Маслов Ю.С. - Введение в языкознание

родном языке. Во-первых, у всех народов существовало устное народное творчество, произведения которого со временем стали записывать и обрабатывать. Во-вторых, и в деловой письменности, а в определенных случаях и при действиях, связанных с религиозным культом, начали прибегать к языку народа, поскольку было важно обеспечить общепонятность того или иного документа или распоряжения властей, понятность проповеди и т. д. Так, рядом с латинскими рукописями возникают рукописи на древнеанглийском, старофранцузском, древневерхненемецком, старочешском, древнепольском языках, рядом с арабскими рукописями — рукописи тюркские и т. д.

Своеобразно сложились языковые отношения в Древней Руси. Языком церкви и церковной литературы был церковнославянский, продолжавший традиции старославянского (в основе древнеболгарского) языка, первого литературного языка славян. В силу большой близости славянских языков друг другу церковнославянский язык не был совершенно непонятным, он мог восприниматься как некая разновидность «своего» языка, что обеспечивало возможность неограниченного взаимодействия между ним и языком народным. Церковнославянский текст произносился на русский лад, затем уже и писался иначе, чем первоначально, возникал своеобразный русский «извод» (вариант) церковнославянского языка (подобным же образом в Сербии складывался его «сербский извод» и даже в болгарских землях так называемый «среднеболгарский извод»). Вместе с тем, однако, и русский язык испытывал глубокое влияние церковнославянского. Возникали литературные тексты, соединявшие в себе черты народного русского и церковнославянского языков. Древнерусский литературный язык — язык «Слова о полку Игореве», язык летописей — формировался как своеобразный синтез этих двух начал. Ближе к народному языку стоял язык деловой письменности (грамот, юридических текстов и т. д.), но и он вобрал в себя немалое количество церковнославянских элементов. В результате древнерусская письменность представляла гамму постепенных переходов между такими полюсами, как, с одной стороны, Остромирово евангелие, а с другой — новгородские грамоты на бересте.

§ 219. С развитием капитализма и ликвидацией феодальной раздробленности народности развиваются в нации. Соответственно языки народностей перерастают в н а ц и о н а л ь н ы е языки. Но это процесс не механический, не прямолинейный. В некоторых случаях язык народности не становится национальным, а низводится на положение диалекта того или иного национального языка. В других случаях, напротив, из языка одной народности формируется два-три разных, хотя и близкородственных, национальных языка.

Национальный язык обслуживает нацию не только в сфере устного общения, как это часто бывает с языком народности, а обязательно и в сфере письменного общения в качестве ее литературного языка. С повышением народной грамотности письмо и письменный язык становятся орудием общения широких масс. Там, где литературный язык был чужим, совершается постепенный переход письменности на язык народный. Вслед за художественной литературой на народный язык переходит наука, нередко и церковь. В тех странах, где литера-

191

турный язык был хотя и не совсем чужим, но все же довольно далеким от народного, наблюдается его сближение с народным языком, укрепление его народной основы. В эту эпоху встает вопрос о е д и н о й норме л и т е р а т у р н о г о я з ы к а в его письменном, а затем и в устном употреблении — вопрос, который ранее либо не возникал (допускалось сосуществование нескольких региональных норм), либо не имел той остроты, какую он приобретает в период формирования нации. Ведь устно-разговорный народный язык, характеризуется значительной диалектной раздробленностью. Поэтому приближение литературного языка к народному чревато утратой единства литературного языка. Между потребностью в единстве языка и стремлением сблизить литературный язык с народным возникает противоречие. Во многих случаях оно разрешается таким образом, что в основу единой нормы ложится один из диалектов — тот, который ходом исторического развития выдвигается на первое место.

Так, в основу норм французского литературного языка лег диалект области Иль-де-Франс, т. е. Парижа и его окрестностей, в основу английского — диалект Лондона и прилегающей территории, в основу испанского — диалект Кастилии, т. е. Толедо и Мадрида. Укрепление народной основы русского литературного языка протекало как его сближение в первую очередь с говором Москвы и прилегающей территории. Именно поэтому нормой литературного произношения стало аканье (общее у Москвы с южнорусскими говорами) и взрывное [g] (общее у Москвы с говорами севернорусскими).

Конечно, вырабатывающиеся нормы литературного языка не были простой копией закономерностей и особенностей диалекта столицы и ее окружения. Во-первых, кое-что вносили и другие диалекты, во-вто- рых, видную роль играли традиции предшествующего периода развития литературного языка, часто не связанные с данной областью страны. В частности, для русского литературного языка исключительную роль играло церковнославянское наследие, традиции того синтеза двух языковых стихий— церковнославянской и народной русской,— который был успешно осуществлен уже в развитии литературного языка предшествующего периода. Церковнославянскими по происхождению являются не только огромные пласты лексики современного русского литературного языка (вся «неполногласная» лексика, т. е. слова типа

власть, время, плен, храбрый; слова с жд и щ вместо ж и ч типа рож-

дать, освещать, мощь и т. д.), но также целые словообразовательные разряды (типы существительных на -тель, -отвив, -ство, -ание, -ение, - изна, -ыня, прилагательных на -ейший, -айший, глаголов с префиксами воз-, низ-, пред-) и даже отчасти формообразование (причастия на -щий, -ший, -вший, -мый).

У некоторых пародов формирование национальных языков протекало в условиях отсутствия объединяющего центра, в обстановке конкуренции или последовательной смены нескольких центров и длительного сохранения феодальной раздробленности. Так было в Европе у немцев, у итальянцев.

Наконец, многие народности развиваются в нации, вообще не имея своего государства, в условиях более или менее сильного националь-

192

ного угнетения. Это, разумеется, накладывает отпечаток на развитие соответствующих языков, затрудняет формирование их литературной нормы. Так, в Норвегии, длительное время (1397—1814) бывшей под властью Дании, возникли два конкурирующих литературных языка — стихийно иорвегизованный датский и второй, искусственно составленный в XIX в. на базе норвежских диалектов (теперь происходит сознательно поощряемое сближение этих двух языков).

§ 220. Для периода колониальных захватов характерно появление так называемых пиджинов и креольских языков. П и д ж и н — это своего рода лингва франка (см. § 217), вспомогательный «торговый» язык, ни для кого не являющийся родным и используемый как ограниченное средство общения европейских колонизаторов с туземцами, а затем и разноязычных туземцев между собой 1. Пиджин всегда сильно редуцированный язык с упрощенной грамматикой и бедным словарем, содержащий наряду с искаженными элементами какого-нибудь европейского языка значительное количество местных элементов.

К р е о л ь с к и й язык в отличие от пиджина используется как «первый» (т. е. родной) язык хотя бы одной этнической группой в колониальной или зависимой стране. Креольские языки возникают в результате массового, по неполного усвоения языка метрополии местным населением, вносящим в усваиваемый язык свои местные особенности. Нередко также язык, образовавшийся как пиджин, становится благодаря смешанным бракам (главным образом между разноязычными туземцами) первым языком для нового поколения. Оказавшись основным средством общения, такой язык обогащается лексически и развивается грамматически. К наиболее старым из креольских языков принадлежат те, которые возникли на португальской основе в эпоху великих географических открытий начиная с XVI в. Позже к ним присоединились другие, в частности, креольские языки на французской или на английской основе.

§ 221. Принципиально новый э т а п в р а з в и т и и на- ц и о н а л ь н ы х я з ы к о в связан с Великой Октябрьской социалистической революцией и с последовавшим за нею мощным подъемом национально-освободительных движений во всем мире. В СССР более сорока народов бывших отсталых окраин царской России получили после Октябрьской революции возможность для разработки научно обоснованной письменности и имеют теперь свои литературные языки. Наряду с этими языками русский язык широко используется как средство межнационального общения и сотрудничества всех народов СССР, каксредствовзаимногообменаопытомиовладениямировойкультурой.

В современном мире с крушением колониальных империй, в особенности после второй мировой войны, на историческую арену вышли многие десятки новых наций со своими национальными языками.

Вместе с тем в ряде молодых государств, сбросивших цепи колониального рабства, сложились своеобразные языковые ситуации: большая дробность местных народных, а порой даже племенных языков

1 Пиджин (искажение англ. business в значении 'деловой') — от названия одного из таких языков, Pidgin English.

делает иногда очень трудным обоснованный выбор какого-то из них в качестве базы для создания литературного языка. В этих условиях на рольофициального языка нового государства иногда выдвигается лингва франка, получившая значительное распространение на соответствующей территории, хотя и являющаяся родным языком лишь для меньшинства населения (так, например, обстояло дело в Индонезии, в Малайзии). Иногда государственным языком провозглашается язык, используемый официальной религией (например, урду в Пакистане — родной только для 7% населения); иногда же тот европейский язык (английский, французский или португальский), который был в этой стране официальным в колониальный период и потому в той или иной мере знаком хотя бы части населения. В ряде случаев новые государства имеют по два официальных языка, пока признаваемых равноправными (например, в Индии — хинди и английский, в Танзании — суахили и английский, в Мавритании — арабский и французский). Для молодых наций Африки широкое использование европейских языков облегчает на первых порах усвоение достижений мировой культуры и науки, обеспечивает быстрейшие темпы наверстывания того, что было упущено за длительный период колониального рабства.

В общем, все же если для докапиталистических формаций, с их узким распространением грамотности, было характерно в ряде случаев сосуществование в одной стране п а р а л л е л ь н ы х «функциональных», т. е. специализированных, языков (разговорный язык, язык церкви, язык деловой переписки), то для нового времени более типично е д и н с т в о национального языка у каждого народа, причем язык этот выступаетвмногообразиифункциональных стилей(см. § 24).

§222. Характерной чертой нового времени наряду с развитием наций и национальных языков является также неуклонный рост международных связей, всесторонних и все более массовых кон т а к-т о в между народами, в том числе контактов языковых. Большое распространение получают в современном мире двуязычие и многоязычие больших групп населения. Велика и все больше возрастает роль языков межнационального общения и международных организаций — английского, французского, испанского, русского, китайского, арабского (эти шесть языков являются официальными и рабочими языками Организации Объединенных Наций), далее португальского, в отдельных сферах науки и культуры немецкого, итальянского, японского, в отдельных регионах — хинди, индонезийского, суахили. Кроме того, довольно широкое применение получили в ряде стран искусственные международные языки, особенно эсперанто 1.

Во всех языках мира наблюдается непрерывный рост общих элементов — и н т е р н а ц и о н а л и з м о в (см. §236—237).

1 Язык эсперанто, изобретенный в 1887 г. Л. Заменгофом (1859—1917), имеет очень простую и рационально построенную грамматику и словообразование, а корни его слов отобраны из наиболее распространенных европейских языков, чаще всего из романских. См.: Сергеев И. В. Основы эсперанто. М., 1961; Бокарев £. А. Эсперанторусский словарь. М., 1974,

194

3. ИСТОРИЧЕСКИЕИЗМЕНЕНИЯВСЛОВАРНОМСОСТАВЕа) Основные процессы в развитии лексики

§223., Словарный состав представляет собой ту сторону языка, которая более всех других подвержена историческим изменениям. Если изменения в фонологической системе и звуковой «материи» языка,

вего грамматическом строе трудно заметить на протяжении жизни одного поколения, то изменения в словарном составе наблюдаются повседневно: любое нововведение в технике, в быту, в общественной жизни, в области идеологии и культуры сопровождается появлением новых слов и выражений либо новых значений у старых слов, и наоборот, устаревание и уход в прошлое тех или иных орудий, форм быта, общественных институтов неуклонно влекут за собой и уход из языка соответствующих слов. Бывает и так, что слова меняют свои значения и даже вовсе выходят из употребления без какой-либо связи с изменениями в соответствующих денотатах или же денотаты меняют свои словесные обозначения, нисколько не меняя, однако, своей природы или роли в жизни человека.

§224. Важнейший процесс — появление н е о л о г и з м о в , т. е. новых лексических единиц и новых значений в связи с появлением нового в жизни данного языкового коллектива. Так, на протяжении XX в. в русском языке появились, например, следующие неологизмы: большевик — после II съезда РСДРП (1903 г.), сперва в речи членов партии и в партийной печати, затем в общенародном употреблении; совет в смысле 'выборный орган нового типа' (Советы рабочих депутатов — уже во время революции 1905—1907 гг.), а затем 'орган Советской власти'; прилагательное советский и ряд устойчивых сочетаний

сним; позже слова колхоз, совхоз, комсомол, соцсоревнование; слова,

связанные с техническим прогрессом,— комбайн, вертолет, телеви-

дение, космонавт, космодром, прилунение, лазер и множество других.

Конечно, понятие неологизма относительно. Становясь привычным, слово уже не воспринимается как неологизм, а в отдельных случаях может даже устареть, как случилось, например, со словами партячейка, красноармеец — неологизмами первых лет революции, сейчас уже неупотребительными.

Пути формирования неологизмов разнообразны. Это прежде всего образование новых слов по продуктивным словообразовательным моделям (см. § 177) с помощью аффиксов (большевик, прилунение, ленинизм) или сложения основ (вертолет), а также стяжение терминологического словосочетания в сложносокращенное слово (колхоз

из коллективное хозяйство, комсомол из Коммунистический Союз Мо-

лодежи). Далее это филиация значений, т. е. придание слову нового значения; в этом случае можно говорить о семантическом неологизме. Примерами могут служить совет 'орган Советской власти', спутник в смысле 'искусственный спутник'. Здесь мы имеем дело с «конденсацией значения»: значение целого сочетания («Совет рабочих депутатов», «Совет крестьянских депутатов», затем «Совет рабочих и солдатских депутатов», в наше время «Совет народных депутатов», «искусственный

спутник). Затем, получив новое значение, слово становится базой для новых аффиксальных образований, для словосложения (горсовет, райсовет) и т. д. Наконец, важным средством пополнения словаря является заимствование из других языков (например, комбайн, лазер — из английского), а также из диалектов и профессиональных подъязыков самого данного языка.

§ 225. Процесс, противоположный возникновению неологизмов,— выпадение лексических единиц и отдельных значений слов из нормального, повседневного употребления. Здесь нужно различать два главных случая. Если выпадение вызывается исчезновением соответствующих предметов и явлений, мы говорим об уходящих лексических единицах и значениях как об и с т о р и з м а х . Если же предметы и явления остаются, а уходят по той или иной причине только слова, их обозначавшие, такие слова, а иногда и отдельные значения мы называем а р х а и з м а м и .

Историзмы, следовательно,— это обозначения реалий1, отошедших в прошлое, например названия вышедших из употребления орудий труда (соха), старинного оружия и снаряжения (бердыш, колчан), средств передвижения (дилижанс, конка), общественных состояний, учреждений и должностей прошлых эпох (приказ в Московской Руси — нечто вроде министерства, граф, статский советник, предводитель дворянства, городовой, барин, лакей в царской России). Историзмы продолжают употребляться, когда речь идет о прошлом, а также в специфическом «музейном» контексте. Некоторые из приведенных слов, став в своих прямых значениях историзмами (или также «экзотизмами» — обозначениями чужой действительности), сохраняют переносные значения, часто с отрицательной коннотацией (ср. слова барин,

лакей).

Примерами архаизмов могут служить (в скобках приводим современные обозначения тех же денотатов): чело (лоб), ланиты (щеки), выя

(шея), рамена (плечи), перси (грудь), перст (палец), уста (рот), вежды

(веки). Архаизмы используются как элементы «высокого», поэтического стиля либо, напротив, как средство иронии. Они могут сохраняться в составе устойчивых сочетаний (из уст в уста, один как перст). Архаизмами являются и отдельные значения вполне употребительных и стилистически нейтральных слов. Так, среди значений слова живот архаическим является значение 'жизнь' (ср. во фразеологизме «не на живот, а на смерть»), среди значений слова язык—значение 'народ'.

§ 226. В качестве особого процесса выделяют и з м е н е н и е зна- ч е н и я лексических единиц языка. По существу, здесь сочетаются два процесса: а) появление нового и б) отмирание старого значения. Так, в русском языке слово подлый еще в XVIII в. значило 'простонародный, неродовитый, принадлежащий к низшему сословию' (т. е. не к дворянству или духовенству). Поскольку идеология господствующих классов связывала с представлением о «простом народе» представление

онизких моральных качествах, слово подлый приобрело отрицательные

1Реалиями (от позднелат. realia 'вещественные', ср. res 'вещь, предмет') называют предметы материальной и явления духовной культуры какого-либо общества.

196

коннотации, которые постепенно переросли в значение 'бесчестный, нравственно низкий'. Старое значение понемногу забывалось и превратилось в историзм. Ср. развитие значения слова мещанин. Первоначально оно значило 'горожанин, житель города', со второй половины XVIII в. стало официальным обозначением одного из сословий царской России. В конце XIX в. появляется новое значение: 'человек с мелкими, ограниченными интересами и узким кругозором'. Для современного языка именно это значение является основным, исходное же значение стало историзмом. В немецком подобное развитие проделало слово Burger 'горожанин' →'человек с ограниченным кругозором, с мелкобуржуазной идеологией'.

Пример несколько другого рода — история слова гора в болгарском языке. Первоначально оно имело то же значение, что и русск. гора. Следы этого состояния сохранились в производных словах (горе 'вверху, вверх', горен 'верхний' и др.), но само слово гора имеет в современном языке значение 'лес'. Новое значение возникло, как и в других рассмотренных выше примерах, в порядке метонимии (см. § 112): леса на Балканском полуострове в изобилии растут по склонам гор и в горных ущельях; именно в таких местах, плохо приспособленных для земледелия, они и меньше вырубались. Сходное развитие наблюдается

висп. monte с той разницей, что первоначальное значение 'гора' (ср. лат. mons 'гора', род. п. montis) продолжает сосуществовать здесь с новым. Те же два значения имеет сейчас и сербскохорв. гора. Можно указать и на обратный процесс: нем. Wald 'лес' в составе некоторых сочетаний и сложных слов используется как обозначение горных цепей

(например, Thuringer Wald, Schwarzwald).

Приведем теперь примеры метафорических переносов. Среди переносных значений слова голова есть метафорическое значение 'главное лицо', 'начальник' (ср. с изменением грамматического рода — городской голова). Сходным было положение с лат. caput 'голова', оно тоже,

вчастности, могло значить и 'начальник, вожак'. Во французском языке латинское caput, превратившееся в результате закономерного фонетического развития в chef/sal/, не сохранило первоначального прямого значения и значит теперь только 'начальник, старший' (откуда и наше заимствованное шеф). Русское слово глаз первоначально значило 'шар' или 'круглый, гладкий камень' (ср. польск. giaz 'камень'). Затем это название было перенесено на орган зрения, а старое значение было полностью утрачено.

Рассматривая семантическую эволюцию с точки зрения объема понятия, выраженного словом, говорят о сужении и расширении значения. Примером с у ж е н и я з н а ч е н и я служит история слова порох в русском языке. Первоначальное значение — не 'взрывчатое вещество', а вообще 'вещество, состоящее из мелких частиц, пыль' (ср. значение параллельного, церковнославянского по происхождению,

прах, а также производных порошок, запорошить, пороша; в родствен-

ных славянских языках значение 'пыль' сохранено, например, в укр. порох и др., как и в некоторых русских народных говорах). Пример

ра с ш и р е н и я з н а ч е н и я — история слова палец, первоначально обозначавшего 'большой палец' (это значение сохранено в ряде

197

современных славянских языков); в русском языке (также в украинском, белорусском и польском) значение расширилось, и слово стало обозначать любой из пальцев на руках и даже на ногах.

§ 227. С процессами, рассмотренными в предыдущем параграфе, сравним процессы п е р еи м е н о в а н и я , т. е. смены словесного обозначения без смены соответствующих денотатов.

Один из типов переименования связан с явлениями так называемого табу. В собственном смысле термином «табу» (заимствованным из одного из полинезийских языков) обозначают разного рода запреты, обусловленные теми или иными религиозными верованиями и суевериями, в частности представлениями о магической силе слова. Это запрет прикасаться к определенным предметам, совершать определенные действия, заходить в те или иные места, запрет, обусловленный боязнью вызвать гнев и месть злых духов. В речевом поведении — это запрет произносить те или иные слова, чтобы «не накликать беды». Существует «охотничье табу» — боязнь называть зверя, на которого охотятся, его «настоящим» именем, так как это якобы может отрицательно повлиять па ход охоты. Наряду с такого рода явлениями, восходящими своими корнями к глубокой древности, встречаются запреты, налагаемые соображениями общепринятого этикета, приличия и т. д.

Запрет употреблять те или иные слова ведет к необходимости их замены какими-то другими. Так появляются «смягчающие выражения» — эвфемизмы 1 . Чем категоричнее запрет, чем в большем числе ситуаций он соблюдается, тем больше шансов, что табуируемая единица и вовсе исчезнет, заменится эвфемизмом.

Явлениями древнего табу объясняют многообразие и неустойчивость в индоевропейских языках названий некоторых животных, опасных для человека или же считавшихся предвестниками несчастья. Яркий пример — названия змеи: лат. serpens (откуда фр. serpent), древнегерм. slango (современное нем. Schlange), англ. snake значили первоначально 'ползущий', наше змея (змей и т. д.) произведено от земля, т. е. 'земная', диалектное и белорусское смок 'змея' (встречается со значением 'уж', 'дракон' и т. д. и в других славянских языках) — скорее всего от смоктатъ, т. с. 'сосущий'; все это — очевидные эвфемизмы, табуистические замены какого-то старого названия, повсеместно либо вовсе утраченного, либо сохранившегося в суженном значении и в ограниченном употреблении 2. Эвфемизмами являются и такие выражения, как нечастая сила вместо черт или бес.

Табу, обусловленное требованиями этикета, обычно ведет не к исчезновению слова, а только к обогащению языка «смягчающими» синонимами. Ср. рядом со словом старый эвфемистические синонимы

почтенного возраста, немолодой, в летах.

С некоторыми явлениями в общественной жизни, идеологии связаны такие переименования понятий в русском языке советского пе-

1Эвфемизм — от др.-греч. euphsmismos 'смягчающее, украшающее выражение'. (ср. eus 'хороший' и phdml 'говорю').

2Старое индоевропейское слово для обозначения змеи, вероятно, представлено

влат. unguis 'змея' (параллельном с serpens), литов. angis 'змея' и — с другим зна чением — в русск. уж.

198

риода, как уже упоминавшиеся выше (см. § 122) заработная плата

(зарплата) вместо старого жалованье, домашняя работница (домра-

ботница) вместо старого прислуга. Аналогично, например, и в шведском языке, где старое название домработницы/н'^а (собственно 'девка') было еще в XIX в. вытеснено словом jungfru (первоначально значившим 'барышня'), а позже и это слово—новообразованиями hembitrade или husassislenl 'домашняя помощница'. Отталкивание от нежелательных коннотаций проявилось в замене обращений господин, госпожа, милостивый государь и т. п., принятых в дореволюционной Росг сии, новыми обращениями гражданин и товарищ и неофициальными типа девушка.

Особо следует указать на сознательные, официально устанавливаемые замены но идеологическим мотивам имен собственных — названий городов, улиц и т. д. Так, бывшее Царское Село было переименовано в Детское Село, а позже в город Пушкин. Первая замена была актом сознательного отталкивания от названия, напоминавшего о царизме f. Вторая замена имела другую причину: стремление выразить уважение к памяти поэта (переименование было произведено в 1937 г., когда отмечалось столетие со дня гибели Пушкина). Почти все замены названий, закрепляемые официальными постановлениями органов власти, относятся к одному из этих двух типов либо представляют собой их сочетание. Так, в переименовании Петербург → Петроград в 1914 г. проявилось отталкивание от немецкой формы названия, порожденное войной с Германией, а в переименовании Петроград →Ленинград после смерти В.И.Ленина — стремление закрепить память о великом вожде революции. Подобные замены имен собственных, распространившиеся в наш век в разных странах, имели место и в прошлом. Так, после подавления восстания Пугачева река Дик указом Екатерины II была переименована в Урал (по имени гор, в которых она берет начало) с тем, чтобы вытравить из сознания народа даже воспоминание

ояицком казачестве, составившем ядро отрядов Пугачева.

§228. Иногда изменение лексики связано с «семантическим изнашиванием» слов, с потребностью в эмоциональноэкспрес-

с и в н о м о б н о в л е н и и с л о в а р я . В порядке такого обновления рядом с хорошо, прекрасно и т. д. появляются блеск, лады, рядом с наверняка — железно, рядом с дурак — дуб, рядом с трудиться — вкалывать, рядом с безразлично — до лампочки и т. п. Литературная норма в паши дни в большинстве случаев успешно сопротивляется распространению подобных экспрессивных слов, особенно тех, которые воспринимаются как нарочито грубые (так называемые «какофемизмы») 2. Многие из них остаются поэтому лишь элементами молодежного сленга, а другие, просуществовав недолго, выходят из употребления. В эпоху, когда нормированный литературный язык был достоянием узкого слоя общества, сопротивление литературной нормы проникно-

1Название Царское Село тоже не было первоначальным: оно возникло как народ но-этимологическое переосмысление более старого Сарское Село — от финского топо нима (название местности) Саари (ср. финск. нарицаТ. saarl 'остров').

2Какофемйзм — термин, построенный по аналогии с эвфемизм (ср. др.-греч.

kakos 'плохой, скверный').

199

вению подобных слов не могло быть эффективным. Они утверждались в языке, оттесняя своих «неэмоциональных» предшественников.

Так, выше было упомянуто, что фр. chef, продолжение лат. caput, утратило свое первоначальное прямое значение 'голова'. Почему это произошло? Да потому, что как название части тела оно было вытеснено экспрессивным синонимом Ше, первоначально testa, букв, 'черепок'. В современном французском языке Ше 'голова' давно утратило экспрессивность, стало стилистически нейтральным ив арго заменяется другими словами, например bobine (букв, 'катушка'). Ср. и в других языках экспрессивные синонимы 'головы' — русск. котелок («котелок не варит»), бол г. кратуна (букв, 'тыква'), укр. макшра (букв, 'глиняная посудина'). Сходным образом у нас упомянутый выше глаз (см. § 226) потеснил начиная с XVI—XVII вв. старое око—общеславянское слово, представленное и в других индоевропейских языках (литов. aids, лат. oculus и др.). В русском языке око оказалось оттесненным в область поэтического, стилистически приподнятого употребления, и отношения изменились: сейчас именно око представляет собой эмоциональный синоним к ставшему нейтральным слову глаз. По-видимому, по аналогичной причине превратилось в архаизм слово уста: на его место становятся рот и губы: первое (др.-русск. рътъ) образовано от рыть и собственно значило 'то, чем роют, рыло'; второе в древнерусском встречается только в значениях 'губка' (впитывающая жидкость), 'гриб' (также 'залив', но это скорее омоним).

Иногда эмоционально-экспрессивное обновление осуществляется морфологическим путем — прибавлением суффиксов эмоциональной оценки, уменьшительно-ласкательных или, напротив, увеличительных, «огрубляющих». Ср. быстренько рядом с быстро; спатки рядом с глаголом спать; жарища, скучища рядом с жара, скука. Иногда исто-

рически исходная, не расширенная суффиксом форма может в дальнейшем выпасть из языка. Так, русск. отец, солнце, сердце, представляют собой по происхождению уменьшительные образования, а исходные, неуменьшительные формы давно утрачены. На их существование в прошлом указывают сердобольный, милосердие и т. п., а также параллели в других индоевропейских языках, например др.-греч. kardia 'сердце', лат. sol 'солнце' и т.д. Болгарский язык утратил исконное мышь и обозначает соответствующее животное суффиксальным по происхождению уменьшительным образованием, именно мишка. Французский язык сходным образом утратил старое название пчелы (лат. apis), заменив его словом abeille, т. е. уменьшительным по происхождению образованием (= лат. apicula 'пчелка').

§ 229. В ряде случаев обновление лексики литературного языка может объясняться сдвигами в контингенте его носителей, и з м сне-н и я м и его д и а л е к т н о й и с о ц и а л ь н о й базы. В русском литературном языке постепенное укрепление его народной основы вело к оттеснению из повседневного употребления ряда церковнославянизмов, к замене их народными русскими словами. В результате многие церковнославянские слова перешли в разряд архаизмов (примеры в § 225), а другие даже вовсе выпали из употребления (абие 'тотчас же', аще 'если' и др.). В ряде случаев, однако, из двух парал-

200