, гене­зиса; все это свидетельствует о весьма неопределенной озабоченности проблемами формы, структуры, органичной целостности, а не о "структурализме" как монолитном направлении мысли.

Итак, для того чтобы быть структуралистом, явно мало рассуж­дать о структурах, признавать их и использовать структуралистскую методологию. Поэтому, быть может, стоило бы оставить наименова­ние "структурализм" за гипотетическим ортодоксальным структура­лизмом, который в какой-то мере совпадает с линией Де Соссюр — Москва—Прага—Копенгаген—Леви-Строс — Лакан — советские и французские семиотики, посмотреть, что отличает точное использо­вание термина структура, и после этого считать вопрос исчерпан­ным. Но как только мы произведем такую терминологическую редук­цию, обособляя магистральное направление и рассматривая все бо­ковые ответвления только в непосредственной связи с ним, как толь­ко мы установим, в каких случаях надлежит пользоваться термином структура, мы сразу столкнемся с таким разнообразием философских позиций, обуславливающих это употребление, что придется конста­тировать, что внутри магистрального направления ортодоксального структурализма (того, что мы приняли за таковой, чтобы упростить проблему) действуют разнонаправленные силы, превращающие магистраль в перекресток, а структурализм — в отправной пункт, отку­да можно проследовать куда угодно . И стало быть, надо согласить­ся с тем, что существуют: а) "общий" структурализм (результат оши­бочного именования или самоименования); б) "методический" струк­турализм, чьи особенности нам еще надлежит уточнить; в) "онтоло­гический" структурализм, спорную проблематику которого мы обсу­дим.

Структура это не столько результат мышления, сколько его отправной пункт". Enzo Paci, "Strutture". in "Aut Aul", 73, 1963.

Уроки Аристотеля: теория структуры как конкретной формы и как формальной модели.

ІІ. І. Примем в качестве основы — и это устроит всех, — что струк­тура это некое целое, его части и их взаимоотношения между собой; что это система, в которой все взаимосвязано, взаимоувязанное целое вкупе с системой увязок; но вот тут-то, собственно говоря, и встает вопрос, а что такое структура: это структурированный объект или система отношений, структурирующих объект, но могущая рассмат­риваться обособленно?

Выше мы уже говорили об Аристотеле как об отце структуралист­ского мышления. Ведь именно у Аристотеля мы находим три понятия, при помощи которых характеризуется форма, некая органическая упорядоченность: морфе (morfe), эйдос (eidos) и усия (ousia). Морфе (morfe) определяется в "Физике" это схема, внешняя физическая форма объекта, та самая, которую схоласты называли terminatio,.

Эйдос это идея. Она не "вне" вещей, как у Платона, для которого она большая реальность, чем конкретная вещь (), и следовательно, она вместе с материей образует синолон, субстанцию, и, стало быть, усию (ouoia).

Но эйдос не существует отдельно от усии, это - акт сущности. Эйдос слиян с вещью, но не причастен ни становлению, ни порожде­нию. Он существует только вместе с субстанцией и в ней это интел­лигибельная структура субстанции. Это понятие можно пояснить с помощью современной эпистемологии, сказав, например, что модель атома Н. Бора (которая не могла возникнуть раньше, чем во Вселен­ной появился первый атом, - если не брать в расчет ее существование и божественном уме в качестве ratio seminalis — и является результатом процессов абстрагирования, описание которых не входит сейчас и наши задачи) это эйдос любого возможного атома. Правда, с той оговоркой — которую мы сразу же и сделаем — что 1) атомной эйдос-модели Бора не было до Бора, что не означает, что и самих атомов не было, и 2) мы не хотим сказать, что атомы непременно должны структурироваться согласно гипотезе Бора; меж тем у Аристотеля эйдос животворит усию, и выявляя, абстрагируя его, мы выводим на свет некую интеллигибильность, существовавшую до нашего познания.

Ср t/51 t significaii, of., особенно заключительную дискуссию между Леви-Стросом, Мсрло-Понти и др.

Эти отличия необходимо было подчеркнуть, потому что именно их и придется иметь в виду, обсуждая в дальнейшем термин "структура". Тем не менее, отложив на время — но только на время — это различение "данного" и "постулированного" эйдосов, продолжим рассмотрение статуса структуры в аристотелевской философии.

II.2. Если эйдос это рациональная и рационально постижима»* структура конкретной субстанции, он должен представлять собой систему отношений, которая управляет вещью, но не саму вещь. Однако, по Аристотелю, эйдос не поддается определению вне материи, которую он актуализует, и, следовательно, вне "усии", в которой он воплощается. Так что, когда Аристотель ведет речь об идее некой сотворяемой вещи (например, архитектор продумывает устройство дома), то такую оперативную идею он называет не эйдосом, но "первая сущность"; форма изначально не может быть отде­лена от вещи, формой которой она является . Итак, Аристотель очевидным образом колеблется между структурной моделью (умст­венная схема) и структурированный объектом', эта дилемма возникает всякий раз, когда речь заходит о структуре, и от ее решения зависит корректное понимание того, что есть "структуралистская" методоло­гия. Впрочем, как можно убедиться, сомнения вызваны двумя моментами: одно касается онтологического и эпистемологического аспектов эйдоса (эйдос "данность" или "установка", я нахожу его в вещи или я прилагаю его к веши для того, чтобы она сделалась умопостигаемой), другое касается конкретного и абстрактного аспектов (эйдос — это объект или модель объекта, индивид или универсалия). Если мы обратимся ко второй оппозиции (между структурой, понимаемой как субстанция — вещью, построенной по закону связей — и структурой как сетью отношений, совокупностью связей, порядком, который ос­тается неизменным даже при замене упорядочиваемых элементов), мы увидим, что это сомнение будет воспроизводиться во всех случаях восприятия объекта и суждения о нем.

Ведь модели как раз и разрабатываются для того, чтобы опреде­лять объекты, и когда говорят об объектах, их определяют посредством моделей. И потому уместен вопрос, нет ли среди стольких точек зрения на структуру, такой, которая, отдавая себе отчет в наличии

См. Аристотель, Физика, Метафизика Об аристотелизме и дальнейшей судьбе этих понятий см.: Есо, //problema estettcо in San Tommaso; Torino, 1956, гл. IV, 2. Более глубоко вопрос об искусственных формах у Аристотеля, а также о содержании понятия prote оиаа рассматривается Gianni Vattimo, П concetto di 'fare' In Aristotele, Torino, 1961. гл.V.

этой дихотомии, представляла бы собой сознательный выбор одной двух позиций. Из последующей главы станет ясно, что "не-общий" структурализм как раз и делает этот выбор, разрешая сомнение, но одновременно он остается открытым для другой альтернативы, указанной выше, для выбора между онтологическим и эпистемологическим пониманием структуры (речь об этом пойдет в 3 и последующих главах), оказываясь на развилке между методологическим и онтологическим структурализмом.

Сомнение первое: объект или модель?