Григорьев В. О методологии совершен. доказат. права

Григорьев В. Н., Победкин А. В. О методологии совершенствования доказательственного права. // Государство и право. 2003 . №10. C.55-62

Одна из проблем последних десятилетий в области законотворчества и правоприменения - осуществление реформ без достаточной теоретической и методологической основы. Подтверждением этому является совершенствование современного уголовно-процессуального законодательства, перманентно осуществляемого с 1991 г. Сама необходимость реформы уголовного процесса, а также ее основные направления получили надлежащее теоретическое обоснование. Что же касается процесса совершенствования законодательства, т.е. конкретных действий по осуществлению реформы уголовного судопроизводства, то они стали показателем того, что наука и законотворческий процесс чаще всего идут по параллельным (и, следовательно, не пересекающимся) курсам.

Венцом судебной реформы в области уголовного судопроизводства стал Уголовно-процессуальный кодекс РФ (В дальнейшем, если иное не оговорено, - УПК. ), принятый 22 ноября 2001 г. и вступивший в силу с 1 июля 2002 г. Во многом он реализовал положения Концепции судебной реформы в РФ, одобренной в 1991 г. Верховным Советом РСФСР, и предусмотрел положения, ранее не бывшие присущими российскому судопроизводству. Конечно, нельзя отрицать и того, что в значительной части УПК, с одной стороны, усовершенствовал уголовный процесс: учтены практически все постановления и определения Конституционного Суда РФ по вопросам уголовно-процессуальной деятельности, усилены гарантии охраны прав и свобод человека, расширены возможности обвиняемого (подозреваемого) защищаться от уголовного преследования, предусмотрено применение мер безопасности в отношении свидетеля (потерпевшего) и др., хотя отдельные положения УПК стали некоторой неожиданностью по причине недостаточной обоснованности предшествующими научными разработками. С другой стороны, на протяжении более чем 40 лет учеными путем глубоких и всесторонних исследований с учетом нужд и потребностей практики выявлялись недостатки закона и предлагались пути его совершенствования. К сожалению, в новом УПК эти рекомендации реализованы не в полном объеме. Вместе с тем, коррекции подвергнуты нормы, которые были вполне приемлемы с точки зрения решения задач уголовного судопроизводства.

По нашему мнению, законотворческий процесс оказался не в полной мере методологически состоятельным. Положения методологии как учения о методах являются отправной точкой отсчета, исходной и обязательной платформой любого вида теоретической и, как следствие, практической деятельности. Использование в законотворческом процессе передовых научных достижений, теоретически выверенных и апробированных конструкций, знаний о закономерностях и специфике взаимодействия субъектов в той или иной сфере деятельности, устоявшихся и общепризнанных терминов - необходимое условие создания любого дееспособного нормативного акта. Последний должен явиться результатом теоретических изысканий и основой для совершенствования теории, но ни в коем случае не стать первичным по отношению к теории, вынудить науку объяснять методологически несостоятельные положения и подгонять под несуразные схемы теоретические изыскания.

К сожалению, вопросы методологии в последнее время не занимают должного места в исследованиях юридической науки современной России. Этому можно найти и объективные причины. С одной стороны, принятие огромного числа новых нормативных актов, содержащих неизвестные российскому правоприменителю положения, на первый план выдвинуло задачу прикладных исследований, ориентирующих практику в вопросах применения правовых новелл. С другой - развитие правовой теории и методологии в последние годы, как правило, подменялось "заурядным подражательством не всегда лучшим образцам цивилизованного Запада, чистым эпмиризмом, неподдельным самобичеванием и неподражаемым критицизмом в адрес любых собственных достижений"(Конституционное (государственное) право зарубежных стран / Отв. ред. Б.А. Страшун. Т. 1. М., 1993. С.11-16. ).

Недостаточно последовательно выдержанные требования методологии просматриваются при анализе ряда институтов уголовно-процессуального права. Общее правило гласит: нормативный акт есть система норм, поэтому изменение одной из них не может не повлечь необходимость корректировки и других. Однако это методологическое положение законодателем учитывается не всегда. Так, например, совершенствование института субъектов и предоставление следователям (прокуратуры, органов внутренних дел и т.д.) права производить дознание ставят на повестку дня вопрос о методологической основе такого решения и его последствиях. В более конкретном преломлении это порождает вопросы: стала ли прокуратура органом дознания, становится ли следователь дознавателем на период производства дознания, может ли руководитель прокуратуры совмещать полномочия начальника органа дознания и прокурора и т.д.? Обозначение в качестве органов дознания органов внутренних дел в целом означает подчинение следователей этого ведомства начальнику органа дознания, которому следователь имеет право давать поручения, требовать содействия при производстве следственных действий и т.д. Реализация конституционных положений о праве каждого, чьи права затрагиваются процессуальными действиями, на квалифицированную юридическую помощь требует определения процессуального статуса адвоката, присутствующего на допросе свидетеля, при производстве обыска и т.д. (Более подробно о необходимости законодательного разграничения функций защитника и адвоката, оказывающего юридическую помощь, см.: Победкин А., Аненков А., Дадонов С. Правило Маслова требует изменений УПК // Росс, юстиция. 1991. N 4. С. 34-36. )

С рассматриваемых позиций ряд вопросов возникает и в части современного доказательственного права, теории доказательств - "центрального узла всей системы судопроизводства, души всего уголовного процесса, начала движущего, образующего, статьи процесса самой существенной..."(Спасович В.Д. О теории судебно-уголовных доказательств в связи с судоустройством и судопроизводством. М., 2001. С. 4. ).

Так, в УПК усовершенствовано понятие доказательства, длительное время инициировавшее жаркие научные дискуссии. Согласно ч. 1 ст. 75 УПК доказательствами являются любые сведения, на основе которых суд, прокурор, следователь, дознаватель в порядке, предусмотренном УПК, устанавливают наличие или отсутствие обстоятельств, подлежащих доказыванию при производстве по уголовному делу, а также иных обстоятельств, имеющих значение для уголовного дела. Как правильное решение следует оценить, что в УПК предусмотрено то, что доказательства - прежде всего сведения, сведения о фактах, а не

"фактические данные", как определялось в ранее действовавшем законе. Понятие "фактические данные" трактовалось учеными неоднозначно: либо как сведения о фактах, либо как сами факты (обстоятельства), дающие ответы на вопросы, разрешаемые в уголовном процессе ( См., например: Громов Н.А., Пономаренков В.А., Гущин А.Н., Францифоров Ю.В. Доказательства, доказывание и использование результатов оперативно-розыскной деятельности. М., 2001. С. 72. ). Вместе с тем не вызывающей сомнений представляется методологическая посылка о том, что факты доказательствами быть не могут, так как если понимать под фактами явления действительности, то они находятся вне уголовного дела, вне человека, а нередко и вообще уже не существуют. Если рассматривать факт как достоверное знание об определенных обстоятельствах (научный факт), то это знание само должно основываться на доказательствах, т.е. сведениях (См. об этом подробнее: Курс советского уголовного процесса. Общая часть / Под ред. А.Д. Бойкова и И.И. Карпеца. М., 1989. С. 555-562. Заслуживает внимания предложение A.M. Ларина заменить при определении доказательств понятие "сведения" на понятие "информация", поскольку первое неоправданно ограничивает круг доказательств сообщениями, исходящими от людей (см.: Ларин A.M. Рецензия на кн.: Состязательное правосудие. Труды научно-практических лабораторий / Под ред. С.А. Пашина, Л.М. Карнозовой. Вып. 1. М., 1996 // Гос. и право. 1997. N 10. С. 123).). Доказательственные (промежуточные факты) также не могут быть доказательствами, поскольку такого рода факты - мысленный (идеальный) образ познаваемого, который играет роль аргумента в логическом, а не в информационном доказывании (В уголовном процессе понятие доказательства, доказывания связывается с информационным процессом (процессом получения сведений о фактах, их проверкой и оценкой). В логике доказательство и доказывание - мыслительный процесс обоснования тезиса. Противопоставлять одно понимание доказательства другому было бы неверно. Информационное доказывание и логическое обоснование выводов - неотъемлемые элементы производства по уголовному делу. Однако и отрицать специфическое понимание доказательства в уголовном процессе методологически неверно (см. об этом: Джатиев B.C. Об устранении противоречий в уголовном процессе // Гос. и право. 1995. N 5. С. 92-102).).

Конечно, методологически несостоятельны взгляды на доказательство как на "процессуально оформленные сообщения, а также документы или другие предметы, которые правомерно использовать в судопроизводстве для установления фактов, учитываемых при вынесении процессуальных решений, в особенности приговоров" (Состязательное правосудие. Труды научно-практических лабораторий / Под ред. С.А. Пашина, Л.М. Карнозовой. Вып. 1.М., 1996. С. 315. ).

При данном подходе игнорируется такое необходимое свойство доказательств, как относимость, и, кроме того, предметы и документы лишь тогда имеют какое-либо значение, если в ходе процессуального доказывания можно оперировать какими-либо сведениями о них, позволяющими сформировать знание о предмете доказывания.

Вместе с тем возможности совершенствования законодательной дефиниции доказательства, на наш взгляд, не исчерпаны. Так, подчеркивая, что доказательствами являются любые сведения, на основе которых в порядке, определенном законом, устанавливаются значимые для дела обстоятельства, законодатель не указывает на то, что эти сведения сами должны быть получены с соблюдением процессуальной формы. В противном случае они просто не являются доказательствами. Таким образом, в определение доказательства необходимо заложить его неотъемлемое свойство - допустимость.

Представляется, что и в определении обстоятельств, подлежащих установлению по делу, законодатель основывался на теоретически небесспорной позиции. Так, ч. 1 ст. 74 УПК определяет, что на основе доказательств устанавливается наличие или отсутствие обстоятельств, подлежащих доказыванию при производстве по уголовному делу, а также иных обстоятельств, имеющих значение для уголовного дела. В теории уголовного процесса принципиальное различие в понимании предмета доказывания сводится к тому, разуметь ли под ним только обстоятельства, которые должны быть установлены в конечном итоге (ст. 73 УПК)(См.: Шаламов М.П. Теория улик. М., 1960. С. 16. ), либо включать в него также и доказательственные (промежуточные) факты(См.: Кокорев Л.Д., Кузнецов Н.П. Уголовный процесс: доказательства и доказывание. Воронеж, 1995. С. 83. ). По нашему мнению, разрешение теоретического спора законодательным путем - не лучший способ установления научной истины. Поскольку положение о том, что доказательственные факты должны быть доказаны и входят в предмет доказывания по уголовному делу, также имеет право на существование, в ч. 1 ст. 74 УПК корректнее было бы зафиксировать, что с помощью доказательств устанавливаются обстоятельства, имеющие значение для дела, охватывая таковыми и обстоятельства, перечисленные в ст. 73 УПК, и доказательственные факты. Использованная законодателем формулировка может привести к внутренне противоречивой мысли о том, что некоторые обстоятельства, имеющие значение для дела, хотя и подлежат установлению с помощью доказательств, но не подлежат доказыванию.

Некоторые формулировки, использованные законодателем, вместо внесения ясности лишь обострят научные споры. Так, в УПК отсутствует ясная позиция по вопросу о том, каким понятием должны быть объединены различные виды процессуальной формы существования сведений о фактах (показания свидетеля, подозреваемого, обвиняемого, потерпевшего, эксперта, заключение эксперта, вещественные доказательства, протоколы следственных и судебных действий, иные документы). В теории уголовного процесса таковые объединялись понятиями либо "источников сведений о фактах"(См., например: Кокорев Л.Д., Кузнецов Н.П. Указ. соч. С. 113.) (как составной части понятия доказательства), либо "источников доказательств" (которые могли пониматься либо как неотъемлемая часть доказательств(См., например: Бедняков Д.И. Непроцессуальная информация и расследование преступлений. М., 1991. С. 57. Следует отметить, что источник явления не может быть одновременно и элементом этого явления. ), либо как условно самостоятельная категория( См., например: Челъцов М.А. Советский уголовный процесс. М., 1962. С. 132 и далее. )). Существует мнение и о том, что источником доказательств (как единства сведений о факте и их процессуальной формы - источника сведений) являются предметы материального мира, которые могут быть использованы для установления имеющих значение для дела обстоятельств, а также люди, в сознании которых запечатлены эти обстоятельства(См., например: Кокорев Л.Д., Кузнецов Н.П. Указ. соч. С. 115. ). П.А. Лупинская выделяет процессуальные источники сведений о фактах (процессуальная форма сведений) и материальные источники сведений о фактах (человек, дающий показания, предмет, документ)( Уголовно-процессуальное право Российской Федерации. Учебник / Отв ред. П.А. Лупинская. М., 2003. С. 228. ). На процессуальную форму сведений о фактах, источники доказательств существуют и вовсе неортодоксальные взгляды. Так, С.А. Пашин предлагает понятие источника доказательств как процессуальной формы сведений о фактах заменить на понятие "матрицы доказательств". Источниками же доказательств он предлагает называть человека, а также "натуральный или техногенный процесс, проявление которого зафиксировано человеком"(Состязательное правосудие. Труды научно-практических лабораторий / Под ред. С.А. Пашина, Л.М. Карнозовой. Вып. 1.С. 318. ).

По нашему мнению, не столь важно, каким термином обозначать процессуальную форму существования сведений о фактах либо материальный носитель доказательственной информации, однако желательно, чтобы этим терминам придавалось единообразное значение. Это способствовало бы упрощению взаимопонимания в научных дискуссиях и не дезориентировало правоприменительную практику. В этом направлении законодателем могли бы быть предприняты определенные шаги. Однако, закрепляя дефиницию доказательств в ч. 1 ст. 74 УПК, ч. 2 этой статьи предусматривает, что в качестве доказательств допускаются: показания (обвиняемого, подозреваемого, потерпевшего, свидетеля, эксперта), заключение эксперта, вещественные доказательства, протоколы следственных и судебных действий, иные документы.

Иначе говоря, процессуальная форма существования сведений о фактах в УПК именуется доказательствами. Это не что иное, как законодательное подтверждение, казалось бы, преодоленной в теории концепции "двойственного" понимания доказательств, согласно которой под доказательствами понимаются как сами сведения о фактах, так и источники (процессуальная форма) этих сведений .(Именно так трактуют законодательную формулировку уважаемые ученые - авторы одного из комментариев к УПК В.Т. Томин, М.П. Поляков, А.С. Александров, которые полагают, что законодатель отказался от понятия "источник доказательств", признав доказательствами как сведения (информацию), так и форму, в которой эти сведения представляются (см.: Комментарий к Уголовно-процессуальному кодексу Российской Федерации: Вводный. М., 2002. С. 54). Методологическая ошибочность этой концепции заключается в том, что сведения о фактах рассматриваются в отрыве от их процессуальной формы, при этом и то и другое рассматривается как доказательство, т.е. одним и тем же термином обозначаются различные категории (Господствующее в современной теории понятие доказательств как единства сведений о фактах и их источниках не является разновидностью "двойственного" понимания доказательств, так как в этом случае процессуальной форме сведений о фактах без учета относимых к делу сведений не придается значения доказательств.).

Законодатель подтвердил право на существование взгляда, согласно которому виды источников фактических данных (ч. 2 ст. 74 УПК) называются видами доказательств (См.: Курс советского уголовного процесса. Общая часть / Под ред. А.Д. Бойкова и И.И. Карпеца. С. 570-573.). Обосновывается это большей частью тем, что доказательство представляет собой единство сведений о фактах и их источников, т.е. такие сведения нельзя рассматривать как доказательство, если они не приобрели форму одного из процессуальных источников, указанных в ч. 2 ст. 74 УПК. С рассмотрением доказательства как единства сведений о фактах и процессуальной формы их существования можно согласиться (Следует отметить, что, не отрицая как обязательное условие допустимости доказательств получение их из предусмотренного законом источника, некоторые авторы рассматривают как доказательство именно сведения о фактах, условно разграничивая сведения и процессуальную форму (см., например: Советский уголовный процесс / Под ред. С.В. Бородина. М., 1982. С. 145; Фаткуллин Ф.Н. Общие проблемы процессуального доказывания. Казань, 1975. С. 115 и далее). ) . Однако при обозначении видом доказательства, например, показаний свидетеля не учитывается, что их нельзя назвать видом доказательства или доказательством, если они не содержат относимых сведений о фактах.

С.А. Шейфер указывает на неточность термина "источники доказательств", полагая, что содержание этого термина по сути означает виды доказательств, различающиеся по способу сохранения и передачи содержащейся в них информации (форму доказательств) (См.: Шейфер С.А. Проблемы правовой регламентации доказывания в уголовно-процессуальном законодательстве РФ // Гос. и право. 1995. N 10. С. 97-103. ). Способ сохранения и передачи информации и есть процессуальная форма сведений о фактах (источник сведений о фактах), а процессуальная форма сведений еще отнюдь не означает наличия доказательства, поэтому С.А. Шейфер фактически предлагает классифицировать на виды не доказательства, а лишь процессуальную форму сведений о фактах. Та же неточность допускается, на наш взгляд, авторами, указывающими, что в ч. 2 ст. 74 УПК закреплены виды доказательств, которые в теории называют источниками доказательств( См.: Уголовно-процессуальное право Российской Федерации. Учебник / Отв. ред. П.А. Лупинская. С. 262. ).

Таким образом, допустимые сведения о фактах (доказательства), конечно, могут быть классифицированы на виды в зависимости от их процессуального источника.

С определенной переориентацией основ уголовно-процессуальной деятельности на иные схемы и образцы (нетрадиционные не только для России, но и для большинства европейских государств) остро встал вопрос о цели доказывания в уголовном процессе. Распространенное, но небесспорно аргументированное мнение о невозможности и даже опасности установления истины в судопроизводстве (См., например: Мельников С. Дела судейские // Сов. юстиция. 1991. N 1. С. 2-4-; Бобров М. И законность, и справедливость // Сов. юстиция. 1993. N 5. С. 2-3; Пашин С.А. Проблемы статуса судей и возрождения суда присяжных в контексте российской судебной реформы // В кн.: Нормативные материалы о судьях и суде присяжных. М., 1994. С. 15.) повлекло за собой устранение из уголовно-процессуального закона понятия "истины". Отсутствие же приемлемой теоретической конструкции, ориентирующей правоприменителя в его деятельности относительно ее целей, чревато дезориентацией должностных лиц, осуществляющих производство по уголовному делу.

От правильного решения этого вопроса в значительной мере зависят определение иных процессуальных категорий - средств доказывания, процессуальных презумпций, обязанностей тех или иных субъектов процесса, порядок судопроизводства, роль в доказывании отдельных доказательств и др.

Несмотря на то, что в действующем УПК отсутствует понятие установления истины в уголовном процессе ( Истина в уголовном процессе понимается в данной работе в классическом аристотелевском варианте как соответствие наших знаний об объективной реальности самой этой реальности (см.: Аристотель. Соч. В 4-х т. Т. 1. М., 1975. С. 250).), представляется, что в уголовном судопроизводстве любого государства безусловно важным является установление обстоятельств дела, как они были в действительности. Ни одно государство не заинтересовано в осуждении невиновных и оправдании виновных!

В учебниках, изданных на основе нового УПК, по вопросу о цели доказывания единообразие отсутствует. Так, отдельными авторами истина по-прежнему рассматривается как цель доказывания, однако содержание этого понятия не раскрывается (См., например: Уголовный процесс. Учебник для студентов вузов, обучающихся по специальности "Юриспруденция" / Под ред. В.П. Божьева. Изд. 3-е, испр. и доп. М., 2002. С. 155.). Иные полагают, что целью доказывания по уголовному делу теперь является установление не объективной истины, а обстоятельств, входящих в предмет доказывания в порядке, предусмотренном законом( См.: Комментарий к Уголовно-процессуальному кодексу Российской Федерации. Вводный. М., 2002. С. 55. Следует отметить, что и ранее содержанием деятельности по установлению истины в уголовном процессе являлось правильное установление значимых обстоятельств дела не в произвольном порядке, а в порядке, предусмотренном законом.). Некоторые ученые настаивают на дифференцированном подходе к необходимости достижения истины. Так, П.А. Лупинская считает, что говорить о необходимости установления истины (как точного соответствия обстоятельств дела тому, что имело место в действительности) можно только применительно к обвинительному приговору, поскольку последний не может быть основан на предположении и постанавливается лишь при условии, что в ходе судебного разбирательства виновность подсудимого в совершении преступления подтверждена совокупностью исследованных судом доказательств (ч. 4 ст. 302 УПК). Оправдательный приговор, напротив, должен быть постановлен, когда виновность лица не доказана, когда у судей остались неустранимые сомнения в виновности лица, которые согласно принципу презумпции невиновности должны толковаться в пользу подсудимого. Таким образом, в последнем случае истина не считается установленной. Кроме того, по мнению П.А. Лупинской, доказывание истины как виновности конкретного лица в совершении преступления не является обязанностью суда, но возлагается на сторону обвинения, поэтому суд устанавливать истину не обязан( См.: Уголовно-процессуальное право Российской Федерации. Учебник / Отв. ред. П.А. Лупинская. С. 219-222. ).

Существует расхожее мнение, что для стран с англо-американской моделью уголовного процесса (ориентир совершенствования отечественного судопроизводства) характерно отрицание объективной истины как цели доказывания(См., например: Теория доказательств в советском уголовном процессе / Отв. ред. Н.В. Жогин. М., 1973. С. 37. ). Однако целью любой модели уголовного судопроизводства не может не являться правильное установление обстоятельств дела, как они были в действительности. Представляется, что основное расхождение между традициями российского уголовного судопроизводства и англо-американским процессом заключается в средствах и критериях установления истины, определении оснований прекращения исследования обстоятельств дела. Так, ввиду отсутствия достаточно надежного критерия установления истины в англо-американском уголовном судопроизводстве господствует идея о приоритете формального критерия прекращения уголовно-процессуальной деятельности: истина считается установленной, если установлено соответствие заранее заданным условиям, правилам(Ю.К. Орлов различает формальную истину и конвенциональную истину, т.е. истину, признаваемую таковой по конвенции, соглашению сторон. Суждение является истинным не потому, что соответствует действительности, а потому, что люди договорились считать его истиной (см.: Орлов Ю.К. Основы теории доказательств в уголовном процессе. М., 2000. С. 9). Представляется, что формальная истина является разновидностью конвенциональной истины, т.е. существует соглашение о том, что при соответствии определенным условиям знание следует считать истинным. ) , поиск иного критерия установления истины рассматривается как процесс бесперспективный. Примером такого рода критерия правильного установления обстоятельств дела в российском уголовном процессе стала возможность постановления приговора в особом порядке, без непосредственного исследования судом доказательств (разд. 10 УПК).

Гораздо более надежным представляется установление действительного соответствия реальности знаний лица, производящего дознание, следователя, прокурора, судьи о фактах и обстоятельствах, имеющих значение для правильного разрешения дела, что и составляет содержание объективной истины в уголовном процессе. Конечно, в случае исчерпанности всех процессуальных возможностей устранения сомнений в виновности конкретного лица, необходимо руководствоваться принципом презумпции невиновности, согласно которому недоказанная виновность полностью равна доказанной невиновности, т.е. оправдательный приговор постанавливается не потому, что истина в этом случае осталась неустановленной, а потому, что законодатель обязывает считать ее установленной - невиновность лица доказана.

При этом возможно согласиться с тем, что общественная практика - не вполне наглядный, а значит, и ненадежный критерий установления истины. В связи с этим полагаем, что основным предметом теоретического рассмотрения в аспекте критерия истины может стать внутреннее убеждение правоприменителя (или совпадающее внутреннее убеждение ряда правоприменителей, например, следователя, прокурора, судьи)(См.: Кореневский Ю.В. Об истине в уголовном судопроизводстве // В кн.: Доказывание в уголовном процессе: традиции и современность. М., 2000. С. 155.) . В свою очередь формирование внутреннего убеждения в правильном установлении обстоятельств дела (достижение истины) возможно лишь через исследование доказательств, через формирование не просто истинного, но достоверного (обоснованного) знания.

Методологически спорны и не всегда последовательны подходы законодателя к регламентации процесса доказывания, процессуальной деятельности субъектов доказывания. Буквальное толкование права защитника собирать доказательства, предоставленное защитнику п. 2 ч. 1 ст. 53, ч. 3 ст. 86 УПК, прямо противоречит сущности концепции собирания доказательств в уголовном процессе, чревато последствиями, парализующими процессуальную деятельность. Объем понятия "собирание доказательств" не может исчерпываться лишь выявлением значимой для дела информации. Сведения могут стать доказательством лишь тогда, когда облечены в соответствующую процессуальную форму одного из источников доказательств (ч. 2 ст. 74 УПК) действиями должностных лиц, осуществляющих производство по делу(См. об этом, например: Шейфер С.А. Следственные действия. Система и процессуальная форма. М., 2001. С. 8-9. ). Такое понимание собирания доказательств занимает господствующее положение в уголовно-процессуальной теории, является теоретически обоснованным, логически выдержанным и потому методологически приемлемым как основа законотворчества и правоприменительной практики. Придание способам собирания информации защитником процессуальной формы (ч. 3 ст. 86 УПК) с неизбежностью означает, что такие действия влекут процессуальный результат. Иначе говоря, если защитник действительно собирает доказательства, то возможно формирование им "параллельных уголовных дел", представление их непосредственно в суд; заявление требований о включении непредставленных следователю сведений в обвинительное заключение и т.д. При этом такого рода доказательства не могут быть исключены из дела как недопустимые, поскольку процедура их получения защитником законом не предусмотрена, а значит, и не может быть нарушена.