3 Публикация на французском языке. На русском языке см.: [7. Т. 1. С. 32 - 34].

стр. 34

смотря на их мюнхенские обещания гарантировать ее новые границы. В 13.00 1 октября К. Крофта передал польскому посланнику в ЧСР ноту, в которой сообщалось о принятии требований польского ультиматума от 30 сентября [9. Sv. II. S. 474 - 475, 481]. 2 октября чехословацкое правительство дало согласие на создание экспертной комиссии по делимитации чехословацко-польской границы. Польская армия начала занимать ультимативно потребованные территории Чехословакии.

Союзницы Чехословакии по Малой Антанте, Румыния и Югославия, в преддверии кризиса и в его ходе вели себя несколько иначе по отношению к ЧСР. Румыния, не давшая согласие на пропуск советских войск через свою территорию для оказания помощи Чехословакии, в то же время, по свидетельству документов публикации, не делала нелояльных к ней заявлений, хотя в румынских верхах, несомненно, были как "ястребы" германофилы, так и миротворцы, ориентировавшиеся на Запад. Это, видимо, подтверждается и время от времени появлявшимися слухами о готовности Румынии предоставить коридор для пропуска советских войск. Кстати, такие утверждения имеют место и в наше время. В книгах И. Пфаффа о советской политике в отношении Чехословакии в 1934 - 1938 годах говорится в частности, о наличии такого документа [14]. Речь идет о письме министра иностранных дел Румынии Н. Петреску-Комнена от 24 сентября 1938 г. М. М. Литвинову, в котором говорилось о согласии Румынии на пропуск Красной Армии через румынскую территорию и предлагался подробный план этой операции. Американский историк чешского происхождения М. Гаунер, исходя из тщательного анализа документа⁴ , обсуждения вопроса с коллегами из разных стран, а также из того, что ни оригинал письма, ни его копии до сих пор не обнаружены в архивах Бухареста, Праги, Москвы, обвинил автора в манипулировании документами и пришел к выводу, что письмо является фальсификацией. Документ на французском и в переводе на чешский язык опубликован Гаунером в журнале "Современная история" ("Soudobe dejiny") [15. S. 545 - 557].

Но вернемся к обозреваемой нами публикации. 21 - 22 августа в Бледе (Югославия) состоялось очередное заседание Постоянного совета Малой Антанты с участием премьер-министра Югославии М. Стоядиновича, министров иностранных дел Румынии и Чехословакии, соответственно Н. П. Комнена и К. Крофты. Заседание, по словам Крофты, "снова продемонстрировало решительную волю стран Малой Антанты сохранить единство действий во всех международных вопросах" [9. Sv. II. S. 164 - 172]. 8 сентября поверенный в делах представительства Чехословакии в Бухаресте М. Крупка сообщал в Прагу, что в решении судетской проблемы "вся бухарестская печать выступает очень решительно на стороне ЧСР. Высказывания серьезных, крупных газет таких, как "Universul", "Timpul" и "Le Moment", весьма остро направлены против Германии... Исключение составляет лишь правая "Curentul"". Особенно обсуждались в румынской печати, по словам Крупки, два вопроса: как поведет себя Румыния в случае возникновения военного конфликта и пропустит ли через свою территорию советские войска, спешащие на помощь Чехословакии. Официальные же круги, по мнению Крупки, напротив "сохраняют предельную осторожность и избегают всего того, что могло бы быть истолковано как румынская официальная точка

⁴ В нем, по словам Гаунера, обнаружено "более пятидесяти грубых грамматических и стилистических ошибок, частое изменение рода, орфографические ошибки с большим количеством англицизмов и т. д.", имеются "неточности топографического характера" и др. [15. S. 566 - 567].

стр. 35

зрения", в том числе и по вопросу о пропуске советских войск. "Поэтому сообщение из Таллина и Риги, которое распространилось по Бухаресту, о предполагаемом соглашении между Советами и Румынией о пропуске советских войск, - писал Крупка, - очень энергично было опровергнуто румынским министерством иностранных дел. Это произошло по требованию германского поверенного в делах, и министр иностранных дел Комнен его якобы заверил, что "подобное разрешение не могло быть дано, поскольку тогда Советы из Румынии уже не ушли бы" [9. Sv. II. S. 241 - 243]. В связи с угрозами со стороны Венгрии в случае непринятия ее требований начать военные действия против Чехословакии Румыния заявила 21 - 22 сентября о своей верности обязательствам, вытекающим для нее как члена Малой Антаны, и необходимости согласовывать свои действия с Югославией. При этом просматривалось явное намерение уклониться от прямого ответа и потянуть время в ожидания развития ситуации.

Стоядинович, согласно сообщению чехословацкого посла в Югославии Я. Липы от 24 сентября в МИД ЧСР, постоянно тянул с ответом на вопрос относительно реакции на венгерские угрозы и утверждал, что "не хочет брать на себя никаких обязательств, которые он не мог бы выполнить". Он собирался встретиться с Комненом, чтобы согласовать совместную позицию. Югославский дипломат И. Андрич, по словам Липы, заявил, что Комнен, находившийся в Женеве, "решительно отверг все сообщения о гарантиях румынской помощи нам (Чехословакии. - В. М .) и особенно о разрешении пропуска русских (войск. - В. М. )". Вместе с тем, сообщения об объявленной в Чехословакии мобилизации, как сообщал Липа, "вызвало волнения во многих местах, в стране проводятся манифестации в нашу поддержку. Заявляют о себе тысячи добровольцев, которые хотят тайно переправиться в Румынию, а потом к нам. Они требуют, чтобы румыны разрешили их пропуск" [9. Sv. II. S. 382]. 26 сентября Крофта отправил в чехословацкие посольства в Румынии, Венгрии и Югославии инструкцию с просьбой подтвердить информацию, касавшуюся румынского и югославского демарша перед венгерским правительством по вопросу о выполнении обязательств в отношении Чехословакии как члена Малой Антанты. В тот же день Липа телеграфировал в Прагу: "Югославия неформально обратила внимание Берлина, Будапешта и Рима на то, что у нее есть определенные обязательства в отношении ЧСР, имея в виду Венгрию. Комнен и Стоядинович договорились, что в случае чего (po pf fpade) предпримут формальный демарш перед Будапештом. Здесь (в Югославии. - В. М .) ожидают ответа румынского правительства". М. Кобр на запрос Крофты тоже 24 сентября ответил из Будапешта: "Сообщения о демарше послов Малой Антанты перед венгерским правительством не имеют под собой оснований". 26 сентября Крупка сообщил из Бухареста о беседе с Комненом, содержание которой по сути свидетельствовало о желании Румынии остаться в стороне от конфликта Чехословакии с Германией [9. Sv. II. S. 399, 401 - 402, 404 - 405]. 1 октября М. Крупка после встречи с Комненом телеграфировал в Прагу, что румынское правительство обеспокоено опасным для дела мира польско-чехословацким конфликтом, что оно не может давать советы чехословацкому правительству, но просит его в интересах всей Европы и стран Центральной и Юго-Восточной Европы предотвратить конфликт. Комнен сожалеет, сообщал Крупка, что румынское правительство в истекшие недели не могло нам дать ничего кроме своей искренней дружбы [9. Sv. II. S. 476 - 477]. Мюнхенское соглашение положило конец Малой Антанте. После него правящие круги Румынии все более склонялись к тому, чтобы улучшить отношения с третьим рейхом, о чем свидетельствовало неофициальное посещение Германии

стр. 36

румынским королем Каролем II в конце ноября 1938 г., где он тайно встречался с Гитлером и Герингом.

Оставленная европейскими "друзьями" Чехо-Словакия, так она стала именоваться после Мюнхена, оказалась один на один со своим главным тогдашним недругом, нацистской Германией. Участь малого государства, расположенного в центре Европы, фактически была предрешена. Английские и французские гарантии новых чехо-словацких границ остались лишь на бумаге (см.: [16. S. 88 - 109]). Существовала ли альтернатива решения, принятого ЧСР в конце сентября 1938 г.? Один из основных публикаторов сборника Й. Деймек пишет по этому поводу: "Решение Бенеша принять под угрозой развязывания войны мюнхенское соглашение современниками и многими историками и публицистами впоследствии подвергалось острой критике как, так сказать, единственный случай капитуляции... Если же проанализировать фактические позиции малых государств в международных отношениях XX века, станет ясно, что было лишь немного случаев, когда малая страна решилась бы на отпор агрессии со стороны великой державы, не имея по крайней мере косвенных международных гарантий со стороны другой державы. Бенеш (а с ним и часть чехословацкого генералитета) многократно предполагал, что Чехословакия в случае новой войны может стать некоей новой Сербией или Бельгией, сопротивление которых в 1914 - 1915 гг. могло продолжаться и после оккупации большей части их территорий. С отказом Франции (и, следовательно, СССР) от выполнения своих союзнических обязательств такая альтернатива исчезла". Деймек проводит мысль о минимальных возможностях малых государств, соседствующих с тоталитарными державами. "В водовороте великодержавной политики, - считает он, - Мюнхен предстает не только как крах чехословацкой государственной идеи или же продукт личных сомнений второго президента Чехословацкой республики, а более как общая проблема существования малых государств в Европе и, конечно, в других частях света, если эти страны становятся объектом своеволия сильнейших соседей" [8. S. 32, 37, 39].

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Новые документы из истории Мюнхена. М., 1958.

2. СССР в борьбе за мир накануне Второй мировой войны (сентябрь 1938 - август 1939 г.). Документы и материалы. М., 1971.

3. Документы внешней политики СССР. М., 1977.

4. Документы и материалы по истории советско-чехословацких отношений. М., 1978.

5. Документы по истории мюнхенского сговора. 1937 - 1939 гг. М., 1979.

6. Документы и материалы кануна Второй мировой войны. 1937 - 1939. М., 1981.

7. Год кризиса 1938 - 1939. Документы и материалы. М., 1990.

8. Mnichovska dohoda. Cesta k destrukci demokracie v Evrope. Praha, 2004.

9. Ceskoslovenska zahranicm politika v roce 1938. Praha, 2000; Sv. I. (1 leden - 30 cerven 1938). Praha, 2001. Ceskoslovenska zahranicni politika v roce 1938. Sv. II (1 cervenec - 5 fijen 1938).

10. Fierlinger Z. Ve sluzbach CSR. Praha, 1947.

11. Крал В. План Зет. М., 1978.

12. Sramek P. Odhodlani versus lojalita. Nazory a postoje veleni ceskoslovenske armady v roce 1938 // Soudobe dejiny. 2004. N 1 - 2.

13. Дипломатический словарь. М., 1985. Т. 1.

14. Pfaff J. Sovetskazrada 1938. Praha, 1993; Pfaff J. Die Sowietunion und die Verteidigund der Tschecho-slowakei 1934 - 1938: Versudit der Revision einer Legende. Koln/R. 1996.

15. Hauner M. Zrada, sovetizace, nebo historicky lapsus? Ke kritice dvou dokumentu k ceskoslovensko-sovetskym vztahfim z roku 1938 // Soudobe dejiny. 1999. N 4.

16. Smetana V. Zatracene zavazky. Britove, Francouzi a problem garance pomnichovskeho Ceskoslovenska // Soudobe dejiny. 2004. N 1 - 2.

стр. 37

постоянный адрес статьи: http://dlib.eastview.com/browse/doc/9771030

Источник	Славяноведение,  № 3, 2007, C. 39-54
Рубрика	СТАТЬИ
Постоянный адрес статьи	http://dlib.eastview.com/browse/doc/12168569

К ВОПРОСУ О ХОДЕ ПЕРЕГОВОРОВ ВЛАСТИ И ОППОЗИЦИИ ЗА "КРУГЛЫМ СТОЛОМ" 1989 ГОДА В ПОЛЬШЕ

Автор: О. Н. МАЙОРОВА

Своеобразие Польши состоит в том, что за много лет до революционного перелома 1989 г. в стране возникла сильная оппозиция, а репрессии против нее были не слишком жесткими, и стало быть, не слишком эффективными. Революция не явилась непосредственным следствием развития в 1988 - 1989 гг. массового общественного протеста: это была революция "переговорная" - между реформаторским крылом ПОРП и умеренной частью политической оппозиции, вышедшей из общественно-политического движения "Солидарность", сформировавшегося задолго до этого, в 1980 - 1981 гг. на почве протеста против коммунистического режима. С самого начала оно преследовало не только экономические, но и политические цели. Это оказалось возможным в силу того, что во главе движения наряду с рабочими лидерами стояли интеллигенты, которые до этого вели широкую - как открытую, так и полуподпольную - правозащитную и просветительскую деятельность. Нигде самиздат не распространялся так широко, как в Польше: произведения запрещенной художественной литературы и публицистики, неподцензурные газеты и журналы выходили многотысячными тиражами. Поэтому, когда на волне забастовок лета 1980 г. стала формироваться "Солидарность", у нового движения были почти готовые кадры и организационные структуры. Под его натиском власть капитулировала, "Солидарность" легализовалась. Вскоре она насчитывала около 10 млн. членов. Власти вынуждены были считаться с "Солидарностью", тем более что в ее ряды вступили даже многие члены ПОРП.

После введения военного положения (декабрь 1981 г.) все организации, кроме ПОРП, были запрещены, лидеры оппозиции интернированы, многие из ушедших в подполье - приговорены к тюремному заключению. Однако на массовый террор власти все же не решились - отчасти из-за того, что в конце концов начали понимать: рано или поздно придется наладить какой-то вид сосуществования с оппозицией. Тем более, что она продолжала свою профсоюзную, издательскую и другую деятельность в подполье. После введения военного положения власть не прекратила диалога с обществом. Были созданы Патриотическое движение национального возрождения, Консультационный совет при главе Государственного совета, Консультационный экономический совет при

Майорова Ольга Николаевна - канд. ист. наук, научный сотрудник Института славяноведения РАН.

стр. 39

Совете министров и другие, что позволило польскому историку А. Панковскому назвать меры военного положения и последующую политику властей "самоограничивающимся террором" по аналогии с тактикой "самоограничивающейся революции", используемой оппозицией [1. S. 136]. В 1982 - 1985 гг. командой главы правительства, а потом председателя Госсовета В. Ярузельского с целью "улучшения", реформирования социализма в Польше были предприняты попытки проведения ограниченной экономической реформы с введением элементов рынка, политические реформы, направленные на либерализацию коммунистического режима в рамках "развития социалистической демократии".

После амнистии политических заключенных в 1986 г. с обеих сторон все чаще раздавались слова о необходимости проведения "круглого стола", чтобы обсудить судьбы страны. Переломным моментом для команды Ярузельского стало ее поражение на референдуме в ноябре 1987 г., когда предлагавшиеся ею меры по радикальному оздоровлению экономики и политической жизни не получили необходимой поддержки. Следствие - падение престижа властей, а также вызванная этим необходимость идти на дальнейшие уступки, расширять социальную базу власти и реформы. В февральском номере ежемесячника "Konfrontacje", то есть органе, контролируемом властью, представитель оппозиции Б. Геремек сделал официальное предложение о заключении антикризисного пакта, которое уже раньше появлялось в документах "Солидарности" [2. S. 59]. Летом 1988 г., после масштабных забастовок апреля-мая, коммунисты выступили с предложением провести встречу за "круглым столом" с "представителями различных общественных и рабочих кругов", что фактически открывало путь к предварительным переговорам. Требование оппозиции о легализации "Солидарности" отклонялось, однако взамен предлагалась реформа политической системы, более глубокая, чем ожидала оппозиция. Следует отметить, что в связи с переменами в СССР свобода действий руководства ПОРП, без сомнения, увеличивалась. Во время визита в Варшаву в июле 1988 г. М. С. Горбачев положительно оценил умеренный реформаторский курс ПОРП, что придавало В. Ярузельскому уверенность. Политический перелом, которого с нетерпением ожидали в обществе, принес состоявшийся в декабре 1988 - январе 1989 г. X пленум ЦК ПОРП. Партийные реформаторы с большим трудом, но все же сумели провести резолюции о политическом и профсоюзном плюрализме, фактически означавшем повторное вхождение "Солидарности" в политическую систему. Это было равнозначно принципиальной переориентации политики ПОРП в направлении демократизации, давало шанс на мирный, лишенный элементов насилия, переход к принципиально новой фазе общественного развития. Решения пленума были восприняты в широких кругах партии неоднозначно. Уже сам способ их принятия, отсутствие широкой дискуссии, своеобразный "шантаж" руководства, грозившего подать в отставку, свидетельствовал о том, что руководящая группа отдавала себе отчет в отсутствии поддержки со стороны большинства членов партии. Что касается оппозиции, то решения пленума вызвали возрастание радикализма той ее части, которая выступала против соглашения с коммунистической властью. Таким образом, более двух лет шла трудная подготовительная работа представителей партийных реформаторов и умеренного крыла оппозиции прежде чем "круглый стол" состоялся.

Официальные переговоры между сторонами политического конфликта, проходившие с 6 февраля по 5 апреля 1989 г., стали первыми после введения военного положения. В течение двух месяцев Польша смотрела по вечерам поли-

стр. 40

тический сериал, не известный ей ранее. За "круглым столом" заседало 56 человек, в том числе 14 - от коалиции (ПОРП, Объединенная крестьянская партия (ОКП), Демократическая партия (ДП), "Паке" и др.), 20 - от оппозиции, шесть от Всепольского соглашения профсоюзов, 14 - "независимых авторитетов" (пять из них делегировал Гражданский комитет) и два - представителя католической церкви. Главные участники с партийно-правительственной стороны - Ч. Кищак, Ст. Чёсек, А. Квасьневский и Л. Миллер, а также на втором плане - Н. Козакевич (ОКП), Я. Яновский (ДП), А. Мёдович и Р. Сосновский (ВСПС); с оппозиционной - Л. Валенса, Б. Геремек, Т. Мазовецкий, А. Михник и Я. Куронь. Транслировавшееся по телевидению и радио торжественное открытие заседаний носило характер шоу, поскольку стратегические решения были приняты несколькими днями ранее в Магдаленке, резиденции Министерства внутренних дел под Варшавой, где с августа 1988 г. проходили подготовительные переговоры.

Выступавший первым глава МВД Ч. Кищак предложил, чтобы предметом переговоров стал пакет реформ политической, общественной и экономической жизни. Для будущего функционирования государства ключевое значение имел, по мнению генерала, проект "неконфронтационных" выборов в Сейм, учитывающий представительство более широких, чем прежде политических ориентации. "В результате новый парламент имел бы более плюралистичный характер" [3. 7 II]. Второй составляющей соглашения стала бы экономическая модель, делавшая возможным сдерживание инфляции, решение вопроса внешней задолженности, преобразование структуры экономики и ее развитие. Однако это требовало общественной поддержки и принятия оппозицией части ответственности за реформы. Третьим элементом предлагавшегося соглашения являлся профсоюзный плюрализм. "Если за "круглым столом" мы выработаем и официально подтвердим консенсус в отношении идеи неконфронтационных выборов, а также поддержки проектируемых политических и экономических реформ, то станет возможным безотлагательное обращение в Государственный совет с предложением принять закон, отменяющий блокаду профсоюзного плюрализма на предприятии" [3. 7 II]. Выступая с этой декларацией, Кищак предлагал компромисс как основу проектируемого соглашения: что-то, за что-то.

"Сторона, которую я представляю, принимает все выдвинутые генералом предложения как программного, так и организационного характера", - отвечал Л. Валенса. Таким образом, договор, заключенный в Магдаленке, получил публичное одобрение. "Время политической и общественной монополии подходит к концу. Необходима такая перестройка, которая государство одной партии сделает государством народа и общества", - говорил далее лидер "Солидарности". Он требовал легализации не только его профсоюза, но также "Солидарности земледельцев" и Независимого союза студентов, законодательных гарантий для свободы объединения, независимости судов, плюрализма мнений в средствах массовой информации, местного самоуправления. Этот комплекс требований составлял официальную программу оппозиции, которую она намеревалась реализовать за "круглым столом". В экономических вопросах Валенса высказался за глубокие реформы, которые освободят экономику от "политической монополии номенклатуры, предоставят равные права всем видам собственности, вернут права рынку" [3. 7, II].

стр. 41

Первое и последнее заседания действительно прошли за круглым столом. Кроме этого работа проходила в комиссиях, подкомиссиях и рабочих группах. Сопредседателями главных комиссий были - Я. Рейковский и Б. Геремек (по вопросам политических реформ), А. Квасьневский и Т. Мазовецкий (по вопросам профсоюзного плюрализма), В. Бака и В. Тшечаковский (по вопросам экономики и социальной политики); в роли наблюдателей участвовали представители католической церкви. В целом в разных формах работы "круглого стола" приняли участие 452 человека.

Переговоры проходили нелегко, ведь это был политический торг за окончательные контуры реформ, и в их успешном финале немаловажна роль совещаний в Магдаленке, ставших своеобразным "подпольем" "круглого стола". Здесь согласовывались спорные вопросы, выяснялись намерения сторон, находились способы избежать возможные трудности. Конфиденциальность заседаний и постепенно преодолеваемое взаимное недоверие создавали атмосферу поиска соглашения как высшей ценности для блага страны. Всего за время заседаний пять раз собирался ее полный состав, столько же заседали сопредседатели рабочих комиссий, один раз состоялось заседание группы, редактировавшей "общественное соглашение" и один раз - группы, готовившей совещания в Магдаленке. Если к этому добавить постоянные организационные контакты и технические переговоры, то следует признать, что конфиденциальное течение переговоров "круглого стола" было столь же широко и интенсивно, как и сами переговоры [4. S. 12 - 13].

С точки зрения дальнейшего хода событий наиболее существенное значение имели политические реформы. Что касается экономической сферы, то многих коренных вопросов решить не удалось, и это, возможно, один из парадоксов "круглого стола": ведь в годы, предшествовавшие соглашению, лидеры оппозиции постоянно повторяли, что его основой должны стать экономические вопросы, так как именно в этой области существует реальная общность интересов. Обе стороны пришли к согласованному решению - не выходить за рамки реформы социалистической экономики.

Первое заседание Комиссии по вопросам политических реформ состоялось 10 февраля. "Речь идет о том, - заявлял ее сопредседатель Я. Рейковский, - чтобы отойти от моноцентричной системы и создать условия для развития самоорганизующегося гражданского общества" [3. 11/12 II]. При желании можно было бы найти в этой формулировке сходство с оппозиционной концепцией "демократической динамики", т.е. безотлагательные перемены, создающие условия для дальнейших реформ. Состав органов представительной власти должно определить свободное волеизъявление избирателей, продолжал Рейковский, однако так, чтобы не угрожать "основным конструктивным принципам системы", которые выражают интересы "очень важных общественных групп". Перемены, которые можно было бы достичь сразу же, - это модификация состава парламента: отказ ПОРП от большинства мандатов и присутствие "в значительном количестве" оппозиционных представителей. Гарантом стабильности системы должен был быть институт президентства.

В ответ Б. Геремек подчеркнул, что исходным пунктом "круглого стола", наряду с общим кризисом коммунистической системы (распад "гулаговской модели правления"), был лозунг "Нет свободы без "Солидарности"". Следовательно, перемены должны начинаться с легализации "Солидарности". Чтобы ее возвращение на политическую сцену не вызвало конфликтов, следует рефор-

стр. 42

мировать государство. Представитель оппозиции назвал четыре условия демократизации: реформа законодательства и судопроизводства (прежде всего независимость судей); отказ от монополии власти в средствах массовой информации и, значит, доступ к радио и телевидению и основание ежедневной газеты оппозиции; свобода создания объединений; формирование территориального самоуправления. Конечная цель - "страна полностью демократическая, живущая со своими ближними и дальними соседями в дружбе, управляемая в соответствии с волей народа, выраженной в демократических выборах, мод ель... полной политической свободы" [3. 11/12 II]. Эта принципиальная перестройка должна происходить постепенно и не создавать национальной угрозы. Ключевым вопросом были гарантии безопасности для "очень важных общественных групп", о которых говорили Я. Рейковский и К. Ципрыняк. Успокоению номенклатуры много времени посвятили Я. Куронь и особенно А. Михник. Его концепция испанского пути представляла приглашение "либерального" крыла партии к компромиссу, подобно тому, который франкистский режим достиг с испанской демократической оппозицией.

14 февраля пресс-секретарь правительства Е. Урбан заявил, что партия стремится к "полной представительской демократии и плюрализму с легальным участием оппозиции в политической и государственной жизни" [3. 15 II]. Он не скрывал, что причиной этого является холодный расчет. Власти хотели избежать синдрома 1981 г., когда "Солидарность" объединила все общественные устремления, став "конфронтационной политической силой". Помешать этому призвана была легализация оппозиции, проведенная одновременно с профсоюзным плюрализмом. Оппозиции, разумеется, конструктивной, т.е. принимавшей в принципе власть ПОРП и склонной к сотрудничеству. Пресс-секретарь правительства подчеркивал неделимость составных частей предложений. "Если будет заключено рамочное соглашение о совместной деятельности по выходу Польши из экономических трудностей и о постепенном характере политических перемен, в том числе о неконфронтационных выборах, то только тогда легализованный профсоюзный плюрализм и развитый политический плюрализм смогли бы сыграть конструктивную роль" [3. 15 II]. В этой декларации не было ничего нового, но ее форма показывала, что в кругах политической элиты прокладывает себе путь прагматичное мышление.

В высказываниях пресс-секретаря вообще не было слова "социализм", и это также было свидетельством происходящих перемен. Но не следует их переоценивать. Так, например, выступление Я. Рейковского прозвучало в совершенно ином тоне. В интервью газете "Polityka" сопредседатель Комиссии по вопросам политических реформ акцентировал внимание на стабильности строя, которая не может ставиться под сомнение. "Принципы строя определяются не на выборах. Судьба капитализма ни на каких выборах не решалась", - заявил он. Стабильность строя в Польше гарантирует марксистская партия. "Не забывайте, - подчеркивал профессор, - что ПОРП не является партией в традиционном смысле этого слова... Партией, которая должна править до выборов и передавать власть в зависимости от их результатов. Она является (так исторически сложилось) главным гарантом политического порядка - основой стабильности государства". Представитель ПОРП определил приоритеты действий: "социалистический демократический порядок", развитие территориального самоуправления, новый, плюралистический закон о политических партиях. [5. 25 II] Сутью его высказываний, опубликованных спустя несколько дней после начала

стр. 43

заседаний "круглого стола", стало предостережение: тот факт, что партия согласилась на легализацию оппозиции, не означает отказа от гегемонии ПОРП в политической жизни. На эту тему ясно высказывалась "Trybuna Ludu", напоминая участникам "круглого стола" о необходимости соответствия очередных реформаторских шагов общественно-политическим реалиям ПНР. "Выборы в Польше могут происходить между конкурентными программами, но находящимися в рамках существующего строя, - писал комментатор органа партии. - Выборы, угрожающие его свержением, были бы угрозой стабилизации в нашей стране" [3. 1 III].

Власти хотели склонить оппозицию к участию в так называемых неконфронтационных парламентских выборах, что являлось бы прелюдией ее встраивания в политическую систему ПНР, не нарушавшего фундаментального принципа - руководящей роли ПОРП в государстве. Наиболее острые споры велись по трем вопросам: закон о выборах, компетенции президента и соотношение полномочий Сейма и Сената. Солидаристская сторона априори согласилась на недемократический характер выборов (т.е. на предварительное разделение мест в парламенте), требуя однако, чтобы этот закон касался только четырехлетнего периода деятельности данного парламента. Власть в свою очередь придавала значение не только соответствующему разделению мест в парламенте, но и тому, кто будет представлять оппозицию в парламенте. Неконфронтационный характер выборов призван был обеспечить Всепольский список, включавший наиболее влиятельных представителей обеих сторон. Из-за решительного отпора со стороны "Солидарности" эти планы не были реализованы, но власти оставили в законе положение о списке, составленном только из кандидатов коалиции. И, как будет показано ниже, это оказалось фатальной ошибкой.

Еще более негативные последствия для ПОРП и ее союзников имело предложение, с которым выступил 2 марта в ходе заседаний в Магдаленке А. Квасьневский. Желая преодолеть тупиковую ситуацию, сложившуюся при обсуждении разделения мандатов в Сейм, а также порядка выборов и сферы власти президента, которого коалиционная сторона хотела наделить широкими полномочиями, Квасьневский предложил проведение полностью свободных выборов в Сенат. "Расстановка была бы такой - вторая палата избирается на полностью демократических выборах, Сейм - в соответствии с договоренностью. И вместе они выбирают президента?" - уточнил Б. Геремек [4. S. 76]. Эту идею, не согласованную ранее с В. Ярузельским и другими членами руководства ПОРП, моментально подхватила другая сторона, которая увидела в этом шанс на создание - несмотря на сильно ограниченную роль Сената - полностью представительного органа власти. После некоторых колебаний правительственная сторона поддержала предложение Квасьневского. Согласие основывалось на выраженном, в частности Ст. Чёсеком и Е. Урбаном, убеждении, что кандидаты, представлявшие проправительственные группировки, завоюют около половины мест в Сенате [4. S. 81]. Этот расчет опирался на то, что "Солидарность" получит поддержку только в больших городах, а в менее урбанизированных районах победят кандидаты правящего лагеря. Шансы коалиции должно было увеличить предложенное ею непропорциональное разделение мандатов: от каждого воеводства, независимо от количества жителей, избирались по два сенатора. Это отдавало предпочтение малым, аграрным воеводствам, где власти надеялись на победу. Несмотря на многочисленные попытки "Солидарности"

стр. 44

не удалось увязать количество мандатов с количеством жителей воеводства. Единственная уступка со стороны властей - согласие на компромиссное предложение Т. Мазовецкого о выделении для Варшавского и Катовицкого воеводств трех мест в Сенате [4. S. 116]. Общее количество сенаторов составило 100 человек.

Согласие властей на свободные выборы в Сенат склонило представителей оппозиции к одобрению компромиссного разделения мандатов в Сейме. Вместо прежде предлагавшейся "Солидарностью" формулы 60:40 было выражено согласие на пропорцию 65: 35. Это означало, что 65% мест в Сейме (299 мандатов) гарантировались для членов ПОРП, ОКП, ДП и трех проправительственных католических организаций (Объединения "Паке", Польского общественно-католического союза и Христианско-общественного союза), а за оставшиеся 35% (161 мандат) развернулась бы борьба беспартийных кандидатов. Стороны обязывались не проводить негативной избирательной кампании. Вот как это сформулировал Я. Куронь на заседании в Магдаленке 8 марта: "Есть два элемента негативной избирательной кампании, от которых стороны отказываются: расчет с прошлым и персональные атаки на кандидата" [4. S. 118].

Серьезные противоречия проявились в тот же день, когда была поднята тема Согласительной комиссии. Квасьневский предложил, чтобы это был институт, гарантирующий соблюдение договора, заключенного за "круглым столом", с необходимостью внепарламентского форума разрешения конфликтов и "соглашения сил, участвующих в реформах". Оппозиция была склонна согласиться с этим на переходный период. В то же время резкое сопротивление вызвало предложение Чёсека, чтобы Комиссия официально определила политический раздел мандатов в Сейме. "Мы признаемся, что теряем невинность, а вы хотите сказать об этом, и мы должны быть вам за это благодарны", - красочно описал возражения своей стороны Куронь [4. S. 125]. Таких шуток было в тот день много, но спор касался важного вопроса. Речь шла о том, что участие в недемократических выборах - это цена, которую "Солидарность" платит, причем неохотно, за свое легальное существование. Принятие формального решения о разделе мандатов только Согласительной комиссией нивелировало связь между вопросом выборов и легализацией "Солидарности", представляло вынужденное согласие оппозиции как акт свободного выбора. Коммунисты именно этого и добивались, но оппозиция не могла себе такого позволить. Ее облик в глазах общественности - единственный капитал, которым она обладала - уже поблек из-за самого факта начала переговоров с партнером, лишенным доверия. Чем дольше велись дебаты во дворце в Краковском предместье, чем чаще на экранах телевизоров появлялись руководители "Солидарности" в обществе своих партийных собеседников, тем более стирались различия между обеими сторонами. Оппозиция опасалась, как бы компромисс незаметно не превратился в компрометацию. По вопросу разделения мандатов в Сейме ей удалось избежать политических сетей. Было решено, что это сделает Госсовет на основе соглашений "круглого стола", что определит приложение к Закону о выборах [4. S. 126]. Очередную преграду на пути к соглашению удалось преодолеть. "Тайная дипломатия" выполнила свою задачу.

Одним из важнейших был вопрос о введении поста президента. Для ПОРП, и это не скрывалось, облаченный широкими полномочиями президент представлялся главным гарантом сохранения влияния коммунистов, и единственным возможным кандидатом на этот пост мог быть только В. Ярузельский. Об этом

стр. 45

открытым текстом говорил Ч. Кищак в Магдаленке 2 марта. Он предлагал, чтобы президент был избран Сеймом еще прежнего состава, возможно, с участием представителей воеводских народных советов. "Установление и создание уже сейчас поста президента предоставило бы гарантии того, что дальнейшие демократические перемены в функционировании социалистического государства не приведут к его дестабилизации", - объяснял намерения своей стороны Ч. Кищак [4. S. 61]. Оппозиция холодно встретила предложение властей. "Такой президент, о котором мы слышали от господина генерала, был бы, очевидно, пожизненным, - отреагировал Л. Валенса. - Он мог бы уйти только под угрозой расстрела". Б. Геремек выступал за всеобщие выборы президента и ограничение его права роспуска парламента, а также за приостановление президентом партийной принадлежности на срок его полномочий [4. S. 64 - 65, 78 - 88]. Это, разумеется, было неприемлемо для правительственной стороны. В связи со столь решительной позицией коалиции, противоположной стороне оставалась единственная возможность использовать вопрос президентуры при обсуждении наиболее спорных вопросов. Отсюда появилось предложение оппозиции избирать президента на всеобщих выборах. Это было неприемлемо для власти, но сам факт его выдвижения поставил "Солидарность" в выгодное положение. В конце концов было установлено, что Президент ПНР будет избираться на шестилетний срок Национальным собранием (объединявшим обе палаты парламента). "Им важно было... создать такой институт, который станет прямым продолжением власти партии", - подчеркивал Б. Геремек впоследствии [2. S. 222]. Оппозиции пришлось согласиться, так как она считала это все же переменой к лучшему. Шансы определенного выравнивания сил в новой системе виделись ею в наиболее широких прерогативах Сената - избранного в результате полностью свободных демократических выборов. "Солидарность" выступала категорически против кандидатуры В. Ярузельского. "Согласиться с кандидатурой Ярузельского на посту президента означало бы одобрение военного положения, а это для "Солидарности" неприемлемо... Дело не в самой личности генерала, а в символе. Люди скажут, что мы продались коммунистам", - заявлял А. Михник. "Личность генерала - это ключ к успеху, - парировал А. Квасьневский. - Только он может убедить партийные кадры" [4. S. 80].

Разногласия в Комиссии по делам политических реформ касались и очередности перемен. Как констатировалось в итоговом документе, коммунисты намеревались реформировать систему "сверху": "срочный характер носят решения, касающиеся высших государственных властей, а только от нового парламента следует ожидать перемен в других сферах общественной жизни". Оппозиция же считала, что начинать надо "снизу": "самое важное значение имеет введение механизмов демократизации наиболее широкого размаха, и достичь этого можно немедленными решениями, касающимися судопроизводства, средств массовой информации, территориального самоуправления" [4. S. 6].

Ход мысли оппозиционной стороны и изменение ее философии в ходе переговоров подробно изложил Я. Куронь 8 марта в "Tygodnik Mazowsze". Главный его тезис содержался в заглавии: "Вместо революции". Автор считал, что причиной, склонявшей коммунистов к соглашению, является поражение прежней системы, попытка спасти собственные позиции в реформируемой системе и страх перед "вторжением народа во дворец". Последнее автор считал нежелательным: "Задача людей, действующих в политике, - сделать все, чтобы переворот заменить процессом". Участие оппозиции в парламенте является для пра-

стр. 46

вящего лагеря гарантией спокойного хода перемен, а для его партнеров - шансом влияния на направление перемен. Для усиления своей позиции, ослабленной отступлением от абсолютного большинства ПОРП в Сейме, коммунисты потребовали для себя президента с сильными полномочиями. Взамен власти предложили свободные выборы в Сенат, отказавшись от одной из догм. Показывая таким образом динамику переговоров, Куронь признавал, что наступило изменение хода мышления представителей "Солидарности" - от простого возврата утраченного (т.е. релегализации "Солидарности") к вовлечению в процесс демократизации и формированию нового порядка. Представитель оппозиции признавал, что проправительственная коалиция вышла со значительно более широким проектом реформ, чем он ожидал: "Мы поняли, что в этих переговорах речь идет не о том, чтобы добиться чего-нибудь для себя, а о том, чтобы привести в движение весь процесс" [2. S. 222 - 223; 6. S. 40]. Каковы же горизонты экономических перемен? Следует, по его мнению, бороться с инфляцией, но еще важнее - постепенное введение элементов рынка и уравновешивание экономики. "Даже если бы экономисты смогли доказать, что быстрый путь к равновесию - единственный, это путь, который может вызвать общественный взрыв". Подобным образом тогда мыслило большинство оппозиционной элиты. Проект "шоковой терапии", введенный в жизнь спустя год Л. Бальцеровичем, еще в начале 1989 г. в идейном и политическом отношении был неприемлем не только для рядовых членов профсоюза, но и для их лидеров. Примечательна следующая мысль Куроня: "Мы должны следить за тем, чтобы в процессе приближения экономики к рынку ... номенклатура не трансформировалась в класс капиталистов, чтобы смена форм собственности в экономике была наиболее справедливой в социальном отношении. Поэтому столь большое значение мы придаем самоуправлению". Лозунг социальной справедливости успокаивал его совесть, но имел небольшое влияние на действительность. Однако эти вопросы, как известно, не обсуждались ни за "круглым столом", ни в Магдаленке. Политические торги без остатка занимали повестку дня - в идейной дискуссии не была заинтересована ни одна из сторон.

Существенный элемент переговоров за "круглым столом" - вопрос времени его окончания и соответственно срока проведения ближайших выборов в Сейм. "Нас беспокоит поспешность, которую навязывает правительственная сторона, - говорил А. Михник на заседании в Магдаленке 17 марта. - Не вижу возможности все завершить к началу апреля. Ситуация не созрела для контракта". В ответ Ст. Чёсек заметил: "Я знаю одно, что шанс не повторится, а ситуация, в которой возможно достижение соглашения, становится все более хрупкой. До осени нам не хватит сил ее удержать". Секретарь ЦК ПОРП объяснил, что соглашение с оппозицией вызывает все большее возражение в руководстве партии; посвященное этому вопросу заседание Политбюро длилось целых 12 часов. "Торможение в отношении пакета политических вопросов будет означать отбрасывание той линии в руководстве, которая делает ставку на соглашение", -вторил ему Вл. Бака. Правительство, находившееся под давлением ухудшавшейся экономической ситуации и общественных настроений, считало, что следует спешить с завершением работы, если выборы должны состояться в июне. "У меня тоже есть свое Политбюро", - отпарировал Б. Геремек, противясь форсированию работ [4. S. 129 - 132]. Таким образом, проведение выборов в ближайшее время было скорее выгодно власти, располагавшей сильным аппаратом. В более трудной ситуации оказывалась оппозиция, вынужденная вести

стр. 47

избирательную кампанию в сжатые сроки, располагая ограниченными средствами. Если коммунисты стремились к быстрому соглашению, увенчанному голосованием, то оппозиция явно нацеливалась на затягивание всего процесса, но не до бесконечности. Обе стороны боялись нетерпения собственной политической базы, которая могла отказать в поддержке диалога и шаткой готовности к соглашению.

Острые споры велись по политическим вопросам вплоть до последнего дня работы "круглого стола". Так, 1 апреля опять была вынуждена состояться очередная встреча в Магдаленке. Коммунисты по-прежнему не соглашались ни на аннулирование статьи 52А (позволявшей применять репрессии за независимую деятельность, не восстанавливать на работе уволенных после введения военного положения) Кодекса правонарушений, ни на предлагавшееся оппозицией большинство в 2/3 голосов, необходимое для отклонения вето Сената. "Мы не уступим в вопросе 2/3, - объяснял А. Михник. - Для нас не идет речь о принятии власти, мы хотим, чтобы правительство хотя бы немного считалось с общественным мнением" [4. S. 170]. Действительно, речь шла о сохранении равновесия, правда, хрупкого, между Сеймом, Сенатом и президентом. В такой расстановке только Сенат мог представлять, по мнению переговорщиков с оппозиционной стороны, интересы общества, и следовательно, их цель заключалась в максимальном увеличении полномочий Сената и ограничении власти президента. Опасения лагеря власти выразил А. Гдула, указывая на непрочность союза с ОКП и ДП. "Ситуация может сложиться так, что ПОРП будет опираться в парламенте на собственные силы", - говорил Ст. Чёсек [4. S. 173].

В ходе дискуссии о политическом плюрализме один из членов руководства ПОРП Я. Рейковский выступил с требованием выработать "закон о партиях", что позволило бы законодательно урегулировать роль и принципы деятельности ПОРП, но вместе с тем стать важным шагом в процессе демократизации системы. Среди факторов, определяющих новую роль ПОРП, он выделил следующие: 1) возрастание значения коалиционных партнеров как самостоятельных субъектов политики; 2) новые принципы выборов представительских органов (хотя напоминал, что предстоящие выборы еще будут полудемократические. Как пример сознательного самоограничения ПОРП приводил конкурентность кандидатов в области предоставленных ей мандатов); 3) ПОРП не будет иметь большинства, что должно вызвать необходимость поиска союзников и обучения "парламентской игре". [5. 25 П. 4. S. 148]. Л Миллер, тогда новоизбранный секретарь ЦК ПОРП, также понимая необходимость отхода от гегемонии партии, выразился следующим образом: "Мы должны присутствовать, но с этой целью не следует постоянно занимать сцену - достаточно на ней время от времени появляться" [5. 28 II]. Но были и такие представители ПОРП, которые вовсе не считали этот вопрос "деликатным" и призывали к сохранению особой роли ПОРП. Например, Я. Рыхлевский напомнил, что все решает устав партии, утвержденный съездом, и никакие элиты не имеют права его менять. По мнению К. Ожеховского, не следует в конституции отменять пункт о руководящей роли ПОРП, а только "как-нибудь интерпретировать, чтобы перестал мешать". Наиболее активный представитель Демократической партии за "круглым столом" П. Винчорек считал, что шагом на пути к "вожделенной модели демократии" должен стать отказ от монополии ПОРП, чтобы коалиция в целом была гарантом строя" [6. S. 46]. В отличие от представителей ПОРП деятели "Солидарности" не сомневались, что политический плюрализм необходим, и в пер-

стр. 48

спективе нет иного пути, чем многопартийная система. Однако это не означало необходимости интенсификации действий. Как А. Стельмаховский, так и Л. Валенса рекомендовали осторожность. Основной задачей они считали борьбу за сильный профсоюз, способный контролировать власть. По мнению Валенсы, рекламирование Чиреком концепции отделения "Солидарности" от людей, для которых важнейшим является политика (например, путем предоставления возможности для деятельности политических партий, клубов и т.п.), - это намерение отобрать у профсоюза "ум". О политическом плюрализме он говорил следующим образом: "Мы дойдем до этого, но с другой стороны" [5. 7 I].

В результате дискуссии о политическом плюрализме на "круглом столе" правительственная сторона согласилась на: 1) практическую реализацию этого принципа, "выражающегося прежде всего в праве свободно объединяться - в рамках демократического конституционного порядка в политических, общественных и профессиональных организациях". Это означало институционализацию политической оппозиции в Польше, неконфронтационные выборы в Сейм ПНР в ближайшем будущем (не позднее июня), участие оппозиции в представительских структурах, переоценку отношений в сфере правящей коалиции; 2) реализацию принципа профсоюзного и общественного плюрализма, т.е. легализацию новых союзов, в том числе НСПС "Солидарность", что составляло одну из основных проблем, для обсуждения и решения которых собрался "круглый стол", создание условий для свободной организации общества [5. 7 I].

"Солидарность" была легализована 17 апреля 1989 г. решением воеводского суда в Варшаве. Следует подчеркнуть, что и здесь не обошлось без уступок с оппозиционной стороны. Устав "Солидарности" был дополнен приложением, приостанавливавшим статьи, противоречившие закону о профсоюзах 1982 г., в частности право на забастовки. Такое решение впоследствии резко критиковалось радикальными деятелями профсоюза и легло в основу создания в феврале 1990 г. конкурентной "Солидарности 80", решительно отбрасывавшей закон времен военного положения и заключенные в нем ограничения права на забастовки. Через три дня после регистрации "Солидарности", 20 апреля 1989 г. был легализован также Независимый профсоюз индивидуальных земледельцев "Солидарности".

В торжественной обстановке 5 апреля 1989 г. состоялось заключительное пленарное заседание "круглого стола". В том же зале, где два месяца назад начинались заседания, собралось 57 человек, в том числе 25 представителей "Солидарности". Первым выступил Ч. Кищак. "Мы представили совместное видение реформированной общественно-политической системы, основой которой является гражданское общество, государство социалистической парламентарной демократии... - отметил он. - Мы заявляем о желании добросовестно выполнять соглашение, которое сегодня символически заключаем". Выступавший вторым Л. Валенса напомнил, что в послевоенной истории звучало много красивых слов, "за которыми скрывалось вероломство, насилие и беспомощность народа". Поэтому оппозиция стремилась к конкретным требованиям: легализации "Солидарности", Солидарности земледельцев и Независимого союза студентов. "Тем самым, - заявил Валенса, - мы достигли необходимый минимум для вступления на путь демократических перемен... Мы хотим нормальной жизни. Этому должны служить реформы... Считаю, что заседания "круглого стола" могут стать началом пути к демократической и свободной Польше" [3. 6 IV]. Таким образом, в выступлениях сторон проявлялись различные ожи-

стр. 49

дания, касавшиеся будущего. Ч. Кищак делал акцент на точном соблюдении заключенного соглашения; "социалистический" контур парламентаризма, достигнутый в ходе переговоров "круглого стола", являлся, согласно пониманию генерала, прочной перспективой для Польши. А Л. Валенса не скрывал, что амбиции оппозиции идут дальше, что эти контуры строя - лишь переходное состояние между коммунистической системой и демократией без оговорок. Если для коммунистов подписываемое соглашение - предел перемен, то для оппозиции - их начало.

К главным итогам "круглого стола" можно отнести следующие: "Солидарность" признавалась в качестве независимого профсоюза; оппозиция принимала участие в выборах, но 65% мест в Сейме резервировалось за ПОРП и ее союзниками (ОКП и ДП); полностью свободные выборы проводились во вновь учрежденную высшую палату парламента - Сенат; как дополнительная гарантия для правящего лагеря вводился предусматривавшийся для коммунистов пост президента, обладавшего широкими полномочиями; оппозиция обязывалась отказаться от призывов к забастовкам и поддерживать правительственный курс на реформы; договоренности принимались на четыре года, после чего планировалось проведение полностью свободных выборов в парламент.

Обе стороны, как отмечается в итоговом документе, пришли к соглашению, что: 1) целью заключенного компромисса является "независимая,... демократическая и экономически сильная Польша"; 2) реформы будут проводиться эволюционно; 3) будущая политическая система должна осуществлять "принцип суверенности народа, что означает политический плюрализм, свободу слова, демократический порядок формирования всех представительских органов государственной власти, независимость судов, территориальное самоуправление"; 4) "основой демократизации структур на всех уровнях станет разделение власти на законодательную, исполнительную и судебную" [3. 6 IV].

Таким образом, в "Соглашениях "круглого стола"" предусматривалось присутствие оппозиции на общественной сцене и связанное с этим разделение ее ответственности с властью. Создание Сената явилось уступкой оппозиции, так как при благоприятном для нее исходе выборов она могла получить большинство в Сенате и тем самым использовать возможность блокировать законы и поправки к ним. Пост президента должен был уравновесить эту уступку. Президент принимал компетенции Госсовета и получал новые, в частности возможность распускать парламент, отказывать в подписи закона, используя право вето. Основной успех оппозиции заключался, разумеется, в легализации "Солидарности", а также Солидарности земледельцев и - после долгих колебаний - Независимого союза студентов. "Солидарность" и объединенные вокруг нее деятели получили частичный доступ к радио и телевидению, стали издавать официальные печатные органы. Первый номер "Gazeta Wyborcza", ежедневника, редактируемого А. Михником, вышел в свет 8 мая 1989 г. И хотя цензуру полностью не отменили, поле ее деятельности не только существенно сужалось, но сама цензура становилась значительно менее жесткой. Это было меньше, чем требовал Л. Валенса во время первого пленарного заседания "круглого стола", но значительно больше, чем профсоюз добился в 1981 г. Уступки властей католической церкви были не меньше, чем оппозиционной стороне: законодательно признавалась ее независимость, что являлось свидетельством отказа от коммунистических принципов деятельности государства, не признававшего прав независимых субъектов.

стр. 50

Если с точки зрения ортодоксальных коммунистов это была настоящая революция, то для оппозиции - первое приближение к демократии, оплаченное идейными упреками совести. Колебания до начала переговоров касались прежде всего вопроса политической цены, которую необходимо было заплатить за легализацию "Солидарности", т.е. участие в недемократических выборах. В ходе переговоров это отношение изменилось - цена соглашения в глазах оппозиции трансформировалась в неожиданное вознаграждение. В перестройке системы они увидели шанс для себя; масштаб успеха выборов в июне доказал правильность расчета. Вероятно, это крупнейший парадокс "круглого стола".

Часть оппозиции, которую не допустили к участию в "круглом столе", громко протестовала против его решений, заявляя, что без него коммунисты сами бы отдали власть спустя несколько месяцев. Деятели "Борющейся Солидарности", Конфедерации независимой Польши, Демократической фракции Польской социалистической партии (ППС), движения "Свобода и мир", собравшиеся в начале марта 1989 г. на Конгресс антисистемной оппозиции в Ястшембе, утверждали, что их цель - "ликвидировать монопольную власть ПОРП и привести к полной политической и экономической демократии, к свободным выборам". Эта часть оппозиции уверяла, что именно она ближе идеалам "Солидарности" 1980 - 1981 годов, чем поглощенная политикой группа Валенсы и его советников. По словам одного из лидеров Конгресса П. Иконовича, он выражал интересы той части общества, которая не видела возможности реформирования системы, желая построить совершенно новую - не с коммунистами, а вопреки им. По его мнению, следовало дождаться социального взрыва и только тогда приступить к переговорам с властью, вынуждая ее на реальные уступки. Конфедерация независимой Польши (КНП) отрицательно относилась к "круглому столу" по двум причинам: во-первых, из-за того, что команда Ярузельского несла ответственность за введение военного положения, а во-вторых, (и это главное) КНП считала, что "Солидарность" не имела права представлять всю оппозицию. "Сейчас мы имеем в своем распоряжении улицу, - заявлял ее лидер Лешек Мочульский. - Давайте организуем серию манифестаций под лозунгом свободных выборов... Мы не можем согласиться на то, чтобы кто-то за спиной общества решал, кому и сколько достанется мандатов в Сейме" [2. S. 220 - 230; 7. S. 251].

В любом случае "круглый стол" не являлся широким общественным соглашением. Критику вызывало покровительство церкви, которую упрекали в том, что она оказывала посредничество в переговорах двух фракций коммунистов: "догматиков" и "ревизионистов". Одним из наиболее прочных негативных стереотипов является мнение о заключении секретного соглашения, включавшего, в частности, положение о безнаказанности руководящих исполнителей преступлений, совершенных в период ПНР, особенно в 1981 - 1989 гг. Однако, по свидетельству обеих сторон, в Магдаленке не было заключено ни одного дополнительного, тайного, соглашения, а заседания, проходившие там, способствовали преодолению тупиковых ситуаций, возникавших в ходе переговоров. Вместе с тем следует отметить благоприятный психологический климат, складывавшийся по мере продвижения переговоров. Не так страшен черт, как его малюют, - думали по обе стороны "круглого стола". К примеру, Е. Урбан подчеркивал своеобразное психологическое озарение: "Ранее демонизированный противник оказался рассудительным и не таким далеким от нас в своих стремлениях и образе мышления". Впечатления другой стороны представил Я. Куронь: "Люди,

стр. 51

севшие с нами за стол переговоров, не только не были сталинистами, но даже и идейными коммунистами. Они оказались прагматиками, реалистами, понимавшими, что система централизованного управления развалилась, и теперь нужно как можно быстрее и лучше перейти к новой" [2. S. 227]. Важнее симпатий или антипатий был политический реализм и растущее осознание общности интересов. Тот же Куронь очень образно вспоминал позднее о психологических последствиях "круглого стола": "Мы стали партнерами правительственной стороны, а партнера, даже после победы, люди уже не могут повесить" [7. S. 252; 8. S. 104; 9. S. 112].

Таким образом, "Соглашения "круглого стола"" были достигнуты в результате переговорного процесса реформаторов из ПОРП и умеренного течения "Солидарности". Значение "Соглашений" в первую очередь в том, что они предусматривали политические и экономические преобразования в рамках демократического социализма, проводимые эволюционным мирным путем. Они положили начало необратимой демократизации политической системы.

Как отмечалось выше, важным достижением стало решение о проведении неконфронтационных парламентских выборов. Вскоре Госсовет назначил день выборов - 4 июня 1989 г. Началась почти двухмесячная полоса открытой и довольно жесткой борьбы различных политических сил за голоса избирателей. Стратегия предвыборной кампании правительственной коалиции, разработанная одним из участников "круглого стола", специалистом в области социальной психологии профессором Я. Рейковским, основывалась на усилении агитации в последнюю перед выборами неделю с расчетом на не определившуюся в своих предпочтениях часть электората. "Солидарности" же, только что получившей возможность для легальной деятельности, удалось уже в первые недели грамотно проводившейся кампании прочно утвердиться на информационном поле, что предвещало ей шансы на успех.

Выборы проходили в два тура (4 и 18 июня). Примечательно, что явка избирателей была довольно низкой: 62% в первом туре и 25% - во втором. Объяснить это растущее безразличие можно отчасти тем, что общество не доверяло договоренностям "круглого стола", все более явно трактовало это событие как соглашение элит, как бесцветную, "переговорную революцию", все большей обеспокоенностью постоянно ухудшавшимися условиями жизни [7. S. 263]. Окончательно мандаты в Сейме распределились следующим образом: ПОРП -173, ОКП - 76, ДП - 27, "ПАКС" - 10, Христианская общественная ассоциация - 8, Польский социальный католический союз - 5, так называемые беспартийные (т.е. "Солидарность" и другие представители оппозиции) - 161, т.е. все выделенные им по контракту. В Сенат же, в который проводились полностью свободные выборы, ни один представитель правительственной коалиции не вошел. Особым ударом для властей стало голосование по Всепольскому избирательному списку (а в нем, как отмечалось выше при анализе договоренностей "круглого стола", были выдвинуты только кандидаты от коалиции - наиболее известные деятели-реформаторы из ПОРП и союзнических партий), по которому из 35 кандидатов прошли только два.

Парламентские выборы сыграли роль неформального плебисцита "за" или "против" прежнего режима. ПОРП потерпела поражение. На Политбюро ЦК КПСС в сентябре 1989 г. рассматривался вопрос об обстановке в Польше, возможных вариантах ее развития и перспективах советско-польских отношений. "Сделав ставку на достижение национального согласия путем сотрудниче-

стр. 52

ства с оппозицией, - заявили советские лидеры, - ПОРП не удержала развитие событий под контролем. Сложилась беспрецедентная для социалистической страны ситуация - правящая коммунистическая партия не сумела убедительно выиграть парламентские выборы и вынуждена была уступить право на формирование правительства оппозиции" [10. С. 175].

Анализируя причины таких результатов, следует учитывать один немаловажный факт: это был первый опыт проведения выборов с участием оппозиции в коммунистической стране после более чем сорока лет авторитарного правления. Власти пришлось с опозданием осознать неспособность партийных структур, созданных для функционирования в условиях авторитарной системы, сгруппироваться и подготовиться к участию в свободных выборах и к столкновению с полноценным противником [11. С. 163].

Последствия выборов стали сказываться сразу же после созыва нового Сейма. "Солидарность" с отвоеванным на выборах меньшинством выглядела триумфатором, который мог диктовать новые условия игры. В этой ситуации депутаты от "союзных" партий - ОКП и ДП - заявили о "самостоятельной" позиции и переметнулись в лагерь победителя, а ПОРП, оставшись в одиночестве, уже не располагала в Сейме большинством (а только 38% в соответствии с "Соглашениями "круглого стола""). Сложившееся в парламенте соотношение сил предвещало скорую трансформацию политического ландшафта страны.

19 июля 1989 г. на совместном заседании двух палат парламента большинством всего в один голос В. Ярузельский был избран президентом ПНР. Тем самым представители "Солидарности" не удержались от демонстрации своего преимущества: закрепление высшего поста за Ярузельским, являвшимся несколько недель назад безусловным и никем не оспаривавшимся лидером ПНР, представлялось в качестве дара со стороны победителей. Президентский пост для Ярузельского стал фактически единственным реализованным в полной мере пунктом соглашения. 21 августа, следуя выдвинутой А. Михником формуле "Ваш президент - наш премьер", В. Ярузельский предложил в качестве кандидата на пост премьер-министра известного католического деятеля и одного из видных представителей "Солидарности" Т. Мазовецкого.

Пожалуй, единственным, что в итоге смогли обеспечить переговоры "круглого стола" и все многолетние попытки команды Ярузельского наладить диалог с обществом, стало сохранение эволюционного характера перемен. Как отмечалось на заседании Политбюро ЦК КПСС в сентябре 1989 г., на котором один из вопросов посвящался анализу положения в Польше, "представители целого ряда социальных групп, включая и некоторую часть членов ПОРП, связывают надежды по выводу страны из кризиса с разрабатываемой в "Солидарности" концепцией эволюционного переустройства Польши примерно по шведскому образцу с использованием социал-демократических положений католической социальной доктрины. Такая эволюция подразумевает, видимо, также изменения в базисе, включая денационализацию государственной собственности и всемерное поощрение частного предпринимательства... Свою роль сыграет и тот факт, что в конкретно-политическом плане руководство ПОРП ставит сейчас на первое место общегосударственные интересы, выражая готовность своим взаимодействием с правительством Т. Мазовецкого способствовать его успеху" [10. С. 175].

Итак, в результате поражения коммунистических элит на выборах 1989 г. власть на четыре года раньше, чем это предусматривалось соглашениями

стр. 53

"круглого стола", перешла в руки оппозиционных элит. Это в свою очередь свидетельствовало о том, что соглашение с властью не имело серьезного значения в перспективе, а "общественные соглашения в Польше стали инструментом политической борьбы за власть" [12. S. 321 - 322; 13. С. 29 - 32].

29 декабря 1989 г. Сейм принял закон, вносивший ряд кардинальных поправок в текст Конституции. Государству было возвращено название Республика Польша, оно определялось как "демократическое и правовое", "осуществляющее принципы социальной справедливости". Вместо статьи о ПОРП как руководящей силе польского общества вводилось положение о свободе формирования политических партий. Появились статьи о свободе предпринимательской деятельности и защите частной собственности. Восстанавливался герб Второй Республики (орел с короной). Принятые поправки выносили окончательный приговор авторитарной командно-административной системе, гарантировали углубление процесса формирования новых политических, социально-экономических и идеологических структур.

Уже в январе 1990 г. на своем XI съезде ПОРП заявила о прекращении деятельности. Таким образом, с политической арены сошла массовая партия, более четырех десятилетий обладавшая монополией на власть.

Летом Л. Валенса объявил о намерении претендовать на пост главы государства. Не имея достаточной опоры в обществе и не желая обострять ситуацию, В. Ярузельский 19 сентября попросил Сейм сократить срок его президентства. В два тура - 25 ноября и 9 декабря 1990 г. - прошли всеобщие свободные президентские выборы. Сенсацией первого тура стал неожиданно высокий результат (23.1% голосов) С. Тыминьского, малоизвестного бизнесмена из Канады, который опередил премьера Т. Мазовецкого (18.1%). Во втором туре президентом стал Л. Валенса, получивший 74.25% голосов (С. Тыминьский, независимый кандидат, "темная лошадка" - 25.75%). Президентские выборы 1990 г. следует признать концом политической модели, установленной за "круглым столом". После этого Польша полностью сменила государственный строй и вступила в новый этап исторического развития.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Paczkowski A. Od sfalszowanego zwycziestwa do prawdziwej kleski: Szkice do portretu PRL. Krakow, 1999.

2. Skorzynski J. Ugoda i rewolucja. Wladza i opozycja. 1985 - 1989. Warszawa, 1995.

3. Trybuna Ludu. 1989.

4. Dubinski K. Magdalenka. Transakcja epoki. Notatki z poufnych spotkan Kiszczak - Walesa. Warszawa, 1990.

5. Polityka. 1989.

6. Trembicka K. Okragly Stol w Polsce. Koncepcje zmiany systemu partyjnego // Annales Universitatis Mariae Curie-Sklodowska. Sectio K. Politologia. Lublin, 2000. Vol. VII.

7. Gedek M. Przeiom: Polska 1976 - 1991. Lublin, 2002.

8. Trembicka K. Okragiy Stol - mity i stereotypy // Studia Polityczne. Warszawa, 2004. N 15.

9. Waiesa L. Droga do wolnosci. London, 1987.

10. Свободная мысль. XXI. 2005. N 11.

11. Кувалдин Ст. Зачем договариваются с оппозицией // Свободная мысль. XXI. 2005. N 11.

12. Hirsz Z. Historia polityczna Polski. 1939 - 1993. Biaiystok, 1996.

13. Переход к демократии стран Центральной и Восточной Европы в сравнительной перспективе. Донецк, 2001.

стр. 54

Источник	Славяноведение,  № 3, 2009, C. 27-42
Постоянный адрес статьи	http://dlib.eastview.com/browse/doc/21974283

ПОЛЬСКОЕ НАПРАВЛЕНИЕ МЕЖДУНАРОДНОЙ ПОЛИТИКИ СССР В 1956 году

Автор: А. М. ОРЕХОВ

В данной работе речь пойдет о недостаточно проясненных вопросах советско-польских отношений, а именно о том, как высшее советское партийно-государственное руководство (так называемое "коллективное руководство") оценивало развитие кризиса 1956 г. в Польше, как формировало свою политическую линию на польском направлении, какой информационной базой располагало и как видело ход событий. Для данного исследования, помимо разнообразной научной и мемуарной литературы, привлекались малоизвестные либо совсем неизвестные документы таких московских хранилищ исторической документации, как Архив внешней политики Российской Федерации (АВП РФ), Российский государственный архив новейшей истории (РГАНИ), Архив Президента Российской Федерации (АПРФ) и Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ). Автор работал также с материалами варшавского Архива новых актов (Archiwum Akt Nowych - AAN).

Кончина И. В. Сталина одновременно означала начало спонтанного поворота в общественно-политической жизни стран Восточного блока. В Польшу пришла "оттепель", другими словами - повеяло оживлением духовной жизни общества, его стремлением к свободе, стихийному сопротивлению тоталитаризму. При оценке с достаточной временной дистанции феномена польской "оттепели" отчетливо видно, что она, среди прочего, подготовила ослабление государственной цензуры, появление первых дискуссионных клубов и более свободное публичное обсуждение актуальных общественно-политических, научных и иных проблем в средствах массовой информации.

В Москве первые симптомы пробуждения Польши не привлекли на первых порах особого внимания политических кругов, хотя советское посольство систематически сообщало из Варшавы о фактах, требовавших к себе повышенного внимания (см., например [1. Оп. 39а/1955 г. П. 343. Д. 14; 2. Оп. 28. Д. 296. Л. 108 - 113]. И тогда инициативу в свои руки взял Отдел ЦК КПСС по связям с иностранными компартиями, представив в середине декабря 1955 г. секретарю ЦК КПСС П. Н. Поспелову, известному догматическим толкованием марксизма, "Информационную записку о некоторых вопросах идеологической борьбы в Польской Народной Республике" [2. Оп. 28. Д. 296. Л. 214 - 233]. В этом

Орехов Александр Михайлович - канд. ист. наук, ведущий научный сотрудник Института славяноведения РАН.

стр. 27

документе рассматривались ориентация и тематика некоторых польских газетных и журнальных изданий, поскольку Секретариат ЦК намеревался уяснить для себя обстановку в Польше. В ЦК КПСС, а также в МИД СССР большое внимание привлекали и иные вопросы. Для этого имелись серьезные основания. Дело в том, что неудачи экономической политики польского правительства (например, перегрузка шестилетнего плана народного хозяйства) осложняли и без того не простую социально-экономическую ситуацию в ПНР, разрыхляли почву для роста недовольства в стране.

Возглавляемое В. М. Молотовым советское дипломатическое ведомство изучало не только политические, но и социальные проблемы зарубежных стран. В ежегодных политических отчетах посольства СССР в Варшаве социальные темы присутствовали в обязательном порядке, хотя анализировались поверхностно. Документы польских и российских архивов убедительно свидетельствуют, что положение населения Польши в период 1954 - 1956 гг. ощутимо ухудшилось. В годовом отчетном обзоре за 1955 г. для 4-го Европейского отдела МИД СССР констатировано, что "темпы роста жизненного уровня населения Польши нельзя признать сколько-нибудь удовлетворительными", что "плановые задания шестилетки в области повышения реальных доходов трудящихся, в первую очередь городского населения, выполнены не были" [1. Оп. 40/1956 г. П. 336. Д. 11. Л. 68]. В июне 1955 г. посол СССР в Варшаве П. К. Пономаренко сообщил Н. С. Хрущеву о трудностях в обеспечении населения Польши хлебом 2. Оп. 28. Д. 121. Л. 84 - 88]. В январе и феврале 1956 г. на внутреннем рынке не хватало важнейших продовольственных товаров. К этому надо прибавить дороговизну и денежный дефицит малообеспеченных слоев населения. В записке П. К. Пономаренко "К вопросу об изменениях в уровне жизни населения Польши при народной власти", представленной 6 января 1956 г. в ЦК КПСС, подчеркивалось, что уровень жизни городского населения Польши "еще очень низок" [3. Д. 140. Л. 101 - 107]. В документах МИД СССР нашла отражение и чрезвычайная острота жилищной проблемы в Польше. Естественным следствием тяжелого положения населения было недовольство именно городских слоев.

Сотрудники советского посольства считали, что экономика Польши работала с перебоями, не обеспечивала выполнение поставленных правительственными органами задач. Они располагали документальными данными, из которых следовало, что положение угольной промышленности - ведущей отрасли польской экономики - было плачевным. Нехватка и текучесть кадров, необходимость прибегать в виду этого к помощи армии, а также к фактически даровому и непроизводительному труду заключенных, не могли обеспечить надлежащей работы отрасли [1. Оп. 39/1955 г. П. 327. Д. 15. Л. 104 - 107; 2. Оп. 28. Д. 397. Л. 8 - 12]. Об этом Н. С. Хрущев и другие советские руководители были достаточно осведомлены [2. Оп. 28. Д. 161. Л. 50 - 57].

В. М. Молотов направил в Президиум ЦК КПСС аналитический материал, в котором о внутрипольских проблемах было сказано: "Осуществление экономических и политических мероприятий ПОРП и правительства ПНР проходит в обстановке острой классовой борьбы [...] Особенно очевидным стало серьезное отставание идеологической работы ПОРП от уровня важнейших народнохозяйственных задач. Среди менее сознательной и политически незрелой части членов ПОРП и некоторых групп населения стали проявляться колебания, попытки умалить достижения народной власти за минувшее де-

стр. 28

сятилетие, представить современную польскую действительность в одностороннем и извращенном свете. Имеются также попытки некоторых работников идеологического фронта ревизовать марксизм-ленинизм" [2. Оп. 28. Д. 287. Л. 88]. Так выстраивался упрощенный, схематизированный образ Польши, принятый в политической практике "коллективного руководства".

Мощный импульс, взбудораживший польскую общественность, пришел из Москвы в феврале 1956 г. Отчетный доклад ЦК партии XX съезду, с которым выступил Н. С. Хрущев, был опубликован в Польше и оживленно комментировался повсюду. Утром 25 февраля на заключительном заседании съезда Н. С. Хрущев выступил с закрытым докладом "О культе личности и его последствиях". То, о чем рассказал советский лидер, было беспрецедентным, привело советское общество едва ли не в шоковое состояние. Всеобщее потрясение охватило и Польшу. Без преувеличения можно утверждать, что закрытый доклад инициировал непростой, противоречивый процесс десталинизации не только в Советском Союзе, но и в странах "народной демократии".

В Польше активность разных общественных слоев дала о себе знать как только появились первые, отрывочные и противоречивые сведения о закрытом докладе, почерпнутые главным образом из зарубежной прессы и передач западных радиостанций. Текст его еще не был известен широкой польской общественности, а в городских и районных организациях Польской объединенной рабочей партии (ПОРП) уже разгорались дискуссии. Так, вице-консул СССР в Щецине Ф. А. Шарыкин, собирая в консульском округе отклики о московском коммунистическом форуме, беседовал 9 марта 1956 г. с первым секретарем городского комитета ПОРП в Щецине Юзефом Киселевским, и тот рассказал, что "среди партийных активистов ведутся различные толкования вокруг вопроса о культе личности", что они "настоятельно добиваются от партийных руководителей разъяснения того, в чем заключались ошибки Сталина и почему они не были в свое время предотвращены членами Политбюро и секретарями ЦК КПСС". Дипломат обратил внимание на то, что "среди некоторой части населения враждебные элементы пытаются извратить отдельные положения" отчетного доклада Н. С. Хрущева. "Эти враждебные элементы, ссылаясь на разнообразные формы перехода различных стран к социализму, заявляют, что Гомулка в свое время также ставил задачу строительства социализма в Польше, но только не тем путем, по которому в настоящее время идет Польская объединенная рабочая партия" [1. Оп. 40/1956 г. П. 336. Д. 10. Л. 23; 2. Оп. 28. Д. 396. Л. 137 - 139]. В партийных низах идея "польского пути к социализму" В. Гомулки противопоставлялась сталинской версии социализма. Такого рода дипломатическая документация помогала аналитикам аппарата ЦК КПСС и МИД СССР делать выводы о важных сдвигах массового сознания населения Польши: постепенном накапливании недовольства в наиболее активных слоях польской научной и технической интеллигенции, военнослужащих, студенчества. Информация поступала затем в Общий отдел ЦК, а оттуда в Президиум и Секретариат ЦК КПСС для принятия решений.

Постепенно выяснилось, что в ЦК ПОРП вызревало противостояние между сторонниками демократизации и реформ ("пулавяне") и консерваторами ("натолинцы"). Правда, весной 1956 г. эти аморфные группировки в реальной политической борьбе заявляли о себе слабо. Советское посольство, видимо, не смогло своевременно сориентироваться в ситуации и своевременно не проинформировало Центр. Нет необходимых документов и в структурах аппарата

стр. 29

ЦК КПСС. Само появление групповщины в правящей партии позволяет думать, что Польша вступала в фазу общественно-политического кризиса (на данном этапе, естественно, латентную). Ускорила дальнейшее развитие событий в Польше неожиданная смерть Б. Берута в Москве 12 марта 1956 г.

На Старой площади хорошо понимали, что в связи с приходом к руководству ПОРП нового лидера возможна, хотя и не безусловно, корректировка политической линии польской партии. В связи с этим в узком кругу советских политиков обсуждался вопрос о том, какие меры следовало предпринять, чтобы новый руководитель ПОРП сохранил приверженность прежней линии, то есть политическому, военному и экономическому союзу СССР и ПНР. Речь, таким образом, должна была идти, так сказать, об оптимальном "подборе" кандидата на пост первого секретаря ЦК ПОРП. Когда 14 марта состоялось очередное заседание Президиума ЦК, один из вопросов повестки дня был посвящен предстоявшей поездке советской партийно-правительственной делегации во главе с Н. С. Хрущевым в Варшаву для участия в похоронах польского лидера. Отдельно рассматривался вопрос о потенциальных кандидатах на роль руководителя ЦК ПОРП. Согласно рабочему протоколу заседания, в обсуждении участвовали Н. С. Хрущев, Н. А. Булганин, А. И. Микоян, К. Е. Ворошилов, Л. М. Каганович, В. М. Молотов, М. Г. Первухин и М. А. Суслов, т.е. ведущие советские политики того периода. В протокол без каких-либо пояснений были внесены фамилии двух польских партийных и государственных деятелей - Александра Завадского и Эдварда Охаба [4. С. 114]. Возникает вопрос - как эту протокольную запись истолковать? Понятно, что тех, кто присутствовал на заседании, устраивала кандидатура, которая бы отвечала интересам советской партийной верхушки, не подрывала доверия к ЦК ПОРП. Н. С. Хрущеву как первому лицу партии поручили, в случае необходимости, в корректной форме выразить мнение советского руководства о выдвижении Завадского или Охаба в качестве претендентов на пост первого секретаря ЦК ПОРП. Биографии того и другого вполне укладывались в общепринятые представления о преданных делу рабочего класса политических деятелях коммунистической ориентации. Н. С. Хрущев в своих мемуарах свидетельствует, что лично он к обоим потенциальным кандидатам относился положительно, даже с симпатией, хотя предпочтение все же отдавал А. Завадскому [5. С. 231- 232, 514 - 515, 574 - 575]. И это не случайно. Н. С. Хрущев хорошо знал председателя Государственного Совета ПНР лично. К тому же, на Старой площади считалось обязательным, чтобы кандидаты на высший партийный пост были поляками по национальности [5. С. 754 - 755].

В польской столице, куда советская делегация прибыла 15 марта, Н. С. Хрущев в конфиденциальном порядке встречался с членами Политбюро ЦК ПОРП (см. [6. Sygn. III/15. К. 39 - 40, 43]). Он хотел прозондировать обстановку в польских высших партийных кругах. Содержание его бесед не известно, так как они, по всей видимости, не протоколировались. Затем 20 марта он участвовал в заседании VI пленума ЦК. В тот же день пленум избрал первым секретарем партии Э. Охаба. В руководстве КПСС такой выбор одобрили и сохраняли позитивное мнение до тех пор, пока не выяснилось, что Э. Охаб не сумел завоевать авторитет ни в обществе, ни в собственной партии.

ЦК КПСС и МИД СССР потребовали от советского посольства в Варшаве обратить особое внимание на изучение политической обстановки в стране. Уже 20 марта 1956 г. для аппарата ЦК КПСС были подготовлены материалы

стр. 30

польской периодики, касающиеся оценки работы XX съезда КПСС [2. Оп. 28. Д. 396. Л. 41 - 90]. Москву интересовало, как в Польше приняты решения съезда, вносившие немало нового в понимание международной и внутренней политики СССР. Одновременно для тех же "заказчиков" подготовили "Обзор статей, опубликованных в польской печати в связи с заявлением пяти коммунистических и рабочих партий о реабилитации Коммунистической партии Польши" [2. Оп. 28. Д. 396. Л. 92 - 100]. Дело в том, что в декабре 1954 г. руководство ПОРП обратилось в ЦК КПСС с просьбой оказать помощь в политической реабилитации руководящих деятелей Коммунистической партии Польши (КПП), репрессированных в 1937 - 1938 гг. в СССР [6. Sygn. XIA/71. T. I. K. 15 - 16]. И когда в феврале 1956 г. реабилитация стала свершившимся фактом, известие об этом вызвало обостренную реакцию многих поляков, в особенности тех, кто находился под влиянием коммунистических традиций. Помимо указанных материалов заслуживает внимания также подготовленная П. К. Пономаренко записка "О настроениях в Польше в связи со смертью тов. Берута" [2. Оп. 30. Д. 169. Л. 28 - 39], которая обращала внимание на стихийные проявления поляками критических оценок советского присутствия в Польше. В этом же ряду надо упомянуть записку консула СССР в Щецине Б. П. Зыбина, представленную в 4-й Европейский отдел МИД СССР, в которой сообщалось о реакции населения консульского округа на работу XX съезда КПСС (см. [2. Оп. 28. Д. 396. Л. 146 - 149], ср. [1. Оп. 40/1956 г. П. 336. Д. 10. Л. 28 - 29]) и такого же типа записку о Краковском воеводстве, подготовленную консулом СССР Ю. В. Берновым для секретариата В. М. Молотова [7. С. 664 - 668]. Информация, которой располагал аппарат ЦК КПСС и МИД СССР, свидетельствовала о том, что умственное брожение быстро распространялось в Польше, охватывая широкие круги населения и порождая "неудобные" вопросы, адресованные правящей партии (прежде всего о пакте Молотова - Риббентропа и расчленении существовавшей до сентября 1939 г. польской территории, расстреле в Катыни, Варшавском восстании).

Как виделась советскому руководству внутриполитическая ситуация в Польше в свете тех сообщений, которые приходили в Москву с берегов Вислы? Исчерпывающего ответа на этот вопрос дать невозможно в силу неполноты на сегодняшний день источниковой базы, поскольку исследователи не располагают соответствующими документами советской внешней разведки, Генерального штаба СССР и Министерства обороны, внешнеэкономических и других ведомств, призванных изучать все многообразие проявлений общественной, политической, экономической и культурной жизни Польши. Но отдельные аспекты проблемы прояснить можно благодаря сохранившейся документации ЦК КПСС. В Отделе по связям с иностранными компартиями сферу политической жизни в Польше отслеживал Я. Ф. Дзержинский. Его считали наиболее подготовленным экспертом по польской проблематике. Хорошо владея польским языком, он общался с польскими партийными и государственными деятелями высокого ранга, с работниками аппарата ЦК ПОРП. К его аналитическим разработкам советские руководители, особенно на Старой площади, относились с доверием и поручали выполнение специальных заданий, связанных с контактами советских и польских высших руководителей. 5 марта 1956 г. Дзержинский посетил находившегося в Москве Б. Берута и узнал от него о состоявшемся в Варшаве 3^1 марта закрытом собрании актива ПОРП, в связи с отчетами членов польской делегации на XX съезде КПСС.

стр. 31

С записью беседы ознакомились члены Президиума и Секретариата ЦК КПСС. Достоверно известно, что документ читал и Н. С. Хрущев. Для него, надо думать, оказались неприятной неожиданностью разногласия в Политбюро ЦК ПОРП вследствие разных подходов к некоторым принципиальным вопросам партийной политики, хотя Хрущев и раньше получал тревожную информацию на эту тему.

В период 21 апреля - 5 мая 1956 г. Я. Ф. Дзержинский находился в Польше, а по возвращении представил в ЦК записку "О некоторых вопросах внутриполитического положения в Польской Народной Республике". Это, несомненно, содержательный аналитический документ. Автор его видел свою задачу в том, чтобы показать, какие процессы развились в общественной жизни Польши после того, как там широко обсуждался текст закрытого доклада Н. С. Хрущева о культе личности. Как видно из записки, дискуссии вокруг XX съезда КПСС привели к "появлению серьезных идеологических колебаний" среди части польской интеллигенции, главным образом литераторов, журналистов, студентов, части активистов ПОРП. Центрами интеллектуальных поисков, по мнению Дзержинского, были Институт общественных наук и партийные школы ЦК ПОРП, парторганизация издательства ПОРП "Ksiazka i Wiedza", государственный комитет "Польское радио", Военно-политическая академия. В Объединенной крестьянской партии нарастали конфликты в руководстве, усилились тенденции непризнания руководящей роли ПОРП, налицо были симптомы реставрации идеологии Польской крестьянской партии. Стремление к "самостоятельности" Дзержинский обнаружил в руководстве Демократической партии. Познакомившись с польской молодежной печатью, он пришел к выводу, что Союз польской молодежи вступил в полосу кризиса. В организациях ПОРП, особенно в Варшаве и Кракове, выдвигались требования сменить руководство партии, вернуть В. Гомулку в состав ЦК. Журналисты добивались "полной самостоятельности и бесконтрольности печати", а некоторые из них высказывались в пользу "отрыва Польши от СССР, а Польской объединенной рабочей партии - от КПСС", студенчество требовало демократизации в стране, изменения учебных программ в высшей школе, протестовало против идеологизации науки. Автор записки обратил внимание на то, что в деревне распространялись слухи о роспуске производственных кооперативов высшего типа [3. Д. 140. Л. 137 - 139]. Таков был образ Польши глазами профессионального партийного работника, не один год изучавшего страну. Надо думать, ознакомившись с представленным в записке материалом, Президиум ЦК КПСС неизбежно пришел к выводу: зародившиеся в Польше процессы неконтролируемой, спонтанной активности всех слоев общества требуют более пристального внимания советского руководства, если оно не желает столкнуться с аналогичными явлениями как в своей стране, так и в странах народной демократии.

Разумеется, информирование советского политического руководства не ограничивалось только сообщениями аппарата ЦК КПСС, Комитета информации МИД СССР и других, в том числе специальных и идеологических, учреждений. Собранные об актуальной ситуации в Польше сведения, представленные в ЦК КПСС и МИД, лично Н. С. Хрущеву, позволяли выявить тенденции, характеризовавшие ПНР того времени. Во-первых, многие факты убеждали в том, что в стране утрачена внутренняя стабильность. Политизированные слои общества сверху донизу лихорадила прозвучавшая в Москве критика стали-

стр. 32

низма, И. В. Сталина и его ближайшего окружения, возбуждали назревшие проблемы функционирования политической системы в стране, кризис советско-польских отношений. Во-вторых, ряд бесспорных фактов свидетельствовал об отсутствии единства в верхнем эшелоне ПОРП. В-третьих, усилилась активность тех слоев польского общества, которые по тем или иным причинам были настроены против ПОРП, ее внешней и внутренней политики.

Похожая информация, уже по польским дипломатическим каналам, была сообщена напрямую в МИД СССР. 18 апреля 1956 г. во время встречи заместителя министра иностранных дел СССР В. С. Семенова и польского посла в СССР Вацлава Левиковского последний заявил, что материалы XX съезда КПСС, в том числе касавшиеся И. В. Сталина, пробудили "в кругах польской интеллигенции, и особенно среди работников литературы, ряд нездоровых настроений". Что здесь имелось в виду? Оказывается, в среде польской интеллигенции "делаются попытки атаковать партию с буржуазных позиций, попытки опорочить отдельные стороны жизни Народной Польши", некоторые "ставят вопрос о необходимости созыва чрезвычайного съезда партии, создания в партии фракций и группировок", публиковались статьи, в которых "в извращенном виде показывается новая Польша". Посол поспешил заверить, что принимаются меры для преодоления столь опасных тенденций [ 1. Оп. 40/1956 г. П. 335. Д. 3. Л. 53].

Для советского посольства в Варшаве одним из источников изучения польского общества была периодическая печать. Когда 10 марта 1956 г. "Trybuna Ludu" опубликовала редакционную статью "О культе личности и его последствиях", посольство сообщило в ЦК КПСС и МИД СССР, что газета "без ведома ЦК ПОРП" опубликовала этот установочный материал. "Неправильная позиция "Трибуны люду" в освещении важнейших политических вопросов особенно проявилась при опубликовании материалов, связанных с XX съездом КПСС [...], - говорится в информации посольства. - В связи с опубликованием этой статьи в ЦК, местные партийные комитеты, в редакцию газеты поступили многочисленные просьбы объяснить, что произошло. Вслед за "Трибуной люду" в польской печати появился ряд статей, в которых под видом борьбы против культа личности протаскивались антипартийные и антисоветские высказывания". Как считало посольство, ведущую роль играли в этом такие издания, как "Przeglad Kulturalny", "Nowa Kultura", "Po prostu", "Zycie Warszawy" [2. Д. 169. Л. 106 - 107]. Одним словом, резко критические по направленности материалы заняли свое место в польской прессе, на радио и телевидении. Многие польские периодические издания стали пользоваться повышенным спросом и буквально расхватывались в газетных киосках. Температура общественной жизни в Польше повышалась, и это хорошо понимали в Кремле и на Старой площади.

Наблюдая функционирование политической системы ПНР, советское посольство еще в конце ноября 1955 г. подготовило для МИД СССР материал о работе Сейма (см. [1. Оп. 39а/1955 г. П. 343. Д. 12. Л. 1-Ю]), но сообщенная в МИД информация, по-видимому, вскоре устарела. Дело в том, что в газете "Trybuna Ludu" от 12 марта 1956 г. обратили внимание на статью известного польского публициста Ежи Равича "О Сейме", которая инициировала критику польского парламента. В ней говорилось, что, несмотря на специальное постановление Политбюро ЦК ПОРП, указывавшее на серьезные недостатки в работе Сейма и пути их устранения, в работе Сейма мало что изменилось [1.

стр. 33

Оп. 30. Д. 169. Л. 45]. В обсуждение вопроса включились "Zycie Warszawy", "Tygodnik Demokratyczny" и др. Началась дискуссия, встреченная читательскими кругами с неподдельным интересом.

Привлекла внимание советского посольства также очередная сессия Сейма, состоявшаяся 23 - 28 апреля 1956 г. В день ее открытия премьер-министр Ю. Циранкевич в своем экспозе коснулся ряда актуальных проблем политической жизни страны (в том числе о реабилитации Армии Крайовой). Необычность содержания выступления премьера и последовавшая затем дискуссия, от чего в Сейме давно отвыкли, удивили советских дипломатов. П. К. Пономаренко немедленно распорядился подготовить записку "О некоторых вопросах деятельности Сейма Польской Народной Республики. (Краткая справка)" одновременно в два адреса - В. М. Молотову как шефу советского внешнеполитического ведомства и секретарю ЦК КПСС Д. Т. Шепилову для сведения (см. [2. Оп. 30. Д. 169. Л. 45 - 69]). В этом материале говорилось, что деятельность польского парламента широко обсуждается на страницах польских центральных газет, причем обращалось внимание на то, что работа парламента и его постоянных комиссий критикуется "за невыполнение функций высшего органа государственной власти в стране" [2. Оп. 30. Д. 169. Л. 45; Оп. 28. Д. 397. Л. 316]. Фактически Сейму приписывалось полное бездействие.

Полной неожиданностью для советских руководителей партии и государства оказались массовые волнения в Познани 28 июня 1956 г. Представления советского посольства об этих исполненных подлинного драматизма событиях формировались на основе разнообразных источников информации, в том числе бесед с польскими партийными деятелями высокого уровня (члены Политбюро и Секретариата, руководители отделов ЦК ПОРП, первые секретари воеводских комитетов партии). Известно также, что в Познань для изучения положения на месте был специально направлен советник посольства Ю. В. Бернов [8. С. 42]. Его наблюдения, безусловно, дополнили сообщения в Москву необходимыми фактами и оценками. Известно также, что советские спецслужбы непосредственно отслеживали развитие событий и даже информировали об их ходе представителей польских спецслужб [9. S. 9]. И все же достоверных документальных источников, отражающих оценки событий в Познани советскими спецслужбами, пока в распоряжении исследователей нет.

29 июня корреспондент ТАСС в Варшаве передал в Москву текст официального сообщения польской печати о волнениях в Познани. Президиум ЦК КПСС в тот же день рассмотрел вопрос "О событиях в Польше", представленный П. Н. Поспеловым. В протокольных записях заседания не зафиксировано ни обсуждение вопроса, ни выступление Поспелова, указано только, что было принято решение опубликовать краткое сообщение в массовой печати [4. С. 145]. 30 июня "Правда" опубликовала его под заголовком "Враждебная провокация империалистической агентуры в Познани". Так советской общественности был навязан идеологический стереотип, согласно которому все зло в европейские страны социалистического лагеря приходит с Запада. Тем же днем датировано постановление ЦК КПСС "О преодолении культа личности и его последствий" [10. 2 VII], в котором волнения в Познани оценивались как инспирированные враждебными западными, "антипольскими" центрами. Именно в таком духе в массовом московском еженедельнике была опубликована "установочная" статья, призванная "ориентировать" советского читателя в драматических событиях [11. С. 3 - 6]. Анализ материалов пока-

стр. 34

зывает, что сотрудники аппарата ЦК КПСС, занимавшиеся идеологическими вопросами под бдительной опекой М. А. Суслова, стремились выдать желаемое за действительное, а не представить хотя бы приближенную к действительности картину. Н. С. Хрущеву приходилось разговаривать с зарубежными коммунистами о событиях в Познани, например, 10 июля 1956 г. с делегацией Итальянской коммунистической партии. Массовые демонстрации и уличные эксцессы он посчитал восстанием, недостаточно подготовленным враждебными силами, правда, умолчал о вмешательстве регулярных воинских частей (см. [12. С. 86, 90]).

Между тем советское посольство в Варшаве располагало информацией, которая позволяла рассматривать события в Познани под иным углом зрения. Так, заведующий Отделом пропаганды и агитации ЦК ПОРП, кандидат в члены ЦК А. Вэрблян утверждал в беседе с советским дипломатом, что основная причина волнений заключалась в бюрократическом отношении партийных, государственных и профсоюзных представителей к требованиям рабочих ("вовремя не разрешали их, даже те, которые можно было немедленно разрешить") [2. Оп. 28. Д. 396. Л. 297 - 298]. В том же духе о социальных проблемах рабочих Познани высказывался 1-й секретарь воеводского комитета ПОРП в Быдгощи Владыслав Кручек [1. Оп. 40/1956 г. П. 336. Д. 10. Л. 62 - 63]. Таким образом, оценка событий советскими верхами разительно не совпадали с сообщениями в средствах массовой информации. В то время, когда в Варшаве работал VII пленум ЦК ПОРП (18 - 20, 23 - 28 июля), на котором много времени было уделено анализу причин волнений, газета "Правда" опубликовала передовую статью, в которой говорилось, что враги социализма "не гнушаются никакими провокациями и подрывными ходами, чтобы разобщить социалистические страны, подорвать или, по крайней мере, ослабить их братские связи. Недавние события в Познани показывают, на какие гнусные и грязные провокации идут враги мира и социализма, трубадуры и проводники политики "холодной войны"" [10. 22 VII].

Взгляды советских партийно-государственных верхов на причины волнений в Познани, как это со всей очевидностью вытекает из документов, не соответствовали реальным фактам, что выяснилось в октябре 1956 г. после выступления В. Гомулки, когда он на VIII пленуме ЦК ПОРП заявил, что налицо были чрезвычайно веские социальные причины волнений. "Веслав" (псевдоним Гомулки) реабилитировал массовые выступления в Познани в общественном сознании. Работники "идеологического фронта" на Старой площади принять этого не могли. Сопротивление правящему режиму в ПНР, выражением которого и были волнения в Познани, объективной оценки в СССР не получили, вольно или невольно породив миф, ориентировавший советское общественное мнение в ложном направлении. Вплоть до рубежа 1980 - 1990-х годов для советского режима тема массовых выступлений в Познани, будучи идеологически неприемлемой, как предмет исторического изучения не существовала и не находила места в отечественной историографии. События в Познани, однако, опосредованно повлияли на коррекцию польского вектора внешней политики Кремля в тот момент, когда пришлось решать проблему более демократических взаимоотношений СССР со своими союзниками по Восточному блоку, о чем будет сказано ниже.

В первой половине октября 1956 г. в советско-польских межгосударственных и межпартийных отношениях напряженность усиливалась. Конкретных

стр. 35

фактов о недружественных акциях в адрес СССР в сообщениях из Варшавы становилось все больше, они трансформировались в проблемы, требовавшие немедленных политических решений Кремля.

30 сентября 1956 г. из Варшавы пришла шифрованная телеграмма посольства СССР, сообщавшая об антисоветских высказываниях в польской периодической печати, главным образом в еженедельнике "Po prostu". "Известно, что газета "По просту" превратилась в трибуну антиправительственных выступлений, - утверждалось в телеграмме. - На страницах этой газеты протаскиваются клеветнические и антисоветские статьи", пропагандируются, противопоставляя Союз польской молодежи руководству ПОРП, "троцкистские тенденции". Более того, в еженедельнике "ставят под сомнение руководящую роль партии в стране, проводят по существу линию на ослабление связей Польши с Советским Союзом". И самое главное: "Вокруг газеты "По просту" группируются оппортунистические и враждебные элементы" [3. Д. 141. Л. 110 - 112; 4. С. 963 - 964]. Располагало ли в то время советское руководство альтернативными оценками польских периодических изданий - неизвестно. Зато известно, что упомянутая в телеграмме негативно заряженная информация сыграла далеко не последнюю роль пресловутой капли, переполнившей чашу терпения Н. С. Хрущева, когда принималось решение о поездке делегации КПСС в Варшаву 19 октября 1956 г. Поступавшая в Кремль и на Старую площадь документация из Польши бесспорно свидетельствовала о нарастании брожения в стране. Политическое руководство особенно беспокоило, что в дискуссии втягивались члены ЦК ПОРП. Как стало известно в Москве, 10 октября 1956 г. на заседании политбюро польской партии произошла словесная перепалка между Э. Охабом и К. Рокоссовским по вопросу отзыва из Войска Польского советских офицеров, занимавших командирские должности. Маршал считал, что повсеместные упреки в их адрес несправедливы [3. Д. 141. Л. 128 - 130].

Чем больше накапливалось "негативных" фактов, тем больше Н. С. Хрущев и его коллеги укреплялись в мысли, что следует предпринять радикальные и твердые действия для улучшения обстановки в непокорной Польше. Пожалуй, наиболее точное представление о тактической линии советских руководителей в ходе польского кризиса 1956 г. дает пребывание делегации ЦК КПСС в Варшаве 19 - 20 октября 1956 г. Предыстория визита связана с осмыслением в недрах аппарата ЦК КПСС текущих событий в Польше.

Вероятно, в связи с ожидавшимся 11 сентября кратковременным пребыванием в советской столице Э. Охаба и возможных бесед с ним в Президиум ЦК и лично Н. С. Хрущеву была направлена справка Комитета информации МИД СССР "О положении на идеологическом фронте в Польской Народной Республике", в которой была дана принципиальная оценка текущей ситуации в ПНР, как она виделась аналитикам советского внешнеполитического ведомства: "Развернувшееся после XX съезда КПСС среди польской общественности и в печати обсуждение важнейших вопросов политического и экономического положения в стране в целом приняло нездоровый характер и по существу вылилось во враждебную народно-демократическому строю кампанию" [3. Д. 141. Л. 72]. В информационных материалах, предназначенных для ЦК КПСС, такая оценка встречается неизменно. Как полагали в аппарате МИД СССР, советское политическое руководство наконец-то почувствует реальность того, что в Польше создалась угроза "руководящей роли" ПОРП, что виновницей опасных умонастроений является польская интеллигенция

стр. 36

(журналисты центральных газет и журналов, редакторы издательств, преподаватели высших и средних учебных заведений, работники министерств культуры и просвещения, литераторы), недовольная идеологическим прессом партии. В записке встречаем еще один штамп: "Враждебная кампания против ПОРП и государственного строя тесно переплетается с антисоветской клеветнической пропагандой, имеющей целью бросить тень на Советский Союз, подорвать и опорочить польско-советские отношения" [3. Д. 141. Л. 74]. Понятно, что Н. С. Хрущева, воспитанного в духе классовой политической борьбы и интернационализма, такого характера информация могла только обеспокоить. Можно думать, этот важный по своей направленности документ окончательно подтолкнул его на путь пристального контроля за тем, что можно было видеть из информации по польской тематике.

Постепенно у Н. С. Хрущева созрело решение без промедления вмешаться в ход событий. В телефонном разговор с Э. Охабом 17 октября 1956 г. он поставил вопрос о поездке делегации ЦК КПСС в Варшаву для переговоров, однако услышал твердый отказ. Охаб посчитал вмешательство восточного соседа во внутренние дела Польши недопустимым. С этого момента события в Москве и Варшаве стали развиваться в ускоренном темпе. На следующий день Президиум ЦК принял решение о поездке в Польшу делегации ЦК КПСС и ее персональном составе (Н. С. Хрущев, Л. М. Каганович, А. И. Микоян и В. М. Молотов). Одновременно о задуманном были оповещены руководители "братских партий". Сообщалась причина поездки - многочисленные сигналы по дипломатическим и разведывательным каналам об острых разногласиях в руководящих кругах ПОРП в оценке обстановки в партии и в стране. "Создавшееся положение в руководстве Польской объединенной рабочей партии, - говорится в соответствующем документе, - вызывает у нас тревогу ввиду особого значения положения Польши для лагеря социализма и в особенности для Советского Союза" [13. С. 181]. Следовательно, демарш обосновывался чрезвычайными обстоятельствами, требовавшими немедленного вмешательства. В прямой связи с этим следует рассматривать приведение в боевую готовность частей Северной группы войск по приказу министра обороны СССР маршала Г. К. Жукова, отданному 18 октября. По-видимому, именно в ночь с 18 на 19 октября советская тяжелая техника двинулась в направлении Варшавы.

Рано утром в Варшаву прибыла делегация ЦК КПСС, а через несколько часов открылся VIII пленум ЦК ПОРП. Он кооптировал в свой состав В. Гомулку и трех его единомышленников (чтобы обеспечить численный перевес сторонников реформ в новом составе ЦК и Политбюро), после чего был объявлен временный перерыв в ожидании результатов переговоров. Тем временем в Бельведере (официальной резиденции председателя Государственного Совета Польши) развернулась бурная, ни чем не сдерживаемая дискуссия, во время которой В. Гомулка сумел убедить Н. С. Хрущева распорядиться о том, чтобы марш советских танков был остановлен.

Идеологическая обработка советской общественности относительно того, что происходило в польской столице, продолжалась, но запаздывала. Кроме того, был допущен еще один опрометчивый шаг: 20 октября 1956 г., когда делегация ЦК КПСС уже была на обратном пути в Москву, "Правда" опубликовала статью собственного корреспондента в Варшаве "Антисоциалистические выступления на страницах польской печати" (без подписи). Из текста статьи следовало, что в польской прессе неприкрыто "звучит проповедь отказа от со-

стр. 37

циалистического пути". Советскому читателю, таким образом, внушалось, что в Польше преданы идеалы, за которые боролись целые поколения людей, что там происходит нечто необъяснимое, беспрецедентное, даже опасное для социалистического лагеря. Материал "Правды" уже не мог считаться актуальным, но все же сыграл определенную роль, так как часть польской общественности, ориентированная на стабилизацию польско-советских отношений, восприняла его с неодобрением, точно камень в свой огород. Дело заключалось, однако, в том, что именно таким представлялся образ Польши людям, профессионально занятым в СССР политикой, идеологией и пропагандой. Все это были звенья одной цепи, как и то, что высший советский руководитель проявил мужество и признал, хотя и не публично, ошибочность принятого решения о давлении на Польшу [5. С. 239, 579].

Так был сделан первый реальный шаг на пути стабилизации обстановки в Польше. С другой стороны, визит делегации ЦК КПСС лишний раз свидетельствовал о том, что первоначально Н. С. Хрущев, будучи убежден в бесспорности своих суждений, уповал на привычные силовые методы (как бы мы сказали сейчас - побряцать оружием) в отношениях с европейскими странами советского блока. Отрезвление пришло достаточно быстро, и для политиков Советского Союза в практической плоскости встала проблема необходимости более гибкой внешнеполитической тактики применительно к странам социалистического лагеря, учитывающей стремления этих стран к суверенитету, праву на определение собственной политической линии в международных отношениях.

Как быть с Польшей? - так стоял вопрос перед советским руководством после "бельведерской дискуссии". 20 октября 1956 г. в Москве собрался Президиум ЦК КПСС для подведения итогов поездки Н. С. Хрущева и его коллег в Варшаву. На заседании выступили Н. С. Хрущев, А. И. Микоян, В. М. Молотов, Л. М. Каганович, И. С. Конев, Г. К. Жуков. Судя по неформальным записям хода заседания, было принято решение "покончить с тем, что есть в Польше" [4. С. 173]. Что означала эта неясная формула? Вторжение в польскую столицу и разрешение кризиса вооруженным способом? Представляется, однако, что путь силового давления с возможным применением оружия следует исключить по соображениям абсурдности самой идеи как таковой. Скорее имелась в виду общественно-политическая ситуация, осложненная, бесспорно, неудачным, можно сказать - авантюрным решением о марше советских танков, и выбор соответствующей представлениям советского политического руководства тактики. В ходе обмена мнениями подчеркивалось, что реализация решения могла быть отложена при условии оставления маршала К. Рокоссовского в составе Политбюро ЦК ПОРП и в должности министра национальной обороны.

Было принято также решение пригласить в Москву высших партийно-государственных деятелей Болгарии, Венгрии, ГДР, Румынии, Чехословакии и Китая, чтобы совместно проанализировать ситуацию, как она выглядела на тот момент [4. С. 173 - 174]. Замысел удалось реализовать в усеченном виде - без представителей Венгрии и Румынии.

Между тем близилась кульминация польского кризиса. Вечером 20 октября 1956 г. В. Гомулка выступил на VIII пленуме ЦК ПОРП с программой стабилизации положения в стране. Подавляющим большинством населения она была воспринята с одобрением и надеждой на улучшение социально-экономической и политической ситуации. В Москве же его выступление оценили весьма сдержанно. Заявленная В. Гомулкой необходимость укреплять советско-поль-

стр. 38

ские межгосударственные и межпартийные отношения вызывала удовлетворение, в то же время для советских политиков было ясно, что публиковать его речь в советской печати означало вызвать спонтанную и неконтролируемую реакцию общества.

21 октября 1956 г. Президиум ЦК КПСС дважды собирался для рассмотрения "польской" проблемы. В ходе ее обсуждения Н. С. Хрущев окончательно остановился на решении, зафиксированном в рабочей протокольной записи заседания: "Учитывая обстановку, следует отказаться от вооруженного вмешательства. Проявить терпимость". Все присутствовавшие с этим согласились (подробнее см. [4. С. 174 - 175]). Тогда же было решено подготовить письмо в ЦК ПОРП о согласии советской стороны отозвать своих советников из Польши, что следует признать важным шагом советского руководства на пути урегулирования советско-польских политических отношений, по крайней мере в тот кризисный момент. Постепенно недоверие к В. Гомулке и его сторонникам сменилась более прагматичным подходом.

Вопрос о танковом марше на Варшаву - стержневой в дискуссии в Бельведере - органично был связан с непростой проблемой пребывания советских войск на польской государственной территории. Проблема эта волновала не только польских руководителей, она выплеснулась на улицы польских городов, горячо обсуждалась повсюду. И с этим советской стороне нельзя было не считаться. На чем основывалась стратегическая линия советских руководителей в этом чрезвычайно существенном для советско-польских отношений вопросе? С одной стороны, Москва опиралась на известные решения послевоенной конференции в Потсдаме, и тем самым легитимность советского военного контингента в Польше как бы не вызывала сомнений, с другой - отдавала себе отчет в моральной и экономической цене пребывания советской армии на чужой территории. В условиях переживавшихся страной реальных экономических трудностей, считал Н. С. Хрущев, СССР не мог позволить себе содержать войска за пределами собственной страны. Впрочем, в тот момент речь шла о возвращении советских танков в места своей постоянной дислокации. Зато когда всеобщая напряженность разрядилась, В. Гомулка, опасавшийся реваншистских устремлений Германии, не возражал, как известно, против пребывания Северной группы советских войск в Польше. По той же причине за оставление в Польше советского военного контингента упорно держались маршалы Г. К. Жуков и И. С. Конев. В декабре 1956 г. проблема была разрешена на двусторонней основе.

Два дня спустя после пленарного заседания ЦК ПОРП Н. С. Хрущев в телефонном разговоре с В. Гомулкой заявил, что согласен с тем, чтобы "партийные и государственные взаимоотношения между СССР и Польшей основывались на принципах, изложенных VIII пленумом ЦК ПОРП" (цит. по [14. С. 234]). Следовательно, после прихода В. Гомулки к руководству партией политика советских партийно-правительственных кругов по отношению к Польше претерпела изменения, по крайней мере формально. Н. С. Хрущев и его "команда" убедились, что Польша остается в пространстве Варшавского договора. В советском руководстве постепенно вызревала мысль о том, что следует публично заявить о своем намерении пересмотреть патерналистские отношения с европейскими социалистическими странами, с Польшей в частности. Практическое воплощение она получила позднее в специальной декларации.

В Кремле и на Старой площади подписанная начальником штаба Объединенных вооруженных сил государств - участников Варшавского договора, генералом армии А. И. Антоновым "Информация о положении в Польше" (по

стр. 39

состоянию на 24.00 ч. 22 октября) позволяла сделать вывод о постепенном спаде напряженности в Польше [3. Д. 142. Л. 191 - 192]. Исходя их полученных данных, Н. С. Хрущев и другие члены политического руководства расценили полученную информацию как своеобразное выполнение обязательства (принять все меры для успокоения страны), с которым В. Гомулка выступил во время горячих споров в Бельведере.

23 октября 1956 г. Президиум ЦК КПСС вновь вернулся к рассмотрению положения в Польше. Было принято решение не публиковать выступления нового польского лидера на VIII пленуме в советской печати (см. подробнее [4. С. 177]). Президиум счел нецелесообразным, с точки зрения идеологических требований и сложившейся тогда в Советском Союзе внутриполитической обстановки¹, ставить общественность страны в известность о реалиях советско-польских отношений. Ведь именно причинам напряженности между ПНР и СССР посвятил значительную часть своей речи В. Гомулка. Соответствующему контролю подверглись полученные из ТАССа и подготовленные для опубликования тексты отчета о работе VIII пленума ЦК ПОРП и программного выступления Гомулки [3. Д. 142. Л. 161 - 162]. В связи с этим следует указать на характерный момент приоритета идеологии в Советском Союзе: полностью, без каких-либо изъятий выступление В. Гомулки в открытых печатных средствах массовой информации никогда не публиковалось². Многомиллионное население СССР в абсолютном своем большинстве довольно слабо ориентировалось в том, что на самом деле происходило в ПНР, тем более что средства массовой информации под руководством профессиональных идеологов давали искаженную картину польских событий.

На заседании 24 октября 1956 г. Н. С. Хрущев в присутствии партийных и государственных руководителей Болгарии, ГДР и Чехословакии категорически заявил: "У ЦК КПСС сложилось мнение, что в отношениях с Польшей следует избегать нервозности и торопливости. Надо помочь польским товарищам выработать уравновешенную партийную линию и все сделать в интересах того, чтобы связи между Польшей и СССР, а также между Польшей и другими странами народной демократии, снова упрочились" (цит. по [17. С. 60]). Бесспорно, слова советского лидера свидетельствовали о том, что в Москве были сделаны конкретные выводы из поспешного визита в польскую столицу и скорректирована политика в отношении Польши.

Поэтому нельзя считать простым совпадением то, что московская "Правда" на следующий день опубликовала заметку собственного корреспондента о выступлении В. Гомулки на многотысячном митинге в Варшаве, состоявшемся 24 октября. Изложение речи сопровождалось значительным цитированием, причем особый акцент был сделан как раз на вопросе о советско-польских отношениях и о необходимости присутствия на польской территории контингента советских вооруженных сил. В том же номере "Правды" опубликован полный текст передовой статьи газеты "Trybuna Ludu" под заголовком "Чистое течение и грязная пена", в которой говорилось об антисоветских заявлениях некоторых польских периодических изданий. 28 октября "Правда" публикует

¹ Имеются в виду национальные и интеллектуальные движения, индивидуальные протестные акции, вызванные в частности XX съездом КПСС (например, просталинские демонстрации в марте 1956 г. в Грузии, резкие критические высказывания на собраниях коллективов предприятий, учреждений и научных институтов и т.п.) (подробнее см. 1151). ² На русском языке опубликовано варшавским издательством "Полония" (см. 16]).

стр. 40

материал, озаглавленный "Из постановления VIII пленума ЦК Польской объединенной рабочей партии "Об актуальных политических и экономических задачах партии"", подготовленный собственным корреспондентом "Правды" в Варшаве [10. 28 X], который в какой-то мере компенсировал нежелание знакомить советского читателя с полным текстом программной речи В. Гомулки на недавно закончившемся пленуме ЦК ПОРП. Теперь в Кремле и на Старой площади специалисты по пропаганде могли сосредоточиться на других идеологических вопросах, требовавших срочного решения. Тем более что советская общественность, в первую очередь творческая и научная интеллигенция, ставили перед властями все новые проблемы.

30 октября 1956 г. в Москве принимается "Декларация Правительства Союза ССР об основах развития и дальнейшего укрепления дружбы и сотрудничества между Советским Союзом и другими социалистическими странами" [10. 31 X]. В тех конкретных обстоятельствах это был очень важный политический документ, который потенциально мог сыграть практическую роль в улучшении взаимоотношений между социалистическими странами Восточной Европы. Но так не произошло ввиду драматических событий, разыгравшихся в Венгрии и отодвинувших польские проблемы на второй план, а вместе с тем и реализацию идей, заложенных в декларации. Правда, в спешном порядке был подготовлен и уже 17 декабря 1956 г. подписан договор между СССР и ПНР, регламентировавший пребывание советских войск в Польше. Для других европейских социалистических стран он стал прецедентом: в мае 1957 г. был подписан договор о пребывании советских войск в Венгрии, в том же году начались переговоры о выводе советских войск из Румынии.

Политический кризис в Польше удалось преодолеть. 16 ноября 1956 г. "Правда" опубликовала корреспонденцию из Варшавы "Наши страны объединяет союз и дружба" - изложение редакционной статьи газеты "Trybuna Ludu" о пребывании в СССР польской партийно-правительственной делегации для продолжения переговоров. Давая "добро" на публикацию статьи, идеологи со Старой площади хотели подчеркнуть, что благополучно сняты все противоречия, мешавшие взаимоотношениям двух стран. Тем не менее идеологический контроль КПСС по-прежнему сохранялся. Это подтверждается, например, тем фактом, что в конце февраля 1957 г. посольством СССР для министра иностранных дел СССР Д. Т. Шепилова была подготовлена объемистая информационная записка "Об искажении и ревизии марксизма-ленинизма некоторыми философами, историками, журналистами и общественными деятелями на страницах польской печати, в научно-педагогической и исследовательской деятельности" (см. [2. Оп. 30. Д. 229. Л. 19 - 110]). В ней, в частности, подвергся грубым нападкам журнал ЦК ПОРП "Nowe drogi" за публикацию статьи молодого социолога Ежи Вятра "Кризис интернационализма?", критиковались известный философ-марксист Адам Шафф и "видные сотрудники Института общественных наук при ЦК ПОРП, ставшего наиболее опасным рассадником ревизионизма" [2. Оп. 30. Д. 229. Л. 20].

Общий итог дискуссии в Бельведере и официальных переговоров в Москве в ноябре 1956 г. означал достижение консенсуса, на уровне руководителей правящих партий и государственных руководителей самые важные препятствия, мешавшие добрососедскому развитию взаимоотношений СССР и Польши, снимались. Во-первых, удалось избежать вооруженного столкновения, и советские войска вернулись в места своей постоянной дислокации. В связи с

стр. 41

этим было решено упорядочить вопрос о пребывании советских военных гарнизонов в ПНР и разработать соответствующую правовую базу. Согласно договору, советские войска оставались в Польше ввиду международной конъюнктуры, обязывались уважать польское право и не вмешиваться во внутренние дела страны. Во-вторых, позитивно решился вопрос о советских военных советниках в польских силовых структурах, и сразу же началась его реализация. По данным МИД СССР, к февралю 1958 г. было отозвано 49 советских граждан, работавших при польских органах общественной безопасности, осталось для обеспечения контактов с польской стороной всего пять человек. Из Войска Польского отозвали большинство советских советников, осталось (по просьбе польской стороны) лишь четыре человека [1. Оп. 42/1958 г. П. 363. Д. 16. Л. 3]. В-третьих, был дан импульс подготовке к разрешению довольно болезненного для польской стороны вопроса о компенсации за продажу в СССР польского угля по заниженным ценам. Вскоре он трансформировался в более широкую проблему равноправия советско-польских экономических отношений. Она подробно рассматривалась на двух советско-польских переговорах в Москве 15 - 18 ноября 1956 г. и 24 - 25 мая 1957 г. Но это уже самостоятельная тема.

При разработке стратегии и тактики польского вектора восточноевропейской политики советская политическая элита, как это ни покажется парадоксальным, не учитывала социально-экономических, политических и духовных особенностей Польши, и в первую очередь стремления к суверенитету и национальной независимости, которое объясняется историческими и геополитическими условиями существования польского народа. Эти особенности Польши в аналитических разработках аппарата ЦК и внешнеполитического ведомства СССР, создававшихся в целях информирования руководителей партии и государства, находили крайне недостаточное, а подчас и просто неверное отражение, что в конечном счете сказывалось на понимании ментальности поляков, а значит и на эффективности принимавшихся советским руководством политических решений в сфере межгосударственных отношений СССР и ПНР.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Архив внешней политики Российской Федерации. Ф. 0122.

2. Российский государственный архив новейшей истории.

3. Архив Президента Российской Федерации.

4. Президиум ЦК КПСС 1954 - 1964. М., 2003. Т. 1..

5. Хрущев Н. С. Время. Люди. Власть. Воспоминания в 4-х книгах. М., 1999. Кн. 3.

6. Archiwum Akt Nowych. PZPR. КС.

7. Доклад Н. C. Хрущева о культе личности Сталина на XX съезде КПСС. Документы. М., 2002.

8. Вернов Ю. В. Записки дипломата. М., 1995.

9. Ptasinski J.. Wydarzenia poznariskie: czerwiec 1956. Warszawa, 1986. K). Правда. 1956.

11. Современник. К событиям в Познани // Новое время. 1956. N 29.

12. Хрущев Н. С. "У Сталина были моменты просветления". Запись беседы с делегацией Итальянской компартии // Источник. 1994. N 2.

13. СССР и Польша: октябрь 1956-го. Постановления и рабочие записи заседаний Президиума ЦК КПСС // Исторический архив. 1996, N 5 - 6.

14. Орехов Л. М. События 1956 года в Польше и кризис польско-советских отношений // Советская внешняя политика в годы "холодной войны" (1945 - 1985): Новое прочтение. М., 1995.

15. Аксютин Ю. В. Хрущевская "оттепель" и общественные настроения в СССР в 1953 - 1964 гг. М., 2004.

16. Гомулка В. Речь на VIII Пленуме ЦК ПОРП 20 октября. Варшава, 1956.

17. Советский Союз и венгерский кризис 1956 г. Документы. М., 1998.

стр. 42

Источник	Славяноведение,  № 3, 2009, C. 54-63
Постоянный адрес статьи	http://dlib.eastview.com/browse/doc/21974287

К ИСТОРИИ ВАРШАВСКОГО ВОССТАНИЯ 1944 года

Автор: А. Ф. НОСКОВА

Восстание, поднятое в Варшаве 1 августа 1944 г. против гитлеровцев и продолжавшееся до 5 октября, составляет героическую и одновременно трагическую страницу истории польского народа. Оно всегда было и остается предметом особого интереса интернационального сообщества историков, но в первую очередь польских ученых. Опубликованы десятки статей и фундаментальных монографий, изданы солидные сборники польских, английских, немецких и советских документов.

Анализируя военно-политические цели организаторов восстания и причины его поражения, исследователи занимают различные, порой прямо противоположные, нередко политизированные позиции. Научные и околонаучные дискуссии продолжаются. Актуальным остается введение в научный оборот новых источников. При этом надо отметить, что ученые достаточно единодушно выступают за публикацию в первую очередь документов из архивов РФ, полагая, что там сокрыт ответ на вопросы, относящиеся к политическому контексту восстания. Однако обогатить знания, создать объективную картину того, что происходило в Варшаве, и понять, за какие цели сражались партизаны и ее жители, почему восстание закончилось поражением, можно на основе анализа комплекса различных, а не только советских источников.

В значительной мере такому запросу исследователей отвечает сборник документов, подготовленный коллективом архивистов и ученых России и Польши [1]. Он состоит из документов, хранящихся в Архиве ФСБ РФ и Архиве Института национальной памяти в Варшаве, куда переданы материалы спецслужб ПНР. Документы публикуются параллельно на двух языках - русском и польском, что, несомненно, расширяет возможности использования издания отечественными и зарубежными историками. В научный оборот вводится значительный корпус новых, за редким исключением ранее недоступных немецких, польских и советских документов, которые открывают иной срез истории Варшавского восстания. Поэтому книга, безусловно, займет достойное место в богатой документальной базе восстания.

В многочисленных работах, посвященных этому событию (см., например, [2]), главными действующими лицами, как правило, являлись крупные политические фигуры времени войны, от решений которых зависели судьбы государств

Носкова Альбина Федоровна - д-р ист. наук, ведущий научный сотрудник Института славяноведения РАН.

стр. 54

и миллионов людей. Это - Верховный главнокомандующий и председатель Совнаркома СССР И. В. Сталин, премьер-министр Великобритании У. Черчилль, президент США Ф. Д. Рузвельт, а также премьер-министр польского правительства в эмиграции С. Миколайчик, представлявший в антигитлеровской коалиции государственные интересы Польши так, как понимала их польская элита. В новом сборнике документов упоминания этих деятелей единичны.

С повстанческой стороны высокий "уровень" здесь представлен документами, связанными с командующим Армии Крайовой (АК) ген. Т. Бур-Коморовским, заместителем начальника штаба АК ген. Л. Окулицким, командующим повстанцами в Варшаве полковником А. Хрусцелем, командиром группировки "Радослав" АК Я. Мазуркевичем и другими офицерами-участниками восстания. С немецкой стороны - с командующим всеми войсками в Варшаве Э. фон дем Бах-Зелевским, губернатором Варшавского дистрикта Л. Фишером, командующим СС и полиции дистрикта П. О. Гейблем, военным комендантом Варшавы Р. Штагелем, генерал-лейтенантом полиции Г. Рейнефартом. В сборнике публикуются протоколы допросов многих из них советскими и польскими спецслужбами.

Особая ценность издания и профессиональный успех его российских и польских составителей состоит в том, что большинство действующих лиц в книге - это рядовые участники исторического события - поляки-повстанцы и гитлеровцы, находившиеся в Варшаве. Их свидетельства публикуются в двух первых из трех разделов сборника. В названные разделы включены 93 немецких документа (всего в книге 142 различных материала и 7 документальных приложений). Отчеты специальных команд германской полиции безопасности и оперативные донесения разведывательных групп, протоколы допросов пленных повстанцев, завербованных немцами информаторов и агентов из поляков и фольксдойче, показания захваченных восставшими немецких военнослужащих "погружают" читателя в атмосферу восстания. Ситуация воспроизводится такой, какой ее видели повстанцы - с одной стороны, и гитлеровцы - с другой. Становится совершенно ясным понимание интересов Польши теми, кто за нее сражался.

В документах содержится самая разнообразная информация о жестоких боях, о гитлеровских зверствах и карательных операциях, о численности, социальном и возрастном составе повстанцев, о количестве погибших с обеих сторон. Исследователь находит здесь сведения о голоде в городе, о трагическом положении населения, о скверном обеспечении восставших оружием и боеприпасами. Повстанцы говорят о неудачных сбросах самолетами союзников, в том числе советскими, грузов для повстанцев и жителей города и слишком малой помощи от западных партнеров Польши. На последних рядовые поляки до восстания и возлагали главные надежды.

Особый интерес для историков представляют констатации в документах неустойчивости и в целом негативной динамики в настроениях варшавян, польских солдат и офицеров: от национального подъема в первые, успешные дни начала августа 1944 г. к угасанию энтузиазма, по мере того как нацистам удавалось подавлять очаги сопротивления. Рост раздражения, неудовлетворенности, возникновение сомнений в целесообразности борьбы тогда, когда с востока приближается освобождение, - так все чаще поляки и гитлеровцы характеризовали обстановку в городе. Эти свидетельства ни в коей мере не умаляют героизма патриотического порыва поляков, уважительную дань их па-

стр. 55

мяти, но они важны для установления полноты правды о Варшавском восстании и ухода от идеализации и ретуширования любого события прошлого.

Российские и польские составители сборника, отдав предпочтение документам, где звучит "голос" рядовых поляков, вероятно, не ставили специальной задачи публиковать материалы, относящиеся к "высокой" политике, к геополитической стороне истории восстания. Таких материалов опубликовано уже немало и непредвзятый историк, способный противостоять давлению национально-политической конъюнктуры, может сделать объективные выводы или же к ним приблизиться.

Тем не менее, внимательный читатель найдет в новом издании ценные свидетельства ориентации абсолютного большинства повстанцев на правительство в эмиграции. Как показывают документы, политические темы затрагивали многие из взятых гитлеровцами в плен польских офицеров нижних чинов. Настроенные остро антисоветски, они определяли восстание как совместный с западными союзниками отпор большевизму, не скрывали, что задумывалась краткосрочная операция по изгнанию гитлеровцев, призванная показать, что, сражаясь против немцев, Варшава сражается, в первую очередь, против большевиков, что "Польша не подчинится какой-то Ванде Василевской", не допустит вмешательства СССР в судьбу страны [1. С. 194].

Так были настроены и совсем молодые люди. Они предпочитали плен перспективе оказаться в армии генерала С. Берлинга, оперативно подчиненной командованию Красной армии. Как подтверждение можно привести показания, которые 17 сентября дал подпоручик Р. Янковский: "Если бы мне пришлось выбирать между Германией и Россией, я предпочел бы Германию. С большевистскими идеями я никогда не соглашусь [...] Нам всегда говорили, что восстание необходимо, чтобы показать польскую силу и встретить русских у себя дома как хозяева. Если бы русские с этим не согласились, мы должны были даже активно выступить против них. Восстание в первую очередь было направлено против Советов и только потом - против немцев. Дело обернулось таким образом, что АК была вынуждена принять советскую помощь. Продолжение повстанцами восстания это не что иное, как помощь Советам. Эти причины и сделанные мною выводы привели меня к решению дезертировать из рядов повстанцев" [1. С. 409 - 410].

Свидетельство подпоручика и другие, подобные, вносят документальную конкретность в дискуссии о том, каков был политический замысел организаторов восстания, кто ответственен за его поражение и гибель людей. В показаниях повстанцев отчетливо прослеживается не только откровенное недоверие и враждебность к восточному соседу Польши. Их острое недовольство направлено и против главной польской союзницы - Великобритании, а претензии адресованы своему правительству, которое, как утверждали повстанцы, не обеспечило постоянные поставки вооружения и продовольствия с Запада.

Материалы сборника содержат небольшую, но важную информацию об участии в восстании отрядов созданной коммунистами Армии Людовой (АЛ). Силы АЛ в Варшаве были значительно скромнее сил АК, и восстание, по словам офицеров АК, было неожиданностью для коммунистов. Между тем, в историографии встречаются утверждения, что призыв к восстанию прозвучал из Москвы. В этом смысле ценными являются показания поляка С. Зембицкого, который был информатором немецкой полиции безопасности и поставлял отчеты о Польской рабочей партии (ППР). На допросе 2 октября 1944 г. он по-

стр. 56

казал: "Не ППР организовала восстание. 1.8.1944 АК самостоятельно начала восстание [...] Целью АК было занять Варшаву раньше большевиков. ППР вынуждена была потом примкнуть к восстанию [...] Воинские части ППР [...] вели боевые действия абсолютно отдельно от АК. Только 9 или 10.8.1944 г. АЛ была вынуждена войти в военное подчинение АК [...] В течение всего периода восстания взаимоотношения АК и АЛ отличались большой напряженностью, которая в последнее время переросла в открытую враждебность" [ 1. С. 536, 538].

В третий раздел книги включены послевоенные следственные материалы по делам лиц, арестованных органами государственной безопасности СССР и Польши. Условно эти документы можно разделить на три группы: первая - протоколы допросов польских руководителей и участников восстания; вторая - материалы по делам немецких генералов, связанных с восстанием; третья - документы по делам причастных к подавлению восстания в Варшаве бывших советских людей, перешедших на сторону Германии. Материалы раздела, датируются, в основном, 1945 - 1951гг. Причем документы публикуются как полностью, так и фрагментарно.

Первая группа документов относится к разным этапам истории Польши: послевоенные, в основном 1945 - 1946 гг., когда польская власть и специальные войска НКВД проводили "оперативно-чекистские операции" против участников вооруженного подполья и арестовывали тысячи солдат и офицеров АК, и 1949 - 1951 гг., когда подполье в стране было уже разгромлено, но прошла новая "волна" арестов.

Среди документов, датируемых 1945 - 1946 гг., можно отметить показания генерала Л. Окулицкого, арестованного контрразведкой Красной армии в конце марта 1945 г. На одном из допросов он показал, что 1 октября 1944 г. не сдался немцам в плен, принял командование АК, вместе с жителями ушел из города, чтобы руководить антикоммунистическим сопротивлением в стране. За это советским судом он был приговорен к длительному сроку заключения. В 1946 г. Л. Окулицкий умер в тюрьме. Прах генерала покоится в мемориальном захоронении жертв политических репрессий на кладбище православного Донского монастыря в Москве.

Значительная часть документов первой группы относится к 1949 - 1951 гг. Их происхождение связано с массовыми политическими репрессиями в Польше. Польская госбезопасность "вычищала" Войско польское от считавшихся идейно и политически ненадежными довоенных кадров, от офицеров, ранее состоявших в АК или воевавших на западном фронте. Их должности освобождались для советских и молодых польских офицеров из рабочих и крестьян. Арестованные на рубеже 1940 - 1950-х годов допрашивались в госбезопасности и военной контрразведке. В сборнике публикуются показания офицеров АК: генерала Ф. Германа, полковников Я. Мазуркевича, К. Плюта-Чаховского, Ю. Шостака, капитана А. Курчевского и других.

Информация о восстании, которая сообщалась ими в 1949 - 1951 гг., совпадает с тем, что показывали в августе-сентябре 1944 г. рядовые повстанцы. Это, несомненно, демонстрирует высокую степень достоверности сведений, содержащихся в документах сборника. Например, А. Курчевский, в 1944 г. офицер корпуса безопасности, после ареста в 1949 г. воспроизводил "картину" абсолютной неподготовленности восстания: "В первых моментах повстанческих сражений сразу замечался полный беспорядок и отсутствие какого-либо

стр. 57

плана действий. Люди из отдельных группировок суетились по всему городу в поисках своих частей. Нехватка военной техники, а самое главное - оружия. Отсутствие приказов сверху. На некоторых участках (командиры. - АН.) [...] не знали, что делать, а лишь только хотели издавать приказы. Высших офицеров целые массы, приказы, выдаваемые без анализа положения. В штабах полно людей и даже оружия, а на участках один пистолет на 5 человек [...] В этих условиях у сражающихся людей опускались руки, и каждый знал, что допущена большая ошибка: начать восстание со столь слабым вооружением и подготовкой" [1 - С. 884]. Такие констатации вызывают у читателя законный вопрос, была ли эта ситуация заблаговременно известна командованию АК и военному министерству польского правительства и сколь объективно политическим руководством Польши расценивалась степень готовности АК к успешным боевым действиям против регулярной немецкой армии?

Историки, несомненно, обратят внимание на включенный в сборник протокол допроса в декабре 1949 г. полковника АК К. Плюта-Чаховского. Он подтверждает уже имеющиеся в историографии сведения о том, что Берлин располагал информацией о подготовке восстания. Но из показаний полковника следует, что командование АК, отдавая приказ о начале восстания, тоже знало, что восстание не будет неожиданностью для немцев, "что немцы ждут этой вспышки, и о ее сроке они проинформированы [...] своими многочисленными агентами" [1. С. 924]. Это признание факта присутствия среди повстанцев немецкой агентуры соотносится со сведениями, имеющимися в первых разделах сборника. Для исследователей они важны не только потому, что такие данные вводятся в научный оборот, пожалуй, впервые, но и потому, что позволяют уточнить общую ситуацию в оккупированной Польше и в движении Сопротивления.

Публикуемые материалы допросов старших офицеров АК содержат конкретную информацию о стратегических целях восстания. Как и рядовые повстанцы в 1944 г., их командиры на рубеже 40 - 50-х годов XX в. не скрывали, что к началу восстания линия премьер-министра В. Сикорского, заключившего в 1941 г. с СССР договор о взаимодействии в борьбе с Германией, была отброшена, что СССР рассматривался теперь врагом N 1, "угрожающим "захватом" Польши" [1. С. 922]. Подробно на эту тему говорил на допросе в 1951 г. Ю. Шостак: "Если советские войска будут на подходе к Варшаве и [...] войдут в Варшаву, то по политическим предпосылкам было бы полезно, чтобы их встречала не ППР хлебом и солью, и, наоборот, правление, образованное из Лондонской Делегатуры (так в документе. - А. Н.), освободившей Варшаву. Для этого следует предупредить вступление советских войск путем начала восстания и, решительно сражаясь, [в течение] 1 - 3 дней захватить Варшаву" [1. С. 984]. Высокопоставленный офицер утверждал, что уже 2 августа стало ясно, что "принципиально мы борьбу проиграли. Момент неожиданности не принес эффекта [...] сейчас единственным спасением может стать Красная Армия. Если Варшава не будет достаточно быстро взята, повстанцы погибнут [...] Я рассчитывал, что Красная Армия возьмет Варшаву, хотя бы с задержкой в несколько дней. А если эти предсказания нас подвед[ут], то следует сражаться до последнего патрона" [1. С. 990, 992].

Капитан А. Курчевский на допросе говорил то же самое: "Всем было известно, что с момента приближения советских войск Варшава начнет восстание", с целью "[...] торпедировать происки поляков, которые шли с советски-

стр. 58

ми войсками, происки в сторону захвата власти красными" [1. С. 874]. В подтверждение своих слов он ссылался на инструкцию командования АК, которая была получена накануне восстания. По словам капитана, в ней разъяснялось, что восстание должно "продемонстрировать перед советскими войсками и ПКНО¹ присутствие Делегатуры и ее органов, а тем самым путем факта захвата Варшавы оказать воздействие на ход переговоров, которые должны были быть проведены с Советской Армией и ПКНО". В случае непризнания польских условий советской стороной АК должна была "возобновить свою подпольную деятельность" [1. С. 940], что и происходило по мере освобождения польских территорий от гитлеровцев в 1944 и 1945 гг.

Таким образом, эти и им подобные свидетельства офицеров АК, рядовых повстанцев и немецкой агентуры, приведенные в сборнике, подтверждают, что восстание имело, прежде всего, антисоветский замысел, который, в свою очередь, соответствовал массовым как антигитлеровским, так и антикоммунистическим настроениям поляков. Документальные материалы убеждают читателя, что восстание в Варшаве было отчаянной, но обреченной на поражение попыткой силой противостоять планам Москвы включить Польшу в сферу своего влияния. Они дают дополнительные аргументы тем историкам, которые считают решение правительства Польши и командования АК о восстании политической ошибкой, поскольку договоренности великих держав о разграничении интересов в Европе уже фактически состоялись. Самостоятельное, несогласованное с союзниками польское решение стоило многих тысяч жизней и разрушенных городов.

Вопрос о доле ответственности за это союзников, и прежде всего СССР, постоянно обсуждается в историографии, но, как правило, без связи с вопросом о цене, которую должны были бы заплатить советские солдаты за неподготовленный штурм Варшавы. В сборнике есть косвенные объяснения позиции советского руководства. В Москве, как известно, уже в августе 1944 г. негативно расценили выступление поляков и отказались от планов масштабной помощи и немедленного взятия города лобовым ударом. Вряд ли Сталин, жесткий и прагматичный политик, посодействовал бы успеху восстания и допустил превращение в партнеров советского руководства тех польских военно-политических деятелей, которые стремились воспрепятствовать реализации его геополитических замыслов в отношении Польши и Восточной Европы в целом.

Несомненный интерес для специалистов по истории Второй мировой войны представляют документы второй группы третьего раздела сборника и приложения - показания, протоколы допросов гитлеровских генералов, протоколы судебных заседаний в послевоенное время, обвинительные заключения, а также некоторые нацистские материалы о восстании, направлявшиеся в 1944 г. из Варшавы вышестоящему командованию. В них имеются неоднократные подтверждения ряда исторических фактов. Нацисты признают, что, благодаря разветвленной агентурной сети в польском движении Сопротивления, они были информированы о польском подполье, им "всегда были известны" намерения и "имена большей части" членов двух (АЛ и АК) основных военно-политических организаций [1. С. 1098]. Они подтверждают, что имелись