7.5. Культурный ландшафт русской поземельной

общины

7.5.1. Фрагменты культурного ландшафта в составе общинных земель

Культурный ландшафт на огромных пространствах России за-давался ритмом и смыслом хозяйственной жизни сельской общи-ны. Община — название особого крестьянского социума, офор-мившегося в сельской России, имеющего очень давнюю историю. С XIII в. христианское население русских земель начинают называть крестьянами, позднее это название закрепляется за незнатными сельскими людьми. Свободные землепашцы, осваивавшие пространства Русской равнины, владели участками пашни, сенокосов и выпасов на правах первоначального освоения, затем по мере заселения земля распределялась между членами рода. Постепенно с утратой родственной связи люди объединялись по простейшему принципу соседства и составляли территориальную общину — вервь.

Крестьянское землевладение и землепользование в XIV—XVI вв. было представлено в основном участками свободных (незакрепо-щенных) крестьян. Такие земли назывались черными в отличие от белых (феодальных) земель — вотчин и поместий, а сами крестьяне именовались черносошными, поскольку они, полностью рас-поряжаясь своими землями, выплачивали феодалу посошную по-дать. Позднее, в XVIII в., черносошные крестьяне стали назы-ваться государственными.

Часть крестьянских земель находилась во владении отдельной семьи, но основная их площадь — в пользовании крестьянской общины. Каждая крестьянская семья (взрослый работоспособный мужчина и женщина), наделенная земельным участком, состав-ляло тягло, которое, в свою очередь, входило в состав более об-ширного семейного союза — двора. Как правило, во двор входили два и более тягл, но были и однотягловые дворы, которые состав-ляли обычно молодые брачные пары. До середины XIX в. тягло было и единицей рабочей силы, и мерой крестьянского земель-ного надела, и податной единицей взимания натуральной и де-нежной повинности.

В крестьянской общине существовала скидка и накидка тягл, т. е. наделение возникающих тягл упразднившимися или вновь об-разуемыми тягловыми участками — такая операция называлась частным переделом и производилась в случае утраты работника или возникновения новой брачной пары. Общий передел кресть-янских земель предполагал изменение величины и состава тягло-вых участков. Крестьянская община управлялась «миром», т.е. все-ми жителями, входившими в ее состав; мир самостоятельно ре-шал вопросы скидки и накидки тягл, общего передала, распреде-ления податей и сборов, а также разрешал внутренние споры.

Впервые сколько-нибудь систематические материалы по сель-ским общинам были собраны двумя «учеными обществами»: Им-ператорским Вольным экономическим и Русским географическим, которые в 1870-е годы разослали в разные губернии специали-стов, получивших задачу объективного исследования жизни сель-ской поземельной общины в связи с отменой крепостного права и освобождением крестьян. Материалы собирались по стандарт-ному, весьма скрупулезному плану, включавшему в себя описа-тельную часть и опросники (составлены Е.И.Якушкиным), в ре-зультате были получены бесценные характеристики жизни сельс-кой общины в различных по природным и социальным условиям регионах пореформенной России. С особым блеском справились со своей задачей П.П.Семенов, П.А.Соколовский, А.В.Полов-цев и другие географы и экономисты.

К середине XVIII в. села, сельца и деревни начинают объеди-няться в своеобразные территориально-административные общ-ности — волости. Территория волости, как правило, была одно-родна в хозяйственном и природном отношении и тяготела к круп-ного торговому селу. Роль естественных границ между волостями играли реки, крупные болотные или лесные массивы. Средняя по размерам волость имела площадь 10—15 тыс. десятин. Внутреннее пространство волости было ограничено, и расширение пашни могло быть осуществлено только за счет лесов, расположенных между селениями.

Общины различались по размерам: сельская община могла со-стоять из одного селения или нескольких. В некоторых общинах, состоявших из нескольких селений, можно было выделить одно главное и несколько выселившихся из него «поселков» (почин-ков, выселков, двориков), в других были объединены поселения равноценные по людности и времени возникновения.

Зачастую общинная земля принадлежала всей волости. Так, Ни-коло-Кормская волость Ярославской губернии охватывала 90 селе-ний, составлявших общину. По всей видимости, подобная ситуа-ция складывалась в тех местах, где казенные крестьяне жили (до реформы 1861 г.) целыми волостями и составляли поземельные общины, никогда не переделявшие земель между отдельными се-лами и деревнями.

В состав принадлежащей общине земли входили различные виды угодий, в пределах которых осуществлялись те или иные виды сельскохозяйственных работ, что, по сути, и определяло направ-ление антропогенной трансформации ландшафта в том или ином месте освоенных территорий. Эти угодья можно подразделить на две группы, первая составляла усадебные земли (т.е. селитьбу), вторая — собственно сельскохозяйственные земли.

К усадебным землям относились:

• дворовые места, т. е. земля под домом и ближайшими хозяй ственными постройками;

• огуменники, или гуменный двор, — место, где находилось гум но — сарай для сжатого хлеба, и обыкновенно соседствовавшая с ним площадка для молотьбы — ток, и овин (рига) — строение для сушки хлеба в снопах;

• огороды, овощники — отдельные и обычно огороженные участ ки, обработанные под подсадку овощей (зелени, капусты, свек лы «с ботвой», репы, моркови, картофеля, лука);

• сады — участки земли, засаженные плодовыми деревьями и ягодными кустами;

• коноплянники — обычно участки лучшей и удобриваемой зем ли «на задах» между двором и гумном, на которых высаживали коноплю — растение из семейства тутовых, из стеблей которого изготовляли пеньку, а из семян добывали масло (конопляное);

• капустники — капустные огороды (часто выделялись отдель но от прочих огородных культур);

• хмельники — место в огороде, где разводили хмель. Усадебные земли огораживались только частично, и городьба

возводилась «кругом огородной части усадебной оседлости», здесь же для спуска сезонных излишков влаги прокапывались дренаж-ная канава, грунт из которой отсыпался в параллельный вал. На валу крестьяне часто высаживали ветлы, по прошествии вре-мени эти деревья разрастались и превращались в мощные «соли-теры» с живописными кронами, составляющие непременный эле-мент пейзажа русской сельской местности. К хозяйственным землям относились:

• выпуски — скотный выгон или пастбище для общественного стада;

• выгоны — пастбище или место сбора для скота, откуда его погонят на дальнее пастбище по прогону,

• телятники — выгон для телят «под деревней», т.е. находя щийся в непосредственной близости от селитьбы;

• пахотные поля — основной тип сельскохозяйственных угодий; поля были невелики и делились на многие части «по достоин ству» земли, т. е. по плодородию, удалению от села, удобству, кру тизне склона и другим обстоятельствам, достаточно тонко разли чаемым хозяевами;

• сенокосы — угодья, на которых заготавливалось сено;

• леса — в общинных лесах велась заготовка дров на различные нужды, по полянам выкашивалось сено, по недостатку пастбищ здесь часто пасли скот.

К миру сельской общины относились также и земли, несущие промысловые функции: рыбные ловли, охотничьи места и пути-ки (тропы).

Картина землепользования и общая мозаика культурных ланд-шафтов складывалась на протяжении столетий и обладала извест-ной устойчивостью. Даже на российском Севере в пределах таеж-ной зоны все поземельные общины волостей образовались весьма давно. Е.И.Якушкин [50] отмечает, что «впервые по сохранившимся преданиям местности в верховьях рек были заселены еще в XVI в., когда были выселены дети боярские и дворяне со своими людьми и им жалованы были земли, в то время еще незанятые и заросшие дремучими лесами. В некоторых волостях часть села и доныне еще носит название Городка и в ней сохранились дворянские и одно-дворческие фамилии, происходящие от детей боярских, выселенных сюда для защиты местности. Первые селения возникли вероятно в конце XVI — начале XVII в., некоторые в начале XVIII в. как выселки из тех прежних и самое позднее — около 1840 г. для заселения пустоши, образовавшейся вследствие специального межевания. Разделение в селениях на общества происходило вслед-ствие разделов между сонаследниками имений, причем раздель-ная линия могла проходить по улицам села так, что одна сторона могла входить в состав одной общины, а другая — в состав дру-гой».

1861 г. стал стартовым для практически повсеместного переде-ла земли в связи с отменой крепостного права. На протяжении многих десятилетий до этого срока вся картина землепользования определялась характером взаимоотношений между крестьянами общины и помещиком. Беспристрастное исследование этого воп-роса (вне «краеугольных» положений о классовой борьбе) свиде-тельствует о том, что взаимоотношения эти бывали разнообразны не только в различных регионах России, но даже и соседних воло-стях.

Двести лет — с середины XVII до середины XIX в. — огромные пространства обрабатываемых земель находились во владении по-мещиков.

До начала XVIII в. формально различались: вотчина — безу-словное наследственное отчуждаемое владение и поместье — вре-менное условное держание, дававшееся царем дворянину на ус-ловиях службы и на срок службы. Однако фактически во второй половине XVII в. поместье также превратилось в наследственное постоянное держание, а указ о единонаследии 1714 г. формально уравнял вотчины и поместья. С тех пор дворянское земельное вла-дение называется поместьем, имением, вотчиной. До 1861 г. под имением подразумевалась земля, населенная крепостными кресть-янами, в дальнейшем же — любое земельное некрестьянское вла-дение независимо от принадлежности.

Имение включало в себя усадьбу, деревню или несколько де-ревень с крепостными, крестьянами, поля, выделявшиеся вла-дельцем для обеспечения жизни крестьян, а также сенокосы, вы-гоны для скота, леса и неудобные для хозяйствования земли. В имении могли быть также водоем (река, пруд, озеро или сажал-ка), мельница с крупорушкой, рыбные ловли, охотничьи угодья,

церковь.

Различались барщинные имения в которых была барская запаш-ка, и оброчные имения, в которых барской запашки не было и вся полевая земля была в пользовании крестьян.

Барщина как форма феодальной повинности крестьянства, включавшая в себя полевые и другие хозяйственные работы (рубка леса, перевозка грузов и т.п.) на помещика, была преимуще-ственно распространена в черноземных губерниях с развитым зем-леделием. В XVIII в. в отдельных хозяйствах достигала в страду шесть дней в неделю, затем формально была ограничена тремя днями, но фактически помещики обходили не четко сформулированный указ, например увеличивали количество барщинных дней в стра-ду, компенсируя их зимой. Производительность труда на барщине была примерно в полтора раза ниже, чем на крестьянских полях. После отмены крепостного права в 1861 г. барщина временнообя-занных крестьян была резко сокращена и строго регламентирова-на, могла заменяться по требованию крестьян оброком, что бы-стро привело к ее исчезновению.

Беспристрастный исследователь П.П.Семенов отмечал, что из общин, находившихся на барщине, «некоторые выделялись про-должительностью почти полувековой патриархальной образцовой заботливостью помещицы о благосостоянии своих крестьян, вслед-ствие чего они принадлежали потом к числу наиболее зажито-чных в волости. Применение барщины и вообще крепостного пра-ва ко всем остальным общинам отличалось большею или мень-шею суровостью смотря по личным свойствам владельцев, а еще больше — часто сменявшихся управляющих их имениями, но во-обще нельзя сказать, чтобы крестьяне этих общин были очень зажиточны» [41].

Оброком называли форму феодальной повинности крестьян, которая могла быть натуральной (в виде сдачи владельцу в опре-деленном размере хлеба, льна и других продуктов) или денежной (в виде уплаты определенной суммы), а также смешанной, когда выплачивалась небольшая сумма денег и сдавалось некоторое ко-личество продуктов. Натуральный (продуктовый) оброк был от-менен Положениями 19 февраля 1861 г., денежный сохранялся для временно-обязанных крестьян до 1883 г.

Сенокосы, особенно луга, нередко были в совместном пользо-вании помещика и крестьян, а укос делился. Даже в барщинных имениях, т.е. при наличии барской запашки крестьяне обычно пользовались правом выпаса скота на барских полях после уборки хлеба, получения дров и строевого материала, сбора ягод и гри-бов (кроме заповедных лесов), ловли рыбы. Но бывали помещики, которые не пускали своих же крестьян в свои угодья или брали с них за это деньги; правда, такая практика обычно вызывала неодобрение соседей.

Захватного права (т. е. права на землю первоселенцев, поднявших целину) в России не было уже с середины XVIII в. Так как все залежные земли и пустоши принадлежали помещикам, кре-постные общины пользовались только отводимыми им наделами, за основание отвода принималось до 1861 г. во всех общинах тягло. Обычный тягловый надел до середины XIX в. составлял 2 сороко-вые десятины или 2 и 2/3 десятин казенной меры (около 2,9 га), но тягловый надел никогда не находился на одном сплошном участке в каждом поле, а был разбит на несколько отдаленных друг от друга полос.

По мере увеличения числа тягол вновь возникающим тяглам отводились новые тягловые наделы из общего запаса свободных помещичьих земель, если таковые имелись, в таком случае раз-множение тягол поощрялось помещиком, который с увеличением числа тягловых наделов увеличивал и свою запашку, в большей части случаев равнявшуюся по пространству крестьянской запашке. Когда же эта система достигала своего предела, т. е. исто-щались свободные запасы владельческих залежей и пустошей и не представлялось более возможным делать расчистки лесных зарос-лей, тогда «помещик полагал обыкновенно предел умножению подлежащих наделу тягол, что достигалось боле поздним образо-ванием тягла, т.е. более поздними браками подростков, ранним снятием тягол со стариков, еще способных к работе, отпуском наиболее зажиточных семей на волю путем выкупа, отправкою некоторых семей на отхожие оброки, дозволением зажиточным крестьянами покупать на имя помещика собственные земли, при-чем тягло с этих семей снималось, т.е. надельная земля отбира-лась и они переводились на оброк» [41]. Тот же результат дости-гался снятием тягл и переводом на оброк крестьян, занимающихся какими-либо прибыльным для них промыслом — продажей избытка крепостных семей на своз или выселением их на соб-ственные пустопорожние земли в другие губернии, а в небольших имениях иногда и лишением всех крестьян их наделов и обраще-нием их в батрачество, причем крестьянские запашки присоеди-нялись к господскими.

В многих имениях число тягол держалось постоянным и для этой цели тягла налагались на возникающие пары, только когда смерть тяглового работника или его старость делали одно из тягол вакантным. Только в редких случаях помещики продолжали наде-лять прибылые тягла из своей собственной запашки до ее истоще-ния, а уменьшение через это состоявшего в его распоряжении крепостного труда вознаграждали денежным оброком, на кото-рый помещики переводили наиболее достаточные дворы, остав-ляя на барщине только то количество тягол, которое соответство-вало размеру владельческой запашки. При этом с оброчных дво-ров и тягол требовалось еще некоторое количество сгонных дней. При такой системе число оборонных тягол постепенно увеличива-лось, а барщина с уменьшением господской запашки постепенно уменьшалась, вплоть до перехода всего имения на оброк [41]. В та-ком переходном положении (на смешанной повинности) застало освобождение крестьян многие сельские общины. Некоторые об-щины состояли уже на чистом оброке, причем все земли малозе-мельных имений могли состоять в пользовании крестьян. Часто это случалось с второстепенными отдаленным имениями, в кото-рых помещик не желал вести хозяйство сам.

При крепостном праве наделы крестьянских общин во всех барщинских имениях, т. е. таких, в которых существовала и бо-лее или менее обширная господская запашка, не были приуро-чены к крестьянским усадьбам. Вся пахотная земля имения была поделена на три поля: ближняя половина этого поля составляла господскую запашку, а дальняя — крестьянскую. Если у владель-ца существовали еще залежи, то наделы прибывающим тяглам нарезывались не непосредственно из этих залежей, а от конца господских полей к границам крестьянских; взамен утрачива-емых частей господской запашки поднималась помещиком нови-на в тех местах, где существовали залежи. По истощении почвы таких новых расчисток помещики во избежание чересполосицы своей запашки обменивали истощенные нови на ближайшие в его полях части крестьянского надела, предоставляя общине де-лать коренной передел.

После 1861 г. из состава имения выпали деревни и крестьян-ские надельные земли; леса, водоемы, отрезки и барская запаш-ка, если она была. Лишь сенокосы остались частично во владении помещиков. Помещики начали быстро разоряться: «не имея при-вычки к самостоятельному ведению хозяйства и не умея приспо-собиться к новым условиям, значительная часть вела хозяйство по старинке, с помощью отработок» [41]. Огромная масса имений была по частям распродана крестьянам и лесопромышленникам, усадьбы продавались на слом или в лучшем случае превращались в дачи.

Вообще размеры крестьянских земельных наделов различались по регионам и категориям крестьянства. Наделом называлось зе-мельное угодье, формально находившееся в собственности поме-щиков, государства или удельного ведомства, но поступавшее в длительное фактические бессрочное пользование крестьян для исполнения ими повинностей. Леса, воды и недра в состав наде-лов обычно не входили. Размеры наделов должны были быть таки-ми, чтобы обеспечивать потребности хозяйства, а там, где был натуральный оброк, его уплату. В регионах с развитым земледели-ем в крепостной деревне была тенденция к сокращению наделов при расширении барской запашки, относительное сокращение наделов происходило ввиду прироста населения.

С 1860-х годов наделы юридически стали принадлежать кресть-янской общине или сельскому обществу, от которого крестьяне получали землю для индивидуального пользования — традицион-но на уравнительных началах и часто с периодическими уравни-тельными переделами. Позднее в результате Столыпинской аграр-ной реформы 1906 г. наделы стали закрепляться за крестьянами в частную собственность.

Пореформенные земельные наделы в среднем составляли око-ло 4,4 десятины на душу (4,8 га), колеблясь от 0,2 до 28 десятин (от 0,2 до 30 га) в различных регионах; предполагалось довести размер наделов до 9 десятин, но до конца эта работа не была доведена. При освобождении удельные крестьяне (категория крестьян, состоящих в ведении уделов с 1797 г.) получили наделы большие, чем поме-щичьи крестьяне, — в среднем 4,8 десятины на душу (5,2 га).

Положениями 19 февраля 1861 г. для каждой местности опре-делялся размер душевого (только для мужских душ) земельного надела: высший и низший (в 1/3 высшего). Если дореформенный надел превышал высшую норму, то помещик имел право оста-вить излишек себе в виде отрезка. Хотя по закону отрезке подле-жали только низкокачественные земли: пустоши, выгоны, прого-ны, в крайнем случае дальние пашни (правда, закон нередко на-рушался), крестьяне остро нуждались в них для нормального ве-дения хозяйства. В ряде случаев даже ненужная с хозяйственной точки зрения земля оказывалась необходимой: при «вырезании» отрезков из крестьянских угодий отрезки врезались в них и «за-тесняли» крестьян, а обычная пастьба скота на парах и жнивье вела к потравам на помещичьей земле, скандалам и штрафам, во избежание чего отрезки приходилось снимать. Помещики быстро поняли роль отрезков и широко пользовались ими, вынуждая кре-стьян за аренду обрабатывать свои поля (так называемая отрабо-точная система).

Специальное межевание было сопряжено с коренной ломкой как господской, так и крестьянской меж. Для разверстки земли мерили и нарезали полосы, полосы на полях и на огородах изме-рялись саженями. Поземельною мерой служили десятины, на ко-торые все полевые земли правильно были разбиты еще при кре-постном праве. В одних общинах земли были измерены и разбиты на продольные широкими и узкими поперечными межами на прямо-угольники — казенные десятины (тридцатки — 30x80 сажень — 1,092 га), в других — на хозяйственные (сороковые — 40x80 са-жень — 1,456 га), эта готовая разбивка земель была удержана кресть-янами.

Далеко не везде, конечно же, можно было распланировать пра-вильными прямоугольниками всю пашню, поэтому часть ее еще оставалась в разных углах и клиньях. Неправильные формы полей также способствовали усилению чересполосицы. Крестьяне не умели точно определять и делить площадь неправильных геомет-рических фигур, поэтому последние разбивались на четырехуголь-ные клинообразные неправильной форм участки — отсеки, кли-

нушки.

Так как при переделах пашня сортировалась по качеству, то не в каждой части полей бывали одинаковые жеребьевые паи (уча-стки, достающиеся по жребию группе хозяев — обычно десятку, т.е. 10 душам). Поэтому земли одного сорта назначались по 4 деся-тины (около 4,4 га) на пай, другого — только по 2 десятины, а третьего — и вовсе по 1 десятине (приблизительно 1,1 га).

Географы, изучавшие русскую поземельную общину, отмеча-ли, что общее правило хлебопашества крестьян — трехпольный севооборот, т. е. каждый участок пашни бывает одно лето под ози-мым хлебом, другое — под яровым, а на третье лето оставляется паром и подготавливается для озимого посева.

Порядок пользования усадебными землями находился в тесной зависимости от планировки селений (рис. 7.9).

На опольях и в давно обезлесенных местах вдоль рек в селах с одной или двумя улицами дворовые места образуют неширокую полосу, параллельную реке и отходящую о нее на некотором рас-стоянии. Крестообразные спланированные крупные села вдоль пере-крестья дорог имели разные части, называемые концами. Кроме того, группы дворовых мест могли быть отделены от основной части сел оврагами, помещичьей усадьбой или садом, кладби-щем или даже пустырем. Иногда улицы с домами располагались вдоль дороги, пересекающей реку, или вдоль ее небольшого при-тока ручьевого или овражного типа. Так расположены были селе-ния уже до освобождения крестьян, причем распланирование было сделано помещиком или управляющим, большей частью еще до строительного устава. Вновь возникающие дворы выстра-ивались в одну линию по ряду дворовых мест или улице и селе-ние растягивалось до встречи каких-либо естественных препят-ствий. По пополнении улицы строились новый порядок, новая улица или приселок.

Огородные земли были разделены по тяглам параллельными полосками от заднего фаса дворовых мест к реке, а в верхней части огорода продолжением этих полосок к линии, ограничива-ющей верхнюю огородную полосу со стороны выгона или поля. При этом каждый двор имел непременно свою полосу как в вер-хнем, так и в нижнем огороде, что вполне соответствовало по-нятиям крестьян об уравнительности разверстки земли, так как «огородная земля почиталась у них тем более ценною, чем ближе она была расположена к пойме реки» [41]. Помещики во владение крестьянами огородной землей почти не вмешивались, представ-ляя по отношению к ее разверстке полную свободу крестьянской общине.

При разверстке в пространстве ландшафта пытались уклады-вать правильные прямоугольные участки — коны, а небольшие и неправильные оставляли, какими есть, приближая их формы к геометрически правильным (треугольники, трапеции). Рубежи был всегда природными: на пустоши вдоль неглубокой и пологой ло-щины (т.е. самого верхнего звена гидросети) была поднята новь или участок упирался в овраг.

В каждом поле крестьянские полевые десятины нарезались ко-роткими фасами к выгону, а длинными — вдоль длины дачи. При разверстке земель и делении полей на коны принимались во вни-мание следующие обстоятельства:

• отдаленность (или близость) к селитьбе;

• качество почвы, заставляющее выделять в отдельные коны участки земли исключительно худшего или лучшего качества;

• доступность для потравы, заставляющая выделять в особые коны, постоянно подвергающиеся потраве, и вырезать в них все душевые полоски начиная от рубежа открытого для потра вы;

• неправильность очертания некоторых обрезков, вынуждающая крестьян делать из этих отрезков особые коны.

7.5.2. Топология ландшафта и межевание угодий в крестьянской общине

К сожалению, история не сохранила нам крупномасштабных топографических карт, в которых межевание дореволюционной эпохи было бы показано на фоне рельефа, изображенного гори-зонталями. Поэтому о характере соотношения различных частей сельскохозяйственных угодий с пластикой рельефа мы можем су-дить только по текстовым описаниям, опираясь на информацию, в них содержащуюся, и на собственное воображение.

Важнейшая особенность полей в русском культурном ландшафте доиндустриальной эпохи (особенно, если говорить о полях лес-ной зоны) — их небольшие размеры: масштаб хозяйствования, определявшийся социальным устройством сельской общины уди-вительным образом совпадал с условиями мозаичного природного ландшафта средней и северной России.

Вся пахотная земля сельской общины делилась на части, при-чем в этой структуре явно выделяются хозяйственные единицы (угодья) трех иерархических уровней и несмотря на то, что в раз-ных губерниях России для этих единиц существовали различные наименования (часто совершенно местного происхождения, упот-реблявшиеся только в данном уезде), пространственное соотно-шение этих единиц было повсюду аналогичным.

Контур полевой запашки делился на крупные части — коны (а также ярусы, клины, гривы, кряжи, круги, холмы, череды, гоны). В силу понятного стремления к простейшему расчленению контура на клетки конам обычно пытались придавать прямоугольную форму, так возникали полосы, гоны, запутки (рис. 7.10).

Однако зачастую пластика рельефа не позволяла осуществлять прямоугольную нарезку, особенно по краям полей, где обычно выделялись коны иной формы: треугольной {клины или косяки), трапециевидной (творилы).

Отметим, что все три типа плановой формы ярусов-конов оче-видным образом связаны с огрубленной формой элементарной ячейки стока (или элементарного бассейна), образованного че-тырьмя сторонами: верхней линией уступа или гребнем привер-шинной поверхности, двумя боковыми линиями ребер склона и нижней линией вогнутого перегиба (подножья) склона, находя-щейся в створе додолинной эрозионной формы. Понятно также, что на мысовидных округлых рассевающих склонах нижняя сто-рона склона всегда была длиннее верхней, отчего весь участок приобретал трапециевидную форму. В другом варианте приходя-щаяся в середине такого участка гребневая (или килевая — с та-ким же успехом) линия могла поделить трапецию на два почти треугольных «косяка» (рис. 7.11).

Особо крупные пространства пашни, вмещавшие не один кон, назывались столбами, или греблами, а также улежами. Возможно, улежи имели место на выровненных привершинных поверхностях, где отсутствие характеристических линий позволяло иметь контур пашни, значительно превышающий обычный; то же самое может быть отнесено к высоким террасам крупных рек и озерно-ледни-

ковых равнинам.

Коны-ярусы в свою очередь делились на более мелкие участки — полосы, которые принадлежали конкретным хозяевам — членам крестьянской общины (рис. 7.12).

Вообще слово «полоса» употреб-лялось в двух значениях: 1) доля земли, приходящаяся в одной части поля на принятую в общине единицу распределения (на душу или на тягло); 2) вся земля, приходящаяся одному двору (т. е. одной семье) в одном месте. В разных местностях крестьяне делили между собой землю «по ревизским душам», «по тяглам», «по братам», «по лбам», «по едокам», «по земельным душам», «по копейкам», «по сохам» и т.д. Полосы в пахотных полях или лугах мерялись шестами, саженями, косами, сохами, ступнями, лаптями.

Однако в любом из этих вариантов полоса — небольшой, уз-кий и, как правило, прямоугольный участок земли. Крестьяне помечали доставшиеся им полосы особыми знаками, которые вычерчивали косулей (крест в кругу или восьмерка); каждому двору был свойственен свой знак и он передавался по наследству. Поло-сы «разгонялись» вдоль склона (от его верхней части к подно-жью), во-первых, потому, что пахать поперек склона не пред-ставлялось возможным, во-вторых, чтобы обеспечить удобный сток воды с борозд. О фактической ширине полос в разных регионах мы можем судить вполне определенно: так, в Ярославской губер-нии разновидность полосы, называемая загон, означала полосу, на которой можно было сделать четыре оборота косулей.

Хозяйственное чутье земледельца подсказывало нецелесообраз-ность объединения в одном контуре двух или трех участков пашни с резко различными почвенными условиями, поэтому подобная «мелкоконтурность» была выражением своеобразной экологиче-ской нормы, отражавшей не только трудный путь разработки уго-дий, но и природную пластику холмистого моренного и водно-ледникового рельефа центра и севера России. Лишь по проше-ствии многих десятилетий, когда под воздействием эксплуатации агроландшафт терял естественную контрастность (моделировался рельеф, запахивались границы между почвенными разностями, делювиальные шлейфы опускались в ложбины между холмами), становилась возможной компоновка отдельных угодий в более крупные контуры.

Исследователи поземельной общины повсеместно отмечали узость полос, но при этом подчеркивали, это неудобство искуп-лялось тщанием и аккуратностью крестьянина, который, «рабо-тая на себя, ограничиваясь одним тщательным паханием вдоль, отделывает свою полосу если не лучше то, не хуже крупного зем-левладельца» [41].

Одному хозяину (или одной крестьянской семье) принадлежа-ли, как правило, несколько полос, однако они практически всегда были несмежными — это и называлось чересполосицей. В несмежно-сти — залог понимаемой и принимаемой всем общинным миром справедливости земельного раздела, в противном случае все по-лосы одного хозяина могли оказаться на «худой» земле, а другого — на «доброй» и они, следовательно, надолго (если не навсегда — в рамках продолжительности жизни двух-трех поколений) оказа-лись бы в неравных условиях. Только после реформы 1861 г. кре-стьяне, чтобы собрать свои полосы в единый контур, стали обме-нивать их с соседями или брали в наем за деньги.

Соприкасающиеся коны разделялись дорогами, или межника-ми (головниками). Межники были довольно широкими, во всяком случае по ним можно было проехать с телегой или сохой. Более узкие границы между подворными полосами назывались межами, или гривками, впрочем использовались и другие (региональные) названия: засека, грань, рубеж:, брод.

Исследователи сельского хозяйства второй половины XIX в. отмечали, что разделение земель было сделано еще в старину, однако иногда крестьяне находили такое деление неудобным и разбивали поля на новые. Отчасти это произошло там, где кресть-яне при разверстании (т. е. размежевании угодьев с помещиками после отмены крепостного права) получили в надел вместо пре-жних другие земли.

Внутриобщинные переделы земли происходили нередко, как правило, по одной из следующих причин:

• коренной передел, при котором изменяется число полос, на которые делятся общинные земли (следовательно меняется ши рина полос);

• перемена принадлежности полос жребием;

• переверстка полос между хозяевами.

Преобладающая длина подушевых полос при тридцатых десяти-нах 30 сажень (около 63 м), при сороковых десятинах — 40 сажень (84 м), а преобладающая ширина — 5—10 сажень (10 — 20 м), хотя в дополнительных конах эта ширина и того менее — до 2 сажень (4 м). В большинстве случаев двор имел две и более смежные душег вые полоски. Очевидно, что прямоугольник длиной 80 м и шириной около 60 м вполне укладывается в пространство элементарной сто-ковой (водосборной ячейки), при этом в качестве его рубежей могут выступать естественные характеристические линии рельефа.

Судя по сохранившимся землемерным планам, мозаика члене-ния кона на жеребья или «осьминники» (а в этих последних — на гоны) в целом совпадала с рисунком гребне-килевых элементов рельефа. Иными словами, водоразделы высокого порядка (греб-невые линии) разделяли между собой коны полей, а местные ребра склонов служили рубежами между осьминниками и жере-бьевыми участками, составлявшими группировки крестьянских хозяйств. Полосы практически никогда не огораживались, посколь-ку городьба мешала бы проходу хозяев смежных полос.

Коны, занимавшие место между селением на склоне речной долины и руслом реки, делились на полосы межами, проводив-щимися перпендикулярно пойменной бровке. Следовательно, в состав каждого надела попадали приводораздельные и лучшие

пойменные участки.

Луга, так же как и пахотные земли, разбивались по качеству, и пользование участками проводилось по жребию, который предва-рительно «расколачивался» на необходимое количество равных

частей.

Части сенокосных угодий в северных губерниях назывались де-лянками. Е.И.Якушкин [50] отмечает в этой связи, «семьи расса-жены по делянкам с давнего времени, но сама делянка ежегодно делится между семьями, на нее определенными».

На делянке косцы отыскивали старые межи, обозначенные рядом камней. Сенокосов всегда не хватало, поэтому новые уча-стки часто расчищались собственным трудами отдельных кресть-ян — такие угодья называли пожни. Использовались также и се-нокосы на запущенных полях — облоги. Мелиоративные работы, проводившиеся для этих целей, могли быть и весьма значитель-ными и коллективными. Так, в Угодичской волости Ростовского уезда во владении государственных крестьян села Якимовского с деревнями находилось обширное покосное болото, для осуше-ния которого крестьяне прорыли канавы длиной около пяти верст

[50].

Поскольку луга часто находились на речной пойме, их состо-яние могло меняться год от года в связи с уровнем полых вод, объемом и механическим составом принесенного этими водами наилка. Делянки могли быть засыпаны песком после очередного половодья. Поэтому ни в одной общине сенокосы не разбивались на постоянные участки, а перераспределялись ежегодно на время косьбы либо выкашивались сообща.

Леса при пореформенном переделе попадали в крестьянское хозяйство лишь в качестве мелколесных участков. Исследователи отмечали в этой связи, что «лесные заросли в пологих лощинах как земли удобные для хлебопашества были расчищены и распа-ханы, но на землях неудобных вырастили мелколесье в хороший ныне лес и блюдут его очень тщательно. Рубки молодого леса со-вершались при крайней необходимости и при таких рубках община действовала сообща, потом пересчитывала и сортировала вы-рубленные деревья, разделяя их затем между дворами по числу

душ» [50].

Признаками сложившейся культуры ландшафта является по-явление ненормированных, но закрепленных в традиций — отно-шений природопользования. Известно, что крестьяне не только использовали лес для своих нужд, но и охраняли, оберегали, уха-живали за ним.

До нашего времени благодаря усилиям этнографов XIX в. со-хранились интересные сведения о том, как жители сельской кре-стьянской общины «заказывали» участок молодого леса; на опуш-ку выходил священник и произносил особые молитвы в присут-ствии селян. После этого лес считался «заказанным», т.е. запре-щалась любая деятельность в его пределах, кроме сбора грибов и ягод: рубка, сенокошение, выпас скота. Нарушение запрета кара-лось строго, всем «миром». Это позволяло лесу подрасти, набрать силу, окрепнуть — тогда «заказ» мог быть снят.

Выгоны располагались рядом с селением поближе к крестьян-ским домам. Но выгоны эти не были обширны, поэтому скот пас-ли преимущественно на паровом поле по жнивьям и отаве (ско-шенным лугам), этот обычай также вызывал затруднения, так как к этим полоскам не было достаточных прогонов.

Весной скот пасли на лугах; обыкновенно с Троицы, т. е. меж-ду 15 и 25 мая луга «заказывались» и скот с них перегонялся на пары, где пасся до тех пор, пока не поднимут все паровое поле. Под пар начинали «метать» с 20 июня, после чего скот перегоняли на выгоны, где он и пасся до тех пор, пока не убирали сено с лугов. На выгонах, испытывавших все последствия перевыпаса (за-кочкаривание и закисление, прорыв дернины, образование ско-тобойных полигонов), скот голодал. Поэтому после уборки сена скот вновь перегонялся на луга, а затем по окончании уборки хлеба — на жнивы. Для телят особых выпусков не было, они пас-лись в селитьбе — около изб или по улицам селения.

Днем каждый двор высылал «подростков» (следует понимать, что в те, не столь далекие времена, так называли мальчиков ше-сти-семи лет!) караулить своих лошадей, почти всегда несколько ребят собирались для этого вместе. С первого появления травы и до морозов каждый вечер в ночное отправлялись двое очередных крестьян и, кроме того, ребята с каждого двора.

В целом пореформенный передел земли привел к укрупнению сельскохозяйственных угодий и первому (но не последнему, к сожалению) игнорированию природной пластики рельефа и струк-туры ландшафта. Помещенная ниже схема разверстания межсе-ленной чересполосицы и общности землепользования в Тамбов-ской губернии хорошо иллюстрирует это положение (рис. 7.13).

На рис. 7.13, а мы видим небольшие по площади поля, разбросанные достаточно хаотично в окрестностях трех населенных пунктов (од-ного крупного села и двух деревень). Неудобства очевидны: так, земли д. Ивановка разбиты на четыре фрагмента, отделенные друг от друга более крупными полями, принадлежащими селу Пере-сыпкину (1 и 2). Однако при этом в северной части волости со-хранен общинный участок леса, а элементы ложбинно-лощин-ной и речной сети «служат» межами семи небольших полевых фраг-ментов. После разверстки все угодья объединены в несколько круп-ных единых контуров вокруг соответствующих селений, однако и лес, и долинно-речные урочища принесены в жертву рационали-зации. Именно таковой была логика и всех дальнейших земельных переделов, в особенности в советскую эпоху, только масштабы изменений при каждом переделе становились все более впечатля-ющими и роковыми... для ландшафта.

Зачастую программы современных экологов построены на том обстоятельстве (представляющемся многим бесспорным), что ди-кие животные всецело связаны с природой, но на самом деле это не совсем так. Освоение природных ландшафтов в ходе сельскохо-зяйственной деятельности способствовало увеличению протяжен-ности лесных опушек и повышению продуктивности лесных уго-дий. Многие культуры, возделываемые человеком, стали лакомым кормом для диких обитателей леса.

Опушка — переход от леса к полю или лугу — важнейший жетон культурного ландшафта: отсюда легко достижимы и поле с сельхозпродуктами, и лес — надежное укрытие, поэтому посте-пенно опушка стала излюбленным местом обитания самых раз-ных зверей и птиц.

Сельхозугодья, примыкающие к водоемам, использовались водоплавающими птицами как гнездовые площадки, на стерне охотно кормились выводки уток и стаи диких гусей. На сельскохо-зяйственных землях (вдали от городов) и поныне можно встре-тить даже такого обитателя тайги, как глухарь, который охотно жирует как на зеленях, так и на созревших колосьях. Лоси и оле-ни, косули и кабаны — нередкие гости полей и лугов, куда они выходят полакомиться. Вылетают из леса покормиться на полях голуби, а в лугах находят приют чибисы и кулики.

Такое привыкание, приспособление животных к сельскому лан-дшафту происходило многие столетия. Сельскохозяйственный лан-дшафт находился в движении в течение всего вегетационного пе-риода. Во время уборочной урожай убирался жницами с серпом или косцами с косой. Медленно менялся облик земель, птицы и животные получали возможность уберечься от гибели. Скошенные растения связывали в снопы, которые составляли в копны прямо на поле. Так, урожай дозревал или дожидался погожего дня, когда можно было начать перевозку его к токам. Все это позволяло обитателям сельхозугодий (выводкам куропаток, перепелам, зай-цам) подкормиться. Затем урожай свозили к токам, где складывали в скирды.

Обмолот длился до глубокой осени, после него вокруг токов лежала солома, кучки семян сорных трав и половы. Многие пти-цы находили себе здесь достаточно корма, чтобы благополучно дожить до весны, до первых проталин на зеленях озимых культур. К токам «жались» и другие животные — зайцы-русаки, хорьки, лисицы.

Так за многие века произошло проникновение диких живот-ных в пространство культурного ландшафта, своеобразная диф-фузия местообитаний, связанных с биологией диких видов и «мест» в окружении человеческого жилья. Особую роль в таком взаимо-проникновении играли мелкоконтурность и мозаичность тради-ционного сельскохозяйственного ландшафта — особая мозаика сочетания полей с островными и полосными лесами.

7.6. Дворянские усадьбы в культурном ландшафте

России

Среди фрагментов культурного ландшафта, оставшихся нам в наследство от прошлого, наибольший интерес представляют про-винциальные усадебные парки. Дворянские усадьбы России — уникальный пример попытки осознанного формирования чело-веком искусственного ландшафта, причем такой попытки, кото-рая не была жестко связана с утилитарными хозяйственными по-требностями, а отражала эстетические, этические и даже фило-софские пристрастия своих создателей — провинциальных поме-щиков «средней руки».

Небогатое сельское хозяйство, отдаленность земель большей части провинциальных российских уездов от обеих столиц нало-жили свой отпечаток на усадебное строительство в имениях цен-тра и севера России. Малоплодородные почвы, низкая урожай-ность при высокой плотности населения, почти полное отсут-ствие технического оборудования — все это обесценивало земле-дельческие занятия жителей края, которое не могло приносить больших доходов владельцам имений. Поэтому в провинциальных губерниях к северу от Москвы и к югу от Петербурга были рас-пространены небольшие по размерам владения (300 — 400 десятин в Ярославской губернии; для сравнения: в Петербургской губер-нии 8000—10 000 десятин), хозяева которых недаром назывались «мелкопоместными дворянами».

Отсутствие возможности получать большие доходы за счет сель-скохозяйственных видов деятельности принуждали владельцев имений искать иные источники прибыли. Поискам благоприят-ствовали выгодное географическое положение многих уездов, раз-витая речная сеть, наличие некоторых видов сырья и развитие множества местных промыслов, ремесел и заводской промыш-ленности.

Под влиянием этих обстоятельств складывалась структура мест-ных усадеб, в состав которых часто входили небольшие цеха по переработке сельхозпродукции, предприятия мелкой промышлен-ности. Сначала декоративный элемент был как бы вкраплен в об-щий хозяйственный фон имения, а позднее, напротив, отдель-ные утилитарные элементы включались в общий ансамбль усадь-бы или дворцово-паркового комплекса, строящегося по законам художественной композиции. До нашего времени в пределах провинциальной России сохра-нились сотни усадебных парков. Ярославское и тверское, влади-мирское и костромское мелкопоместное дворянство обратилось к устройству своих усадеб уже после заката эпохи регулярного парка, поэтому в провинциальных имениях можно встретить лишь от-дельные элементы регулярной планировки и сопутствующие ему архитектурные сооружения в стиле барокко. Иногда в центральной части паркового ансамбля угадываются фрагменты строгого квадрата с пересекающимися диагональными дорожками; кое-где сохранились «барочные» пруды с прихотливыми очертаниями бе-реговой линии в стиле «барочной» пряжки.

Однако гораздо более были распространены пейзажные парки с живописной планировкой, основанной на смене пейзажных картинок при перемещении по основным прогулочным осям-мар-шрутам в сочетании с архитектурными сооружениями классиче-ского или эклектичного характера.

Свойства и особенности провинциального ландшафта во мно-гом определили условия и специфику русского паркостроения. Сады и парки севера возникали на территории, где сам масштаб природного окружения (огромные лесные массивы, широкие пой-мы рек, бескрайние поля) был иным, далеким от «камерного» культурного пространства Западной Европы. Суровая русская зима, с одной стороны, сужала выбор древесных пород при устройстве усадьбы, с другой — придавала совсем иной, более сдержанный и стройный облик парку за счет неизбежного включения плотных массивов ели и других хвойных в общую композицию.

Заливные луга с их пестрым ковром разнотравья, пойменные старицы в обрамлении ивовых куп, кайма «еловой готики» далеких лесов на горизонте и светлая «кудрявая» березовая роща вблизи, длинные ряды крестьянских изб где-то на бровке речной террасы, белеющие постройки самой барской усадьбы — в этот пейзажный фон вписывались усадебные парки региона в XVJJ — XVIII вв.

Парк воспринимался в контексте культурных интересов эпохи, в ореоле литературных, художественных образов, поэтому мир освоенного сельского ландшафта наполнен символами, во мно-гом заимствованными из европейской пейзажной живописи с ее куртинами рощ среди лугов, мельницами, тучными стадами И пастухами, расположившимися у подножья старого дерева. По-добная мифологизация ландшафта — с большей или меньшей силой — проявилось во множестве созданных пейзажей тех лет.

Образ парка во многом зависел от характера преобладающей высокоствольной древесной растительности. По виду дендрологи-ческого состава можно выделить однопородные парки — с липо-вым, березовым древостоем, отличающиеся светлым общим ко-лоритом. На севере России можно столкнуться с сосновыми пар-ками, также скорее светлыми, чем темными. В композиции мно-гопородных парков участвовали разные деревья, но, как прави-ло, преобладали лиственные, создавшие различный колорит (та-кова, например, усадьба «Ботик» под Переславлем-Залесским). Наконец, в ряде усадеб помещиками-любителями были созданы настоящие дендропарки, отличавшиеся большим количеством содержащихся в них экзотов.

Дошли до нашего времени и отдельные образцы пейзажно-ро-мантических парков (знаменитая некрасовская «Карабиха» близ Ярославля), среди которых особенно были распространены пар-ковые комплексы с псевдоготическим и псевдорусским стилем середине XIX — начала XX в. В 60 — 80 годах XIX в. стала все более заметно проявляться тенденция к замене декоративных предста-вительных парков при усадьбах так называемыми экономическими садами, которые имели хозяйственные цели, но включали в себя также и некоторые декоративные элементы, частично использо-вались для отдыха.

Размах усадебного строительства шел постепенно на убыль уже в течение первой половины XIX в., но к 1860— 1870-м годам этот процесс ускорился и приобрел необратимый характер. Меняется и сама эстетическая установка. Новые реконструирующиеся усадьбы стали больше напоминать богатые дачи, ценится уже не внешний блеск или показное великолепие, а скорее интимность, уют, по-этичность природного окружения дома, бытовые удобства. В то время строится большое количество купеческих дач, в том числе и поражавших роскошью, вызванной, видимо, стремлением раз-богатевшего простолюдина перещеголять былых помещиков.

«Удовольствие впечатлений» предусматривалось уже на подъезде к усадьбе; почти все поместья русского севера связаны были с большими дорогами специальной подъездной дорогой-аллеей, ко-торая могла быть обрамлена вековыми березами или липами. При-ближаясь к поместью, барин или гости должны были заранее про-чувствовать красоту пейзажа. Часто аллея создавалась «на раз» в ожидании приезда предполагаемых высоких «белых» гостей; так, в Верхневолжье многие аллеи-дороги называются «екатеринин-скими», хотя императрица вряд ли осчастливила своим присут-ствием всех желающих принять ее честолюбцев. Иногда помещи-ки, имевшие по несколько владельческих сел, связывали их не-маленькими (по 1,5 — 2,0 версты) аллеями-дорогами; в другом ва-рианте такая же дорога устраивалась к соседу. Выезд в гости на тарантасе, в бричке или верхом, несомненно, был смесью празд-ника и отдыха в небогатой событиями жизни провинциального

помещика.

Усадьбы, как и положено истинно рекреационному объекту, имели четкие границы, отделявшие их от бытового «хозяйствен-ного» или «дикого» ландшафта (рис. 7.14).

Функцию границ вы-полняли не заборы, а рядовые посадки высоких деревьев — елей, лип, берез по краям двойного земляного вала с дренажной кана-вой посередине.

Внутреннее пространство даже в поздних «экономических да-чах», принадлежавших разбогатевшим купцам, все-таки оформ-лялось исходя из эстетических и рекреационных запросов хозяина. Непременные аллеи, крестообразно или по диагонали членив-шие территорию парка, создавали естественные «коридоры», пред-назначенные для прогулки, беседы, созерцания. Выполненные из рядовых насаждений (липы мелколистной, дуба черешчатого, лиственницы, туи), аллеи обеспечивали помещику или его го-стям тень — в жаркий летний день, защиту от ветра с дождем или снегом — в день ненастный холодного времени года. При этом со временем разросшиеся и смыкающиеся над головой кроны, кря-жистые мощные стволы придавали «коридору» почти сказочные мифические черты, так что и поныне посетители старых парков могут пережить совершенно необыкновенные ощущения, нахо-дясь внутри аллеи.

Не будем останавливаться на многочисленных элементах внут-реннего декора парка, создаваемого с помощью кустарниковых боскетов, цветочных клумб и партеров, а также парковой скульп-туры. Отметим лишь те элементы композиции, которые явно со-здавались для отдыха посетителей. Таковы, например, различные композиции из деревьев. Пожалуй, наиболее удивительной для парков провинциальной России является заимствованная из ран-ней монастырской традиции круговая группа «12 апостолов»: вы-саженные по окружности диаметром 6— 12 м деревья (липы, кед-ры, дубы) образуют как бы замкнутую площадку с внутренним пространством, предназначенным для уединения, раздумий, мо-жет быть, обращений к Богу.

Уединение и «приватное» общение обеспечивали и многочи-сленные беседки — «думки», являвшиеся принадлежностью прак-тически каждого парка.

Особая роль принадлежала водным объектам в усадебных пар-ках. В приречных усадьбах река (средняя или совсем маленькая) становилась непременной частью общей композиции — иногда ее «осью», иногда своего рода авансценой — весь парк мог быть от-крыт на реку; тогда главные аллеи обычно спускались по террасе и поверхности поймы прямо к руслу.

В створе парка непременно устраивался мельничный пруд или просто искусственно углубленный бочаг, служивший для купа-ния и других увеселений обитателей усадьбы. Здесь же возле тыло-вого шва поймы или в обрыве коренного берега реки открывался источник грунтовых вод, который также оформлялся и местами использовался для обустройства «купальни» с более чистой и про-хладной водой. Многие усадьбы стояли на водоразделах и не имели выхода к реке; в этом случае хозяева устраивали пруды. Лишь в беднейших поместьях ограничивались единым водоемом — универсальным для всех нужд, гораздо более было принято устраивать два пруда: «черный» — хозяйственный, расположенный, как правило, в по-нижении рельефа (и, следовательно, перехватывающий уже не слишком чистые грунтовые воды), и «белый» — господский, от-рываемый где-нибудь выше по склону и предназначенный только для отдыха и купания. Размеры, форма и глубина господского пруда определялись не столько гидрогеологическими условиями, сколько богатством и амбициями хозяина. В Верхневолжье известен пруд, являвшийся как бы моделью «Чесменской» битвы, в которой в молодости участвовал хозяин (село Смоленское Переславского уезда бывшей Владимирской губернии). По берегам пруда, на аквато-рии, на острове посередине воспроизведены (разумеется, доста-точно условно) очертания и рельеф Чесменской бухты; все это было декорировано древесными и кустарниковыми насаждениями, мостами и мостками и прочими формами малой архитектуры.

Пруды с островом посередине вообще были популярны в про-винции, поскольку в этом случае создавались дополнительные возможности для отдыха: акватория между островом и материком выглядела как канал (иногда канал отрывали в форме «барочной пряжки»), его берега обсаживали деревьями (чаще — липами), которые, разрастаясь, затеняли поверхность воды и почти пере-крывали небо над головой. В таком пруду помимо обычного купа-ния, прыжков в воду с подвесных качелей и канатов было воз-можно и катание на лодке вокруг «острова-материка», причем в жаркий летний день лодочная прогулка по затененной водной глади могла доставить немалое удовольствие. Зимой этот же пруд с ост-ровом посередине превращался в прекрасный каток, на который допускалась и вся окрестная детвора.

Вторую половину XIX и начало XX в. принято считать перио-дом упадка усадебного строительства, однако историческое зна-чение этого явления для культурного ландшафта России трудно переоценить. Трехсотлетний опыт осознанного конструирования ландшафтов, обогащение видового состава флоры, чрезвычайно искусное обращение с водой и моделирование рельефа — все эти составляющие паркового искусства составляют своего рода золо-той фонд современной ландшафтной экологии. Полевые наблюдения

Экскурсия 10. Исследуем старинные парки. Парки — объект уникальный и чрезвычайно интересный для изучения. Парки могут быть предметом длительного и кропотливого исследования, причем такое исследование может быть проведено силами начинающих экологов-ланд-

шафтоведов и не требует значительных затрат. Однако, прежде всего, нужно научиться понимать парки.

Восприятие облика парка более сложно, чем в других видах изобра-зительных искусств: день или утро, вечер, пасмурная или тихая ясная погода — все это отражается на восприятии пейзажа, меняет представление о нем, отпечатывается в сознании не только через зрительные впечатления, включаются слух и обоняние, даже осязание.

Многие старинные парки в областях российского центра объявлены памятниками природы. Однако состояние их зачастую никем не контро-лируется, по большинству объектов отсутствует какая-либо документация, нет фотоматериалов. Между тем провести инвентаризацию парка, поставить хотя бы первый приблизительный экологический «диагноз» — задачи не такие уж сложные. Их вполне могут решить и школьники в рамках проведения экспедиций по изучению природного и культурного наследия края.

Исследование парка обычно проводится по определенному плану, в котором должны быть отражены как формальные (местоположение, ко-ординаты), так и содержательные моменты (тип парка, его состояние, композиция), связанные с общими свойствами культурного ландшафта.

1. Местоположение парка — здесь необходимо дать точный адрес объекта, если возможно, указать географические координаты или «при вязку» к хорошо известному объекту (остановке, зданию, памятнику).

2. Составление плана парка на момент его обследования. На плане должны быть отражены контуры основных массивов деревьев, аллей и рощ, полян, лужаек, открытых откосов, партеров и т. п. В случае если на территории парка есть водоемы, они также должны быть зафиксированы на плане. Из построек парка прежде всего наносятся инженерные соору жения (мосты, плотины, дамбы), отмечаются места сохранившихся малых архитектурных форм и размещение усадебных построек (господский дом, амбар, конюшни т.п.). Конфигурация, границы и площадь парка описыва ются по готовому плану и с использованием натурных измерений.

План проще всего составить методом мензульной съемки, используя закрепленный на опоре планшет с компасом, визирную линейку и метр для замера линейных расстояний.

3. Историческая справка по парку-памятнику природы должна вклю чать в себя любые обнаруженные сведения по истории возникновении парка, его первоначальному облику, происходившим изменениям, пере стройкам, переделкам и т.д. Работа по истории культурного ландшафта может превратиться в самостоятельное увлекательнейшее исследование. В местном (областном, районном, краевом) архиве могут быть обнару жены архитектурные планы и проекты двухсотлетней давности, выполнен ные тушью и акварелями на особенной старинной бумаге. Ценнейшую информацию о том, как выглядел парк в прошлом, могут дать и старин ные гравюры и картины из коллекции бывших его владельцев или случай ных гостей и посетителей.

Наконец, с помощью специалистов можно своими силами провести небольшое натурное обследование парка, заложив в разных его частях несколько шурфов-зондажей и почвенных разрезов, расчистив дно старых высохших водоемов и т.д.

Историческое исследование помогает восстановить первоначальную композицию памятника даже в том случае, когда из-за старения и распада насаждений она читается уже с большим трудом или не может быть угадана вовсе.

4. Рельеф парка — несмотря на спокойный рельеф Русской равнины провинциальные парки всегда очень точно вписывались в его пластику, подчеркивая и усиливая (там, где это требовалось) природные неровно сти и акценты поверхности. Поэтому необходимо определить местополо жение парка в пределах естественной мезоформы рельефа (моренный холм, зандровая равнина, долина малой или средней реки, надпоймен ная терраса и т.д.). Как можно более тщательно должен быть описан и микрорельеф памятника: холмы и понижения, надутые дюны, долины ручьев и западины. Именно пластика рельефа зачастую диктовала авто ру замысел всего парка, часто пластика искусственно моделировалась: подсыпались небольшие холмы, углублялись долины ручьев, выравнива лись или, напротив, террасировались склоны. Формы рельефа могут быть «прочтены» с уже существующей крупномасштабной топосъемки, кото рую необходимо только дополнить более тщательным обследованием форм микрорельефа. Следует нанести на карту или «самодельный» план все местные выемки и возвышенности, трассы и профили дорожек и аллей, кюветы и валы, отметить уклоны откосов, их экспозицию, име ющиеся осыпи, оползни, обнажения, группы валунов и копани. Особое внимание следует обратить на сохранившиеся остатки террас, партеров, каналов, дренажных канав, альпийских горок.

5. Водные объекты в парке — специальное исследование может быть проведено и для выявления гидрологической системы парка. В русских парках всегда обыгрывался тот или иной «водный» сюжет. В композиции парков водотоки, озера и пруды непременно занимали центральное ме сто, поэтому все объекты подобного рода должны быть тщательно нане сены на план, измерены их морфометрические параметры (глубины, ширина) и гидрологические характеристики (скорость течения, расход воды).

Часто поверхностные водотоки и пруды соединялись в искусственную гидросистему (каскад прудов с переливами, сложные пруды в форме гитары с островом посередине и др.), которая с течением времени при отсутствии надлежащего ухода нарушалась вследствие заиления, разрушения плотин и заноса подземных перетоков. Важно поэтому понять принципы функционирования оригинальной гидросистемы парка и выявить основные причины ее деградации (эвтрофикация прудовых ванн, зарастание водными растениями, занос илом, прорыв и разрушение плотины).

При обнаружении прудов, в том числе высохших, проводятся обмеры и зарисовки их чаш и прилегающей кромки берега. Выполняется топо-графическая и морфометрическая съемка каналов, изучается характер течения и гидравлической связи между прудами, степень эвтрофности водоемов и др.

Иногда причины разрушения гидросистемы парка в буквальном смысле «скрыты под землей». Может быть нарушена гидравлическая связь ручья с подпитывающим горизонтом грунтовых вод либо забиты органо-генными илами места выхода родников на дне копанного пруда или речного плеса.

Поскольку многие парки создавались в переувлажненных ландшафтах, проходивших стадию предварительного осушения, то после заиливания и разрушения дренажной сети начиналось вторичное заболачивание. В этом случае необходимо тщательное изучение высоты стояния горизонта подземных вод, изучение влияния изменений уровня грунтовых вод в парке на его растительный покров и установление причин таких изменений. Следует, конечно, с максимальной точностью выявить и нанести на план все детали старой дренажной системы парка.

6. Почвы парка могут представлять особенный интерес: по ним, как по летописям, можно «читать» историю культурного ландшафта. Направленность развития почв, структура тех или иных горизонтов, вскрытая почвенным разрезом, может много сказать о причинах деградации паркового комплекса, его истории. Наличие глееватости говорит о сезонном переувлажнении; если разрезом вскрыт свежий торфянистый горизонт, значит, речь идет уже о заболачивании территории парка и необходимо разрабатывать меры по устройству дренажной сети. Слишком уплотненный верхний горизонт с окнами прорванной дернины свидетельствует о рекреационной перегрузке и необходимости ограничить посещение и пребывание в парке. Наконец, культурные почвы всегда нуждаются в поддержке — внесении удобрений, известковании и других известных мерах, которые позволяют сформировать необходимые условия для

биоты парка.

7. Растительный покров парка — основной объект для изучения. Описывать его по канонам естественного биоценоза достаточно сложно и не совсем корректно. Матрица описания должна соответствовать свойствам культурного, искусственно сформированного ландшафта. В парковых сообществах прежде всего характеризуется древостой, при этом целесообразно выделение следующих ярусов (сверху вниз):

• высокий ярус зрелого древостоя образуется зрелыми и старыми деревьями одного, реже двух и более видов;

• средний ярус зрелого древостоя может существовать в насаждени ях с наиболее развитой вертикальной структурой, он представлен в этом

" случае деревьями других видов (некоторый аналог подлеска в естественных биогеоценозах);

• ярус подроста — молодые деревья того же вида, что и деревья пер вого яруса;

• кустарниковый ярус почти всегда входит в состав парковых насаж дений. Возможно, следует различать две разновидности: культивиру емый кустарник (ухоженные экземпляры насаждений общего пользова ния) и дикий кустарник прочих насаждений. Отметим, что кустарниковый ярус зачастую представлен весьма экзотическими декоративными вида ми;

• ярус наземной растительности, как правило, состоит из сеяных зла ков, различных декоративных видов (однолетних и многолетних) и самых разнообразных представителей рудерального комплекса.

Другая важнейшая характеристика растительного покрова — видовой состав ярусов. Если в естественных сообщества указание на вид-эдифи-катор верхнего яруса зрелого древостоя уже дает определенную информацию как о характере местообитания, так и составе отдельных ярусов, то в случае с парковой растительностью сочетания ярусов различного видового состава почти всегда заданы волей создателя парка, равно как и господство какого-то вида в первом ярусе.

Следующий необходимый признак растительности в парке — ее ухо-женность. По степени ухоженности насаждений могут быть выделены:

• ухоженные — посадки различного видового и возрастного состава, подверженные комплексу мероприятий по уходу (наличие сеяного тра вяного покрова и его сезонное выкашивание, устройство цветочных клумб у деревьев, различные виды обработки стволов, удаление сухостойных и больных экземпляров, формовка кустарников, главным образом в на саждениях общего пользования);

• слабо ухоженные (окультуренные) — уход ограничивается периоди ческой подрезкой стволов и осенней уборкой листового опада;

• неухоженные (абсолютно дикие) — спонтанно существуют на пусты рях и заброшенных участках.

Растительность парков в силу существования в довольно неблагоприятных условиях практически повсеместно подвергается угнетению. Причем угнетение вызвано опять же не конкурентными отношениями экземпляров различных видов и возраста, как в естественном биогеоценозе, а различного рода внешними антропогенными воздействиями. Причины угнетения, как правило, имеют комплексный характер. Хорошо определяются следующие виды угнетения:

• биологические повреждения — вызваны деятельностью насекомых и обильно развитой флоры эпифитов;

• механические повреждения — преимущественно это обломанные ветви, поврежденная кора (результаты избыточной рекреационной на грузки и неквалифицированного ухода);

• угнетение подтоплением — так условно могут быть названы угнете ния насаждений многочисленных переувлажненных местообитаний; мор фологически выражается в суховершинности, гниении сердцевины ство лов и т.д.

Для небольших парков, а также в пределах наиболее ценных участков крупных парковых комплексов (дубовая или липовая аллея, круг из старых кедров и т.д.) должна быть проведена подеревная съемка с нанесением каждого дерева на план и составлением инвентаризационного описания. Последнее может включать вид дерева, возраст, высоту и ширину (на уровне глаз), степень развития и форму кроны, особенности ствола (раздвоение, искривление) и повреждения (механические повреждения ствола и ветвей, суховершинность, расщепы, стволовая гниль, морозо-бойные трещины, дупла и др.). Такая инвентаризация позволяет впоследствии разработать комплекс мер по «спасению» объекта.

Деревья парка могут быть настолько ценными, что подеревная съемка окажется важнейшей частью вашей работы.

8. Характер антропогенного воздействия — здесь следует определить наиболее неблагоприятные стороны воздействия человека на парковый ландшафт: неблагоприятное соседство (нахождение вблизи источников вредных выбросов, свалок отходов, продуктопроводов, рекреация, отсут-ствие должного ухода за насаждениями, произвольные рубки и др.). Важно вскрыть связи между какими-либо внешними факторами и нарушением экологического равновесия в парках.

9. Экологическая оптимизация состояния объекта — итогом описания могут быть соображения о том, как помочь парку. В идеале — это неболь шой проект реконструкции, содержащий хотя бы самые общие предло жения об изменении статуса и (или границ объекта) ограждении его от неблагоприятного соседства (например, вынос автостоянки или свалки), мерах по восстановлению первоначальной или иной возможной компо зиции, функциональному зонированию территории, обустройству с помо щью форм малой ландшафтной архитектуры и т.д.

10. Составление фото- и кинодокументации — очень важно в процес се работы получить «видеоряд» — комплект фотографий, раскрывающих общую композицию парка, вид его основных панорам, композиционных осей, водных объектов, наиболее старых, кряжистых деревьев (солите ров).

Фотографии, сделанные в разное время года, помогут анализу визуальных связей различных частей парка, выбору варианта оптимизации парка (консервация, реконструкция, реставрация).

(Опыт показывает, что наиболее интересной (и в то же время трудной) работой является определение композиции парка и постановка экологического диагноза.

При определении композиции парка (которая не всегда легко читается вследствие произошедших нарушений, выпадов в древостое и распро-странившегося самосева) необходимо сделать подробную мензульную или глазомерную съемку. Перенесенная на планшет ситуация поможет правильно сориентироваться, определить композиционные центры парка, систему аллей и дорожек, размещение главных строений, боскетных

полян и т.д.

Итогом работы может стать паспортизация объекта и первоначальный план его восстановления — реконструкции. Разумеется, для продолжения такой работы начинающим экологам следует обратиться за помощью к опытному консультанту.

После того как совместными усилиями подготовлен проект «первой помощи» парку, можно принять участие в некоторых видах работ по ре-конструкции: обрезке деревьев, уборке мусора, засевании газонов, лечении стволов и др.

Парковые объекты есть в любом городе, а также во многих селах и деревнях. Изучение и уход за такими объектами — задача весьма благородная и важная, дающая возможность начинающему ландшафтоведу на деле постичь азы истории и экологии ландшафтов.

Контрольные вопросы и задания

1. Дайте характеристику планировки и организации ландшафтно-хозяйствен-ного ареала селений, изображенных на фрагменте карты (рис. 7.15)

юго-за-падного побережья Плещеева озера (бывший Переславский уезд Владимирс-кой губернии) по следующему плану: • размещение полей, пастбищ и сенокосов, а также неиспользуемые

ареалы;

• роль речной сети в хозяйственном ареале, в том числе ее додолин-

ных форм, развитие эрозии.

2. В чем заключаются особенности становления культурного ландшафта в различных регионах России: северо-западе и северо-востоке ЕТР, степ ном юге ЕТР, в Западной и Восточной Сибири?

3. Какие свойства геотопов определили локализацию древнейших ядер

освоения в ландшафте?

4. Какие фрагменты культурного ландшафта русской поземельной общины XVIII — XIX вв. исчезли из современного ландшафта сельской местности? Какие изменения в хозяйстве и быте крестьян привели к трансформации облика села в XX в.?

5. Какие исторические и культурные факторы повлияли на становле ние усадебных комплексов провинциальной России? Какие мифы и про странственные образы получили свое отражение в ландшафте поместий? В чем отличие провинциальных барских усадьб от крупнейших парковых комплексов обеих русских столиц XVII — XIX вв.?

• тип геоморфологической поверхности;

• приуроченность поселений к тем или иным мезоформам поверхно сти (холмы гряды);

• приуроченность поселений к их элементам (склоны, подножие);

• анализ планировки селений и ее зависимость от пластики рельефа;

• предположительное влияние других факторов на планировку (доро ги, например);

• воздействие ландшафтной ситуации на организацию хозяйственно го ареала — соотношение распаханных и «зеленых» участков, предполо жительное истопичег.кт>р-