количественный состав начального детского словаря.

Н.А. Рыбников писал о значительных индивидуальных различиях в количестве слов у детей, сравнивая разные дневники, в том числе В. Штерна: в 1,11 у дочери Штерна Гильды был запас слов в 5,5 раз больше, чем у его сына Гюнтера в том же возрасте: 275 и 50 соответственно (Рыбников 1926: 28).

В книге Н.С.Жуковой, Е.М.Мастюковой, Т.Б.Филичевой «Преодоление общего недоразвития речи у дошкольников» приводятся следующие данные: 10 мес. – 1-2 слова; 11 мес. – 3 "лепетных слова" с соотнесением; 12 мес. – 3–4; 15 мес. – 6; 18 мес. – 7–20; 21 мес. – 20; 24 мес. – 50; 36 – 250 (Жукова и др. 1990: 34). При этом при 20 словах ребенок должен уже произносить фразы из 2 слов; в разделе Н. С. Жуковой называется другая цифра – 30 слов в момент появления фразы, хотя у Жени Гвоздева, речевое развитие которого признается авторами "условным эталоном нормы", первое двусловное высказывание в дневнике отмечено в 1,8,24 (*Сёнцик дюньдю* – солнечный зайчик упал за сундук), когда в словаре Жени было 70 (!) слов. В другом логопедическом издании приведены другие цифры: 10–11 мес. – реакции на слова; 18 мес. – 10–15 слов; 24 мес. – 300; 36 мес. – 1000 (Филичева и др. 1989).

Данные относительно понимания речи в книге Н.С. Жуковой и др. довольно размыты: 9 мес. – игра в "ладушки"; 10 – «ситуационное понимание обращенной речи, предметов»; 12 – понимание простой инструкции, дополняемой жестом; 15 – без жеста. Далее о понимании свидетельствует только показ частей тела: 18 мес. – 1, 21 – 3, 24 – 5. Только в 36 мес. ребенок «понимает значение простых предлогов», «выполняет задания "положи кубик под чашку/ в коробку"».

Данные родительских опросников, заполненных в петербургском Институте раннего вмешательства, совсем другие, например: показывает 3 части тела – 17 мес. (85% мальчиков), <15 мес. (85% девочек); говорит не менее двух слов помимо «мама» и «папа»

– 21 мес. (85% мальчиков), 18 мес. (85% девочек); употребляет не менее 20 слов – 40 мес. (85% мальчиков), 30 мес. (85% девочек) (Балобанова, Титова, Чистович 2002).

Причин различия представлений о количестве слов в лексиконе ребенка несколько. Во-первых, не существует достоверных нормативов раннего речевого развития ребенка, проверенных на представительной выборке детей. Во-вторых, только в последние годы не только практики, но и исследователи перестали стремиться привязать то или иное достижение в развитии ребенка к точному возрасту и назвать точную цифру – и стали указывать интервал (это касается и возраста ребенка, и цифровых показателей, ср.: «Младенец в своем развитии проходит ряд этапов. Не следует жестко привязывать его умения и возможности к какому-то строго определенному возрасту» (Балобанова, Титова, Чистович 2002: 20). В-третьих, идентификация слов в речи маленького ребенка производится по-разному: не всегда учитываются особые типы слов в начальном лексиконе ребенка и многочисленные случаи детской омонимии (об этом подробнее см. далее).

Типы слов в начальном детском лексиконе и детская омонимия

Источниками пополнения лексикона ребенка являлись:

1. Окружающая ребенка реальность, отраженная в речи взрослых: игрушки, предметы домашнего обихода, привычные действия. Многие самые первые слова были ответами на вопрос взрослых "Как делает лошадка/ава (собака)/индюк/бегемот и др.?" Первые 50 слов Лизы были типичны с точки зрения выражения ими частотных, наиболее необходимых маленькому ребенку смыслов, "идей": мама, папа, бабушка, дедушка, дядя, машина, собака, кошка, другие животные, птицы, есть, еда, капать, вода,

42 Е. Кларк рассматривает подробно также появление предложений в речи этих детей, не упоминая никак о возникновении морфологии.

50

испражение, горшок, мусор, грязь, дать, огорчение, осуждение, спать, укачивать, ребенок, кукла, горячий и др.

2.Реальность, отраженная в книгах, картинках, мультфильмах, на пластинках,

вустных текстах стихов, потешек, ритуальных игр. Сначала Лиза не использовала для называния картинок даже уже имеющиеся в ее лексиконе слова, поскольку не распознавала изображение, - это стало происходить только после 1,2-1,3, как это и свойственно большинству детей. Первое слово, попавшее в АЛ ребенка из "вторичной реальности", было 30-ым:

1,4,23: Я уже очень давно (по крайней мере, с сентября) во время купания напевала "Кораблик" - английскую песенку в переводе Маршака, которая заканчивается так:

Ведет кораблик утка, испытанный моряк.

- Земля! – сказала утка. – Причаливайте! Кряк!

По ребенку никогда не было даже заметно, что она слушает то, что я пою. Вдруг сегодня, когда Лиза играла в ванночке, в конце песенки она громко сказала: *Как!* ("кряк").

Вскоре после появления оно стало реакцией на любую строчку из этой песенки; ответом на вопрос "Как уточка крякает?"; позже стало обозначать кораблики; уток и некоторых других птиц.

После этого источником многих усваиваемых слов стала вторичная реальность. Как известно, состав начального детского словаря неоднороден. В него входят

протослова, слова языка нянь (звукоподражательные и лепетоподобные), нормативные слова и застывшие фразы (Елисеева 2000).

Протослова – особая группа слов в речи ребенка, не имеющая источника в речи взрослых. Это устойчивые вокализации, содержащие постоянный состав звуков и употребляемые в постоянных ситуациях, но уникальные для данного ребенка, изобретенные им самим. Подтверждение того, что протослова – изобретение ребенка, а не копирование звуков взрослого, исследователи обнаружили в языке глухонемых детей. Большинство глухонемых детей рождено слышащими родителями, и некоторые из этих родителей не знакомят своих детей с жестовым языком, для того чтобы у ребенка возникла необходимость учить звуковую речь. Оказалось, что эти дети изобретают спонтанные жесты, не основанные на жестах, употребляемых взрослыми. Эти ранние жесты – аналог протослов, изобретенных слышащим ребенком (Sachs 1993: 47).

О протословах (по сути дела, хотя термин появился много позже) писали уже исследователи XIX века. И. Тэн рассказывает о девочке, которая изобрела слово «тэм». «Сначала, в течение больше, чем двух недель, девочка произносила это слово... просто как лепет... Мало-помалу это слово получило у нее определенное значение... дай, возьми, вот или смотри... Мне кажется, что это слово создано, произвольно сочинено ею...» (Тэн И., Дарвин Ч. 1900: 12-13). Интересно, что И. Тэн считает собственным изобретением ребенка и слово гам/ ам: «Этот звук появился на 14-м месяце; в продолжение нескольких недель я считал его простым лепетом; наконец я увидел, что он воспроизводится неизменно перед кормлением... Прислушайтесь к нему внимательно и постарайтесь воспроизвести его сами, и вы увидите, что это естественный голосовой жест всякого, хватающего чтонибудь; он начинается гортанным звуком, близким к лаю, и кончается закрытием губ так, как будто пища уже схвачена и проглочена; именно так сделал бы человек, если бы, находясь среди дикарей, со связанными руками, и имея возможность объясняться только посредством своих голосовых органов, он вздумал сказать, что ему хочется есть... Мы повторяли ей ее слово, но смягчая его, вследствие чего у нее перестали преобладать гортанный и губной звуки; промежуточная гласная получила перевес; вместо гам получилось ам; и теперь обыкновенно мы употребляем это слово так же, как и она. Оригинальность, изобретательность так сильна у ребенка, что если у нас он учится нашему языку, то у него мы учимся его языку» (Тэн И., Дарвин Ч. 1900: 16-17).

Ч. Дарвин пишет, что интересная статья Тэна подала ему повод пересмотреть дневник, который он вел 37 лет назад об одном из своих детей. Правда, Дарвин чрезвычайно мало пишет именно о речи, но кое-какие наблюдения приводит. Так, ровно в

51

год его сын изобрел слово «мум», подобное слову ам у девочки Тэна. (В дальнейшем сахар — шумум, а лакрица — блак–шумум). Д. Сёлли также писал о собственных, изобретенных ребенком звукоподражаниях (чирикающий звук для обозначения птицы; стук при виде изображения лошади – «без всякого внушения со стороны»). По сути дела речь идет о том, что в конце ХХ века исследователи назвали протословами – среди них могут быть, конечно, не только ономатопеи, но и они встречаются.

Нередко протослова употребляются в сочетании с определенными жестами. Например, у Давида (исследование Энн Картер) несколько звуков, похожих на "ба", сопровождающихся маханием рук, означали, что он чего-то не хочет, тогда как звуки "ммм" и протягивание рук - что он что-то хочет. Со временем вокализации стали более фонетически стабильны и менее связаны с действием, т.е. вокализации и жесты становятся независимыми друг от друга (Sachs 1993: 46-47). У Виталика С. в возрасте от 1 года до 1,1,17 было несколько протослов, часть из них соединялась с жестами: ы-ы + руки в стороны = ничего нет; уу-уу + приседание = спасибо; а-ах - подставляет надушенную голову в ответ на просьбу "Дай понюхать"; а-ах (с другой интонацией) - опасно, горячо (о плите, утюге); э? - "Что это?"; э! с указательным жестом - "Дай".

Вероятно, протослов в речи детей больше, чем фиксируется в дневниках и тем более в анкетах, так как родители часто не считают их объектом, заслуживающим регистрации.

В речи Лизы было несколько протослов: *ки* - всё интересное; *ть* - выражение желания получить что-либо или требование совершить какое-либо действие; *áпка* - брат; *áя* (все неизвестное или вызывающее сомнения). От слова *апка* в 1,9 Лиза образовала притяжательное прилагательное - *апкин/а/ы*. Слово *ая* часто использовалось ребенком от 1,6,19 до 1,11, причем в 1,10 начало склоняться - употребляться в форме винительного падежа: *аю*.

Тем не менее «ядром начального детского лексикона издавна являются «слова традиционного детского словаря, который няни очень усердно преподают ребенку» (Сёлли 1901: 168). Это «естественные символы» (выражение В. Штерна) - звукоподражательные и лепетоподобные слова языка нянь - языковой подсистемы, «которую речевой коллектив считает пригодной в основном для общения с маленькими детьми» (Фергюсон 1975: 422). Это слова, заимствованные взрослыми из детского лепета и возвращенные - уже осмысленными - детям. Среди первых 50 слов активного лексикона Лизы было 24 звукоподражания. Во всех дневниках детей, рожденных в начале ХХ века, эти слова отмечаются в раннем лексиконе (Словарь русского ребенка 1926). Интересно сравнить состав слов языка нянь в XIX и в XXI вв. Часть подобных слов, используемых в то время, не изменилась (дядя, тетя, баба, деда, бай-бай, бо-бо, му, ав-ав/ гав-гав, тик-так, бух, бее); часть исчезла (сегодня мы понимаем тпру или но, но не используем их как слова языка нянь, а слово тпруа (гулять), отмечавшееся в речи Жени Гвоздева, практически не употребляется); часть изменила свое значение (ля-ля – плохое, грязное, нехорошее). Повидимому, не существовало звукоподражания для обозначения кошки: дети называют ее «ки», «ки-ки», «киси», «кси-кси», видоизменяя слово «киса».

Второй тип конвенциональных слов в начальном детском лексиконе – нормативные слова, звуковая форма которых искажена, адаптирована ребенком. В основном это простые слова, обозначающие предметы, с которыми ребенок так или иначе, взаимодействует: вода, каша, кукла, молоко, мяч, носки, тапки, чай, яблоко и т.п. Языковое и когнитивное развитие ребенка взаимосвязаны, и "раньше других дети начинают называть предметы, с которыми они производят какие-нибудь действия" (Кольцова 1979: 62; Эльконин 1960: 97; Pease & al. 1993: 124).

Среди искаженных нормативных слов в лексиконе Лизы были не только легко фонетически объяснимые, но и очень необычно звучащие слова (10 слов), источник которых, однако, можно обнаружить в инпуте, например: *кха /кRa/гRа* (вероятно, искаженное "кар") - ответ на вопрос "Как ворона делает?", гулять, ботинки; *ааа* - буква,

52