_Мы жили тогда на планете другой (Антология поэзии русского зарубежья. 1920-1990) - 1

У КАМИНА

Я. И. Вендзягольской

Светло: огонь от дров все выше...

Тепло здесь в старом кунтуше. Вверху же дым скользит по крыше, Как вихри злобы — по душе.

Уют внутри, снаружи — стужа. Казалось: днем нет места лжи, Но тьма пришла, нам обнаружа, Что мы — у вражеской межи,

Что мы, как жуткий призрак дома, Которым властвует зима, Что нам и ненависть знакома, И нежность райская сама!

20 июля 1945 Рио-де-Жанейро

ЗА ПРЕДЕЛАМИ

Переполнена чаша, склонились весы:

Жить осталось не годы, быть может — часы.

И нащупан ногой самый жуткий порог, За которым ничто или что? Или — Бог?

В двадцать пять, в пятьдесят или в семьдесят лет На зловещий вопрос недоступен ответ,

Но бессмертному чувству возможно найти В безысходном к исходу живые пути,

И любви неизбывной надежным ключом К неизвестному дверь мы с тобой отомкнем,

И в огромном саду иль на темном пруду, Где я прежней тебя никогда не найду,

Наши тени сольются в нездешнюю плоть, Чтобы Время с Пространством навек побороть.

1965

САНКТ-ПЕТЕРБУРГ

А.А. Плещееву

Вте дни под громы многолетий И колокольный перезвон Император Александр Третий

Оберегал российский трон. Над Гатчиной дымилась в славе Одна заря, другой вослед, И уж не думал о потраве Пренебрежительный сосед.

Струилась рожь волной медовой, Чтоб обрести благую часть:

ВСанкт-Петербурге, на Садовой,

Вподвалы золотом упасть. Скрипели петли на воротах, Мужицкой сметкою ведом, Царь барыши считал на счетах И пересчитывал потом.

Вугрозу хищнику и вору

Дом возвышался на холму,

Ибыл он в радость и в опору

Ив гордость роду моему.

Япомню жар печных заслонок, Стекло оконное во льде — Россия грелась, как ребенок,

Вгорячей царской бороде. Отцы счастливые и деды, — Чья родина, как снежный прах, Студенческие ваши пледы Взвивались бодро на ветрах!

Вы шли великолепным Невским, Вступая в юношеский спор, С Некрасовым и Достоевским

При встрече скрещивали взор. Блистает иней в хладном свете, Вот дробный топот конских ног, То не Кшесинская ль в карете

К Чекетти едет на урок? Отцы счастливые и деды,

Чья седина — как снежный прах, — Какие тягости и беды Подстерегали вас в ветрах!

ФЕВРАЛЬ СЕМНАДЦАТОГО

В этом метельном феврале, С каждым гаданием новым Выходили слезы о короле,

Прекрасном, молодом, бубновом.

Иуже никто не мог Перечесть королей домашних, Закопанных у дорог На изрытых боями пашнях.

Иопять черная масть —

Злое воронье и галки — Продолжали червы и бубны красть

Убедной русской гадалки. Мерли голуби на Сенной,

Урядов унылых и праздных,

Даже шелухи овсяной Не осталось от щедрот лабазных.

Унемилосердных дверей,

Вочереди у пекарен Слушая ругань пекарей, Первый появился барин. Рос по хвостам гул, Бабий, рабий и темный, И ветер февральский дул

И мотался в тоске бездомной. Поднимал вопли и плач, Путал в метели крылья И раскачивал золотой калач — Памятник изобилья.

Заметал роковой след От Юсупова на Малой Невке,

Но уже белого с синим нет, Только красное цветет на древке.

Старухи из храма в храм Ходили, чуткие к катастрофе: У них уже не было по утрам Ни кофе, ни сливок в кофе. Во дворцах анфилады зал Зябли в суровой стуже, А ветер февральский лизал Стены — жалея вчуже.

Уже швейцар с булавой Не красовался в шитье парадном

И на перекрестке городовой Догадывался о неладном.

СМ ЕРТЬ ЖАЛОСТИ

Однажды умерла Жалость. Ее одели и положили в гроб. Сердце у многих сжалось,

Имногие перекрестили лоб. Большинство же вздохнуло вольно, Ощутивши новую прыть.

Слава Eoiy, теперь не больно, Больше нечем жалеть и любить. Беспокоиться уже не надо, Будет жизнь хороша.

Наконец-то достигла лада Человеческая душа.

Все предусмотрено законом

Икарающим Уложеньем.

Люди теснились по балконам, Глядя на процессию с пренебреженьем.

Свеселым злорадством глядя, Тешилась людская горилла, Огромнейшие животы гладя, Взгроможденные на перила.

Снеба падал зловещий свет,

В окнах поблескивая запотелых. За колесницей двигались вслед Толпы осиротелых.

Несли венки на щите

И плакали звонко Беременные женщины, по нищете Не имеющие права на ребенка. Матери шли с детьми В хаос дождевых волокон,

И подгоняли их, как плетьми, Насмешки из нарядных окон. Стаи брошенных кош ек и собак Пестрели различной мастью: Покойница как-никак Была им заменой счастью.

Пренебрегши полевой игрой, Наслышась о детской злобе, Бабочек легкий рой Порхал над спящей в гробе. Довольно светлых затей Среди цветочного изобилья. Теперь любой из детей

Оторвет им ножки и крылья.

На балконе женщина куталась в плед. Дрожь потрясала тело.

Холодно сердцу, в сердце нет Ничего, что бы нежно грело.

ЛАВОЧКА СВЕРЧКОВ

Для огорченных старичков, Для всех, кому живется скучно, Открою лавочку сверчков

Ибуду продавать поштучно...

Ядолго их тренировал, Насвистывал за старой печью, Чтоб каждый пел из них и знал, Вникая в душу человечью.

Чтоб тонко голосом владел

Ив трели приобрел искусство,

Искромный полюбил удел — Будить померкнувшие чувства.

Воспоминанья оживлять И, спрятанную берегами, На заводи тревожить гладь

Вдруг просиявшими кругами.

Ах, даже соловью с сучка Такие не певать признанья, Каким я выучил сверчка За зимы долгие изгнанья.

Что — соловей? Всего лишь — май, Всего лишь краткое влюбленье, Всегда невозвращенный рай, Печаль, тоска и сожаленье...

А мой сверчок — он домовит; Певец семьи, вещей и крова, Всего, чем жив мещанский быт, Что крепко, честно и здорово...

Сверчка купите в декабре. Он вам споет под голос вьюги

Озвонкой тройке на дворе

Ивозвращении подруги.

СОЧЕЛЬН ИК

Пред праздниками возится Европа, Гусей с базара в дом торжественно несет, Пыль выколачивает из салопа И шубы старые внимательно трясет.

В осуществление хозяйских планов Берется яростно за воск, Чтоб старых кресел и диванов

Восстановить первоначальный лоск. Любуется на милый свой закуток...

Как в годы прошлые, как в прошлые века, Отмахиваясь от безбожных шуток Свободомыслящего пошляка.

Им грош цена, знакомы эти шутки,

9 Зак. 878

Раскрыт сундук под сладкий звон ключей...

Сегодня вечером порадуются внуки Сверканью «золота» и елочных свечей. Там в сундуке испытанные средства Невинной прелести... Полузабытый вкус Далекого рождественского детства, Стеклянных шариков и многоцветных бус. Хлопот по горло, возится старуха,

Ивот уж сумерки набрасывает мгла,

Икафедральные волнительно для слуха Ударили колокола.

Пусть праздник встретится в довольствии и благе! Устала, старая, кончай!

Осталось только выполоскать флаги, Запачканные красным невзначай...

МОСКВА

М осква — блины, М осква — калач, На два вершка в аршине мене, Слеза вдовы, сиротский плач, Прикинутые на безмене.

Церквей не счесть, а все грешна, Издревле обиход заплечный, Немилосердная мошна, Рассол с похмелья огуречный.

Икона тяжкая в углу, И тут же всероссийский нищий,

Простертый в страхе на полу, Купцовы ловит голенища.

Словцо на «ерь» — «идет», «кует», Но до куска мясного лаком, Москвич как липку «оберет», Обтешет и покроет лаком.

Не счесть петель Москва-реки, С недальним дном, поросшим тиной,

И замкнут мертвым тупиком Московских улиц путь змеиный.

«Царь-колокол» — и не звонит, «Царь-пушки» спесь и рот беззубый. С морозу девичьих ланит Румянец яростный и грубый.

Ия, и он, и мы, как вы, Москвой обиженных имеем.

Ивсе же матери-Москвы Мы имя грозное лелеем.

Иверим — будет некий час — Любви и нежности рожденье —

Имир увидит ясных глаз Родительское снисхожденье.

В ТОЙ СТРАНЕ...

За горами, за реками,

Втой стране, которой нет, Люди злыми стариками Появляются на свет.

Из далекой жизни прошлой

Вмир несут они с собой Холод сердца, опыт пошлый, Тлен пещеры гробовой. Старикам ничто не мило — Взор потуплен, шаг не скор, Поле сельское уныло И докучлив птичий хор.

Добрый смех у них в запрете, Им всего милей лучи Безнадежно на рассвете Догорающей свечи.

Время мчится год за годом, День за днем друг другу вслед Жизнь идет обратным ходом

Втой стране, которой нет.

Жизнь течет обратным током, И вернуться суждено Всем ручьям к своим истокам, Всем плодам в свое зерно.

Старость — в зрелость, зрелость — в младость,

Внесказанный светлый рай,

Вбессознательную радость,

Вколыбельную «бай-бай». За горами, за реками

Втой стране, которой нет, Люди злыми стариками Появляются на свет.

Но в движении каскадном Встречных весен будет миг, Улыбнется пчелам жадным Плотью крепнущий старик. Так начнется. Год за годом Потекут друг другу вслед.

Ж изнь идет обратным ходом

Втой стране, которой нет.

Кпесням, к сладости объятий И блаженству впереди Погрузится в сон дитятей У родимой на груди.

Мать однажды встрепенется: Где же сын? А он тайком За окно. И вот уж вьется

Внебе вольным мотыльком.

ЗАВОРОЖ ЕННЫ Й КРАЙ

Вблагоухающей когда-то,

Вмоей возлюбленной стране Цветут цветы без аромата И спят ручьи в недобром сне.

Журчанье их веселым звоном Не прозвучит среди дубрав, В успокоительно зеленом Пленении бесшумных трав.