множестве его форм, подчеркивая приоритет духовной активности; Бонавентура видит свою особую миссию францисканца в том, чтобы сделать рациональную структуру мира очевидной,как очевидна аналогия между душой и творцом, высшеймудростью,началомигарантом рациональной постижимости мира.

8.10.Бонавентура и Фома: одна вера и две философии

Как и Августин, Бонавентура не принимает томистскую автономию природыот ее божественного корня, потому-торазум природный, божественно иллюминированный,и ведет по истинному пути знания. Читая откровение, Бонавентура читает историю человека и универсума. Раз познав истину Христа, душа уже не может забыть ее; знания, чувства, ее воля — всевидится иначе в свете трагедии Христа. Христианин видит перст судьбы там, где ученик Аристотеля находит лишь предмет любопытства для самоудовлетворения. Этопредчувствие трагедии чрезвычайно характерно для мироощущения Бонавентуры, полагает Жильсон. Почему проблема жизнии смертивечна? Чтобы хоть что-топонять вней,надоустраниться,уйдя из всеговнешнего, а затем, победив в себе страх, увидеть, наконец, что сотворенный в любви мир и вновь кровью божией омытый, он каждыйдень явлен на поругание, презираемый ничтожествами. Именно поэтому мысль Бонавентуры, в центре которой Христос, это, скорее, философия спасения. Манифестом ее могли бы быть слова: "Философия неначнется без Христа, ибо Он — ее начало. Но она не придет и к своему завершениюбез Христа, ибоОн— ее финал. Она — перед выбором: либообречь себя на нескончаемые ошибки, либо отдать отчет в том, что ей уже известно".

Итак, Бонавентура — христианин, которыйфилософствует, но не философ, который верует. Он, кроме того, мистик. Глаза веры, разум

— инструментум фидеи. Разум читает то, чтовера освещает. Разум — грамматика с алфавитом веры. Бонавентура и Аквинат едины перед лицом веры, ново всем прочем эти два монашествующих христианина не совпадают. Если говорить о пантеизме, то при общей позиции творения их из ничего бесконечная дистанция пролегает между томистским бытием для себя и участливом бытием Бонавентуры. Говорим ли мы обонтологизме, видим, что и тот идругой формально полагали Бога недоступным человеческой мысли. Что касается рационализма и фидеизма, Жильсон усматривает меж ними глубокое единство, прокламирующее необходимость координации интеллектуальных усилий с действием веры.Однакосходство, как говорятгештальтисты, по линиям, ноне по форме. Лев VIII в 1879 году говорило Фоме и Бонавентуре как одвух зажженных свечах в доме Божьем. Но,известно, светильники, установленныев разных плоскостях, по-разному освещают вещи в

комнате. Сходство не тождество: вера в Бога уникальна, но путей человеческих множество. Вера освобождает от предрассудков, но все человеческие попыткинайти себя в вере относительны (во времени, в пространстве, в культурнойэпохе).

8.11.Разум записывает то, что вера предписывает. Визе оиуае е( йио сап<МаЬга т Лото Ле1 Шсепиа

Аквинат начинает свою "Сумму" словами: Ап Леив Ш (Есть ли Бог). Бонавентура открывает "Путеводитель" молитвой: один говорит оБоге, другой взывает к нему. "Вознесу молитву к Началу всего, Отцу нашему вечному, от которого и свет и начало всего благого исовершенного; и попрошу его именем Иисуса Христа, его сына и нашего Господа просветить наш ум посредством пресвятой матери Божией Марии и святого Франциска,отца и водителя нашего, и направить стопы наши по пути мира, превосходящего всякое человеческое понимание". Никто не достигнет Бога иначе, как на распятии. Входящий в иную чем этадверь, вор. Лишь одна дорога, категоричен Бонавентура, приведет нас на зеленые луга блаженства. В молитве кровь снимает с души нашей пятна греховные, освобождает от иллюзии, что можно читать Библию без сердечного участия, размышлять без благоговения, исследовать без восхищения, быть внимательным и безрадостным, активным и жестокосердным. Нет науки без любви, понимания без смирения, открытия без благодати, интуиции поиска без мудрости от Бога, — читаем мы в "Путеводителе".

В молитве ступени лестницы, ведущей к Богу, проступают из темноты. Среди вещей есть тени и образы, телесные и духовные, временные и вечные, внешние и внутренние, все это становится яснее. Сначала нужно пройти все телесное, временное, внешнее, увидеть в нем божественную печать. Затем вернуться в самих себя и узреть в сознании своем образ вечный, духовный и потаенный. И это означает, что мы вошли уже в истину Бога, поднимаясь над собой, постигаем начало всего, наслаждаясь в опыте божественного его даром и благом беспредельным.

Действительность, факты сами по себе, говорит Бонавентура, как и Франциск, беспомощно немы; но они могут заговорить, если есть талантливый рассказчик, умеющий читать универсум и вычитывать смыслы. Разум пишет то, что нашептывает ему вера. Острый глазомер веры делает разум богатым и изобретательным. Мерцающий блик, мелькнувшая тень, гулкое эхо, все умеет он связать благодатными образами. Дабы подняться к вечной истине, которая есть ничто иное как принявший человеческий облик сын Божий,надобно, взамен древней лестницы Адама, оказавшейся, как известно, весьма непрочной,

160 "Дученто"

воспользоваться другой, новой. "Я есмь дверь: вошедший чрез меня будетспасен, онвойдет инайдет вечные луга", —душа, котораяверит, надеется и любит, способна услышать божественные слова, — таким

видит путь человека Бонавентура.

Меньше доверия языку, слову, книгам, больше — радости душевной и беспричинной, печься не столько о творениях, сколькоо Творце, его Даре, Святом Духе. "Оставь чувства и рассудочные изобретения, бытие и небытие, оставь все это и отдайся Тому, кто по ту сторону любой сущности илюбойнауки", — вот завещание монаха-философа, святого Бонавентуры, из седины веков. '

9.СИГЕРБРАБАНТСКИЙ И ЛАТИНСКИЙ АВЕРРОИЗМ. ФРАНЦИСКАНЦЫ И

НЕОАВГУСТИАНИЗМ

Намерением Аквината было установить, наконец, автономию разума и философии, и одновременно, соотнести разум с верой, показав, что истины разума не противоречат, напротив, поддерживают истины веры. Кроме того, еслимы хотим получить удовлетворительные ответы на наиболее острые экзистенциальныепроблемычеловека, интеграция веры и разума необходима. Однако этот грандиозный философский проект натолкнулся на множество препятствий, среди которых латинский аверроизм, названныйтак со времен Ренана. Для Аверроэса философия Аристотеля не нуждается ни в какой интеграции с чем бы то ни было посторонним, каким являются посылки веры. Философия —

знание демонстративное, лишь ей доступныистины.

Начиная с 1260 года, в Париже становится популярным аристоте-

лизм аверроистского типа в лице его представителя Сигера Брабантского (1240—1284), магистра факультета искусств.

У Сигера мы вновь находим тезис о вечности мира и единстве возможногоинтеллекта, атакжедоктрину "двойной истины", согласно которой и контрастные поотношению к вере философские положения равно для нее приемлемые. Там, где Аквинат пытался примирить веру с разумом, напоминая, что нельзя препятствовать рациональному поиску того, что превосходит разум, как нельзя на основе философских аргументов отринуть веру, там Сигер проводит размежевание двух сфер, находя противоречия между ними незаслуживающими внимания. Так, с точки зрения веры, мир создан Богом, и он прейдет, но для философа Сигера материя вечна. Если Бог вечный двигатель, и все сотворенное вытекает изэтогоначала понеобходимости, то неясно, как

с этим увязывается библейская доктрина освободной инициативеБога. Христианство говорит об индивидуальной душе, личностном начале, Сигер—об одноми равномдля всех интеллекте. Кольскоро философия неинтересуется Откровением и чудесами, глупо требовать доказательства того, что не имеет никакого основания или причины. С момента провозглашения тезиса о превосходстве веры, казалось бы, можно спокойно шагать по пути двойнойистины,пока, впрочем, не обнаружится, что ситуациялегко опрокидывается: если все же аристотелевская философия истинна, доступна человеку, то ему так же доступны все ее аргументы против веры. Двойная истина, как и двойная мораль, всегда потенциальные перевертыши, несут в себе механизм образования грубого и агрессивного рационализма.

В1270 году Эгидий изЛесина направилАльберту Великому письмо с 15 тезисами парижских аверроистов. Альберт ответил опровержением, а архиепископ Парижа Стефан Тампье публично осудил аверроизм. Сигер и его ученик Боэций Дакийский не смирились с решением церкви, усилив работу по распространению своей позиции. В 1277 году Стефан Тампье выдвинул уже 219 пунктов обвинения в ереси. Над головой Сигера завис меч инквизиции. Он обратился с апелляцией к Папе, но недождался решения,ибо был убит сумасшедшим из придворной прислуги. Это случилось между 1281 и 1284 годами в Орвието, где временно находился папский двор. Среди работ Сигера наиболее иэъесты"Веае1.егпиа1етипс1С' ("О вечности мира", 1271), "ВепесезШсйе е1сопйпвепйа саизагит" ("О необходимости и взаимосвязипричин"), "ТгасШиз Ле атгпа 1п1е11есИ\к?' ("Трактат о разумной душе", 1273). Аквинат, как и Бонавентура, немало страниц посвятил критикеаверроизма, а Фома в работе "О единстве разума против парижских аверроистов " назвал Аверроэса не комментатором, а могильщиком Аристотеля.

Среди 219 тезисов архиепископа Тампье были также и томистские тезисы. Опровержение с позиций августинианства и от архиепископа Кентерберийского не заставило себя ждать. Против аверроистов также выступил Роберт Килвордби (оксфордскийтеолог, а позже кардинал). Против тезиса о субстанциональном и формальном единстве человека они выдвинули августинианское положение о несводимости вегетативной, чувственной и интеллектуальной души к некоему аморфному целому. Архиепископ Иоанн Пеккам в 1284 и 1286 гг. осудил томизм. Таким же защитником неоавгустинианства был францисканец Рийом де ла Мар, преподававший в Оксфорде. Перу Гийома принадлежит "СоггесШшп /гаЫ8 ТНотаё' ("Исправление брата Фомы"). Эти поправки к томизму стали настолько популярными, что во францисканских орденах уже не знакомились с томистскимитеориямибез комментария Гийома. Другой францисканец, Матвей Акваспарта, позже