16. Усиление консервативно-охранительных тенденций в просвещении и печати. «Бутурлинский комитет». С.С. Уваров и теория «официальной народности».

На рубеже 30 — 40-х годов происходит заметное оживление идейной жизни русского общества. К этому времени уже четко обозначились такие течения и направления русской общественно-политической мысли, как охранительное, либерально-оппозиционное, и положено начало формированию революционно-демократического течения.

Идейным выражением охранительного направления была так называемая теория «официальной народности». Принципы ее были кратко сформулированы в 1832 г. С. С. Уваровым с 1833 г. — министр народного просвещения — «православие, самодержавие, народность». Однако основные положения ее были изложены еще раньше, в 1811 г., Н. М. Карамзиным в его «Записке о древней и новой России». Этими идеями проникнуты коронационный манифест Николая I от 22 августа 1826 г. и последующие официальные акты, обосновывавшие необходимость для России самодержавной формы правления и незыблемость репостнических порядков. Уваров добавил лишь понятие «народность».

Надо сказать, что за «народность» выступали все направления русской общественной мысли — от реакционной до революционной, вкладывая в это понятие совершенно различное содержание. Революционное рассматривало «народность» в плане демократизации национальной культуры и просвещения народных масс в духе передовых идей, видело в народных массах социальную опору революционных преобразований. Охранительное направление в условиях роста национального самосознания русского народа тоже апеллировало к «народности»; оно стремилось представить самодержавно-крепостнический строй якобы соответствующим «народному духу». «Народность» трактовалась как приверженность народных масс к «исконно русским началам» — самодержавию и православию. «Официальная народность» являлась формой казенного национализма. Она спекулировала на темноте, забитости, религиозности и наивном монархизме широких масс, в первую очередь крестьянства, стремилась укрепить их в его сознании. Вместе с тем «официальная народность» рассматривалась самим ее автором С. С. Уваровым как «последний якорь спасения», «умственная плотина» против проникновения с Запада и распространения в России «разрушительных» идей.

Социальная задача «официальной народности» заключалась в том, чтобы доказать «исконность» и «законность» крепостничества и монархического правления. Крепостное право объявлялось «нормальным» и «естественным» социальным состоянием, одним из важнейших устоев России, «древом, осеняющим церковь и престол». Самодержавие и крепостничество назывались «священными и неприкосновенными». Патриархальная, «спокойная», без социальных потрясений Россия противопоставлялась «мятежному» Западу. В этом духе предписывалось писать литературные и исторические произведения, этими принципами должно было быть пронизано и все воспитание.

Главным «вдохновителем» и «дирижером» теории «официальной народности», несомненно, был сам Николай I, а министр народного просвещения, реакционные профессора и журналисты выступали в роли усердных ее проводников. Основными «толкователями» теории «официальной народности» являлись профессора Московского университета — филолог С. П. Шевырев и историк М. П. Погодин, журналисты Н. И. Греч и Ф. В. Булгарин. Так, Шевырев в своей статье «История русской словесности, преимущественно древней» (1841) высшим идеалом считал смирение и принижение личности. По его утверждению, «тремя коренными чувствами крепка наша Русь и верно ее будущее»: это «древнее чувство религиозности»; «чувство ее государственного единства» и «осознание нашей народности» как «мощной преграды» всем «искушениям», которые идут с Запада. Погодин доказывал «благодетельность» крепостничества, отсутствие в России сословной вражды и, следовательно, отсутствие условий для социальных потрясений. По его представлению, история России хотя и не имела такого разнообразия крупных событий и блеска, как западная, но она была «богата мудрыми государями», «славными подвигами», «высокими добродетелями». Погодин доказывал исконность в России самодержавия, начиная с Рюрика. По его мнению, Россия, приняв христианство от Византии, установила благодаря этому «истинное просвещение». С Петра Великого Россия должна была многое заимствовать от Запада, но, к сожалению, заимствовала не только полезное, но и «заблуждения». Теперь «пора возвратить ее к истинным началам народности». С установлением этих начал «русская жизнь наконец устроится на истинной стезе преуспеяния, и Россия будет усваивать плоды цивилизации без ее заблуждений».

Теоретики «официальной народности» доказывали, что в России господствует наилучший порядок вещей, согласный с требованиями религии и «политической мудрости». Крепостное право хотя и нуждается в улучшении, но сохраняет много патриархального (т. е. положительного), и хороший помещик лучше охраняет интересы крестьян, чем они смогли бы сделать это сами, а положение русского крестьянина лучше положения западноевропейского рабочего.

Кризис этой теории наступил под влиянием военных неудач в годы Крымской войны, когда несостоятельность николаевской политической системы стала ясна даже ее приверженцам (например, М. П. Погодину, который выступил с критикой этой системы в своих «Историко-политических письмах», адресованных Николаю I, а затем Александру II). Однако рецидивы «официальной народности», попытки взять ее на вооружение, подчеркнуть «единение царя с народом», предпринимались и позднее — в периоды усиления политической реакции при Александре III и Николае II.

В конечном счете «официальной народности» не удалось поработить людей духовно, несмотря на мощную поддержку со стороны правительства. Вопреки ей и всей мощи репрессивного аппарата, цензурных гонений шла огромная умственная работа, рождались новые идеи, разные по своему характеру, как, например, идеи славянофильства и западничества, которых тем не менее объединяло неприятие николаевской политической системы.