_Мы жили тогда на планете другой (Антология поэзии русского зарубежья. 1920-1990) - 1

И нет пернатых... Птицелюбам Не проводить в мечтаньях дни, Не выжидать под старым дубом Хлопка лукавой западни.

Мужик сойдет к реке с пригорка, Но на разрушенный паром Не выплеснется красноперка, Гонясь за легким комаром.

Нет жизни в водах нетекучих...

Остановились времена...

И чертит лёт мышей летучих

Погибельные письмена.

ЗЕЛЕНЫ Й ГОРОД

Граждане, переедем в другой уезд, Заселим неуклонно хутор за хутором, Разве уже не осталось мест — С акварельными облаками ранним утром?

Или город построим, Зеленых Крыш, Вал высокий вокруг нароем. Запретим от лица возлюбивших тишь

В этот город входить политикам и героям.

Надоел, надоел нам шумный плакат, Пенящий мясо шрифтов красных; Знаменитых имен безобразный скат

Задушил обыкновенных и совершенно частных.

Отграничимся от прославленных на страницах газет Медным кофейником и цветущим фикусом, Да правит нами безымянный Зет

С неслышным секретарем своим господином Иксом.

Ну а если жизнь с событиями сопряжена

И захочет захватить приз в том —

Убухгалтера казначейского молодая жена Пускай чуть-чуть не убежит с артистом.

И если все-таки пожелает рок Яркой славы показать образчик, —

Пусть Ивану Ивановичу достанется венок, Починившему у соседа музыкальный ящик.

Станем же кротко просить творца Беспечальности светлой в жизни здешней И вымаливать у него судьбы скворца,

Нацеленного застрахованной от огня скворешней.

поэзия

Окончена последняя строка, Отброшена замолкшая цевница, И песнь моя прозрачна и легка

Взлетает ввысь, свободная, как птица.

Ни чувствами моими не полна, Ни мысль моя ей крыл не отягчает, Лишь для тебя возносится она И лишь в тебе поет и отвечает.

Она пуста блаженной пустотой Затем, чтоб ты узрел себя во внешней, Прекрасная твоею красотой, Весенняя твоей улыбкой вешней.

Печальная — коль скоро ты грустишь, Любовная, когда любовь лелеешь, Тишайшая взыскующему тишь, Разумная, коль нечто разумеешь.

Одним черед. Другим черед.

За взводом взвод. И — взвод, вперед! Теплушек смрад. Махорки дым. Черед одним. Черед другим.

Один курган. Другой курган. А в мире ночь. Седой туман.

Протяжный вой. Курганов цепь. Метель. Пурга. Татары. Степь.

М ОСКОВСКИЕ ПРАЗДНЕСТВА

Снова отдых от труда, Праздник счастья мирового. Снова в мире ерунда, А трамвая никакого.

Снова факелы чадят, Реет флагов бумазея. Снова маршалы стоят На ступеньках мавзолея.

Разве выразишь пером Этот пафос с дисциплиной, Этот русский чернозем

Пополам с марксистской шиной?

Лишь от радости всплакнешь, Сладкий миг переживая, И пешком себе пойдешь За отсутствием трамвая.

СТОЯНКА ЧЕЛОВЕКА

Скажи мне, каменный обломок Неолитических эпох!

Какие тьмы каких потемок Хранят твой след, таят твой вздох?

Очем ты выл в безмолвьи ночи

Внебытие и пустоту?

Вкакой простор вперяя очи, Ты слез изведал теплоту?

Каких ты дядей ел на тризне,

Исколько тетей свежевал?

Ивообще, какой был в жизни

Твой настоящий идеал?

Когда от грустной обезьяны Ты, так сказать, произошел, —

Куда, зачем, в какие страны Ты дальше дерзостно пошел?!

Вкого, вступая в перебранку, Вонзал ты вилку или нож?

Ипочему свою стоянку Расположил на речке Сож?

Ипочему стоял при этом?

Ина глазах торчал бельмом?

Икак стоял? Анахоретом? Один стоял? Или вдвоем?

Ивообще, куда ты скрылся? Пропал без вести? Был в бегах?

Икак ты снова появился,

Ивновь на тех же берегах?

...И B Q Tзвено все той же цепи, Неодолимое звено.

Молчит земля. Безмолвны степи.

Ив мире страшно и темно.

Иот порогов Приднепровья

Идо Поволжья, в тьме ночной, Все тот же глаз, налитый кровью,

Ивопль, глухой и вековой.

ГОРОДА И ГОДЫ

Старый Лондон пахнет ромом, Жестью, дымом и туманом, Но и этот запах может Стать единственно желанным.

Ослепительный Неаполь, Весь пропитанный закатом, Пахнет мулями и слизью, Тухлой рыбой и канатом.

Город Гамбург пахнет снедью, Лесом, бочками и жиром, И гнетущим, вездесущим,

Знаменитым, добрым сыром.

А Севилья пахнет кожей, Кипарисом и вервеной, И прекрасной чайной розой,

Несравнимой, несравненной.

Вечных запахов Парижа Только два. Они все те же: Запах жареных каштанов И фиалок запах свежий.

Есть чем вспомнить в поздний вечер, Когда мало жить осталось, То, чем в жизни этой бренной Сердце жадно надышалось!..

Но один есть в мире запах И одна есть в мире нега:

Это русский зимний полдень, Это русский запах снега.

Лишь его не может вспомнить Сердце, помнящее много.

Иуже толпятся тени

Упоследнего порога.

МОНПАРНАС

Тонула земля в электрическом свете. Толпа отливала и шла как лавина. Худая блондинка в зеленом берете Искала глазами худого блондина.

Какие-то шведы сидели и пили Какие-то страшные шведские гроги. Какие-то девушки нервно бродили, Цепляясь за длинные шведские ноги.

Какие-то люди особой породы В нечесаных космах, и все пожилые, Часами коптили высокие своды

И сыпали пепел в стаканы пивные.

Непризнанный гений попыхивал трубкой

Ивсе улыбался улыбкою хамской,

Ижадно следил за какою-то хрупкой, Какою-то желтой богиней сиамской.

Поэты, бродяги, восточные принцы В чалмах и тюрбанах, с осанкою гордой, Какие-то типы, полуаргентинцы, Полусутенеры с оливковой мордой,

Ивесь этот пестрый, чужой муравейник Сосал свое кофе, гудел, наслаждался.

Итолько гарсон, проносивший кофейник, Какой-то улыбкой кривой улыбался, —

Затем что, отведавши всех философий, Давно для себя не считал он проблемой Ни то, что они принимали за кофий, Ни то, что они называли богемой.

АМЕ SLAVE'

Не углем краснится домик, А совсем от пирожков.

И живет в нем русский комик, Миказлевич Душков.

На печи его супружка Вяжет белый парусин.

А вокруг сидит Ванюшка, Их законный сукин сын.

Вдруг приходят все крестьяне

Иприносят чернозем,

Исадятся на диване Перед ласковым огнем.

После вежливой попойки Каждый милый мужичок Отправляется на тройке В свой любезный кабачок.

Ивезде мелькают гривы Темно-карих жеребков,

Иплакучие мотивы

Их веселых ямщиков.

О, славянские натуры...

Нет, не можно описать Их медведевские шкуры, Их особенную стать.

Надо видеть, чтобы верить, Что славянский молодец, Надо семь разов отмерить, Чтоб зарезать наконец!

1Славянская душа (фр.).

ПОДРАЖАНИЕ ИГОРЮ СЕВЕРЯНИНУ

Не старайся постигнуть. Не отгадывай мысли. Мысль витает в пространствах, но не может осесть. Ананасы в шампанском окончательно скисли, А в таком состоянье их немыслимо есть'.

Надо взять и откинуть, и отбросить желанья, И понять неизбежность и событий и лет, Ибо именно горьки ананасы изгнанья, Когда есть ананасы, а шампанского нет.

Что ж из этой поэзы, господа, вытекает? Ананас уже выжат, а идея проста:

Из шампанского в лужу — это в жизни бывает, А из лужи обратно — парадокс и мечта!..

ВЕЧЕРИНКА

Артистка читала отрывок из Блока,

И левою грудью дышала уныло.

Вглазах у артистки была поволока, А платье на ней прошлогоднее было.

Потом выступал балалаечник Костя В роскошных штанинах из черного плиса

Иадски разделал «Индийского гостя»,

А«Вниз да по речке» исполнил для биса.

Потом появились бояре в кафтанах;

Ихор их про Стеньку пропел, и утешил.

Иэто звучало тем более странно,

Что именно Стенька бояр-то и вешал.

Потом были танцы с холодным буфетом.

Ивальс в облаках голубого батиста.

Иженщина-бас перед самым рассветом Рыдала в пиджак исполнителя Листа.

Ичто-то в тумане дрожало, рябило,

Ихором бояре гудели на сцене...

Ибыло приятно, что все это было

Не где-то в Торжке, а в Париже, на Сене.

ПОДРАЖ АНИЕ БЕРАН Ж Е

Не знаю как, но, вероятно, чудом

И ты, мой фрак, в изгнание попал.

Япомню день, мы вырвались Оттуда, Нас ветр морской неистово трепал. Но в добрый час на берега Босфора Выходим мы, молчание храня.

Как дни летят... К ак все минует скоро...

— Мой старый фрак, не покидай меня.

Шумел Стамбул. Куреньями насыщен, Здесь был иной, какой-то чуждый мир.

Яобменять хотел тебя, дружище, На белый хлеб и на прозрачный сыр. Но турки только фесками качнули, Покоя твоего не оценя.

В закатном солнце тополи тонули...

— Мой старый фрак, не покидай меня.

Япомню, как настойчивей и ближе Отчаянье подкрадывалось вдруг:

И мы одни, одни во всем Париже. Еще быстрее суживался круг.

Вот-вот судьба своей придавит крышкой.

А тут весна... фиалки... блеск огня. И я шептал, неся тебя под мышкой:

— М ой старый фрак, не покидай меня.

Но счастье... ты — нечаянность созвучий В упорной, непослушливой строфе!

Не знаю, счастье, чудо или случай, Но вот, гарсон в изысканном кафе, Во фраке, между тесными столами,

Скольжу, хрустальными бокалами звеня.