Тестелец, Введение в общий синтаксис

Часть 1. Синтаксическое описание

Адресат - получатель сообщения при глаголах речи (иногда объединяется с бенефактивом).

Источник — место, из которого осуществляется движе­

ние.

Цель — место, в которое осуществляется движение.

Полный список семантических ролей составить, по-видимому, не­ возможно, так как трудности с их различением (и соответственно разно­ гласия между авторами разных перечней) возрастают по мере перехода от центра (наиболее частотных ролей) к периферии (к менее частотным). Поэтому мы намеренно не включаем сюда такие упомянутые выше роли, как средство, маршрут, результат, причина и др.

Приведем, теперь примеры семантических ролей:

Иногда бывает целесообразно выделить стержневую роль (pivot), или гиперроль, т. е. такую, которая встречается при любом или почти любом глаголе. Определяя стержне­ вую роль, приходится жертвовать семантической четкостью понятия и говорить, например, об объединении в одну стержневую роль пациенса (если он есть), стимула и агенса (только при отсутствии пациенса). Такую объединенную роль чаще всего называют темой8, иногда абсолютивом или

8Этот термин крайне неудобен из-за того, что существует не менее распро­ страненный омонимичный термин, обозначающий коммуникативный ста­ тус, см. главу IX.

214

Глава III. Валентности слова

претерпевающим, реже - фактитивом. Другая гиперроль мо­ жет быть выстроена, если вести отсчет от агенса (если он есть), а если его нет — брать экспериенцер или пациенс. Та­ кая гиперроль называется актором. В примерах (108-116) при многоместных глаголах актор всегда предшествует теме (ср. аналогичные понятия «актора» и «претерпевающего» у Р. Ван Валина и У. Фоли [1982] или «протагониста» и «пациенса» у М.В. Всеволодовой [2000/135]).

Интересно, что обобщения с использованием ролей были предло­ жены в литературоведении значительно раньше, чем в лингвистике. На­ чиная с классической работы В.Я. Проппа [1969 (1928)] этот метод при­ меняется при исследовании фольклора. Проппу удалось показать, что сю­ жеты волшебных сказок при всем их внешнем разнообразии сводимы к ограниченной последовательности событий и к фиксированному множе­ ству типовых персонажей, или ролей (Пропп называл их «функциями») - протагониста (главного героя), антагониста (его противника, носителя зла), дарителя и т. п.9

Похожий метод иногда оказывается небесполезным и при изучении классических литературных произведений. Например, исследователи творчества Достоевского давно обратили внимание на то, что характер не­ которых персонажей и в определенной степени их роль в развитии сюже­ та сходны в разных романах. Таковы, например, Версилов («Подросток»), Ставрогин («Бесы»), Раскольников («Преступление и наказание») и Иван («Братья Карамазовы»). Другую группу образуют, например, Дуня («Пре­ ступление и наказание»), Аглая («Идиот»), Лиза («Бесы»), Катерина Ива­ новна («Братья Карамазовы»). Похожи князь Мышкин («Идиот») и Але­ ша («Братья Карамазовы») и т. д. Аналогичные наблюдения можно сде­ лать и над романами Диккенса: очевидно, что одинаковы роли «протаго­ нистов» Николаса («Николас Никльби»), Мартина («Мартин Чезлвит»), Кита («Лавка древностей») и Дэвида («Дэвид Копперфидд») и их сюжет­ ных «антагонистов» — соответственно Ральфа, Джонаса, Квилпа, Мердстонов. Одну и ту же ключевую роль в сюжете выполняют такие сходные персонажи, как Смайк («Николас Никльби»), Чаффи («Мартин Чезлвит»), мистер Дик («Дэвид Копперфилд»), мисс Флайт («Холодный дом»), Джен­ ни Рен («Наш общий друг») и т. д.

Автор одного из первых набросков универсального списка ролей А.-Ж. Греймас [Greimas 1966] непосредственно опирался на работу В.Я. Проппа.

215

Часть 1. Синтаксическое описание

11. Перспектива

Типовые события и отношения окружающего нас ми­ ра, которые отображаются в словаре в виде глаголов и дру­ гих предикатных слов, по большей части, но не всегда под­ чиняются принципу единственности выражения семантиче­ ской роли (104). Исключение, например, представляет ситу­ ация купли и продажи: это типичное и часто повторяющее­ ся событие, которое подразумевает такие неотъемлемые со­ ставные части, как замысел, начало, конец, результат, раз­ ные действия двух контрагентов — покупателя и продавца, а также два объекта со свойствами пациенса — товар и деньги (если вместо денег используется другой эквивалент, то обычно говорят не о купле-продаже, а об обмене). Эта еди­ ная ситуация в русском языке (как, по-видимому, и в боль­ шинстве других языков) соответствует не одному, а двум глаголам — покупать и продавать. В ситуации купли-прода­ жи, обозначаемой этими глаголами, очевидным образом на­ лицо два партиципанта, подпадающих под определение агенса — покупатель и продавец. Они играют разную роль в ситуации, но оба контролируют и направляют действие, и без их совместного участия оно невозможно. Можно было бы усмотреть в этих двух глаголах нарушение принципа (104). Однако мы интуитивно чувствуем, что в глаголах по­ купать и продавать роли покупателя и продавца граммати­ чески все-таки не тождественны. Соответствует ли эта инту­ иция каким-то наблюдаемым фактам?

Может показаться, что вся разница между глаголами сводится к тому, что при глаголе продавать подлежащим яв­ ляется продавец, а при глаголе покупать — покупатель: (117) Студент купил книгу у букиниста и (118) Букинист про­ дал книгу студенту. Но если дело только в том, какой из двух партиципантов соответствует подлежащему, тогда пред­ ложение с пассивной конструкцией, где ни один из них не является подлежащим (117') Книга была куплена студентом у букиниста, не должно отличаться от другого предложения с пассивом (118') Книга была продана букинистом студенту.

Но и здесь интуиция нам подсказывает, что предложения (117'-118') сохраняют то же отличие, которое есть между (117) и (118).

Обратимся к объективному критерию - сфере действия агентивных, т. е. ориентированных на действуюшее лицо,

216

Глава III Валентности слова

обстоятельств (о понятии сферы действия см. главу II 4.1):

(119)Студент по моей просьбе купил книгу у букиниста и

(120)Букинист по моей просьбе продал книгу студенту. Ясно, что в (119) просьба была обращена к студенту, а не к буки­ нисту, а в (120) — наоборот, к букинисту, но не к студенту. Аналогичный контраст совершенно очевиден и при других агентивных обстоятельствах:

(119')

Студент с особой целью купил книгу у букиниста охотно не задумываясь назло мне

нарочно... и т. д.

(120')

Букинист с особой целью продал книгу студенту охотно не задумываясь назло мне

нарочно... и т. д.

Все подчеркнутые обстоятельства характеризуют в (119') действия студента, а в (120') — действия букиниста. Смена активного залога на пассивный ничего в этом смыс­ ле не меняет: (119") Книга была по моей просьбе \\ с особой це­ лью || назло мне || нарочно куплена студентом у букиниста и (120") Книга была по моей просьбе || с особой целью || охотно || назло мне || нарочно продана студенту букинистом. В приме­ рах (119—120") агентивные обстоятельства независимо от за­ лога однозначно указывают, что агенсом у покупать являет­ ся покупатель, но не продавец, а у продавать, наоборот, продавец, но не покупатель. Ср. еще: Страженко цел, и бра­ тья Шулаковы I Постыдно мной не ввержены в оковы

(А.К. Толстой, «Сон Попова»), где наречие постыдно харак­ теризует действие агенса, выраженного в пассивной конст­ рукции дополнением в твор. п.

Итак, несмотря на то что в ситуации купли-продажи участвуют два «равноправных» агенса, каждый из двух глаго­ лов покупать и продавать сочетается с обстоятельствами та­ ким образом, как если бы агенсом был только один из этих Двух участников.

Чем обусловливается выбор одного из двух глаголов? «Говорящий выбирает один из двух взаимно конверсных глаголов в зависимости от то-

217

Часть 1. Синтаксическое описание

го, кого из участников ситуации купли-продажи он решил сделать те­ мой - главной фигурой - своего сообщения: чью точку зрения на ситуа­ цию он принял за основную» [Падучева 1998: 86].

Некоторые обстоятельства, такие, например, как полно­ стью, целиком, насильно или по большей части ориентирова­ ны на пациенс. Посмотрим, как ведут себя эти обстоятель­ ства при глаголах, описывающих ситуации с двумя участни­ ками, претендующими на роль пациенса: (121) а. Он полно­ стью загрузил грузовик сеном (результат: грузовик полон се­ ном); б. Он полностью загрузил сено в грузовик (результат: се­ но полностью загружено); (122) Я насильно познакомил Ивана с Петром (сопротивление оказывал скорее Иван, чем Петр).

Ясно, что обстоятельства, ориентированные на паци­ енс, изменяют свою сферу действия в зависимости от того, какой участник ситуации выбирается в качестве «настояще­ го» пациенса.

В английском языке имеется класс наречий со сферой действия, чув­ ствительной к пассиву (passive-sensitive adverbs), которые в активном зало­ ге ориентированы на агенс, а в пассивном двузначны — могут относиться и к агенсу, и к пациенсу, если они оба личные: reluctantly 'неохотно', inten­ tionally 'намеренно', willingly 'охотно' и др.: (123) John was willingly sent to friends for the summer by his mother 'Джон был охотно послан матерью к друзьям на лето', 'Джон, к его удовольствию, был послан матерью к друзьям на лето'. Впрочем, авторы авторитетной грамматики [Quirk et al. 1985: 576] расценивают конструкции типа (123) как «неуклюжие».

Таким образом, одного лишь знания описываемой не­ которым словом ситуации недостаточно для того, чтобы ус­ тановить, какие участники ситуации будут соответствовать каким семантическим ролям. Вероятно, в силу принципа единственности роли язык не «воспринимает» ситуацию, в которой реально присутствуют два агенса или два пациенса,

вкачестве таковой. При выборе одного из двух глаголов, ко­ торые обозначают ситуацию купли-продажи, говорящий принимает одну из двух возможных точек зрения: одну - агенса-продавца или другую — агенса-покупателя.

Ч.Филлмор предложил называть такую «точку зрения» говорящего, которая выдвигает на первый план некоторый фрагмент описываемой ситуации и определяет выбор одно­ го из двух конверсивных глаголов, перспективой. «Я предла­ гаю говорить, что любой глагол, выделяющий какой-то кон­ кретный аспект торгового события, диктует нам включение

вперспективу одного или более элементов данного собы-

218

Глава III. Валентности слова

тия... Например, если я хочу остановиться на перспективе продавца и товаров, то я употребляю глагол sell 'продавать'. Если мне надо остановиться на перспективе покупателя и денег, то я употребляю глагол spend 'тратить'. Если я хочу включить в перспективу либо покупателя и деньги, либо по­ купателя и продавца, я употребляю глагол pay 'платить'. Ес­ ли мне надо выбрать перспективу товаров и денег, я упот­ ребляю глагол cost 'стоить' и т. д. ... Всякий раз, когда гово­ рящий употребляет какой-либо из глаголов, относящихся...

к торговому событию, вводится в игру ("активизируется") вся сцена торгового события, но при этом конкретное вы­ бранное слово налагает на данную сцену конкретную пер­ спективу» [Филлмор 1981 (1977): 518-519].

По Филлмору к перспективе относятся только подле­ жащее и прямое дополнение. Английский глагол hit 'уда­ рять, ударяться' допускает выбор одной из двух перспектив: одна из них — перспектива агенса и инструмента, другая — агенса и пациенса (124) a. Ihit the stick against the fence 'Я уда­ рил палкой по забору', букв. «Я ударил палку о забор» и б. / hit the fence with a stick 'Я ударил по забору палкой', букв. «Я ударил забор палкой». Один из двух объектов включается в перспективу в зависимости от своей значимости. Человек обычно более значим, чем неодушевленный объект, поэтому (125) a. I hit Harry with the stick 'Я ударил Гарри палкой' бо­ лее естественно, чем б. / hit the stick against Harry 'Я ударил палкой по Гарри'. Смена перспективы нередко влечет изме­ нение степени вовлеченности объекта, например, (126) а. / loaded the truck with hay 'Я нагрузил грузовик сеном' и б. / loaded hay onto the truck 'Я погрузил сено в грузовик';

(127)a. I smeared the wall with mud 'Я вымазал стену грязью'

иб. / smeared mud on the wall 'Я помазал стену грязью'. Не­ которые глаголы имеют фиксированную перспективу, на­ пример, put 'класть' или cover 'накрывать': (128) a. I covered the table with a quilt 'Я покрыл стол скатертью', но б. *J cov­ ered a quilt over the table, букв. «Я накрыл скатерть на стол»;

(129)a. I put a quilt on the table 'Я положил скатерть на стол', но б. */ put the table with a quilt, букв. «Я положил стол ска­ тертью».

При изучении поведения лексических обстоятельств, т- е. наречий, выясняется примечательный факт: несмотря на то, что есть наречия, ориентированные на агенс, и наре­ чия, ориентированные на пациенс, почти не обнаруживает-

219

Часть 1. Синтаксическое описание

ся наречий, ориентированных на актант с какой-либо дру­ гой ролью. Хотя, например, наречие насильно может быть ориентировано и на бенефактив, например, насильно вручил подарок (т. е. 'заставил взять'), такие случаи редки (ср. ^на­ сильно отдал). В следующем примере из С. Довлатова коми­ ческий эффект достигается, когда это наречие получает не­ правильную ролевую ориентацию: Соломон Волков хочет на­ сильно выпустить книгу о Бродском, а тот грозит ему судом

(письмо к И. Ефимову 7.12.1983).

Здесь речь идет лишь о наречиях с фиксированной сферой действия, т. е. ориентированных на ИГ с определенной ролью или на оп­ ределенный член предложения. Наречия с плавающей сферой дейст­ вия не проявляют такой избирательности: президент лично пригласил нас; мы пригласили лично президента; передали президенту лично и т. п. (о раз­ личии этих двух типов наречий см. [Филипенко 1998]).

Собственно, и среди обстоятельств, выраженных целыми сочетани­ ями, очень редко встречаются ориентированные на другие роли, кроме агенса и пациенса, например, на адресат: Вот господа спасибо и скажут старичку, помогут на старости лет (Ильф и Петров, «Двенадцать стуль­ ев»). Такая ориентация обычно обеспечивается анафорическими место­ имениями в составе сложных обстоятельств, антецедентами которых яв­ ляются соответствующие актанты: Я запретил сыну смотреть телевизор для его же пользы. Обычно же сложные обстоятельства без анафорических местоимений ориентированы на агенс или на пациенс. Например» хотя глагол жениться и сочетание взять в жены синонимичны, последнее вви­ ду исходной семантики глагола взять включает прямое дополнение в пер­ спективу в качестве пациенса, ср. Николай женился на Ольге в двадцать три года (двадцать три года Николаю) и Николай взял в жены Ольгу в два­ дцать три года (не ясно, кому двадцать три года - Николаю или Ольге); ср. еще грамматически двузначное Христа продал Иуда в тридцать три (В. Высоцкий).

Поведение обстоятельств — может быть, наиболее вы­ разительный факт из тех, что подтверждают центральную роль агенса и пациенса среди всего множества семантиче­ ских ролей.

Агенс и пациенс - две категории перспективы, каждая из которых может соответствовать только одному актанту. При наличии в обозначаемой ситуации двух равноправных агенсов или пациенсов предикат включает в перспективу только один из них.

Отступление. О «понятийных категориях»

Очевидно, что в самых разных языках часто выражаются граммати­ ческими средствами некоторые, по-видимому, важные для человека при-

220

Глава III. Валентности слова

знаки предметов и явлений, такие, как пол, одушевленность, время, мес­ то, действие, состояние и т. п. Поскольку всякий язык должен какими-то (не обязательно грамматическими) средствами выражать эти значения, их можно гипотетически считать универсальными, т. е. общими для всех язы­ ков. Однако в лингвистике уже на протяжении многих десятилетий обсу­ ждается другая, более захватывающая идея — о том, что существуют ка­ кие-то универсальные семантические признаки, лежащие в основе фор­ мальных языковых категорий, но не совпадающие полностью ни с ними, ни с признаками обозначаемой ситуации. Эти неуловимые признаки ча­ ще всего называют «понятийными категориями» (см. об этом [Звегинцев 1973]). Как мы только что видели, подходящими кандидатами на роль «понятийных категорий» можно считать элементы перспективы — агенс и пациенс. В конечном счете это собственно языковые единицы, потому что характеристика любого партиципанта в терминах перспективы лишь час­ тично определяется обозначаемой ситуацией. Вместе с тем они не соот­ ветствуют однозначно никакой формальной категории, например, невер­ но, что агенс всегда выражается подлежащим (или им. п.).

В российском языкознании идея понятийных категорий ассоцииру­ ется прежде всего с работами наиболее одаренных последователей Н.Я. Марра (1864-1934), специалиста по грузинской и армянской филоло­ гии, автора безумного «нового учения о языке», которое с конца 1920-х по 1950 г. насильственно внедрялось в СССР в качестве «марксистского языкознания». Это прежде всего И.И. Мещанинов (1883-1967), а также В.И. Абаев, С.Л. Быховская, М.М. Гухман, А.П. Рифтин, С.Д. Кацнельсон и некоторые другие авторы. Понимая, что метод работы с языковым материалом, который практиковал сам Марр, не выдерживает никакой критики, его ученики стремились, следуя духу, но не букве «учения», по­ строить семантически ориентированную лингвистическую теорию, кото­ рая в перспективе должна была объяснить типологические различия меж­ ду языками, закономерности их исторического развития и вскрыть опре­ деляющую (по их мнению) связь между грамматикой, семантикой, мыш­ лением, сознанием и идеологией.

Заслугой Мещанинова и его единомышленников можно признать то, что они одними из первых в мировой лингвистике поставили задачу разработки объяснительной теории, см. [Абаев 1986]. Еще до «дискуссии» 1950 г. отказавшись от наиболее бредовых идей Марра и от прямого пере­ несения марксистской догматики в языкознание, они внесли определен­ ный, хотя и скромный вклад в синтаксическую типологию языков. Одна­ ко ни одну из поставленных задач им решить не удалось. Огромные амби­ ции оказались нереализуемы ввиду недостатка амуниции, поскольку линг­ вистика середины XX в. к решению этих задач была попросту не готова — и семантика, и теория грамматики находились в зачаточном состоянии10.

Преждевременная постановка научных задач и непонимание их реальной сложности в высшей степени были характерны для самого Н.Я. Марра, о чем см. [Алпатов 1991].

221

Часть 1. Синтаксическое описание

Объективная оценка работ учеников Марра, и прежде всего И. И. Мещанинова, затрудняется тем, что их значение было невероятно раздуто в советской официальной науке 1970—1980-х годов. Аппаратчики видели в наследии Мещанинова хоть какой-то противовес современным теоретическим направлениям, вызывавшим у них страх и агрессию. Чита­ тель, способный продраться сквозь поразительное многословие книг Мещанинова [1936; 1963; 1967; 1975; 1978 (1945); 1982 (1949); 1984] и не­ редко тривиальный и попросту нудный грамматический разбор материала разнообразных языков, будет в конце концов вознагражден, встретив не­ сколько интуитивно привлекательных и глубоких, хотя и расплывчато сформулированных грамматических идей. Идея внутриязыковых поня­ тийных категорий — одна из них.

«Понятийными категориями передаются в самом языке понятия, существующие в данной общественной среде. Эти понятия не описыва­ ются при помощи языка, а выявляются в нем самом, в его лексике и грам­ матическом строе. Те понятийные категории, которые получают в языке свою синтаксическую или морфологическую форму, становятся... грамма­ тическими понятиями. Субъект и предикат (логические) будут понятий­ ными категориями. Они же, выявляясь в синтаксическом строе предложе­ ния, становятся грамматическими понятиями подлежащего и сказуемого» [Мещанинов 1978 (1945): 238]. К числу понятийных категорий Мещани­ нов относил также предметность, атрибутивность, посессивность, пол (там же). «Не всякое передаваемое языком понятие является "понятийной категорией". Ею становится такое понятие, которое выступает в языковом строе и получает в нем определенное построение. Последнее находит свое выражение в определенной лексической, морфологической или синтакси­ ческой системе» [Мещанинов 1945: 15.].

Несмотря на всю расплывчатость выражений, можно понять, что речь идет о неких понятиях, которые лишь частично соответствуют при­ знакам обозначаемой ситуации и лишь частично — грамматическим кате­ гориям, но тем не менее выражаются во всех языках. Идея понятийных категорий возникла у Мещанинова, по-видимому, не без влияния датско­ го лингвиста О. Есперсена, который в своей знаменитой книге «Филосо­ фия грамматики» писал: «Наряду с синтаксическими категориями, или кроме них, или за этими категориями, зависящими от структуры каждого языка, в том виде, в каком он существует, имеются еще внеязыковые ка­ тегории, не зависящие от более или менее случайных фактов существую­ щих языков. Эти категории являются универсальными, поскольку они применимы ко всем языкам, хотя они редко выражаются в этих языках ясным и недвусмысленным образом... За отсутствием лучшего термина я буду называть эти категории понятийными категориями. Задача грамма­ тиста состоит в том, чтобы в каждом конкретном случае разобраться в со­ отношении, существующем между понятийной и синтаксической катего­ рией» [Есперсен 1958 (1924): 57-58].

222

глaea Ш. Валентности слова

Сам Мещанинов отрицал заимствование, и позднее М.М. Гухман пыталась отстоять его приоритет: хотя «термин "понятийная категория" встречается у Л. Ельмслева и О. Есперсена раньше, чем в работах Меща­ нинова... но в их толковании данный термин практически отождествляет­ ся с логическими категориями» [Гухман 1985: 6]. «Кардинальное отли­ чие», по мнению Гухман, заключается будто бы в том, что согласно Ме­ щанинову понятийные категории находятся «в самом языке», а не вне его. Так как граница между языком и мышлением не ясна даже для современ­ ной лингвистики, не говоря уже о временах Есперсена или Мещанинова, невозможно обсуждать всерьез различие этих идей, тем более что оба ав­ тора высказали их в нечеткой форме.

Интуиция учеников Марра нередко работала в правильном напра­ влении, однако, не будучи подкреплена сколько-нибудь эффективным анализом материала, осталась в виде висящих в воздухе идей, которые на­ чинают получать реальную опору только в наше время. К сожалению, Ме­ щанинов и его последователи, продолжавшие заниматься теорией после 1950 г., пренебрегли аналитической техникой, разработанной в 1950- 1960-е годы в семантике и грамматике. По-видимому, они и не догадыва­ лись о необходимости процедур анализа, которые бы позволили обнару­ жить скрытые категории «в самом языке», а вместо этого наивно проеци­ ровали «понятийные категории» непосредственно из грамматических, в результате чего возникал очевидный логический круг, на что справедливо обратил внимание СЕ. Яхонтов: «Грамматические значения слов (пред­ метность, качество, действие и т. п.) ... не могут быть обнаружены... не­ посредственно, минуя формальные признаки» [Яхонтов 1968: 71].

12. Ролевые типы глаголов: краткий обзор

Глаголы, как и вообще предикатные слова, можно классифицировать по тому, какие наборы семантических ро­ лей они задают. Охарактеризовать валентности тысяч глаго­ лов в каком-либо языке, например, русском, в терминах ро­ лей - крайне трудоемкая задача. Мы дадим лишь очень бег­ лый и поверхностный очерк ролевой классификации глаго­ лов, причем ограничимся рассмотрением только шести ос­ новных ролей — агенса, пациенса, бенефактива, экспериенЦера, стимула и места.

Глаголы с валентностью на агенс называются агентивными, или активными, или глаголами действия. Среди таких глаголов очень трудно найти одноместные, т. е. в основном своем значении не имеющие другой валентности, кроме агенса. Практически любое действие включает, кроме его производителя-агенса, еще какого-нибудь затронутого участ-