Вопрос 48.

идея универсальности культуры.

В эпоху поздней Античности, главным образом в стоической традиции, хотя и не только в ней, формируются универсально значимые установки культурного сознания, ориентирующие человека в его деятельности в истории. Римский стоицизм не только формулирует парадигмы сознания, адекватные реалиям мировой империи, но и экстраполирует их нормы и представления на человека как такового. Интеллектуальная парадигма мышления остается космоцентричной, как и для всей Античности, но при этом развивается универсальное право (римское право), возникает универсально ориентированная система морали и т. д.

Крушение Римской империи, изживание ее культурных ценностей и, наконец, возникновение христианства в корне меняют всю культурную и цивилизационную ситуацию в целом. Античное наследие находится в неоднозначном отношении к развивающемуся христианскому культурному миру. Если сами христиане стремятся овладеть этим наследием, вне которого тогдашняя — да и не только тогдашняя — культура не мыслилась, то, напротив, адепты старого языческого мира активно не приемлют христианства. Антагонизм в контактах античного мира с новым — христианским — сочетается с активной преемственностью между ними. Эти процессы были сложны и длительны. Симбиоз античного и христианского наследий, лежащий в основании того культурно-цивилизационного целого, которое мы называем Европой, никогда не являлся и до сих пор не является некой константой. Он динамичен, и внутренние натяжения в нем только меняют свою диспозицию и конфигурацию, выступая главным фактором удивительного (по сравнению с другими, не-европейскими культурными мирами) динамизма Европы. Христианство эллинизируется, эллинство христианизируется — эти два процесса всегда происходят в культуре Европы, и их конкретное наполнение всегда исторически определено. Можно сказать, что, с христианской точки зрения, эллинизированное христианство (а иначе оно сформироваться не могло ни богословски, ни как духовная практика и т. д.) сталкивается с христианизированным (разумеется, недостаточно, иначе не было бы столкновения) эллинизмом. Здесь, в этих выражениях, субстантив весомее прилагательного в обоих случаях. Иными словами, схватка двух культурных миров продолжается, но в модифицированной, так сказать, потенцированной и усложненной форме.

Христианский мир выдвигает свое собственное представление об универсальном, в том числе об универсальном сознании. У Бл. Августина, Фомы Аквинского и др. мыслителей Средневековья возникает и развивается универсальный культурный и цивилизационный проект, открывается сотериологическая перспектива не только для человека и его мира, но и для космоса в целом. Внутри человеческого мира этот проект выступает как теократический, независимо от формы его реализации. Вся история космоса вместе с человеком включается в рамки Священной Истории, начинаясь актом творения из ничто и грехопадением первочеловека и кончаясь эсхатоном, когда мир сей прейдет и настанет день всеобщего воскресения мертвых и Страшного суда. А в центре этой антропокосмотеологической драмы стоят события Воплощения, Крестной смерти и Воскресения. В такой универсальной в полном смысле этого слова (от «универсума» в смысле Вселенной, охватывающей как ее саму, так и ее Создателя) перспективе возникает особое историческое универсальное сознание, которого не было в античном мире. Процессы в античном космосе управлялись неизменными законами мирового разума. Мир, по Аристотелю, был вечен. Процессы в нем носили циклический характер. Античный мир не знал истории как драмы, как свершения, как арены человеческой свободы. Он знал трагедию. Но его трагедия была столкновением с Роком, с необходимостью, превышающей человеческие возможности. В христианском мировоззрении трагедия становится трагедией свободы — человек наталкивается на созданные им самим — и свободно созданные — преграды. Он может духовно восходить, а может и падать. Открытие истории и историчности бытия в корне изменили саму ситуацию с проективной задачей культурного сознания — она теперь стала по-настоящему возможной. В античном мире надо было только пассивно следовать мировым законам, их вечному кругу. Но теперь в мире христианской культуры открылась невиданная ранее перспектива исторического творчества. История была, таким образом, открыта. И это означало открытость бытия человека — открытость не только в его собственный мир, в другого, в природу, но и в трансцендентную реальность.