СНЕТКОВА Н.Н. «Дон Кихот» Сервантеса
Глава I бурная и нескладная жизнь одного идальго
Иссохшая бурая земля. Густая синева небес. Слепящее солнце. Пыльное облачко возникает далеко на горизонте между низенькими искривленными дубами. Облачко разрастается и приобретает неясные очертания движущегося на нас всадника. Темный силуэт, узкий и плоский, весь как бы вытянут к высоким небесам. Тощая, непомерно длинная фигура с зажатым под локтем длинным, устремленным вперед копьем. Странное чувство охватывает нас — словно мы уже некогда знали этого человека, это худое, костлявое лицо с ястребиным носом, этот застывший взгляд, весь этот смешной и трогательный рыцарственный облик.
Дон Кихот? Не он ли это странствует в поисках невиданных приключений, одержимый своим высоким безумием, готовый кинуться в 6011 на защиту слабых, обиженных и оскорбленных? Где же в таком случае его верный оруженосец Санчо Панса? И почему под седлом у странника не конь, а мул? Ведь Дон Кихот неразлучен со своим Росинантом.
Пока мы задаем себе эти вопросы, очертания всадника преображаются, они резко меняются с каждым мгновением, псе меньше остается в этой фигуре от Дон Кихота. То, что нам казалось рыцарским копьем — всего лишь должностной жезл с позолоченным набалдашником в виде короны. Жезл свободно болтается в ременных петлях, этот знак доверенной королевскому чиновнику власти. А сам чиновник в бархатном камзоле и выгоревшем плаще кажется одним из тех мелких исполнителей, заурядных служащих, что плетутся по всем дорогам Испании, двигая ход ее огромной, расшатанной государственно-бюрократической машины. И все же в этом чиновнике есть что-то необычное. Левая рука у него висит, как плеть. Борода и усы давно потускнели. Груз пережитых лет, испытаний и мытарств сказывается в его немолодом и очень усталом облике. Но в глазах вспыхивает то упрямство, то дерзость, то насмешка. Да и во всей фигуре сквозь приниженность и даже чуть ли не отвращение к себе проступает сознание собственного достоинства.
Окинув нас грустным взглядом, всадник скрывается за поворотом дороги. Вот уже и поднятая мулом пыль улеглась...
КОМИССАР ПО ЗАКУПКЕ ПРОВИАНТА
Идет 1587 год. Дон Кихот, Рыцарь Печального Образа, еще не совершил своих неслыханных подвигов, не произнес знаменитых речей, а Санчо Панса еще не правил своим островом. Дон Кихот и Санчо Панса еще не перешагнули границ родной Испании, не овладели сердцами миллионов людей во всем мире. Еще не появилось и понятие «донкихотство» — понятие сложное, емкое и противоречивое. Но написаны еще сотни, тысячи статей и книг о «Дон Кихоте», среди авторов которых — Гейне, Тургенев, Мигель де Унамуно, Томас Мани. Еще не поставлены в Мадриде и Севилье памятники ламанчскому рыцарю и его верному оруженосцу.
Это вес еще впереди, ибо еще нет самого Дои Кихота, нет еще и Санчо Пансы. Они еще не существуют.
Их рождение, их существование, все их будущее зависит от сухорукого провиантского комиссара Мигеля Сервантеса, чья фигура только что привиделась нам на раскаленной земле Андалусия.
Мигель Сервантес — комиссар по закупкам продовольствия для военного флота. Он ездит по Андалусии, одной из южных провинций Испании. Должность нелегкая, — даже здесь, в наиболее богатой части страны, крестьянские амбары пусты. Вся Испания, властительница полумира, голодает. Но провиантские комиссары объезжают страну и, действуя именем короля, отнимают последнее у населения городов и деревень.
Религиозный фанатик король Испании Филипп II после изнурительных войн с Турцией и Нидерландами готовится к воине с Англией, строит флот — Великую Армаду, а мелкий чиновник Мигель Сервантес производит для нового флота обязательные срочные закупки зерна, овощей, оливкового масла.
С крестьян много не наберешь. Приходится вынуждать к продаже своих запасов церковников. Это, конечно, чревато опасностью. В городе Эспхе происходит скандал. Комиссар Сервантес требует от церковного управления города продать излишки но установленным государством цепам. А церковники не хотят расстаться даже с малой толикой своих запасов, несмотря на то, что Великая Армада готовится нанести сокрушительный удар еретической Англии. Сервантес силой берет зерно, но это сразу же ставит его под угрозу отлучения от церкви, а там — и пыток в застенках инквизиции. Гражданские власти с трудом добились прекращения этого дела — церковь была грозной силой в испанском государстве.
В 1588 году Англия покончила с испанским владычеством на море — Непобедимая Армада была разбита. А Мигель Сервантес продолжал закупать продовольствие для армии и флота. В 1594 году его назначили сборщиком недоимок. Все те же дорога, тот же мул, те же споры, счета, бумаги, постоялые дворы, грязь и невежество. К тому же ему вообще не везло. Многие сборщики налогов и комиссары по закупкам не стесняли себя в средствах, а Сервантес не только едва-едва сводил концы с концами, но даже оказался осенью 1602 года в тюрьме из-за того, что банкир, через которого он переводил в Мадрид собранные им деньги, разорился. Около трех месяцев пробыл Сервантес в севильской королевской тюрьме среди разбойников, банкротов, нищих и воров. Там, по его собственному свидетельству, он и начал писать «Дон Кихота».
В это время ему шел пятьдесят шестой год. Вся его прошлая жизнь была типичной жизнью идальго — мелкого дворянина, — отчаянно борющегося за свое существование. Испанская идальгия пережила в первой половине XVI века большую социальную и психологическую драму. В начале века нищий идальго — явление необычное, в середине века — массовое. Еще сравнительно недавно идальго могли самонадеянно заявлять, что они «будут пониже одного только господа бога, а королю не уступят ни в чем». Теперь идальго мог стать каждый случайно разбогатевший плебей, любой выскочка. Но главное было даже не в этом. Общее положение идальгии катастрофически ухудшалось, она разорялась, и все меньше оставалось у нее возможностей приложить свои силы. Церковь, флот, королевская служба — вот три пути к сносному существованию для идальго. Других не было. Сервантес испробовал эти пути, он прошел обычную для многих его современников дорогу, но так ничего здесь и не добился.
Долгие годы он прослужил солдатом, а затем — мелким королевским чиновником. Пять лет пробыл в алжирском плену, несколько раз пытался бежать. Попытки были смелыми, даже дерзкими, и все же кончались провалом. Злоключения на родине, злоключения на чужбине — вот чем оказалась заполненной почти вея жизнь. И, однако, эта длинная жизненная дорога, типичная для обедневшего идальго, привела Сервантеса к созданию «Дон Кихота».
КАМЕРАРИЙ, СОЛДАТ, ПЛЕННИК
Заглянем все же в начало этой бурной биографии, ознакомимся с некоторыми ее перипетиями. Начнем со старинной бумаги — с записи о крещении.
В одной из церквей города Алькала-де-Энарес 9 октября 1547 года был крещен сын идальго Родриго де Сервантеса Сааведры, которого назвали Мигелем. Судя по имени, которым его нарекли, мальчик родился 29 сентября в день Михаила Архангела. Отец его занимался то юридической, то медицинской практикой, часто переезжая с места па место со своей большой семьей. Несколько лет Сервантесы прожили в тогдашней столице королевства Вальядолиде; там Мигель учился в школе. Он получил гуманитарное образование, которое продолжил в Мадриде, куда перебралась семья. В Мадриде он поступил на службу камерарием (камердинером) к чрезвычайному послу папы Пия V Джулио Аквавиве. С папским послом Мигель отправился в 1508 году в Рим. Документальных свидетельств об этом периоде его жизни не осталось.
Согласно другой, тоже не подтвержденной, версии, Сервантес был вынужден покинуть Мадрид во избежание преследований за участие в поединке, а на службу к Аквавиве поступил уже в Риме.
После смерти Аквавивы Сервантес стал солдатом. Это произошло в 1570 году, в самый разгар военных событий на Средиземном море: турецкая эскадра захватила Никозию, город на острове Кипре, принадлежавшем тогда Венеции. Молодой солдат оказался участником знаменитого сражения при Лепанто. Здесь объединенный испано-итальянский флот 7 октября 1571 года нанес тяжелое поражение туркам. Находившегося на одной из испанских галер Мигеля Сервантеса била в тот день лихорадка, но он предпочел, «даже будучи больным и в жару, сражаться, как это и подобает доброму солдату, а не прятаться под защитой палубы. В этом бою он был трижды ранен, долго потом лечился, выздоровел, по левой рукой навсегда перестал владеть.
Снова военная служба, снова сражения и скитания с полком по городам Италии. Сервантес видел Геную, Лукку, Милан, Болонью, Флоренцию, Венецию, Неаполь, Мессину, Палермо. Он имел возможность познакомиться с жизнью парода, с высшими достижениями античной цивилизации и современной культуры итальянского Возрождения.
В Италию Сервантес прибыл начинающим поэтом, и можно считать, что именно здесь, на родине Данте и Петрарки, Боккаччо и Ариосто. формировались сто литературные взгляды.
Оставив военную службу, Мигель Сервантес вместе с братом Родриго, тоже служившим в армии, в сентябре 1575 года отбыл из Неаполя на родину. Галера, на которой они плыли, попала в руки алжирских пиратов. Сервантес вез с собой рекомендательные письма/ командующего испанскими войсками дона Хуана Австрийского и вице-короля Неаполя герцога де Сеса на имя короля Филиппа II. Прочитав эти письма, пираты сочли Мигеля Сервантеса персоной знатной и богатой. За него потребовали такой большой выкуп, какой его семья не могла собрать.
Многое в истории пленника, рассказанной в первом томе «Дон Кихота», в частности описания жестокостей правителя Алжира Гассана-паши, который «каждый день кого-нибудь вешал, другого сажал на кол, третьему отрезал уши», отражает истинные события из жизни Сервантеса в плену.
Слава о мужестве Однорукого успела распространиться по Алжиру. После каждой очередной попытки к бегству он попадал, закованный в цепи и наручники, в строгое одиночное заключение.
Только в 1580 году он был наконец выкуплен и вернулся на родину, испытав самую большую из всех возможных радостей — радость вновь обретенной свободы.
РОДИНА, ЕЕ БЛЕСК И ЕЕ НИЩЕТА
Когда Сервантес вернулся домой, испанскую монархию еще окружал сияющий ореол могущества, величия, непобедимости. В XVI веке Испания завоевала Мексику, Перу, другие области Центральной и Южной Америки. Одновременно Испания подчинила себе ряд государств Европы.
На землях, подвластных испанской короне, «никогда не заходит солнце» — так далеко простирается власть испанского монарха. Но эта грозная и жестокая монархии уже расшатывается изнутри. II одной из главных причин упадка, к которому шла страна, было заокеанское золото. Из стран Нового Света, из шахт Перу и Мексики, в Испанию хлынул ослепительный поток золота и серебра. На сотнях кораблей золото перевозилось в метрополию. Но эти заокеанские богатства, наводнявшие страну, не послужили ее экономическому и социальному прогрессу. Феодально-абсолютистская диктатура препятствовала развитию национальной экономики, промышленности, торговли и земледелия, которые лишь в начале XVI века пережили кратковременный подъем.
Испания становилась страной кричащих социальных контрастов. Крестьяне, ремесленники, идальго нищали, люди гибли в завоевательных войнах, деревни пустели. Купцами овладевал дух спекулятивной наживы и разбойничьего обогащения, в замках аристократии скапливались огромные запасы золота — слитки и всевозможная домашняя утварь. У одного лишь герцога Альбу-керкского во дворце насчитывалось тысяча четыреста дюжин золотых тарелок, несколько сотен серебряных лестниц, по которым слуги взбирались, чтобы достать посуду из буфетов.
Золота у богачей скапливалось все больше, а хлеба, мяса и оливкового масла в стране становилось все меньше. Приходилось делать закупки в других государствах. По словам историка Альтамира-и-Кревеа, «Испания превратилась в мост, через который проходили сокровища Америки (и полуострова), чтобы обогащать другие нации». Содержание армии п флота, огромного государственного аппарата, блестящего двора, прославившегося своей роскошью, ведение разорительных войн — все требовало непомерных расходов. Король Филипп II занимал все большие суммы у иностранных банкиров под залог своих владений, выплачивая фантастические проценты. Дошло до того, что в 1575 году Филипп писал своему послу в Риме: «Брать больше негде, ибо все истрачено и исчерпано вплоть до кредитов». И все-таки король измышлял все новые и новые средства для увеличения доходов. Росли налоги, должности и звания продавались, придумывались всевозможные поборы. Горожане (а их число резко увеличилось за счет сельского населения) предпочитали не заниматься производительным трудом, ибо, по словам того же историка, «завоевывать новые земли, открывать золотые россыпи, обогащаться за счет чужого труда было более заманчиво и требовало меньше времени, чем зарабатывать на жизнь в Испании».
Испания все еще поражала мир своими бескрайними владениями, своим внешним блеском, а по стране бродили толпы нищих, на больших дорогах грабили разбойники, деревни стояли пустые и заброшенные, в городах заколачивали мастерские: «...политический и социальный упадок Испании обнаруживал все симптомы позорного и продолжительного разложения...».
Вырвавшийся из плена и вернувшийся на родину с мечтами о свободе герой битвы при Лепанто сразу же попал в весьма бедственное положение. Ни наград, ни денег, на которые он рассчитывал, ни службы, которой он добивался, отправившись с этой целью в ставку герцога Альбы, Сервантес так и не получил. Рекомендательные письма потеряли свою силу — Хуан Австрийский умер. Герой, отмучившийся пять лет в страшном плену, никого не интересовал в Испании, ему еще приходилось доказывать, что, общаясь в Алжире с иноплеменниками и иноверцами, он ничем предосудительным себя не запятнал...
И в личной жизни ждали Сервантеса разочарования. Женившись, он не обрел ни семейного счастья, ни уютного очага. Почти всю жизнь они с женою прожили врозь.
В поисках заработка Сервантес обращается к разным занятиям, по урывками, в свободное от погони за куском хлеба время, пишет. Он сочинил пасторальный роман «Галатея», появившийся в лавках в 1585 году и понравившийся публике. Из двух десятков написанных им пьес (еще в плену Сервантес начал сочинять пьесу) две — «Алжирские нравы» и «Разрушение Нумансии» — шли на театре.
В Испании той поры прокормиться литературой мог лишь писатель, имевший богатого и высокого покровителя. У Сервантеса не было ни высоких друзей, ни умения их приобрести. А расходы все росли. После смерти родителей и гибели брата Мигель стал главой семьи, состоявшей из двух его сестер и племянницы. Внебрачную дочь Сервантеса воспитывала совсем чужой ему человек — жена.
Сестры и племянница жили в Мадриде, жена — в Эскивиасе. Он же, получив наконец должность комиссара по закупкам провианта, отбыл в Севилью на целых пятнадцать лет. Севилья — центр Андалусии, богатый, блестящий, кипевший жизнью порт. По Гвадалкивиру поднимались корабли; они шли из Америки, из самых отдаленных стран Европы. Герой плутовского романа «Гусман де Альфараче» (1599) утверждает, что «Севилья — самое удобное место для купли-продажи. Здесь всякий товар находит своего покупателя, на все есть любители». И действительно, па улицах и площадях, в трактирах этого города толкался самый разношерстный парод — там пили, играли в кости и в шахматы, судачили обо всем па свете.
Священники, солдаты, чиновники, ученые, знать, воры, нищие, крестьяне — Сервантес общался с людьми всевозможных сословий и профессий, он все глубже узнавал свою страну, ее парадно-величественный фасад и ее задворки. Давно уже испарился восторженный, юношеский патриотизм, его сменил трезвый, иронический взгляд на окружающий мир. Не случайно в конце 90-х годов в Севилье Сервантес сблизился с литературным кружком, в котором процветала поэзия сатирического толка. Автор пасторального романа «Галатея» тоже обратился к сатире и написал едкий сонет по случаю разграбления Кадиса английскими войсками и позорного поведения капитан-генерала андалусского побережья герцога Медина-Сидонии.
Выйдя в 1603 году из королевской тюрьмы, Сервантес перестал быть сборщиком налогов; его выпустили, по не оправдали; процесс еще тянулся, место он окончательно потерял. Той же зимой и сам Сервантес и все его родные переехали в Вальядолид, за два года до этого ставший столицей. Вслед за двором сюда потянулась испанская знать, а в ее свите — писатели, ученые, художники.
Зимой 1605-года в Мадриде вышел из печати первый том «Дон Кихота». Успех книги превзошел все ожидания: за год роман выдержал шесть изданий.
Вскоре его перевели на другие языки. Но не следует думать, что благодаря успеху своей книги Сервантес вырвался из тисков самой безысходной нужды. И теперь случались дни. когда он вынужден был есть суп. который раздавали нищим в монастырях.
В Мадриде, куда Сервантес переехал в 1608 году (в 1606 году этот город вновь стал столицей), он был, несмотря на громкую славу, все так же стеснен в средствах. Вероятно, из-за неизбывной бедности и в надежде на бесплатные похороны обе сестры Сервантеса, а позднее п его жена, по-прежнему жившая в Эскивиасе, постриглись в монахини. Сам он вступил в религиозное общество полумирского типа — «Братство рабов святейшего причастия». В братстве, где состояло много высокопоставленных особ, Сервантес, возможно, надеялся найти себе покровителя. Одно время он очень рассчитывал отправиться в Италию в свите графа де Демоса. Надежды эти не сбылись, хотя граф Демос, видимо, все же какую-то поддержку Сервантесу оказал.
В 1613 году Сервантес выпустил сборник «Назидательные новеллы». Писались они в разное время. Некоторые из них автор, возможно, первоначально предполагал включить в текст второго тома «Дон Кихота» — по характеру своему они весьма близки вставным новеллам первого тома (например, «Повести о безрассудно-любопытном»). Новый сборник произведений Сервантеса, на этот раз драматургических — «Восемь комедий и восемь интермедий, новых и никогда не представленных», — появился в 1615 году. В том же году вышел в свет и второй том «Дон Кихота».
Летом 1614 года, в то время как Сервантес писал одни из важнейших эпизодов второго тома (Санчо — губернатор), вышло подложное продолжение его книги, автор которого укрылся за псевдонимом Алонсо Фернандеса Авельянеды. Появление этой подделки, должно быть, поторопило Сервантеса, заставило его ускорить окончание второго тома и побудило многое изменить в первоначальных замыслах.
В те времена заимствование чужого сюжета было явлением весьма распространенным. Сам Авельянеда писал по этому поводу: «Пусть никто не удивляется, что эта вторая часть исходит от другого автора, ибо по так уж редки продолжения разных повествований, принадлежащие перу различных лиц... Поскольку дозволено существовать стольким «Селестинам», которые — и мать и ее дочери — бродят по свету, вполне можно допустить странствовать по полям и Дон Кихота с Санчо Пансой».
Но Авельянеда не просто позаимствовал чужой сюжет, он написал памфлет на роман Сервантеса. Дон Кихот и Санчо изображены им огрубление, примитивно, однопланово. Дон Кихот здесь — всего только помешанный, а Санчо — лишь глупый и жадный обжора. Книга к тому же была пересыпана выпадами против самого Сервантеса, причем явствовало, что автору хорошо известны обстоятельства его жизни. Даже предисловие Авельянеды к роману было полно низких насмешек над Сервантесом.
Кто скрывался под именем Авельянеды, до сих пор неизвестно. Неизвестно также, знал ли Сервантес своего врага. Во всяком случае, великого писателя и в конце его жизни унизили, подобно тому как свиньи истоптали Дон Кихота незадолго до его смерти.
Уже вскоре после смерти Сервантеса (23 апреля 1616 года) цензор, разрешая выход в свет его последней книги — образцового, по мнению самого автора, рыцарского романа «Персилес и Сихисмунда», — называл писателя «прославленным сыном нашей нации». Но умирал этот великий человек все в той же нищете, в которой он прожил всю жизнь и с которой тщетно боролся, подобно тому как его герой боролся с ветряными мельницами. Похоронили ого францисканцы-терциарии за счет благотворительных сумм братства в монастыре, который указал перед смертью сам Сервантес, принявший за две недели до смерти монашеский сан.
Портретов Сервантеса, подлинность которых не вызывала бы сомнений, не осталось. Быть может, их создали позднее в соответствии с тем описанием несуществующего портрета, которое дал Сервантес в «Назидательных новеллах»: «Человек, которого вы здесь видите, с овальным лицом, каштановыми волосами, с открытым и большим лбом, веселым взглядом и горбатым, хотя и правильным носом; с серебристой бородой, которая лет двадцать тому назад была еще золотая; длинными усами, небольшим ртом; с зубами, сидящими не очень редко, но и не густо, потому что у него их всего-навсего шесть, и притом очень неказистых и плохо расставленных, ибо соответствия между ними нет; роста обыкновенного, ни большого, ни маленького; с хорошим цветом лица, скорее светлым, чем смуглым; слегка сутуловатый и тяжелый па ноги, — есть не кто иной, как автор „Галатеи" и „Дон Кихота Ламанчского"».
Дом, где жил последние годы Сервантес, снесли в 1833 году, монастырь перевели в другое место, о могиле забыли... Не осталось ни портретов, ни реликвий, все они ушли в небытие. Забыто любимое сочинение Сервантеса — пасторальный роман «Галатея». Рыцарский роман «Персилес п Сихисмунда», на который он возлагал столько надежд, тоже забыт. Эти книги, как и пьесы Сервантеса, интересуют только специалистов. Но «Назидательные новеллы читаются и по сей день. А роман «Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский», которому автор даже не придавал вначале серьезного значения, стал великим достоянием мировой культуры.