Прелюдия

Эта история происходит в одной сицилийской деревне в конце XIX века в Пасхальное воскресенье, потому прелюдия начинается со спокойной музыки, подобной молитве. Вскоре она становится более драматичной, и в середине слышится голос тенора, поющего за опущенным еще занавесом. Это его любовная серенада «Сицилиана». Тенор — недавно вернувшийся в родную деревню солдат. Он поет серенаду своей возлюбленной, Лоле.

Опера

Поднимается занавес, и взору зрителя предстает площадь в одном из местечек Сицилии. В глубине направо церковь. Налево виден дом Лючии. Светлое Пасхальное воскресенье. Сначала сцена пуста. Рассветает. Через сцену проходят крестьяне, крестьянки, дети. Открываются двери церкви, толпа входит туда. Крестьянская девушка Сантуцца расспрашивает старую Лючию о ее сыне Туридду — ведь то, как он ведет себя последнее время, ей очень не нравится. Беседу двух женщин прерывает приход Альфио, энергичного молодого возчика, который поет веселую песню о своей жизни, ударяя при этом хлыстом («II cavallo scalpita» — «Конь несется вихрем»). Он еще не знает, что Туридду проводит время с его прелестной женой Лолой. Краткий разговор его с Лючией, в котором он мимоходом упоминает, что видел ее сына неподалеку от своего, Альфио, дома, вселяет в Сантуццу еще больше подозрений.

Из церкви доносятся звуки органа. За сценой поет хор. Все поселяне преклоняют колена, и вместе с Сантуццей, поющей великолепное соло, они возносят молитву — Regina coeli (лат. — «Царица Небесная»). Религиозная процессия вступает в церковь, за ней следуют жители деревни. Сантуцца, однако, задерживает Лючию, чтобы поведать ей о своей печали. В арии «Voi lo sapete, mamma...» («Знаете сами, мама, что еще до солдатства Туридду Лолу хотел Женою своей назвать») она рассказывает о том, как Туридду, прежде чем уйти в армию, обещал жениться на Лоле, но, когда вернулся, она была замужем за другим, и тогда он признался в любви Сантуцце, но теперь он снова воспылал страстью к Лоле. Лючия очень расстроена, она сочувствует Сантуцце, но ничем помочь ей не может. Лючия заходит в церковь. Теперь, когда появляется сам Туридду, Сантуцца обращается прямо к нему. Он приносит малоубедительные извинения и становится особенно раздраженным, когда их прерывает та, из-за которой они поссорились. Лола, очень красиво одетая, появляется на пути в церковь; она напевает кокетливо-грациозную песенку о любви «Fior di giaggiolo» («Цветок, цветочек!»). Когда она уходит, ссора между Сантуццой и Туридду разыгрывается вновь с еще большей силой. Наконец для Туридду все это становится невыносимым. В припадке раздражения он отталкивает Сантуццу, и она падает на землю. Туридду устремляется вслед за Лолой в церковь. Сантуцца кричит ему вслед проклятье: «А te la mala Pasqua, spergiuro!» («Погибни же ты нынче в светлый праздник!»)

Последним в церковь направляется Альфио. Сантуцца также останавливает его и рассказывает ему о неверности его жены. Искренность Сантуццы не оставляет у него никаких сомнений в том, что она говорит правду. Страшен гнев Альфио: «Vendetta avro priache tramonti il di» («Я отомщу сегодня!»), — клянется возчик, оставляя молодую крестьянку. Сантуцца, теперь полная раскаяния в том, что совершила, устремляется за ним.

Сцена пуста. Оркестр исполняет чудесное интермеццо: оно передает спокойствие картины мирной, ласковой природы. Это настроение создает резкий контраст стремительному развитию смертельно опасных страстей.

Пасхальное богослужение закончено, и крестьяне шумной толпой заполняют улицу перед домом Туридду. Он всех приглашает выпить с ним и поет остроритмичную застольную песню. Входит Альфио. Он грозно настроен. Туридду наполняет для него бокал, он хочет с ним чокнуться. Альфио отказывается с ним пить. Туридду разбивает бокал. Некоторые женщины, посоветовавшись между собою, подходят к Лоле и вполголоса уговаривают ее уйти. Двое мужчин стоят друг против друга. Следуя старинному сицилийскому обычаю, обесчещенный муж и соперник обнимаются, и Туридду кусает правое ухо Альфио — знак вызова на дуэль. Туридду говорит, что будет ждать Альфио в саду. Теперь очередь Туридду испытывать угрызения совести. Он зовет мать, берет с нее обещание, что позаботится о Сантуцце. Он — виновник всех злоключений и теперь клянется жениться на ней, если...

Полный мрачных предчувствий, Туридду удаляется за околицу, где его уже ждет Альфио. Объятая ужасом, безмолвствует Сантуцца. Томительно тянется время. И вот ужасный женский голос прорывает гнетущую тишину: «Hanno ammazzato compare Turiddu!» («Зарезали сейчас Туридду!»). Альфио победил на дуэли... Сантуцца и Лючия падают в обморок. Женщины их поддерживают. Все глубоко потрясены.

Генри У. Саймон (в переводе А. Майкапара)

Одержавшую победу на конкурсе издательства Сондзоньо оперу «Сельская честь» ожидал на премьере поистине триумфальный успех: сам композитор был поражен, происшедшее казалось ему невероятным.

Он не мог поверить, что написал столь удачное произведение всего за два месяца, тогда как более значительная, с его точки зрения, опера «Вильям Ратклиф» была только недавно им завершена.

До сих пор «Сельская честь» Масканьи пользуется благосклонностью публики во всех театрах мира, привлекая наиболее крупных, прославленных исполнителей. В истории итальянской оперы «Сельская честь» положила начало веризму — направлению, имевшему литературное происхождение (новеллы Верги) и привнесшему в музыкальный театр вслед за итальянскими операми 70—80-х годов совершенно определенные черты: нескрываемую страстность — с пылкими вокальными излияниями в верхнем регистре, томную чувствительность, смягчающую мелодической плавностью традиционный речитатив, непосредственное участие гармонии и инструментального тембра в обрисовке и окраске вокальной речи» недостаточное разнообразие форм (в отличие от традиционной итальянской оперы), явное предпочтение местного областного колорита, бурных, мрачных, жестоких историй из жизни самых низких слоев общества.

В опере Масканьи история любви и измены, преступления против чести разворачивается на фоне массовых сцен, духовной и народной хоровой музыки, здесь даже сольные партии приближаются к песням, а галантные романсы основаны на народных жанрах. Большим достижением Масканьи стало то, что он сумел сохранить свежесть целого, не отклоняясь от драмы даже в декоративных эпизодах — если они и независимы, то составляют отдельный спектакль.

Как во всех других операх конца XIX века, в «Сельской чести» большое внимание уделяется описанию пейзажа, обстановки, хотя фольклорная подлинность и не обязательно соблюдается: перед нами скорее результаты свободного творчества и фантазии.

В опере часто сочетаются некоторая примитивная обнаженность гармонии (не всегда достаточно отделанная, она опирается на широкие, полные аккорды, изображающие напряжение страсти) и, напротив, тембровая изысканность.

После очень удачной сицилианы Туридду женщины прославляют цветущую природу, а мужчины своих красавиц: эти две темы несколько архаичного склада, написанные в разных размерах, переплетаются — светлые краски, колебание цветущих ветвей; изнутри же мрачные звуки ударных и басов рождают волнение в крови, как и возникающая вскоре тема, отмечающая появление Сантуццы. Муж Лолы Альфио производит впечатление самоуверенного весельчака, но не может скрыть своего изменчивого, свирепого нрава — а вокруг на улице толпа затевает танец в испанском духе. Ничем не омрачен другой хор, прославляющий воскресение Христа,— величественная, многоступенчатая пирамида, завершающаяся мощным, просветленным апофеозом.

Драма концентрируется вокруг трехчастного рассказа Сантуццы, чье печальное, заплаканное лицо контрастирует с легкой, радостной картиной святого праздника. Ее разговор с Туридду подобен урагану, слова падают на сухую, выжженную почву, а проклятие, вырвавшееся при виде Лолы, поющей томную, нежную песенку, обретает вечный смысл. В этой сцене чувствуется местный колорит.

Альфио в свою очередь разражается гневом — звучат характерные для него ритмы, на сей раз бешеные. Еще одним узлом драмы становится сцена с застольной песней, которая предшествует роковой развязке. В музыке слышится легкий звон бокалов, струится вино и звучит простодушная вокальная мелодия, хоровые возгласы подобны ружейным залпам. Соперники вызывают друг друга на поединок в немногословном диалоге трагического благородства. Турриду прощается с матерью и наконец открывает свое сердце для жалости: его социальное лицо проявляется при этом как нельзя лучше.

Г. Маркези (в переводе Е. Гречаной)