Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
Гл а в а 7 ландшафтоведение.docx
Скачиваний:
22
Добавлен:
25.03.2015
Размер:
3.88 Mб
Скачать

7.2. Фатьяновцы и финно-угры в ландшафтах лесной зоны

В начале II тысячелетия до н.э. племена лесной зоны соверша-ют очень важный «скачок» в своем развитии: у них появляются основы производящего хозяйства. Если в более древние времена человек практически исключительно присваивал то, чем могла одарить его природа: корневища и плоды съедобных растений, мясо рыбы и птицы, мед диких пчел и т.п., то начиная с «неоли-тической революции» возникают и становятся все более изощ-ренными приемы производства различных «полезностей». Чело-век сам пытается выращивать необходимые ему растения, одо-машнивает и содержит около себя нужных ему животных.

Переход от простого потребления ко все более сложному про-изводству был настолько важным моментом в развитии человече-ства, что у историков это явление получило название неолитиче-ской революции.

Неолитической революции благоприятствовали и природные условия: начиналось медленное снижение уровней водоемов, на освобождающихся от воды пространствах долин формировались поемные ландшафты лесо-лугового типа. Они осваиваются фать-яновцами — представителями обширной этнической общности куль-тур боевых топоров и шнуровой керамики, ареал влияния которых захватывал огромную территорию от Западной Европы до Преду-ралья.

Каменные топоры являются материальным символом этой куль-туры и представляют образчик трудолюбия, помноженного на отменный художественный вкус. Сделанные из притащенных лед-ником обломков очень твердых пород, они имеют безупречную форму: острая рубящая часть чуть опущена по отношению к тупой«бьющей», оба конца соединяет так называемый литой шов, не имеющий никакого функционального назначения и прорезанный по верху изделия исключительно для «дизайна», точно в центре массы топора — совершенно круглое сверленное отверстие под деревянное топорище (рукоятку).

Судя по археологическим данным, центр и север Русской рав-нины были широко освоены и заселены племенами фатьянов-ской культуры в поздненеолитическое время. Археологами на ос-нове многолетних полевых исследований были выделены четыре этапа в развитии фатьяновской культуры, причем каждый из них отличается не только особенностями предметно-материальных атрибутов быта, но и приуроченностью поселений к определен-ным местоположениям во вмещающем ландшафте. Памятники первого (Ивангородского) этапа располагались на уровне совре-менной поймы или еще ниже — на уровне подошвы современного пойменного аллювия. Значит, фатьяновцы проникли в наши края по речным долинам, устраивая свои стойбища вблизи русел рек. Могильники второго {Никулъцжского) этапа развития фать-яновской культуры «тянут» к хорошо дренированным водно-лед-никовым и моренным холмам вблизи небольших речек и ручьев. Следовательно, они осваивали водоразделы, отходя от русел сред-них рек и поднимаясь все выше по руслам совсем небольших при-токов. Третий (Волосовский) этап характеризуется дальнейшим продвижением могильников на водоразделы, вершины и своды высоких моренных гряд. Наконец, на четвертом (Бунъковском) этапе погребения курганного типа располагаются на всех топо-графических уровнях. Поводом к столь широкому расселению мог стать демографический скачок, связанный с появлением моло-чного хозяйства. Распространению фатьяновских стойбищ способ-ствовала и природная обстановка — просветленные после очеред-ного (суббореального) похолодания редкостойные широколиствен-ные и светлохвойные леса в долинах и на террасах рек с много-численными полянами.

Последовательность освоения территории фатьяновцами — дви-жение по долинам малых рек от низовий (часто — стрелок на Волге) к истокам с подъемом на водоразделы более высокого порядка — впоследствии повторили более поздние народы, в том числе и славяне. Долины крупных рек Волги, Оки, Камы были не вполне удобны для поселений в силу их высокой поемности (не-предсказуемых и разрушительных разливов), обилия староречий и болот, жесткого ветрового режима. Более выгодными во всех отношениях оказывались контактно-ландшафтные участки, так называемые экотоны — склоны невысоких холмов, отрывающиеся в долины небольших водотоков, озерные побережья, сохранившие останцы широколиственных рощ с участием дуба, вяза, липы и лещиной в подлеске. История освоения лесной зоны Европы — это, прежде все-го, история борьбы человека с лесом. Поросшие дремучими чащами водораздельные пространства были долгое время недо-ступными для человека, неслучайно у фатьяновцев, вооружен-ных каменными, а позднее — бронзовыми топорами, продви-жение по территории Волго-Окского междуречья заняло более шести веков. Непосредственная рубка леса не могла быть ос-новным способом расчистки территории от зрелых деревьев с мощными стволами и массивной кроной. Экспериментальная археология дает реальные доказательства того, что каменные, бронзовые и даже первые железные орудия были не слишком производительными.

В первой половине I тысячелетия до н. э. на территории центра и севера Русской равнины разворачивается деятельность финно-угорских племен, в основе хозяйства которых несмотря на значи-тельную роль охоты и рыболовства лежало земледелие с господ-ством подсеки.

В основе агротехники подсеки — естественное плодородие лес-ных почв, удобренных золой. Чаще всего подсеку устраивали на ровных, хорошо дренированных супесчаных или легкосуглини-стых участках — террасовых площадках малых и средних рек и смежных с ними склонах водоразделов. В финно-угорском вариан-те подсеки семена бросали в почву непосредственно после сжига-ния без какого-либо предварительного рыхления почвы, чтобы использовать свежую золу и еще сохранившееся после прожига тепло земли. Подготовленное таким образом примитивное поле эксплуатировалось три-четыре года, после чего неизбежно насту-пало вымывание минеральных веществ из корнеобитаемого слоя («выщелачивание») и общее падение плодородия участка. Забро-шенная подсека могла впоследствии использоваться для выпаса скота и тогда на участке получали развитие пастбищные расти-тельные сообщества.

Вообще, едва ли возможно точно определить рубеж оконча-тельного утверждения земледелия как основы производящего хо-зяйства. С одной стороны, земледелие на территории северной части Восточной Европы никогда не было гарантированным: с самого момента появления надежных письменных источников встречаем мы постоянные упоминания о необычайных холодах, жестоких «градах, побивших землю», бесконечных дождях, ливших «три года кряду», или длящейся столько же лет «великой» засухе. С другой стороны, ландшафты лесной зоны обладали способностью к быст-рому восстановлению своего первозданного состояния: раскорче-ванная с таким трудом земля, теряла плодородие через 10— 15 лет использования и после заброса сравнительно быстро возвраща-лась в «лоно природы». Выраставший на месте землянки с «польцом» вековой лес мог спрятать под своим пологом любые признаки недолгого и непрочного хозяйствования человека. Все это и определило сохранение элементов присваивающего хозяй-ства (охоты, рыбной ловли и собирательства) вплоть до середины

II тысячелетия н.э.

Оценить масштабы воздействия подсечно-огневой техники на ландшафт весьма затруднительно, поскольку неизвестно, в каких пропорциях подсека сочеталась с пойменным земледелием и на-сколько широко она была вообще распространена. Тем не менее и такое хозяйствование, по-видимому, могло спровоцировать «ме-стный экологический кризис», который получал развитие на от-дельных участках речных долин. Распаханные склоны становились ареной активизации плоскостного смыва, шлейфы склоновых от-ложений спускались до речных русел, тем самым привнося в реки огромное количество постороннего материала. Этот дополнитель-ный аллювий укладывался в русловом ложе, создавая новые от-мели. Весной реки, разливаясь, выносили дополнительные пор-ции аллювия на дно долины, вызывая местное погребение куль-турного слоя. Поэтому унифицированные прослойки мощностью в несколько сантиметров можно нередко встретить на глубине 0,5 — 0,8 м в разрезах пойм Волги и ее притоков вблизи селищ финно-угорских племен.

7.3. Земледелие и зарождение культурного ландшафта Северо-Восточной Руси

В конце I тысячелетия н.э. на территории Восточной Европы появились славянские племена, которые осваивают территорию с опорой на уже затронутые в хозяйственном отношении фрагмен-ты ландшафтной мозаики.

Так же как и финно-угры, славяне широко прибегали к технике подсеки, но уже более в совершенном и менее истощительном по отношению к природе варианте. На выбранном участке произ-водили «подчерчивание» деревьев (т.е. сдирали кору по кольцу), затем участок окапывался рвом (во избежание возгорания на смеж-ных территориях) и прожигался. Освобожденные таким образом от леса участки затем на протяжении пяти—десяти лет использо-валась под сенокос или выпас; за это время мощеные корневища перегнивали, что значительно облегчало тяжкий труд по раскор-чевке «огнища». Только после сжигания выкорчеванных и просу-шенных корней участок распахивали и засеивали зерновыми. В этом усовершенствованном виде, называемом перелог, подсека просу-ществовала не одно столетие, сопровождая уже утвердившееся пашенное земледелие и оставаясь единственным способом осво-ения целинных земель в таежной зоне [21]. История подсечного освоения отражена в десятках названий многочисленных селений: Выгарь, Гарь, Жар, Горелово, Жары, Жарки, Огнивники, Ожи-гино, Опалево, Палы, Пенье, Дорок, Дорки.

Разработка завалуненных полей, только что освобожденных от леса, предъявляла особые требования к орудиям обработки, ко-торые поэтому должны были отличаться прочностью. Такими ору-диями были соха, рало и плуг. И рало, и ранний плуг в большей степени рыхлили почву, не переворачивая пласта, в отличие от сохи и позднейшего плуга. Таким образом, плоскостной смыв и линейная эрозия, приводящая к образованию промоин и впослед-ствии оврагов были минимальны.

Раздвоенные сошники асимметричной формы были найдены в самом центре Северо-Восточной Руси на территории бывшего Ярос-лавского уезда в слое, относимом к XI —XII вв. Самая ранняя на-ходка стального лезвия лемеха, обнаруженная на селище Золото-ручье близ г. Углича датируется также XI —XII вв., однако, по-скольку плуг требовал большей тягловой силы и вообще был более дорогим орудием, можно полагать, что наибольшее распростране-ние имела древнерусская соха.

Сама по себе техника вспашки сохой не вела к серьезной транс-формации почвенного покрова, однако рыхление почвы облегчало ее последующий смыв, поэтому следы древнего земледелия в виде окультуренных горизонтов практически не сохранились до нашего времени. Даже очень слабый смыв, длящийся десятилети-ями, постепенно уничтожает все следы былого использования, выводя на дневной свет почвообразующую породу. Наконец, сле-дует учитывать, что рост населенных пунктов приводил к наступ-лению селитьбы на близлежащие (наиболее древние) пашни и их поглощению застройкой.

Следы подсеки в почвах обнаруживаются довольно легко — это мелкие угли, а также прокрашенные гумусом слои почвен-ного профиля, как правило, находящиеся на глубине 30 — 40 см. Влияние подсеки на почвы оценивается неоднозначно. Есть мнение, что подсека — это коренная перестройка ландшафта, при которой катастрофически нарушается обмен веществ, по-скольку выгорает и минерализуется органическое вещество ра-стений и гумуса, усиливаются процессы вымывания. Это позво-ляет предположить, что процесс оподзоливания почв связан, т.е. спровоцирован или активизирован, подсечно-огневым зем-леделием.

Подсека — классический пример экстенсивного ведения сель-ского хозяйства, когда угодье, в первый год дававшее высокие урожай, через пару лет забрасывается и зарастает лесом. Как отме-чали В.В.Осипов и Н.К. Гаврилова [33], подсечное земледелие по своей сущности не могло совершенствоваться. Восстановление плодородия почвы первоначально достигалось путем применения пара — отдыха почвы, сочетавшегося с мероприятиями по ее об-работке и удобрению. Прочная победа паровой зерновой системы земледелия в тайге могла быть обеспечена только при условии удобрения полей, между тем даже в источниках XV в. «гной», т.е. навоз, упоминается крайне редко.

Подсеки, как и перелоги, как бы воспроизводили самих себя в одних и тех же ландшафтах. Выжженная, обработанная и засеянная лесная площадь даже после однократного использования (один — четыре года) надолго приобретала черты, отличавшие ее от дев-ственного леса. Впоследствии под новую расчистку старались вы-бирать уже использованные участки в стадии лесовозобновитель-ной сукцессии — с лиственным или смешанным лесом, вырос-шим до размеров «в кол, жердь». Это, вероятно, было связано с тем обстоятельством, что самой трудоемкой операцией в подго-товке поля была «раскорчевка огнища» — выкапывание и вывора-чивание полусгоревших пней вековых деревьев. Мелколиственный «жердняк», поднявшийся на месте заброшенного поля, мог выго-рать практически полностью, а оставшиеся корни вынимались значительно легче. Периодичность подсек на одном и том же уча-стке составляла 15 — 30 лет, что совпадает с периодом хозяйствен-ной активности одного поколения, сохранявшего и передававшего знания о ландшафте следующим поколениям.

С момента славянского расселения и начала повсеместного рас-пространения пашенного земледелия пространственная структура ландшафта подвергается существенным изменениям. Диффе-ренцировались ландшафты с пашенными лесами (т.е. с чередова-нием подсек, перелогов и первых стадий лесовосстановительных ландшафтных смен — сукцессии) и дикими лесами. Мозаичный лес-ной покров с обилием мелколиственных пород (ольхи серой, ивы, осины) и разнотравья, образующийся в результате длительного ведения подсечного хозяйства в ландшафтах с преобладанием ель-ников (в раменях) исстари называли лядом. Термин «лядо», «ля-дина», входит в состав многих топонимов центра и севера Рус-ской равнины. Лядинные ландшафты отличались дробным фес-тончатым рисунком. Здесь всегда существовали участки, длитель-но зарастающие лесом, они использовались как источник древе-сины, для выпаса скота и покосов (поскольку после подсек на-почвенный покров обогащается разнотравьем), сбора грибов и ягод. В то же время такие лесные участки составляли земледель-ческий резерв и были объектом для расширения пахотных угодий в ходе новой волны освоения ландшафтов.

Уже в XII в. ряд областей Северо-Восточной Руси выделяется высоким уровнем пашенного земледелия и значительными пло-щадями распаханных земель. Самостоятельное значение как райо-ны полевого пашенного земледелия приобретают Углече Поле, окрестности озер Неро и Плещеева и в особенности ополья — обезлесенные равнины на лессовидных суглинках; именно в этих очагах возникают древние русские поселения — Углич, Ростов, Переславль-Залесский, Владимир, Ярославль, Суздаль.

Единственным надежным доказательством происхождения из-менений в ландшафте на расстоянии в 1000 лет может служить споро-пыльцевой анализ, поскольку частицы пыльцы могут со-храняться в почве многие столетия. Именно со временем славян-ского расселения палеогеографы связывают появление в пыльце-вых спектрах почв пыльцы собственно злаков и сопутствующих им типичных сорных видов. Залужение обширных участков обна-руживается по возрастанию пыльцы лугового разнотравья. Широ-кое распространение селитебных мест, т. е. мест поселений, при-водит к возникновению свалок и сопутствующих им раститель-ных сообществ, включающих лопух большой, крапиву, лебеду и т.п., получивших название рудеральных комплексов.

Рисунок освоения начала II тысячелетия н.э. — соотношение в пространстве селитебных, пашенных, пастбищных территорий с естественным ландшафтом — определялся гнездовой системой расселения, при которой в центре округлого освоенного ареала располагалось село, а вокруг него семь-восемь малодворных кре-стьянских поселений.

Следующая волна освоения, распространившаяся на русский север, была связана с татаро-монгольским нашествием, когда население более южных районов хлынуло в лесную зону. На смену подсеке — экстенсивной форме освоения, сыгравшей свою роль на пионерных стадиях освоения, приходит паровая система зем-леделия. Переход осуществлялся постепенно за счет продления эксплуатации подсечных участков в результате более глубокой распашки усовершенствованной сохой, отвода участков под «роз-дых», когда поле оставляли незасеянным и неоднократно перепа-хивали его в течение всего лета. Почвы, таким образом, постепен-но меняли свою структуру, окультуривались, поэтому неудиви-тельно, что уже в XIV в. пустоши воспринимались земледельцами как практически готовые к освоению участки и ценились гораздо выше целинных земель. Окультуривание почв — одно из важней-ших последствий распашки таежных ландшафтов. В ходе земле-дельческого использования почти полностью трансформировалась верхняя часть почвенного профиля: формировался один (или два — пахотный и старопахотный) гумусово-аккумулятивный горизонт общей мощностью до 35 — 45 см. В зоне так называемой плужной подошвы развивалось уплотнение почвы. Вымывание из верхних горизонтов почвы органических и минеральных соединений сдер-живалось внесением удобрений.

Другим вариантом перехода к паровой системе земледелия была ситуация, когда после прекращения посевов проводилась чистка и устраивались сенокосы и пастбища, ибо уже в то время знали по опыту, что окультуренность почвы сохраняется дольше под лугом, нежели под лесом. Это обстоятельство, а также потреб-ность в удобрении полей не могли не вызвать одновременного развития животноводства.

На территории России в XII —XIV вв. животноводство включа-ло в себя уже все современные отрасли и, естественно, нуждалось в кормовой базе — заготовка кормов велась на обширных сено-косных угодьях, из которых наиболее ценились «наволоки» и «по-жни», т. е. сенокосы речных пойм и озерных котловин. Поскольку благоприятные долинные луга можно было найти далеко не везде, потребность в кормовых угодьях удовлетворялась и за счет за-лужения водораздельных пространств. Место для покосов готови-лось как подсекой, так и путем вырубки и расчистки леса и кус-тарника. Такие участки отличались от расчищаемых под посевы зерновых хлебов «притеребов» и назывались роскосями.

Залужение больших по площади водораздельных пространств было серьезным вмешательством в естественную структуру ланд-шафтов. Именно в результате сведения лесов и олуговения об-ширных площадей возник считающийся ныне зональным дерно-во-подзолистый почвообразовательный процесс. Сам по себе ело-вый опад не дает того богатства органики, которое необходимо для образования гумусовой прослойки. Дерновый процесс полу-чил развитие на водоразделах только после осветления или пол-ного сведения лесов. Современные вторичные ельники с дерново-подзолистыми почвами возникали после зарастания лесом уча-стков, переживших несколько веков назад стадию подсеки, рас-пашки и (или) залужения.

Итак, культурный земледельческий ландшафт русского сред-невековья представлял собой уже довольно сложное образование. Основной единицей расселения и одновременно аграрной едини-цей к XIV в. стала деревня.

Прибрежные (на малых реках) поселения чаще всего наследо-вали древние славянские селища и имели линейную планировку. На надпойменных террасах дома выстраивались вдоль бровки тер-расы, выходя к реке фасадом; на пологих склонах долин дома часто «смотрели» наверх, а вниз к пойме спускались «зады» — деревенские огороды. Приозерные поселения получали кольце-вую планировку, жилая застройка выстраивалась подковой вдоль

береговой линии.

Водораздельных поселений до XV в. было сравнительно мало, приурочены они были к небольшим запрудам, ручьям и имели случайную планировку — кучную, звездообразную, продиктован-ную, как правило, пластикой рельефа и взаиморасположением транспортных путей. Так возникали «крестовые» планировки, когда застройка осуществлялась вдоль перекрещивающихся между со-бой дорог. Эти типы поселений чаще всего встречались на хорошо Дренированных холмистых моренных и водно-ледниковых равни-нах (рис. 7.4).

На слабодренированных равнинах основной море-ны, так же как и на заболоченных поверхностях водно-леднико-вых равнин, расселение было редким и населенные пункты рас-полагались вдоль крупных рек, возле придолинных склонов (рис. 7.5).

На моренных равнинах селения «тяготели» к плосковершин-

ным супесчаным камам; на пространствах долинных зандров и пойм крупнейших рек активно заселялись сухие возвышенные гпялы получившие название вереи.

Р йкружавший освоенные участки лес был источником многих благ ощутимым подспорьем в быту и нелегкой борьбе за суще-ствование Лес давал крестьянину добавку к скудному рациону Дикорастущие плоды и ягоды, грибы и травы), дрова для отопле-ния строительный материал для жилья. Дома, орудия труда, очаги печи, кузнечные горны существовали и действовали только благодаря дереву и древесному углю, который также получался из дерева углежогами в специальных ямах в лесу. В лиственных рощах Уготавливали дубовое корье для дубленья кож, липовую и иво-вую кору (лыко) для плетения обуви и предметов хозяйственного инвентаря и многое другое. В целом с учетом всех видов пользова-ния на каждого сельского жителя региона требовалось 1,0- 1,5 га

^Охотничьи угодья, располагаясь в лесу (на опушке, просеках) и служа как бы границей обитаемого пространства, также были частью культурного ландшафта и высоко ценились вместе с паш-нямП лугами Угодья простых крестьян - путиш - представля-ли собой лесные тропы с установленными на них «тенетами» (се-тями) капканами самострелами, западнями и другими орудия-ми самолова. Ближе к воде на заросших водными растениями по-бережьях озер или рек устанавливались переметные сети («пере-веси») для отлова взлетающий с зеркала воды дичи. Для княже-ской охоты, обставленной более роскошно: на лошадях, с соба-ками и загонщиками, - устраивали специальные «зверинцы» -просветленный специальными просеками леса близ княжеского жадьбища О существовании подобных угодий свидетельствует со-хранившееся до нашего времени название населенного пункта Зверинец расположенного в бывших княжеских землях недалеко от Ростова Великого. Охотничьи угодья феодалов, сами усадьби-ща, плодовые сады при древних поселениях и окружающие их лесные угодья стали прямыми предшественниками позднейших культурных парковых ландшафтов.

С конца XIV в. и на всем протяжении XV в. территории русского центра и севера вовлекаются в процесс нового массового осво-ения земель, вызванный формированием русского централизо-ванного государства. Процесс этот в отечественной истории полу-чил название внутренней колонизации, под которой подразумева-ют распашку и заселение земель, обойденных при первичном за-селении края (вследствие нехватки сил и несовершенства техни-ческих средств).

Внутренняя колонизация сопровождалась усложнением мето-дов и совершенствованием средств хозяйствования. Окончательно утвердилась трехпольная система земледелия. Появляются разли-чные типы поселений, усложняется общая структура освоенных территорий. Дифференцируются уже все известные в более по-здние время типы населенных мест:

починок, выставок или займище — зародышевое одно-двухд вор- ное поселение, обладавшее предельно простой функцией — зем ледельческой или промысловой;

деревня — более устойчивое поселение, хозяйственный ареал которого, как правило, больше чем у починка, функция в основ ном та же;

село или сельцо (отличались в основном размером, хотя в этом согласны не все исследователи, видимо, существовали и регио нальные различия) — обычно центр феодального владения; к зоне тяготения такого поселения относилась феодальная волостка, включавшая в себя определенное количество деревень и почин ков, функция, а следовательно и структура села, усложнялась из- за наличия церквей, лавок, владельческих усадьбищ;

погост — центр тяготения довольно обширного района с не- ' сколькими феодальными волостками; имел ряд обслуживающих

функций: культовых, административных, фискальных. Отличитель-ной чертой погоста-селения было наличие церкви и дворов свя-щеннослужителей, в конце XV в. большинство погостов утратили свое значение и стали церковными приходами;

город — выполнявший функции межпогостного или межво лостного уровня и подчинявший значительное число районов-по- гостов, мог быть центром уезда и нести организационно-админи стративные функции.

В конце XIV в. на каждое село приходилось семь-восемь дере-вень, а к середине XV в. — уже более 20. Число дворов в деревнях изменилось соответственно с двух-трех до семи-восьми. Это об-стоятельство, а также захватное право крестьян, позволявшее вре-менно не платить подати со вновь обрабатываемого осваиваемого участка, стимулировали активное образование новых поселений. Одно-двухдворное поселение «выставлялось» за рубеж обитаемо-го сельского мира для распашки новых участков среди леса; отсюда и названия: выставки, починки, займище, новины.

Однако процесс вторичного освоения земель не мог продол-жаться бесконечно и в середине XVI в. достиг своего предела. Вы-ставление починков и заимок, ведение работ по расчистке леса и образование новых деревень привели к появлению абсолютно мак-симального за всю историю центра и севера числа населенных пунктов (например, в относительно небольшом ярославском уезде их было около тысячи). Сократились леса, разделявшие поля сосед-них владений, пахотная земля часто достигала самых границ владе-ния вотчины, что приводило к уничтожению межевых знаков и к столкновениям на меже. Межевые планы этого периода выглядят как мелкая россыпь деревушек, разделенных лоскутным одеялом полей, выгонов и сенокосов, между которыми кое-где сохрани-лись «барашки» кустарников и куртинки рощ и перелесков.

В эту же эпоху в российской провинции появляются новые и весьма влиятельные силы, изменившие сам характер освоения. Объединение земель вокруг Москвы и становление централизо-ванного государства вызвали к жизни появление нового класса «служивых» людей». Последовавшее за этим «испомещение» госу-даревых слуг, т.е. наделение их землями, положило конец как хо-зяйственной инициативе крестьян, так и свободному развитию сельских территорий. Помещики быстро закрепились в старых цен-трах землевладений, однако число таких центров оказалось недо-статочным, отсюда быстрое увеличение числа сел в первой поло-вине XVI в. В селе устраивалось господское усадьбище, куда свози-лись натуральные платежи, а прилегающие к селу угодья были местом выполнения крестьянского издолья. Следующим шагом помещика было устройство в селе церкви для обеспечения неза-висимости от погоста как культового центра.

Одновременно идет активное освоение территории силами монастырей, причем наибольшую роль монастыри играли в рай-онах со сложным геополитическим положением. Примером может служить территория древнего Угличского уезда, долгое время служившая предметом распри между Дмитрием Донским и Михаилом Тверским; здесь на землях Кадского, Улейминского и Угличского станов насчитывалось около дюжины монастырей. Монастыри сыграли значительную роль в становлении прогрессивных методов хозяйствования и часто служили центрами распространения новых растений и даже форм культурного ландшафта. Есть все основания полагать, что первые широколиственные аллеи, копанные пруды, капустники, аптекарские гряды, формы малой архитектуры получали «прописку» сначала за монастырскими стенами и уже оттуда попадали в «мир». Вторичное освоение заметно увеличило воздействие человека на ландшафты. Сведение лесов и распространение пашни на цен-тральные сводовые части моренных возвышенностей и равнин привели к изменению плановой структуры ландшафта и транс-формации отдельных его компонентов (почв, рельефа, биоты). Дальнейшее распространение получил дерновый процесс, менялся рисунок почвенного покрова, активнее «заработали» процессы плоскостного смыва и линейной эрозии. Шлейфы смытых с верх-них частей склонов плодородных иловатых фунтов опустились к подножьям отдельных холмов, появились первые овраги.

Началась систематическая эксплуатация лесных ресурсов, выз-ванная резко увеличившимися потребностями в строевой древе-сине и дровах. В результате постепенно уничтожались наиболее яркие экземпляры древостоя, что положило началу медленному но неуклонному процессу перерождения лесных растительных сообществ: исчезновению коренных ельников, корабельных («маш-товых») сосновых лесов.

Возникли и закрепились местные различия в характере степени освоенности земель. Конкретные природные свойства ландшафтов (механический состав, водный и воздушный режим почв) заметно влияли на рисунок освоения. Четкое различение земель, (главным образом по условиям рельефа и типам почв) выражалось в нормах выделов, полагавшихся в «соху» (т.е. на одну крестьянскую семью): «доброй» земли — 800 четвертей, «средней» — 1000, «худой» — 1200, таким образом на каждой ступени «шкалы качества» размер угодий возрастал на 20%.

И, разумеется, могущество человека в те далекие времена было далеко не беспредельным. Конец XVI в. ознаменовался похолода-нием климата настолько резким, что он получил название «малого ледникового периода». В сочетании с жесточайшим политическим и экономическим кризисом Русского государства (опричнина и разорительные Ливонские войны Ивана III) это привело к массовому запустению земель.

Многие сотни деревень превратились в пустоши, десятки сел — в селища. Сравнение данных межевых книг середины и 90-х годов XVI в. свидетельствуют об увеличении площадей, покрытых ку-старником и лесом, появлении обширных болотных массивов; так единожды и с трудом освоенное пространство возвращалось в «ди-кое» состояние.

Характерно, что при ухудшении природных условий на терри-ториях центра и севера России (которые и поныне входят в зону «неустойчивого земледелия»), из пахотного клина прежде всего выпадали все слабодренированные участки с затрудненным отво-дом атмосферных осадков и избытком грунтового увлажнения. При существовавшей технике бороться с набиравшими силу процес-сами оглеения и заболачивания было практически невозможно. Другой причиной забрасывания ранее окультуренных земель была трудность сохранения плодородия почв. Для поддержания высоких агрокультурных свойств пашни требовалось вносить около 1,5 тыс. пудов навоза на десятину, тогда как подавляющее большинство крестьянских хозяйств более 600 пудов вывести не могло. Подъем следующей волны освоения происходил уже в иных социальных и природных условиях, поэтому начавшееся возобновление захватывало иные урочища, а зарастающий лесом участок пашни мог и вовсе не вернуться в хозяйственный оборот. Рост поместного и вотчинного землевладения, свертывание крестьянской инициативы, закрепощение крестьян уже не стимулировали прежних темпов расселения. Начиналась борьба феодалов за рабочие руки, получил распространение насильственный своз крестьян. Крестьянский двор становится многолюдным, а деревня многодворной; во много раз возрастает расстояние между деревнями, достигая 8—12 верст.

Межевые планы, выполненные на одну и ту же территорию (Копринскую волость под Рыбинском) с разрывом чуть более в полстолетия (1590—1595 гг. и 1625—1660 гг.), показывают рази-тельные перемены: очевиден факт заболачивания и вторичного залесения многих участков, появление мельниц на водотоках, отмеченных в предыдущий период как «ручьи», общее уменьше-ние селений с 68 до 38 и соответственно увеличение пустошей с 71 до 124.

Следовательно, мозаика освоенных и неосвоенных земель различных исторических эпох определялась сложным сочетанием как природных обстоятельств, так и социальных факторов; поэтому ландшафт хранит в своем облике черты не только естественной, но и социальной истории.

7.4. Реки и речные долины в культурном ландшафте России

7.4.1. Водяные мельницы и традиции регулирования

речного стока

Красивая речка возле вашей дачи, несущая свои воды среди ровно скошенных лугов, — это не «дикая природа», как может показаться приехавшему на воскресный пикник горожанину. Ма-лые реки и речные долины России — фрагмент культурного ланд-шафта страны, имеющий давнюю1 и весьма интересную историю.

С момента славянского расселения в начале II тысячелетия сами реки и ландшафты речных долин подвергаются заметным изменениям. Исторически вся система славянского расселения была тесно связана с реками: наиболее старыми и укорененными в лан-дшафте были прибрежные поселения, наследовавшие древнесла-вянские либо финно-угорские селища (рис. 7.6).

Реки средневековой Руси не только обеспечивали человека чистой водой и (отчасти) пропитанием, но и связывали между собой разбросанные по широким просторам равнин поселения. По скованным льдом рекам пролегали единственно надежные дороги («зимники»). По рекам же проходили и древнейшие водные пути, имевшие не только местное, но и межрегиональное значение. Небольшие деревянные суда поднимались вверх по течению рек и перетаскивались волоком из верховьев одной речной системы в истоки другой — откуда судно уже сплавлялось вниз по реке.

Усиливается и сельскохозяйственное воздействие человека на реки. В XIII — XIV вв. животноводство на территории России включало в себя уже все современные отрасли и, естественно, нуждалось в кормовой базе. Заготовка кормов велась на обширных сенных угодьях, из которых «наволоки» и «пожни» речных пойм считались наилучшими. Уже в XIV—XV вв. в долинах малых рек проводились довольно сложные мелиоративные работы: спрямлялись излучины, с помощью дренажных канав сбрасывались излишки воды из притеррасья, осушались старицы и межгривные понижения. Долинные луга наших рек и речек — итог многолетнего воздействия двух мощных экологических и почвообразующих факторов: сенокошения и выпаса, «работавших» на фоне сознательного регулирования поемности (т.е. уровня и срока стояния вод на пойме) и аллювиальное™ (т.е. характера отложений) реки. Техническим инструментом такого регулирования были плотины водяных

мельниц.

Если посмотреть на старые карты, то мы увидим, что извили-стые линии речных русел во многих местах испещрены попере-чными черточками — так топографы обозначали плотины. К со-жалению мельница считались настолько обыденным явлением сельской жизни, что ее не всегда помечали землемеры и топографы, переписчики населенных мест уездов и волостей. Однако специально проведенная реконструкция позволяет утверждать, что еще в конце XVIII в. на территории современной Московской губернии существовало более 600 мельниц, в Тверской — около 1000 и даже в пределах относительно невеликой Ярославской — более 200.

Необходимость возведения плотин на реках требовала умения учитывать многие природные факторы, в частности разнообразие типов руслового процесса на конкретных участках рек порождало и разнообразие вариантов устройства плотины. Такого рода опыт мог быть накоплен русскими «водяными людьми» только в ходе повседневной жизни и деятельности на берегах рек, в занятиях лесосплавом, судоходством, при строительстве каналов. Следует понимать, что под названием «плотина» («затвор», «запруда») скрывается множество разнообразных, более или ме-нее удачных технических решений по созданию резервуара «коп-леной воды». Прибегая к довольно грубому обобщению, можно считать, что на юге Русской равнины в условиях скульптурных равнин и эрозионных плато плотины обычно перегораживали глу-боко врезанную балку с ручьем, суходол с весенним стоком или маленькую речку. Так возникал водоем типа запруды, накаплива-ющий воду весной, ниже которого располагалась мельница. Ча-стые засухи, эфемерность летнего стока, прохождение весной после таяния снега огромной массы воды, которая не могла быть ис-пользована, делали этот вариант, по-видимому, не слишком на-дежным. Поэтому в этих регионах с конца XVIII в. и на всем про-тяжении XIX в. численно преобладали ветряные мельницы, коих в отдельных крупных селениях насчитывалось до 40 — 50 штук. На реках лесной зоны Европейской России с их более стабильным стоком были построены многие сотни плотин, значительно изме-нивших облик долинных ландшафтов.

Изучение мельничных мест (многие из которых до сих пор со-храняются на наших малых реках в качестве «бродов» сельских грунтовых дорог) позволяет утверждать, что мельничные плоти-ны ставились с необычайным искусством. Слишком узкие, как и слишком широкие, реки по понятным причинам мало подходили для установки плотин. Чаще всего использовались водотоки ши-риной 20 — 50 м с падением не менее 0,2 м на 1 км течения.

При постановке мельниц весьма тонко учитывались особенности руслового процесса (рис. 7.7). Мельницы ставили на крыльях слабоизогнутой излучины малой речки, в устье ручья — совсем малого притока средней реки. Также удобными считались участки рек с двумя рукавами, разделенными пойменным островом или маленьким осередком; в этом последнем случае одна из проток использовалась как рабочая, а другая — как регулировочная, что облегчало задачу управления стоком. На излучинах мельницы раз-мещались в начале перекатных участков между крыльями излу-чин, на разветвленных участках — несколько ниже узла разветв-ления, также на перекате. Целые каскады — до восьми мельниц — были приурочены к сравнительно коротким отрезкам долин со значительным уклоном, там, где река переходила с одного вы-сотного уровня на другой (например, с холмистой возвышенности на озерную низменность).

Водохранилища («запруды»), возникавшие при мельницах, многократно увеличивали площадь водного зеркала сети малых рек и заметно влияли на режим стока, делая его, по сути, управляемым. И в те времена люди понимали, что за весну через поперечное сечение русел малых рек проходит до 80 % общего объема годового стока, а летом река может превратиться в ручей, а то и вовсе пересохнуть. Многочисленные мельничные пруды были единственным способом хоть как-то «запасти» часть воды и расходовать ее более равномерно, заставляя к тому же приносить пользу — кру-тить колеса «крупорушек», «меленок» (так назывались мукомоль-ни), пильных (распиловка бревен на доски), «толкушек», бумаж-ных и даже пороховых мельниц.

Безусловно, управление стоком с помощью системы мельни-чных плотин рождало и множество проблем, связанных со специ-фикой долинных ландшафтов как объектов освоения.

Противоречия возникали, прежде всего, между самими вла-дельцами мельниц: «посаженные» слишком близко по реке мель-ницы часто подпирали одна другую, особенно если хозяева стре-мились к накоплению возможно большего объема воды. Много-численные конфликты такого рода вызвали к жизни особый по-рядок договорного регулирования режима накопления и попусков, причем нарушители карались достаточно строго, вплоть до пол-ного разрушения мельницы.

Но наибольшие неприятности мельничное хозяйство на реках доставляло судоходству. Малые речки и реки российского центра и севера и так были сложны для проводки судов, поскольку изо-биловали, как писал современник, «всякого рода препятствиями в виде крайней извилистости хода, мелей, камней, корчей». Мель-ницы лишь вполне довершали эту картину, делая транспортиров-ку судов не только сложной, но и практически невозможной.

Мельничная плотина не только «затворяла» речной поток, но и позволяла регулировать уровень воды в мельничном плесе. Водо-хранилища («запруды»), возникавшие при мельницах, многократ-но увеличивали площадь водного зеркала сети малых рек и заметно влияли на режим стока, делая его, по сути, управляемым.

Регулируя с помощью плотин поемность (длительность зали-вания) и аллювиальность (величину слоя наилка и его состав) лугов, крестьяне могли до известной степени влиять на видовой состав и качество травостоя пойм. Известно, что на малых реках в начале половодье воды несут грубозернистый (песчаный) аллю-вий, в конечной фазе — тонкий (речной ил). Задерживая с помо-щью створов плотины половодный поток и добиваясь выхода воды за пределы пойменных бровок в нужную фазу, можно было доби-ваться отложения аллювия определенного механического состава. Песчаная фракция покрывала мелкие неровности поймы, улу-чшала водно-воздушный режим пойменных почв, плодородный тонкий ил повышал плодородие. Так, по всей вероятности, и возникли слоистые дерновые луговые почвы, плодородием кото-рых восхищались в начале XX в. замечательные русские луговеды А.Я.Бронзов и С.П.Смелов.

Создаваемые подобным образом в течение десятилетий луго-вые угодья ценились весьма высоко и, как следствие, тонко диф-ференцировались. На межевых планах крестьянских общинных владений XVIII в. Ярославской губернии одних только сенокосов показано семь-восемь разновидностей, начиная от «сенокоса су-хого чистого» до «мокрого с кустарником». Сенокосы занимали большую и лучшую в хозяйственном отношении часть долины; здесь не выпасали скот. Выгоны (которых различали до четырех-пяти видов) располагались на склонах долины либо в заболочен-ных притеррасьях.

Так, регулирование стока малых и средних рек мельничными плотинами позволило радикально изменить рукотворный ланд-шафт речных долин.

Эпоха расцвета водяных мельниц приходится на период с конца XVI по середину XVII в. — многие сотни и тысячи водяных мельниц были разбросаны по необъятным пространствам страны. Водяные мельницы, составлявшие неотъемлемую деталь русского сельского пейзажа, были еще и своеобычными центрами соци-ального тяготения, где встречались и общались между собой жи-тели окрестных селений. Недаром с мельницами связано столько бытовых и сказочных сюжетов, получивших отражения в искусстве, начиная от народной сказки и заканчивая классической оперой. Мастерство мельников, их очевидная связь с природой: конкретно, с одной из главных стихий — речной водой — послужили, вероятно, основанием для создания вокруг фигуры мельника особого загадочного фольклорного пласта. Неслучайно этнограф Д. Зеленин упоминает бытовавшее в народе убеждение о том, что мельники знаются с водяными, держат «на удачу» черных петухов

и кошек.

Таким образом, долинные луга — итог многолетнего воздей-ствия двух мощных факторов: сенокошения и выпаса, — влияв-ших одновременно на свойства луговых растительных сообществ и развивавшихся под ними почв.

7.4.2. Луговые биогеоценозы речных пойм Луговые биогеоценозы — уникальное явление в ландшафтной мозаике России. Имея наполовину рукотворное происхождение, т.е. появившись в результате регулирования стока и сенокошения, луга таежной и хвойно-широколиственной зон — антропо-генно-интразональные биогеоценозы, которые проникают с юга на север, сохраняя на огромном протяжении если не одинаковый, то во многом схожий облик.

Наиболее интересными объектами для изучения являются пой-менные луга с их разнообразием, обусловленным различиями в поемности и характере аллювиальных отложениях на гривах и межгривных понижениях, в центральной, прирусловой и притер-расной частях поймы. Видовое разнообразие лугов в зависимости от экологических условий и хозяйственного использования может варьироваться от нескольких десятков до нескольких сотен видов. Флора лугов помимо луговых растений включает в себя болотные и лесные виды, а также растения мусорных местообитаний и по-левые сорняки.

Луговые растения принято подразделять на четыре ботаниче-ские группы: злаки, бобовые, осоки, разнотравье.

Злаки. Составляют основу травостоя большинства лугов; их до-минирование объясняется, во-первых, способностью к активно-му побегообразованию с развитием большой листовой поверхно-сти (что дает им возможность использовать эффективной солне-чный свет), во-вторых, способностью к быстрому отрастанию по-сле скашивания, в третьих, способностью экономного использо-вания запасов азота в почвах.

Для жизни луга особенно важной оказывается способностью к побегообразованию, или, как говорят, кущению. По этому при-знаку выделяют корневищные, рыхлокустовые и плотнокустовые злаки, отличающиеся положением узла кущения (места, где про-исходит ветвление стебля) и характером образования новых под-земных и надземных побегов. От этих признаков зависит не только быстрота расселения злака, но и скорость его регенерации после стравливания при выпасе или сенокошения.

У корневищных злаков узел кущения находится на некоторой глу-бине в почве (обычно не глубже 10 см). Новые подземные побеги-корневища длительное время растут в горизонтальном направле-нии, не образуя дерновины. В узлах на корневищах появляются по-чки, из которых развиваются вертикальные надземные побеги, от-стоящие друг о друга на значительном расстоянии. К длиннокорне-вищным злакам относятся пырей ползучий, костер безостый, ка-нареечник тростниковидный, полевица гигантская, бекмания обык-новенная.

Корневищные злаки нормально развиваются на рыхлой почве, слабо задернованной, хорошо аэрируемой и умеренно влажной.

В таких условиях они способны к быстрому захвату террито-рий, например новых речных отмелей или прирусловых валов после очередного паводка. Поэтому луга с господством корневищных злаков чаще всего встречаются в прирусловой части поймы, еже-годно «переживающей» отложение грубых речных наносов.

У рыхлокустовых злаков узел кущения находится в почве у са-мой поверхности; молодые побеги быстро загибаются вверх и ра-стут под острым углом к материнскому, образуя рыхлый куст. Рых-локустовыми злаками являются ежа сборная, овсяница луговая, трясунка средняя, тимофеевка луговая, полевица тонкая. Они ме-нее требовательны к аэрации и могут произрастать на более плот-ных и влажных почвах. Рыхлокустовые злаки широко распростра-нены в центральной части поймы, а также на суходольных лугах.

Узел кущения плотнокустовых злаков находится над поверхно-стью почвы. Новые побеги, развивающиеся из боковых почек, тесно сближены и растут почти параллельно главному, образуя плот-ный куст, или дерновину.

Число побегов в кусте может доходить до многих десятков. Обильное развитие плотнокустовых злаков способствует сильно-му задернению почвы, задержанию влаги, ухудшению аэрации, что ведет к заболачиванию и постепенному вырождению луга.

Бобовые. Очень важная группа травянистых растений, обога-щающая после отмирания почву соединениями азота, доступны-ми для других высших растений, благодаря поселению на их кор-нях корнеклубеньковых бактерий, способных фиксировать сво-бодный молекулярный азот воздуха. В естественных луговых сооб-ществах количество фиксируемого клубеньковыми бактериями азота составляет в год 200 — 300 кг/га. При выкапывании и сборе представителей бобовых следует обратить внимание на характер корневой системы: виды с хорошо выраженным мощным стреж-невым корнем (клевер, люцерна, лядвенец) не выносят длитель-ного увлажнения, корневищные с более коротким тонким глав-ным корнем (мышиный горошек, чина луговая) переносят пере-увлажнение почвы гораздо лучше.

Осоки. Осоковые только внешне сходны с злаками (и это сход-ство подкрепляется способностью к побегообразованию), но в отличие от последних могут произрастать и на бедных кислых по-чвах. Осоки имеют наибольшее распространение на влажных ме-стообитаниях прирусловой поймы и по старицам, часто обрамля-ют русло (осока пузырчатая, осока черная, осока лисья, осока заячья, осока желтая).

Разнотравье. Представлено в луговых сообществах значитель-ным количеством видов, роль разнотравья по сравнению с дру-гими экологическими группами (злаками, осоками) возрастает на начальных этапах образования луга и на пастбищах. Распрост-ранению разнотравья препятствует отсутствие у большинства из них способности к вегетативному размножению и сильное за-дернение почвы. В то же время злаки являются прекрасными ин-дикаторами местообитания. Так, гравилат речной и луговой чай, таволга вязолистная указывают на увлажненность почвы, обилие щавелька — на бедность почв; хвощ полевой, калган (лапчатка прямостоячая) — индикаторы кислых почв; подорожник боль-шой, спорыш (птичья гречиха) — показатели плотных почв.

Приведем план описания лугового сообщества и характеристи-ку нескольких характерных типов луговых урочищ.

Полевые наблюдения

Экскурсия 9. Исследуем луговые биоценозы. Итак, выберем участок для характеристики лугового урочища. Наиболее подходящим будет фрагмент урочища на вершине сухой пойменной гривы, граничащей с межгривным понижением. Так можно будет лучше почувствовать контраст между различными экотопами поймы.

1. Для начала следует определить тип лугового местообитания: описать общий характер пойменного рельефа (возвышенная, низинная) и поверхности поймы (плоская, волнистая, гривистая, ступенчатая); положение в мезорельефе (грива, прирусловой вал, межгривное понижение, плоская поверхность центральной поймы, понижение тылового

шва поймы).

Особое внимание необходимо уделить условиям увлажнения (сухое местообитание, влажное местообитание с высоким расположением грунтовых вод и т. д.).

2. Далее следует указать общее проективное покрытие, оно опреде ляется как горизонтальная проекция наземных частей растений на повер хность почвы. Для луговых травостоев помимо общего проективного по крытия можно определить задернованность почвы. Проективное покры тие хорошо определяется с помощью эталонов градации проективного покрытия в процентах (рис. 7.8).

3. При выявлении флористического состава составляют список видов. В список должны быть включены все виды растений, произрастающие на пробной площади. Составление списка обычно начинают с какого-либо одного угла пробной площади, записывают все растения, которые нахо дятся в поле зрения, затем, медленно передвигаясь, обходят пробную площадь вдоль всех сторон, при этом внимательно просматривают тра востой. Список встречающихся на пробной площади видов растений лу чше вести по агроботаническим группам (злаки, бобовые, осоки, разно травье), что делает его более обозреваемым и позволяет в итоге дать название луговому урочищу.

Понятно, что для составления списка видов требуется знание растений. В тех случаях, когда попадается неизвестное растение, его вносят в список под условным названием («этот большой лопух с синими цветками») или номером.

4. Определение эдификаторов биогеоценоза на лугах — непростое занятие. Луговые растения по сравнению с древесными характеризуют ся небольшим среодообразующим влиянием, поэтому приходится огра ничиваться выделением доминирующих видов, причем доминант обычно бывает несколько; травостои с единичными доминантами встречаются

редко.

Для определения степени участия видов в травостое и их количественного соотношения пользуются шкалой обилия особей каждого вида, или так называемой шкалой Друде. В основе этой шкалы простая мысль о том, что чем больше особей данного вида на площади, тем меньше расстояние между ними. Шкала выглядит примерно следующим образом. Шкала встречаемости (обилия) вида

Характеристика Среднее наименьшее расстояние

обилия между особями, см

Очень обильно ............................................................. Не более 20

Обильно ........................................................................ 20 — 40

Довольно обильно ........................................................ 40—100

Рассеяно ......................................................................... 100—150

Единично ....................................................................... Более 150

Конечно, глазомерная оценка обилия очень субъективна, но все же это лучше, чем ничего. 5. Луговые сообщества имеют вертикальную структуру — ярусность. Высота ярусов указывается по максимальной высоте растений, образу ющих ярус. Например, на влажных пойменных лугах верхний ярус обра зует таволга вязолистная, ее высота может достигать 1,2—1,3 м — это и будет верхним ярусом луга. Нижний ярус обычно занимают мхи — хотя при первом рассмотрении их можно и вовсе не заметить.

Следует также учитывать, что ярусность луговых сообществ — штука изменчивая. В течение вегетационного периода облик луга постоянно меняется, в рост идут то одни, то другие растения, у них «выстреливают» цветоносные побеги, начинается цветение, плодоношение и т.д.

6. Указание фенологической (т.е. жизненной фазы) для основных до минирующих видов поможет еще немножко снять неопределенность описания. Для обозначения фенологической фазы растений использует ся система значков и сокращений.

Система буквенных значков для обозначения фенофаз

Вегетация до цветения .................................................. Вег.

Бутонизация у трав, колошение

осок и злаков ................................................................ Бут., клшн.

Начало цветения и спороношения .............................. Зацв., сп.

Полное цветение и спороношение .............................. Цв., сп.

Отцветание и конец спороношения .......................... Отцв., кс.

Созревание семян (плодов) и спор ............................. Пл., сп.

Семена, плоды, а также поры

высыпаются (опадают) ................................................ Осып.

Вегетация после цветения

и спороношение (вторичная вегетация) ..................... Вт. вег.

7. Характер размещения растений. Часто можно наблюдать, что в тра востое тот или иной вид распространен неравномерно — куртинами, группами, пятнами, одиночно.

8. Аспект — внешний вид растительного лугового сообщества — свой ство, которое постоянно меняется в связи с цветением и созреванием трав, злаков и осок. Поэтому при описании луга важно определить рас тения, создающие аспект, и дать правильные цветовые характеристики, например: «желтый, вызванный цветением лютика едкого» (можно потре нироваться на импрессионистах — они были большие мастера по пере даче аспектов).

9. Использование луга и замеченные нарушения. Луга в пределах лес ной зоны всегда так или иначе находятся в использовании — в против ном случае они зарастают. Сенокошение ведет к неоднократному за се зон отчуждению массы зеленых частей растений. Выпас оказывает еще более серьезное воздействие, приводя иногда к полной смене ассоци аций. Описание экологического состояния луга под влиянием хозяйствен ной или рекреационной (туристско-рекреационнои деятельности челове ка) — особая задача и мы к ней вернемся, но позднее.

10. Название лугового сообщества дается также по доминантам — преобладающим видам, при этом доминант с наибольшим обилием ста вится на последнее место, доминант, имеющий второе по величине оби-лие, — на предпоследнее и т.д. Например, луговое сообщество с доми-нантами: щучкой дернистой, лютиком ползучим и осокой заячьей с явным преобладанием щучки — может быть названо осоково-лютиково-щучко-вым. Однако для ландшафтоведа важнее установить тип луга по преобладанию той или иной ботанической группы. Здесь используется такой

же порядок:

• разнотравно-злаковый (разнотравье на фоне злаков);

• злаково-разнотравный (наоборот);

• бобово-разнотравно-злаковый (преобладают злаки, поменьше раз нотравья, встречаются бобовые).

11. Экологические ряды луговых сообществ наблюдать не менее ин-тересно чем, сообществ лесных. Для этого нужно заложить профиль по поверхности хорошо «скульптурированной» поймы с выраженными гривами и межгривными понижениями. Можно взять в качестве пробных площадок следующие точки:

• сухая вершина гривы на легких супесях (злаково-разнотравный луг);

• склон гривы с утяжеленными супесями (нормально увлажненный разнотравной злаковый луг);

• подножье склона гривы на переходе в межгривное понижение на аллювиальном суглинке (бобово-влажнотравно-злаковый луг);

• дно гривы с заиленными суглинками (осоково-влажнотравный луг).