Из старого зала в «Штаб-квартиру» Кёкусинкай

Путь был извилист и полон трудностей: зеленый пояс, потом коричневый и, наконец, я смог повязать себе долгожданный черный пояс. Это случилось весной. Мне было 19 лет. Шел четвертый год моего обучения в школе Оямы. Само собой разумеется, что черный пояс мог получить лишь человек, прошедший через все тяжкие испытания, одержавший победу не в одной сотне тяже­лых боев. Я не преувеличу, если скажу, что черный пояс может получить лишь настоящий боец. Так я открыл первую страницу блестящей, сияющей радостью жизни.

Через некоторое время школа переехала из одноком­натной квартиры на заднем дворе университета Риккё в нынешнюю штаб-квартиру (Хомбу), название тоже изме­нилось. Теперь Ояжа-додзё называлось Кёкусин-кайкан. Этот момент стал переходным периодом для Кёкусин-ка-ратэ. Тогда из обычной районной школы каратэ оно сде­лало стремительный скачок к всемирно известному Кёкусинкай. Именно с этого момента начали происхо­дить большие изменения и в приемах. Правильнее будет сказать, они стали более разнообразными.

В период занятий в старом зале учитель Куродзаки и два наших наставника — Накамура и Фудзихира — ездили на Таиланд и проводили там открытые бои: каратэ против таиландского бокса. В связи с этим в школе полу­чил широкое распространение круговой удар ногой мава-сигэри в голову, да и в поединках стали больше работать ногами. До этого техника в спарринге была довольно скудной, в основном использовались прямой удар ногой маэгэри и кулаком сэйкэн-дзуки, а ногами вообще прак­тически не работали. (Сейчас удары ногами стали значи­тельно разнообразнее.) Но вместе с тем в простоте есть свое преимущество и, мне кажется, что тогда у каждого был свой отработанный до совершенства прием. Конечно, трудно решить, какой из этих двух вариантов лучше. Об этом можно судить лишь по своему личному опыту.

Но вернемся к нашему рассказу. Переезд из Ояма-додзё в штаб-квартиру Кёкусинкай принес с собой боль­шие перемены. Вероятно, причиной тому были и зов времени, и выход Кёкусин-каратэ на мировую арену. Самыми большими переменами стали полная укомплек­товка отделений внутри страны и отправка за границу большей части руководящего состава Кёкусинкай во главе с двумя учителями Ояма Сигеру и Ояма Ясухико, которые до этого времени руководили штаб-квартирой. Вместе с тем в Японию один за другим начали приезжать такие ветераны спорта, как Ян Блюминг, Калленбах, Люк Холандер, Жан Гарбис и др.

Стали активно развиваться международные контакты, да и сама федерация Кёкусинкай стала значительно больше.

Уже прошел год, как я закончил школу. Но у меня было непреодолимое желание дальше продвигаться по пути каратэ, поэтому я начал работать в Кёкусинкай в качестве постоянного инструктора. После отъезда учите­лей Ояма Сигэру и Ояма Ясухико в Америку, руководст­во приняли на себя Огура Сёичиро, выпускник универси­тета Такусёку и я.

Я прошел первый круг испытаний и можно сказать уже был полностью подготовлен как духовно, так и фи­зически. За это время я возмужал, мой рост стал 170 сантиметров, а вес 65 килограммов. Сейчас крупных ребят в зале довольно много, но в то время я значительно отличался от среднего уровня. К тому же, может быть, по молодости лет, я стал чрезвычайно самоуверенным и мне уже казалось, что того страха, который я до сих пор испытывал, и вовсе не было. В 19 лет весной я получил первый дан и осенью того же года сдал на второй.

Я был инструктором. Мне доверили обучать людей. От этого моя уверенность в себе переросла в зазнайство. Однако вряд ли кто-нибудь мог меня упрекнуть, ведь мне было всего 19 лет, а я уже получил второй дан, да еще к тому же и должность инструктора. Более того, все наши учителя, которые так сурово нас воспитывали, разъеха­лись кто куда. Учителя Ояма Сигэру и Ояма Ясухико отправились преподавать в Америку, другие же разъеха­лись по отделениям внутри страны и как-то так получилось, что у руля штаб-квартиры остались только мы вдвоем.

Сомнення и непреодолимые преграды

Засилье гигантов из Голландии

В то время, с кем бы мне ни пришлось стать в спарринг, я четко знал, что не проиграю. Я был во власти глупых иллюзий. Мне казалось, что я самый сильный. Однако мое зазнайство продолжалось недолго.

Я даже представить себе не мог, что меня, инструкто­ра штаб-квартиры, бывшего на седьмом небе от счастья и самодовольства, в дальнейшем ждут настоящие испытания; что до основания разрушатся и моя абсолютная самоуве­ренность в своем мастерстве, и мои понятия о каратэ; что возникнут большие проблемы, решение которых потом се­рьезно повлияет на мое понимание пути самосовершенст­вования. Ирония судьбы!

Было воскресенье. Закончилась утренняя тренировка. Осеннее ласковое солнце проникало через окна второго этажа. Я сидел и грелся в его теплых лучах. Минул пол­день. Вдруг я услышал: "Сэмпай, фри файтинг прошу Вас, пожалуйста, ко мне".

"Ну вот!..", — подумал я, и дрожь пробежала по всему моему телу. Передо мной стоял огромный иностра­нец. Это был Калленбах, приехавший на обучение к нам в школу из Голландии. Я знал, что когда-нибудь этот момент наступит и мне придется сойтись с ним в поединке.

Тогда в зал штаб-квартиры один за другим ломились иностранцы из разных концов мира. Не успели мы еще отдохнуть после отъезда ветеранов, голландца Люка Хо-ландера и новозеландца Жана Гарбиса, как к нам тут же приехали Калленбах и Гременштаин, тоже из Голландии.

Гременштаин был сам по себе очень добрым и искрен­ним, таких людей даже в Японии редко встретишь. Но в поединке — это был дикий кабан, бросавшийся в атаку сломя голову. При этом он хорошо пользовался всеми своими 115 килограммами. С ним было очень сложно спра­виться. Однако в то время я уже был полностью сформи­рован как духовно, так и физически, и абсолютно уверен, что победить меня никто не сможет. Эту уверенность мне давало ощущение скорости и силы в моих коронных ударах мавасигэри в голову и кинтэкигэри1. Гременшта-ин тоже стал жертвой моего мавасигэри. Он так шлеп­нулся на пол, что пыль поднялась столбом.

Но Калленбах — это было другое дело. У него был тоже черный пояс, к тому же мы оба были тщеславными и, понятно, не могли драться на глазах у всех. Поэтому я не очень беспокоился и решил, — ладно, будь, что будет, при случае поспаррингуем. Тогда Калленбах имел тре­тий дан, т.е. был на одну ступень выше, чем я. К тому же его стаж в каратэ был значительно больше моего. Он был крупным, имел 105 килограммов веса, кроме того, у него был то ли третий, то ли четвертый дан по дзюдо. Это был самый лучший ученик Яна Блюминга. Он очень любил поединок. Поговаривали, что даже его учитель Блюминг предпочитал с ним не спарринговать.

Калленбах собрал в себе все национальные черты ха­рактера голландца. Территория Голландии находится ниже уровня моря и окружена дамбами. Понятно, что голландцы, живущие в столь невыгодных географичес­ких условиях, имеют самолюбие значительно большее, чем у какой-либо другой нации, так как им постоянно приходится всеми силами защищать свою страну. Они честны и мужественны. Они сильны тем, что неуклонно идут к цели и верят лишь только тому, что испытали на себе. Все они крупного телосложения, да и боевые искус­ства у них в почете, все знают, что японские спортсмены дзюдо уступают голландским.

В этот день, утром, ко мне подошел Огура, который был таким же инструктором, как я, и сказал: "Рояма, будь поосторожнее с этим голландцем Калленбахом. Он мне вчера предложил провести с ним поединок, так я еле жив остался". После чего он немного рассказал о технике Калленбаха. По словам Огуры, Калленбах обладал ско­ростью, никак не соответствующей размерам его тела, к тому же, очень рыхлого. В общем, подступиться к нему было практически невозможно. Огура сказал, что Кал­ленбах приехал в Японию, чтобы провести спарринги со всеми черными поясами. И действительно, после приез­да к нам в школу он подходил к каждому и предлагал поединок.

Тогда я был в полной форме и уверенности у меня было, хоть отбавляй. Я уже и сам подумывал: "Может мне первому предложить ему поспарринговать". Но этот рассказ меня несколько озадачил, я даже не мог скрыть своего беспокойства. И вдруг совершенно неожиданно для меня он сам предложил поединок. Но, в общем, я уже был к этому готов и тут же согласился.

В зале на втором этаже утренняя тренировка уже' закончилась, но человек десять бойцов еще продолжали тренироваться самостоятельно. Они не обращали на нас внимания. Я подумал — не стоит им мешать — и решил провести спарринг в зале на первом этаже. Вероятно, это "не стоит им мешать" неплохо звучит, но тогда у меня в голове промелькнула мысль, а вдруг я инструктор, купа­ющийся в лучах славы, предстану перед всеми в непри­глядном виде. Скорее всего, поэтому я и выбрал зал на первом этаже. Итак, мы спустились на первый этаж, заперли дверь и остались один на один.