ФИЛОСОФСКИЕ ПРОБЛЕМЫ ХИМИИ

талла. Титровальные растворы Ж. Гей-Люссак готовил таким образом, что расход их сразу показывал содержание в пробе серебра. Позже этот термин был распространен на все определяемые вещества. Некоторые термины не были взяты из естественных языков, а получили название в честь выдающихся ученых. В частности, сначала в физике были названы единицы количества электричества – Кулон (Coulomb), силы тока – Ампер (Ampere) и напряжения – Вольт (Volta), в честь знаменитых ученых, а затем от них произошли названия электрохимических методов анализа: кулонометрия, вольтамперометрия. Термины «электрический потенциал» и «потенциометрия» происходит от латинского слова potentia – сила, мощь, что соответствует физическому смыслу этих понятий. Сложнее этимологический анализ терминов «поляризация» и «полярография». В среднегреческом языке слово πολος означало ось, позднее – небесный свод. Это слово перешло в латин-

ский язык (polus), затем в европейские языки и означало пространственное разделение на противоположности, например, северный и южный полюсы. В электрохимии сначала возникло понятие гальванической поляризации как изменения свойств поверхности электродов или ближайших к ним слоев растворов электролитов, вызванные протеканием электрического тока и имеющие разные знаки дивергенции потоков у анода и катода. Это может быть изменение величин электрических потенциалов (электрическая поляризация) или концентраций (концентрационная поляризация). Отсюда возник термин «полярография» для обозначения метода, в основе которого лежит явление концентрационной поляризации и достижение предельного диффузионного тока.

Для номинаций спектральных методов чаще всего использовали латинский язык. Само название «спектр» происходит от латинского слова specto (смотреть), а spectrum означает представление, мысленный образ, что естественно для номинации видимого диапазона электромагнитных волн. Эмиссионая спектроскопия получила название от латинского слова emissio (испускание, бросание). Понятие абсорбционной спектроскопии имеет ключевым словом ab-sorbeo, что означает всасывание, поглощение. Термин «люминесценция» получил название от латинских слов lumen (свет, светило, цвет, ясность) и escensus (восхождение, подъем), флуоресценция – от слова fluo (течь, литься, проникать), отражающего непрерывность процесса в отличие от фосфоресценции (греч. ϕωσϕορος – лучезарный, несущий

свет), которая продолжается при удалении источника возбуждения.

41

1.8. Сверхсознание (творческая интуиция)

Und was in schwankener Erscheinung schwebt Befestiget mit dauernden Gedanken.

Goethe

И то, что носится в туманных очертаньях, Закрепляется в прочных мыслях.

И. Гёте

М. Поляни ввел в круг идей, анализирующих природу творчества, неявное знание (tacit knowledge). «Человек знает больше, чем он может сказать» [15]. Следует сказать, что М. Поляни был, может быть, не только крупным философом, но и выдающимся химиком. Его биографию можно одновременно найти как в справочнике «Выдающиеся химики мира», так и в «Философском словаре». Он родился в 1892 г. в Будапеште, окончил медицинский факультет Будапештского университета, потом изучал химию в Высшей технической школе в Карлсруэ. Во время Первой мировой войны Поляни был врачом в австро-венгерской армии. С 1920 по 1933 г. он работает в Институте физической химии Кайзера Вильгельма в Берлине. В 1921 году Поляни выполнил блестящую экспериментальную работу, в которой была установлена структура целлюлозы. В 1935 г., работая профессором кафедры физической химии в Манчестерском университете, он независимо от Г. Эйринга и совместно с М. Эвансом предложил теорию абсолютных скоростей реакций, ввел представления о переходном состоянии и активированном комплексе. С 1959 г. М. Поляни – профессор философии Оксфордского университета. Его первые работы по философии были посвящены критике позитивистского противопоставления философии науке и концепции философской ненагруженности научного знания. Сердцевиной теории познания М. Поляни является его эпистемология неявного знания. Если К. Поппер пытался строить «эпистемологию без познающего субъекта», то пафос работ М. Поляни связан с выявлением человеческого фактора. «Я показал, что в каждом акте познания присутствует страстный вклад познающей личности и что эта добавка – не свидетельство несовершенства, но насущно необходимый элемент знания. Вокруг этого центрального факта я попытался создать систему согласованных взглядов, которых я искренне придерживаюсь и для которых я не вижу альтернатив».

Идеи М. Поляни были развиты П. В. Симоновым, который заменил термин «неявное знание» сверхсознанием [54]. Ныне покойный академик АН СССР П. В. Симонов был крупным ученым, директором Института высшей нервной деятельности и нейрофизиологии. Среди бессознательного он различает две принципиально различные области функционирования мозга: подсознание и сверхсознание. Подсознание всегда стоит на страже

42

добытого и хорошо усвоенного. Благодаря ему индивидуально усвоенное (рефлекторное) приобретает императивность (лат. imperatives – повелительный) и жесткость, присущие безусловным рефлексам. Вторая область неосознанного не сознается ни при каких условиях: на суд сознания только подаются результаты этой деятельности. Симонов использовал для этой области термин К. С. Станиславского «сверхсознание», а иногда называл эту сферу деятельности интуицией, что облегчает понимание круга рассматриваемых вопросов. К сфере сверхсознания относятся первоначальные этапы всякого творчества: порождение гипотез, догадок, творческие озарения.

Основная функция сверхсознания заключается в неосознанном рекомбинировании ранее известного материала. Это было известно уже А. Пуанкаре [55]. «В чем, в самом деле, состоит математическое творчество? Оно заключается не в создании новых комбинаций с помощью уже известных математических объектов. Это может сделать мало ли кто; но число комбинаций, которые можно найти этим путем, было бы бесконечно, и даже самое большое их число не представляло бы ровно никакого интереса. Творчество состоит как раз в том, чтобы не создавать бесполезных комбинаций, а строить такие, которые оказываются полезными, а их ничтожное меньшинство. Творить – это отличать, выбирать. Среди комбинаций, на которые падает выбор, часто наиболее плодотворными оказываются те, элементы которых взяты из наиболее удаленных друг от друга областей. Я не хочу сказать, что для нового открытия достаточно сблизить возможно глубже различающиеся предметы; большинство комбинаций, построенных таким образом, оказались бы совершенно бесплодными; но некоторые из них бывают наиболее плодотворными» [55]. Пуанкаре открывает некоторые секреты своей творческой деятельности выдающегося математика и физика, создателя новых математических методов, независимо от А. Эйнштейна, предложившего специальную теорию относительности и создавшего первый вариант релятивистской теории гравитации. Рассказывая об одной из своих математических работ, он пишет: «Каждый день я усаживался за свой рабочий стол, проводил за ним час-два, перебирал большое число комбинаций и не приходил ни к какому результату. Но однажды вечером я выпил, вопреки своему обыкновению, чашку черного кофе; я не мог заснуть; идеи возникали во множестве; мне казалось, что я чувствую, как они сталкиваются между собой, пока, наконец, две из них, как бы сцепившись друг с другом, не образовали устойчивого соединения. Наутро я установил существование класса функций Фукса, а именно тех, которые получаются из гипергеометрического ряда; мне оставалось лишь сформулировать результаты, что отняло у меня всего несколько часов». «Часто, когда думаешь над какимнибудь трудным вопросом, за первый присест не удается сделать ничего путного; затем, отдохнув более или менее продолжительное время, садишься снова за стол. Проходит полчаса – и все также безрезультатно, как вдруг

43

в голове появляется решающая мысль. Можно подумать, что сознательная работа оказалась более плодотворной благодаря тому, что она была временно прервана, и отдых вернул уму его силу и свежесть. Но более вероятно, что это время отдыха было заполнено бессознательной работой, результат которой потом раскрывается перед математиком». Бессознательная работа, по его мнению, возможна как во время прогулок и путешествий, так и во время сознательной работы, «хотя она действительно независима от этой работы». В трудах А. Пуанкаре прослеживается взаимодействие бессознательной и сознательной деятельности: «Можно сделать еще одно замечание по поводу условий такой бессознательной работы; а именно: эта работа возможна или, по меньшей мере, плодотворна лишь в том случае, если ей предшествует и за нею следует период сознательной работы».

При рекомбинировании объекты расчленяются на части, и эти части сверхсознание рекомбинирует в новые целостности. Неосознанность этих первоначальных этапов творчества необходима для защиты рождающихся гипотез и замыслов от консерватизма сознания, от чрезмерного давления очевидности, от догматизма прочно усвоенных норм. За сознанием остается постановка проблемы, а затем, на заключительной стадии – отбор рождаемых сверхсознанием гипотез путем логической оценки и экспериментальной верификации. Функции сверхсознания вероятностны. В процессе индивидуального творчества эмоциональный стресс, или «страстность научного познания», вносит элементы хаоса, совершенно необходимого для порождения принципиальной новизны в мире, управляемом законами детерминизма. «Когда творческая мысль заходит в тупик, “лобовую атаку” на проблему следует заменить “обходным маневром” – поискать новую ассоциацию, способную вывести мысль из тупика» [56]. Психолог Кьюби даже указал наиболее удобное время для просеивания разных ассоциаций. По его мнению, это период перед пробуждением. Он всегда рядом с постелью клал карандаш и записную книгу. Авторы монографии «Организация исследований в химической промышленности» [57] полагают, что есть и иные возможности рекомбинаций и их отбора, кроме того, чтобы на работе укладывать сотрудников спать.

Историческим фактом является открытие циклической структуры бензола Кекуле в начальной фазе сна. Манолов так описывает это открытие: «Утомленный работой, Кекуле отложил исписанные листы и подвинул кресло к камину. Приятная теплота постепенно окутала тело, и ученый забылся в полудремоте. И снова в его сознании возникли шесть углеродных атомов, образуя причудливые фигуры. Шестиатомная “змея” непрерывно извивалась, и вдруг, будто разозленная чем-то, она с ожесточением начала кусать себя за хвост, потом крепко ухватила его за кончик и так замерла. Нет, не змея, это же перстень графини Герлиц, который протягивал Кекуле Юстус Либих. Да, на его ладони лежит перстень – платиновая змея, пере-

44

плетенная с золотом. Кекуле вздрогнул и очнулся. Какой странный сон! И длился всего одно мгновенье. Но атомы и молекулы не исчезали перед его глазами, он продолжал наяву наводить порядок расположения атомов в молекуле, увиденной во сне. Может быть, это и есть решение? Кекуле поспешно набросал на листке бумаги новую форму цепи. Первая кольцевая формула бензола» [58]. Неосознанность этого первоначального акта необходима для защиты рождающихся гипотез от консерватизма сознания.

П. Пфейффер так описывает открытие координационной теории А. Вернером: «Мы знаем, со слов самого Вернера, что озарение пришло к нему молниеносно. Однажды он проснулся в два часа ночи в состоянии крайнего возбуждения – явилось наконец-то решение, которого его мозг так долго и настойчиво искал. Он немедленно поднялся с постели, и к пяти часам вечера координационное учение в основном было описано» [107].

Открытие периодического закона Д. И. Менделеевым также указывает на определяющую роль рекомбинаций в состоянии отключенного сознания. «Менделеев три дня и три ночи, почти не ложась спать, проработал у конторки, пробуя скомбинировать результаты своей мысленной конструкции, но попытки достигнуть этого оказались неудачными. Наконец, под влиянием крайнего утомления Менделеев лег спать и тотчас заснул. “Вижу во сне таблицу, где элементы расставлены, как нужно. Проснулся, тотчас записал на клочке бумаги. Только в одном месте впоследствии оказалось нужным исправление”» [35]. Одержимость проблемой, в сущности, есть главная пружина любой творческой активности. Когда ученики в шутку спросили И. П. Павлова, что им делать, чтобы стать «такими же, как он, то он ответил им вполне серьезно, что для этого они должны, вставая по утрам, иметь перед собой проблему, завтракать с ней, с ней же идти в лабораторию, там же до и после обеда тоже удерживать ее перед собой, спать ложиться с проблемой в уме и сны видеть также о ней».

А. Пуанкаре указал, что, будучи вероятностной по своей природе, бессознательная деятельность не сводится к случайному рекомбинированию хранящихся в памяти следов. Как известно, расчет количества мартышек, среди которых одна могла бы случайно напечатать на пишущей машинке только одну строку «Гамлета», превышает 1080, а это число атомов во Вселенной. Такой остроумный расчет астронома Джинса делает случайность озарения невозможной, особенно если учесть, что напечатанное мартышками надо прочесть и осмыслить. Падающие яблоки видели люди веками, но только Ньютона они натолкнули на мысль о законе гравитации. Деятельность сверхсознания трижды канализирована:

1)ранее накопленным опытом;

2)задачей, которую ставит проблемная ситуация;

3)доминирующей потребностью.

45

Особенностью сверхсознания являются его языки. Если сознание оперирует речью, символикой математических или химических формул, то сверхсознание сообщает о своих результатах с помощью эмоций. Уже сама творческая деятельность основана на эмоциональном восприятии проблемы. «Огромное удовольствие от самого процесса творчества, которое, бесспорно, относится к числу наивысших наслаждений, доступных человеку» (Стендаль). Эмоции не могут быть только приятными, значительную долю занимает то, что называется муками творчества. Я. Бёме сопоставлял немецкие слова Qualitat (качество) и Qual (мука). У М. Поляни один из разделов монографии «Личностное знание» озаглавлен «Страстность научного познания» [15]. «Идея как бы перебрасывает мост от одного переживания к другому и, благодаря этому, тесно связывает факты, прежде только сосуществовавшие» (М. Планк).

Главным эмоциональным языком сверхсознания является красота. Однако определить, что именно является красивым, неимоверно трудно. Красота теряется, как только мы пытаемся объяснить ее словами. Из опытов с воспроизведением форм известно, что человек считает красивыми формы, содержащие меньшее количество информации, подлежащей воспроизведению. С этой точки зрения красота – это сведение сложного к простому. «Трактуйте природу с помощью шара и цилиндра», – призывал Поль Сезанн. Однако вопрос о природе красоты не может быть решен однозначно, потому что он избирателен не только для людей разных стран, но и разных времен и персонально для каждого человека. Более того, представления о красоте эволюционируют. Одна из новых тенденций в постижении красоты пришла трансцендентально при исследовании функций комплексного переменного и привела к новой научной дисциплине – фрактальной геометрии. Эту новую точку зрения высказал один из ее основателей, директор Института твердого тела в Кёльне Г. Айленбергер: «Наше ощущение прекрасного возникает под влиянием гармонии порядка и беспорядка в природных объектах: тучах, деревьях, горных грядах или кристалликах льда. Их очертания – это динамические процессы, застывшие в физических формах… наука

иэстетика согласны в том, что именно теряется в технических объектах по сравнению с природными: роскошь некоторой нерегулярности, беспорядка

инепредсказуемости. Понимание этого может здорово помочь нам в придании человеческого лица технологии, от которой все больше зависит наше выживание» [59]. В нашей архитектуре и промышленном дизайне преобладают прямые линии, декартово прямоугольное мироощущение. Однако венский художник Хундертсвассер пришел к иному выводу: «В 1953 году я понял, что прямая линия ведет человечество к упадку. Тирания прямой стала абсолютной. Прямая линия – это нечто трусливое, прочерченное по линейке, без эмоций и размышлений; это линия, не существующая в природе. И на этом насквозь прогнившем фундаменте построена наша обреченная цивилизация» [59].

46

Одно из красивейших явлений природы – радуга стала основой для размышлений о природе света, загадку которого раскрыл Ньютон. Он установил, что дисперсия белого света с помощью призмы дает спектр, содержащий всю цветовую гамму. Красота спектра (радуги) оказала влияние на открытие М. С. Цветом хроматографии. Эстетический аспект открытия очевиден уже из авторской формулировки метода М. С. Цветом: «Как лучи в спектре, в столбике углекислого кальция закономерно располагаются различные компоненты смеси пигментов, давая возможность качественного и количественного определения. Полученный таким образом препарат я называю хроматограммой, а предлагаемую методику – хроматографической» [60]. Кайзер и Эймерт связали дисперсию света с акустическим рядом и сочинили электронную водородную сюиту, используя модуляции спектральных частот атома водорода. Известно выражение Поля Дирака «Physical laws should have mathematical beauty» (Законы физики обладают математи-

ческой красотой). Еще более характерным является высказывание немецкого математика Г. Вейля: «В своей работе я всегда пытался объединить истину с красотой, а когда мне приходилось выбирать между ними, я обычно выбирал красоту».

Вторым языком сверхсознания П. В. Симонов считает юмор. Подобно другим положительным эмоциям, реакция на смешное возникает в ситуации, когда вновь поступившая информация ведет к возрастанию вероятности удовлетворения какой-то потребности, превышая ранее существующий прогноз. Юмор – одна из форм социально приемлемой агрессивности, а мимика смеха, по мнению К. Лоренца, возникла из мимики ярости и сходна с нею. Цивилизованный человек, вместо того чтобы атаковать противника, высмеивает его. Однако результат не ограничивается областью невербальной деятельности мозга, хотя в музыке и пантомиме он может быть ярко выражен. Результат должен перейти в область вербального процесса. Рассмотрим ситуацию, которая возникла после первых успехов, достигнутых хроматографией. Появились попытки переименовать метод и назвать его эографией, фрактометрией, синтетоликмизисом. Попытки присвоения приоритета в открытии введением исключительно нового термина были остановлены английским хроматографистом Парнеллом: «Приятно думать, что Цвет, имя которого по-русски и означает цвет, окраску, в связи с этим удобным случаем позволил себе удовольствие проявить свое чувство юмо-

ра» [61].

Если красота и смешное сообщают о своем присутствии положительными эмоциями, то третий язык сверхсознания – голос совести – имеет преимущественно негативную эмоциональную окраску [54]. Стремясь к красоте и насмехаясь над нелепым, сверхсознание оказывается за рамками нравственных критериев. Возникает реальная возможность эстетизации зла и безграничной иронии. Совесть есть присущая человеку способность эмо-

47

ционально реагировать на последствия своих прогнозируемых или совершаемых поступков в той мере, в какой они затрагивают удовлетворение двух фундаментальных потребностей – в объективной истине и в добре. Рабле говорил, что наука без совести губит душу. Примеры дефицита совести в науке не редкость. В частности, открытие хроматографии позволило Цвету получить более чистые хлорофиллы и впервые точно описать и измерить их свойства. Например, сине-зеленый хлорофилл а, не соответствовал данным К. А. Тимирязева, считавшим его чисто зеленым. Он написал на полях работы Цвета: «Вранье!» – и, как утверждает в своей книге «Герои и злодеи в российской науке» Шнолль, Тимирязев вычеркнул фамилию Цвета из списка ученых, которым оказывалась поддержка после революции. Не получал почти весь учебный год зарплату Цвет и в Воронежском университете, так как по болезни не мог ходить на лекции. Он жил на улице Батуринской (Халютинской), и по пути в университет нужно было преодолевать крутой подъем улицы Степана Разина. Между тем в ботаническом саду университета, где он должен был читать лекции, были свободные комнаты, предоставление которых могло бы решить проблему. Он умер в 1919 г. Россия лишилась возможности получить Нобелевскую премию за открытие хроматографии, так как, если бы он был жив в 1952 г., то должен был автоматически разделить первую Нобелевскую премию по хроматографии с А. Мартином и Р. Сингом как создатель метода. Такие же расхождения в свойствах пигментов растений были у Цвета с Вильштеттером, который в 1915 г. получил за свои исследования хлорофиллов Нобелевскую премию. Справедливость восторжествовала уже после смерти Цвета, когда один из учеников Вильштеттера Винтерштерн еще при жизни учителя показал, что тот работал не с чистыми пигментами, а с их смесью, так как выделить чистые хлорофиллы можно было только хроматографическим методом [61].

48

ГЛАВА 2. ЭВОЛЮЦИОННАЯ ЛОГИКА

2.1. Конкретное и абстрактное

Абстрактное – мука для многих, а для меняв мои лучшие дни – праздник и упоение.

Ницше

Логикой называют науку о формах, приемах и методах познания на ступени сознания, имеющих общенаучный характер, о законах, составляющих основу этих методов, а также о языке как средстве познания. Греческое слово λογος означает слово, понятие, рассуждение. Логика как наука

возникла в IV в. до н. э. Ее создателем был греческий философ Аристотель (384–322 гг. до н. э.), который в своих произведениях «Категории», «Первая аналитика», «Вторая аналитика», «Топика», «О софистических опровержениях» заложил основы логики, ставшей первой из оформившихся в самостоятельную науку отраслей знания [62]. Если говорят о логике, не употребляя никаких прилагательных, то обычно имеют в виду науку, основы которой заложил Аристотель. Она была единственной до XIX века, когда впервые появились представления о принципиально новом подходе к логике в трудах немецкого философа Георга Гегеля (1770–1831). Гегель родился

вШтутгарте, получил образование в Тюбингенском университете. По его окончании в 1793 г. работал воспитателем детей в богатых семьях, потом преподавал в Иенском университете, был редактором газеты «Bamberger Zeitung». «Науку логики» (Большая логика) Гегель писал, будучи учителем и ректором гимназии в Нюрнберге с 1808 по 1816 г. [34]. Первый том был издан в 1812 г. и принес ему известность. После выхода второго тома

в1816 г. он стал знаменит, получил приглашение занять место профессора университета в Гейдельберге, а уже на следующий год был приглашен в Берлинский университет, где работал профессором и некоторое время ректором. В Гейдельберге он читал лекции по логике и написал «Энциклопедию философских наук». Первым томом в ней была сокращенная «Наука логики» (Малая логика), изданная в 1817 г. [63].

Принципиальным отличием логики Гегеля от логики Аристотеля было развитие всех ее понятий. Гегель построил логическую систему в направлении от абстрактного к конкретному. Абстрагирование (лат. abstractum – удаление, отвлечение, освобождение) является процессом, при котором необходимо отвлечься от многих признаков и свойств для выделения одного наиболее существенного. Конкретное (лат. concretus – сгущение, уплотнение) означает, что предметы, явления или отражающие их понятия берутся в единстве их различных признаков и сторон. Развитие понятий в логике Гегеля привело к образованию их последовательности, в которой из

49

самого абстрактного выводилось самое конкретное. Все известные понятия

икатегории образовали эволюционную систему. Самым абстрактным понятием Гегель считал понятие бытия (Sein). Бытие есть ничто (Nichts), поскольку оно не заполнено конкретным содержанием. Можно представить себе в качестве примера, что все окружающее нас находится в полной тьме, оно существует вокруг, но его еще не видно. С рассветом постепенно вырисовываются контуры предметов, а логика отражает этот процесс переходом от бытия и ничто к понятиям наличного бытия (Dasein), нечто (Etwas) и качества (Qualität). Бытие как ничто при отрицании переходит в нечто. Этот процесс рождения качества Гегель называет становлением (Werden).

Отношение к конкретному и абстрактному сформировалось у Гегеля еще в период его работы в Йене, а в Бамберге, будучи редактором «Bamberger Zeitung», он решил познакомить с этой проблемой массового читателя и написал статью «Кто мыслит абстрактно?» [64]. Гегель пишет, что «к абстрактному мышлению люди питают известное почтение как к чему-то возвышенному. А между тем абстрактно мыслит не просвещенный, а необразованный». Гегель не против абстракций, но он считает, что конкретность должна быть охвачена не одной, а множеством абстракций, и этот путь он называет восхождением от абстрактного к конкретному. Критикуя абстрактное, Гегель приводит доходчивые для любого читателя примеры.

«– Эй, старуха, ты торгуешь тухлыми яйцами! – говорит покупательница торговке.

–Что? – кричит та. – Мои яйца тухлые?! Сама ты тухлая! Ты мне смеешь говорить такое про мой товар! Ты! Да не твоего ли отца вши в канаве заели, не твоя ли мать с французами крутила, не твоя ли бабка сдохла в богадельне! Ишь, целую простыню на платок извела! Знаем, небось, откуда все эти тряпки и шляпки! Если бы не офицеры, не щеголять тебе в нарядах! Порядочные-то за своим домом следят, а таким – самое место в каталажке! Дырки бы на чулках заштопала!

Короче говоря, она и крупицы доброго в обидчице не замечает! Она мыслит абстрактно и все – от шляпки до чулок, с головы до ног, вкупе с папашей и остальной родней – подходит исключительно под то преступление, что та нашла ее яйца тухлыми. Все окрашивается в ее голове в цвет этих яиц, тогда как те офицеры, которых она упоминала, – если они, конечно, и впрямь имеют к этому какое-то отношение, что весьма сомнительно, наверняка заметили в этой женщине совсем иные детали» [64].

Каково соотношение между логикой Аристотеля и логикой Гегеля? Логику Аристотеля принято в настоящее время называть формальной. Такое определение не соответствует смыслу этого предмета, он столь же содержательный, как и логика Гегеля, однако область корректности логики Аристотеля относится к определенному узкому отрезку времени. Ее можно

инужно применять в тех ситуациях, когда объект или понятие не развива-

50