Денис Кирьянов

Санкт-Петербургский государственный университет Филологический факультет, студент (бакалавриат) denkiryanov@mail.ru

Елена Лучина

Московский государственный университет Филологический факультет, студентка (специалитет) luchina-lena@yandex.ru

AZOJ HOT ZIX POLUČET: БЕСCАРАБСКИЙ ИДИШ НАЧАЛА XXI ВЕКА

Исследование посвящено современному состоянию языка идиш на территории исторической юго-восточной Бессарабии (Тирасполь, Бендеры, Рыбница в Приднестровской Молдавской Республике; Кишинев, Оргеев, Бельцы в Молдове). Материалы были собраны в ходе экспедиции по сбору текстов для создания корпуса устного дискурса на идише1. Материалом для исследования послужили интервью с информантами (о специфике этого дискурса и его отличиях от спонтанной речи см.

[Gippert 2008]).

1. Демография и языковой сдвиг в Бессарабии

Бессарабия — одна из последних областей традиционного проживания ашкеназов, где всё ещё можно найти носителей идиша. Но если к началу XX века численность евреев приближалась к 250 тысячам, а перед войной она возросла примерно до 350 тысяч, то после Катастрофы это количество втрое уменьшилось, достигнув примерно ста тысяч по данным на 1959 год [Moskovich]. После чего – вследствие массовой эмиграции евреев в Израиль и падения социального статуса идиша – число носителей языка сокращалось, и уже в 1989 году лишь 17 тысяч жителей Молдовы указали идиш в качестве родного языка (однако вызывает вопросы, насколько при этом можно судить об их реальной компетенции); но в целом языковой сдвиг можно считать завершённым.

Практически все коммуникативные ситуации обслуживаются в настоящее время русским языком (влияние румынского языка незначительно). Однако, погружаясь в искусственно созданную языковую среду (члены экспедиции вели беседу исключительно на идише), информанты могут порождать текст на родном языке, который если и использовался ими в последние десятилетия, то в очень ограниченной сфере. Таким образом, объектом исследования является херитажный идиш с частым переключением или смешением кодов (о различии этих понятий см. [Muysken 2000]).

1 Исследование поддержано грантом программы РАН «Корпусная лингвистика» на создание корпуса языка идиш.

36

2. Особенности предмета исследования

Язык идиш, генетически принадлежащий к западногерманской группе языков, вследствие ареальных контактов начиная с XIV века подвергался сильнейшему влиянию славянских языков, в особенности польского, украинского и белорусского [M. Weinreich 1973], следы этого контакта можно найти на лексическом, морфологическом и синтаксическом уровнях [Reershemius 2007]. Часть этих черт является общими для всех диалектов идиша, но в зависимости от конкретного говора и коммуникативной ситуации доля славянских элементов может возрастать [Jacobs 2005]. Частотность заимствований и наличие продуктивных моделей их адаптации затрудняют различение спорадических переключений и кодифицированных в данном диалекте заимствований по принятым в социолингвистике критериям (см., например, анализ идиш-русского переключения в песнях [U. Weinreich 1950])

3. Выделение групп носителей языка

Языковая компетенция конкретных носителей сложилась в результате исторических событий, личных биографий и индивидуальных лингвистических способностей, но, как представляется, не имеет прямой корреляции с этими факторами. Для нужд нашего исследования информантов, утверждающих, что они владеют языком, можно разделить на три группы:

1.Люди, которые помнят язык в очень ограниченной степени (см. анализ этих случаев в подольском диалекте [Дымшиц 2009]). Обычно такие носители начинали беседу на идише, но по ходу развития нарратива ощущали нехватку лексико-грамматических (в первую очередь, именно лексических) средств.

2.Неуверенные носители могут порождать исключительно текст с многочисленными переключениями.

3.Уверенные носители, будучи вовлечены в разговор, способны на продолжительный монолог на идише.

Очевидно, что первая группа не представляет интереса для изучения переключения кодов. В то же время, из группы уверенных носителей было исключено два информанта, на речь которых оказал сильное влияние литературный язык, так как исследование касается бытового функционирования бесписьменного диалекта.

Таким образом, в центре внимания оказываются две группы: неуверенные и уверенные носители (в нашей выборке 7 и 8 человек соответственно). Для каждой из этих групп были выделены отличительные особенности.

3.1. Особенности речи уверенных носителей

Области русских вставок:

а) побочные замечания, не относящиеся к основной теме:

Дверь я закрыла?, Как это будет? ср. [Grenoble 2010], а также комментарий к прямой речи (Так она говорит!);

б) прямая речь (в основном с негативной оценкой); в) дискурсивные слова

37

Если в литературном языке этот пласт лексики состоит из слов семитского и славянского происхождения, то в речи информантов русские слова и выражения (всё, кстати) заняли основное место, с единственным германским исключением a bold ‘сейчас, минуточку’;

г) клише (в глубине души), “mot juste” в терминах [Poplack 1985];

д) числительные и относительные прилагательные (семьдесят четвертый,

израильский).

Вывод: хотя родным языком информантов является идиш, они думают по-русски, испытывая затруднения с деривацией на идише (пункт д). В то же время можно говорить о стратегии смешения: использование двух языков с целью контраста, привлечения внимания слушателя.

3.2.Особенности речи неуверенных носителей

Вречи неуверенных носителей области переключения частично совпадают с перечисленными выше, но не исчерпываются ими: по-русски зачастую звучат слова и выражения, имеющие эквиваленты в идише, в основном глаголы и имена родства, а также лексика, относящаяся к еврейской культуре (хотя можно было бы ожидать, что именно её информанты должны помнить).

Основные синтаксические эффекты — пропуск вспомогательного глагола в прошедшем времени и перемещение причастия в конец фразы.

Общая закономерность: забытое слово или лакуна заставляет переключиться на русский язык и продолжать говорить на нём, по крайней мере, до конца фразы. Часто это бывает связано с упоминанием реалий советского времени. Кроме того, сильные эмоции, связанные с предметом обсуждения, также провоцируют переключение, несмотря на то, что лексических проблем возникать не должно (рассуждения о влиянии языка интервьюирования на его результат и неэффективность идиша в этой роли см. [PollinGallay 2012]).

Библиография

1.Дымшиц 2009 – Дымшиц В.А. Идиш в бывших штетлах Подолии (по материалам полевых исследований 2004-2006 гг. // Л. Кацис (ред.). Идиш: Язык и культура в советском союзе. РГГУ. С. 347-356.

2.Gippert 2008 – Gippert J. Endangered Caucasian Languages in Georgia. Linguistic parameters of language endangerement // K.D. Harrison et al. Lessons from Documented Endangered Languages. Amsterdam. Pp. 159-194.

3.Grenoble 2010 – Grenoble L.A. Switch or shift: code-mixing, contact-induced change and attrition in Russian-Evenki contacts // A. Mustajoki, E. Protassova, N. Vakhtin (eds.). Slavica Helsingiensia 40. Instrumentarium of Linguistics. Sociolinguistic Approaches to Non-Standard Russian. Helsinki. Pp. 146-162.

4.Jacobs 2005 – Jacobs N. Yiddish: a linguistic introduction. CUP.

5. Moskovich – Moskovich W. Bessarabia. Manuscript. Available at: http://www.yivoencyclopedia.org/article.aspx/Bessarabia (checked 1.03.2013).

38

6.Muysken 2000 – Muysken P. Bilingual speech: A typology of code-mixing. Cambridge - New York: CUP.

7.Pollin-Gallay 2012 – Pollin-Gallay H. Suffering sounds different in mame-loshn: oral

holocaust testimonies in Yiddish. The presentation of the talk given at Tel Aviv University on the 12th July.

8.Poplack 1985 – Poplack S. Contrasting patterns of code-switching in two communities //

M.Heller (ed.). Codeswitching: Anthropological and Sociolinguistic Perspectives. Berlin: Mouton de Gruyter. Pp. 215-244.

9.Reershemius 2007 – Reershemius G. Grammatical borrowing in Yiddish // Y. Matras,

J.Sakel (eds). Grammatical Borrowing in Cross-Linguistic Perspective. Berlin - New York: Mouton de Gruyter. Pp. 245-260.

10.M. Weinreich 2008 – Weinreich M. History of the Yiddish language. New York: YIVO (first ed. - 1973, Geshikhte fun der Yidisher sprakh, YIVO).

11.U. Weinreich 1950 – Weinreich U. Di forshung fun “mishshprakhike” yidishe folkslider // YIVO-Bleter, 34, 282–288.

39