178 Шестой очерк

только на письме, но и при говорении. Задача обычно сводится к «яркому и образному пересказу беллетристических текстов». В преподавании рус­ского языка иностранцам принято говорить о «выработке устно-разговор­ных навыков», сводящейся к обучению устной форме — говорению и слу­шанию, которые в отличие от родного языка здесь не предшествуют чтению и письму. Конструктивно-стилевым навыком разговорности, без которого иностранцы беспомощны или смешны в общении с русскими, они чаще всего овладевают самостоятельно и далеко не всегда успешно. К сожалению, лишь лучшие преподаватели преодолевают эту несуразицу, различая понятия устности и разговорности.

Различение этих понятий, как и понятий письменности и книжности, до удивления чуждо и многим лингвистам. А ведь еще в середине прошло­го века Н.Ю. Шведова со всей решительностью заметила: «Далеко не все написанное относится к речи письменной, так же как и далеко не все уст­ное, произносимое (и даже воплощающееся в разговоре) относится к речи разговорной»¹.

Уместно вспомнить известное замечание В.Г. Белинского о том, что семинарист говорит, как олицетворенная грамматика, а слушать его невозможно. Стилистика текстов имеет свои особые закономер­ности, которые порождаются обобщаемыми коммуникационным треугольником внеязыковыми факторами — характером содержания и тематики, условиями, целями и т.д., т.е. средой и сферой. Зависи­мость этих закономерностей от собственно языка в нынешнюю эпоху очевидно опосредована и заметно ослабевает. Употребление языка за­дается ими в виде конструктивно-стилевых векторов, т.е. общих ори­ентации или установок.

Если в текстах специальной книжности необходимо отдать пред­почтение специфике информации, точности мысли, а не особенностям изложения (хотя, разумеется, его красота не помешает, но она требует усилий, а может и отвлекать от дела); если в текстах неспециальной книжности все подчиняется образу автора и художественно-изобра­зительной эстетике, то разговорные тексты детерминируются общени­ем как таковым. Задача решается очень контекстуально — в диапазо­не от стремления к поэтической возвышенности до нарочитой грубости («Аркадий, не говори красиво!»).

1 Шведова н.Ю. Очерки по синтаксису русской разговорной речи. М., 1960. С. 8.

седьмой очерк

На первый взгляд, массово-коммуникативные тексты, или тексты масс-медиа, массмедийные тексты (предпочитаем термин масс-медиа более принятому у нас с советских времен сокращению СМИ, посколь­ку он больше отвечает сути дела: перед нами именно массовая комму­никация, общение, а не однонаправленная «массовая информация и пропаганда»), по основным параметрам схожи с текстами естественных разговоров — по безграничности и непредсказуемости тематики, по имитации естественной культурной обстановки, связи со звучанием, привлечению неязыковых выразительных средств и пр. В содержатель­ном плане только разговорность действительно столь же не ограниче­на, как и массовая коммуникация, в тематике и в привлечении самых различных, в том числе и невербальных, выразительных средств.

Обе они обусловлены сиюминутной актуальностью, преходящей или постоянной, скажем относящейся к итогам выборов президента, ходу войны, переворачивающему жизнь изобретению или к прогнозу погоды, состоянию валютного рынка. Иными словами, в конструктив­но-стилевом плане доминирует не сфера, а среда взаимоотношения в ней, ее характер, условия. Со всей очевидностью их КСВ отражают тот же императив непрерывного контакта, по возможности доброжела­тельно-личностного, диктующего не просто обращенность ко «всему языку», но и отбор из него наиболее «контактных» средств выражения. Устойчивость связи в среде оказывается принципиальным условием, заставляющим нередко пренебрегать собственно информацией, препа­рировать и деформировать ее. Однако уравнять массмедийные тексты с разговорными было бы грубой ошибкой, сходство их лингвистических и экстралингвистических черт весьма относительно.