I.2 Военная география

Далее в 1932 году, когда родилась бабушка его отправили на Дальний Восток.

В 1940 году он отправился на учебу в город Ленинград. Совсем скоро в июне 1941 года началась Великая Отечественная Война. Моему прадеду пришлось повоевать на разных фронтах: Южный фронт, Волховский, Юго-Западный, третий Украинский – начальник отделения с июня 1942 года по май 1944 года, II Белорусский фронт – с мая 1944 года по май 1945 года заместитель начальника войска.

В Конце мая 1945 года вернулся с фронта уже в город Джамбул, где на тот момент жила его семья. Вернулся на “побывку” помочь обустроить быть, сразу переехали в более благоустроенное жилье и так сказать “заготовив фундамент” уехал в Москву решать вопрос о дальнейшей службе. Через какое – то время приходит письмо: назначение Букина Павла Григорьевича 1910года рождения начальником военного округа в город Фрунзе (Киргизия). Так как это была семья военная, то все уже собрали вещи и “на чемоданах” ждали возвращение отца семейства. Нет, нет. Написали письмо, а куда писать? Ждали, ждали и приходит ужаснейшее известие о том, что прадедушка находится в Москве. В Бутырской тюрьме… А дальше от одного из сослуживцев узнали, что отправлен после суда в Соликамские лагеря.

I.3 Репрессии

Из воспоминаний заключенных:

«В дословном переводе трудармия означает — рабочая армия. В действительности, это были лагеря для принудительных работ, окруженные высоким колючим забором с вооруженной охраной. Условия, в которых работали и жили трудармейцы, по жестокости не уступали содержанию в колонии уголовников. На работу нас сопровождал конвой, имевший приказ — стрелять при малейшем подозрении. В самом лагере царил произвол начальства. В нищете, унижении, тесноте, от голода огромное число трудармейцев умирало. Никто не заботился о сохранении памяти о них».¹

«Я помню случай, когда за сутки в бараках умерло 29 человек... Вышли на работу, нас пересчитали, и столько же человек должно было возвратиться назад. Из-за скудости питания у нас болезнь была — куриная слепота: ночью человек ничего не видел. Зима, холодно... Идем обратно, ищем того человека, пока не найдется. Очень многих находили уже мертвыми. <...> Много было жен военных. Как немцев сажали без суда и следствия, так и этих женщин. Их тоже заставляли работать. У них в лагере был садик и ясли. Когда ребенку исполнялось 7 лет, его из лагеря изымали и отправляли в детдом».²

«Нам сразу объяснили, что мы прибыли сюда валить лес и все наши жалобы и претензии в отношении ареста и работы бессмысленны и поэтому не принимаются. Нам выдали топоры и пилы и послали в лес без всяких объяснений, как работать. Многие осужденные погибли от холода и потому, что не знали, как валят лес».³

«Нас передавали, как вещь, на самые трудные и тяжелые работы — словами не выразишь, это надо было видеть. Нас лишили всего. Работали без выходных по двенадцать часов, а иногда и по шестнадцать часов в сутки, в мороз 40–45 градусов».⁴

А сам прадедушка никогда не рассказывал о своём пребывании там. Пробыл он в этом аду относительно недолго Естественно его исключили из коммунистической партии, лишили всех наград. А его семья могла только догадываться за что. За что? Представить себе не могу сколько раз он сам себе задавал этот вопрос… Неописуемы чувства человека, отдавшего душу свою, ради защиты отчизны, защищая детей, защищая свой дом, свою честь и честь поистине Великих предков, выживая в таких передрягах, где одному Богу известны причины того, что этот человек жив, пройдя от начала до конца этот огромный путь, совершая и смотря убийства людей, видя смерти своих друзей, сослуживцев, находясь каждый день плечом к плечу, смотря в глаза старухе с косой. Видя сожженные земли, идя в ярости отражать наступление противника и бах! Ты стоишь, из спины течет струйка крови по коричневой рубахе, а в груди чувствуется холодное лезвие ножа, удар сзади, прямо в сердце от того, что ты защищал и теперь ты уже не герой-защитник, а преступник, лишенный своей чести. И каковы те чувства, когда ты один знаешь правду, а кругом тебе никто не верит. Мне кажется то, что я описал и гроша не стоит тех чувств, что испытывал мой прадедушка. Знаете, я бы был готов смириться с этим, но ведь не только он. Миллионы невинных людей, миллионы загубленных душ… Как-то бабушка рассказывала, что её отец пришел с книгой “Один день Ивана Денисовича” Солженицына и он не мог её спокойно читать, он читал, и наворачивалась слеза. Он был сильным человеком, более чем Вы можете себе представить, он дочитал книгу и вытерев большой, постаревшей, изрезанной рукой глаза сказал: “Зина, тут написано про меня…” Иногда он разговаривал о том, что было, о его заключении с его сыном, бабушкиным братом. Но увы, этим с бабушкой никогда не делились и о чем они могли разговаривать знают лишь звезды. Если бы я брал у него интервью, я бы наверное написал более эмоциональнее, было бы больше фактов и боевых рассказов, но увы, я должен собирать информацию по крупицам и все-таки самое интересное безвозвратно упущено, а память живет внутри нас.